Geum.ru

Книга вторая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   76

XII




Вниз по Керулену на восход солнца быстро двигались тысячи воинов. Сухая

земля гудела под копытами, как шаманский бубен. Колыхались хвосты тугов

нойонов сотен и нойонов племен, покачивались копья. Далеко впереди и

слева, справа рыскали дозоры на быстроногих конях. Черным потоком,

неудержимым, неостановимым, катилось по долине Керулена войско Ван-хана и

хана Тэмуджина.

В простой одежде, с коротким мечом на широком поясе, неотличимый от

воинов, хан Тэмуджин то мчался в голову войска, то скакал в хвосте, его

глаза все видели, все замечали. Усталых подбадривал, ленивых подгонял

суровым окриком, а то и плетью. К нему подлетали туаджи и, почтительно

выслушав повеление, уносились передавать его нойонам. Хан Тэмуджин крепко

держал в руках поводья, и войско было послушно ему, как хорошо объезженный

конь.

У него была и еще одна забота - Ван-хан. Кэрэиты были уже на пути в

свои кочевья, когда хан Тэмуджин получил весть о сговоре нойонов племен и

возведении Джамухи в гурханы. Едва выслушав посланца брата Борте, он

вскочил на коня и поскакал догонять кэрэитов. Ван-хан остановил войско,

созвал в своей юрте совет нойонов. Ничего хорошего это Тэмуджину не

сулило. Нойоны были озлоблены на него за то, что не отдал им на

разграбление курени тайчиутов, недовольны Ван-ханом, легко уступившим свою

часть олджи - добычи. Но все оказалось даже хуже, чем он думал. Из того,

как они восприняли весть об избрании Джамухи гурханом, он понял, что тут

полно тайных доброжелателей анды. Прыщавый, желчный Арин-тайчжи что-то

прошептал на ухо Нилха-Сангуну и Эльхутуру, громко спросил:

- Мы собрались подсечь поджилки скакуну за то, что на скачках опередил

других?

- Хан Тэмуджин чего-то испугался. А чего - я понять не в силах,-

рассудительно заговорил Эльхутур.- Нойоны племен вольны поступать как им

хочется. Они захотели видеть над собой достойного - избрали

Джамуху-сэчена. Могли бы поставить над собой и нашего Ван-хана, и тебя,

хан Тэмуджин...

- Могли бы, но не пожелали? Ты это хотел сказать?- Тэмуджин положил на

колени подрагивающие руки, начал пригибать пальцы - раз, два, три...

- Я не о том,- возразил Эльхутур, но так, словно хотел подтвердить:

правильно, это и хотел сказать.

- И я не о том,- едва сдерживая раздражение, сказал Тэмуджин.- Пусть

нойоны ставят над собой кого угодно!- Ему противно было хитрить, но что

делать?- Суть не в том, что им захотелось иметь своего гурхана. И не в

том, что гурханом стал мой анда Джамуха.- Конечно, для него имело значение

- огромное!- и то, и другое.- Суть в том, что под тугом анды Джамухи наши

зложелатели идут на нас. Ты это, Эльхутур, понять не в силах.

- Может быть, идут, а может быть, и нет,- сказал Нилха-Сангун.- Почему

мы должны верить какому-то перебежчику?

- Другому перебежчику ты почему-то поверил сразу. Меня это до сих пор

удивляет.

- Не часто ли напоминаешь о прошлом?- спросил Ван-хан.

Слушая спор, хан шевелил блеклыми старческими губами, будто повторял

слова говорившего или творил молитву, и было видно, что речи нойонов и

Тэмуджина ему одинаково не по душе, что он смятенно ищет что-то одному ему

известное и никак не может найти. Почтительно, но с обидой в голосе

Тэмуджин сказал Ван-хану:

- Я не хочу быть похожим на человека, который каждый день у порога

своей юрты спотыкается об один и тот же камень. Еще не зажили старые

ссадины, а мы можем получить новые или поломать ноги. Как же мне не

напоминать о прошлом, хан-отец? Камень лежит у порога. Его надо или убрать

или поставить юрту в другом месте.

Ван-хан провел ладонью по задумчивому, печальному лицу.

- Устал я. Сколько можно! Даже железо, если его сгибать и разгибать в

одном месте, ломается... Все чего-то хотят от меня, чего-то требуют...

- Хан-отец, я ничего от тебя не хочу, тем более не требую. Как бы я

посмел! Все, что у меня есть, я получил с твоей помощью. Мое сердце

переполнено сыновней благодарностью... Хан-отец, я только хотел

предупредить тебя. А уж ты поступай по своему разумению. Я, конечно, буду

защищать свой улус. Возможно, даже скорее всего, погибну. И, умирая, буду

жалеть об одном-уже не смогу никогда, ничем помочь моему хану-отцу,

отплатить за его великую доброту.

Его слова растрогали старого хана.

- Зачем так говоришь? Могу ли оставить тебя одного в это трудное

время! Судьба нас связала навеки. Но Джамуха...

- Хан-отец, Джамухой правят злые люди!

Конечно, думал Тэмуджин совсем иначе. Он знал, сколько усилий прилагал

анда Джамуха, чтобы натравить на него нойонов разных племен, правда, не

предполагал, что ему удастся что-либо сделать. Джамуха - враг ловкий,

умный, неутомимый. Но говорить об этом хану преждевременно. Не поверит.

- Злые люди...- Ван-хан помолчал, разглядывая свои руки со взбухшими

синими жилами,- Нойоны...- Он поднял голову, и взгляд его стал строгим.-

Мы двинемся навстречу Джамухе. Но, я думаю, до сражения дело не дойдет.

Сам поговорю с ним.

Тэмуджину было пока достаточно и этого. В походе он умело взял

управление войском в свои руки, благо что Ван-хан не желал утруждать себя

мелкими заботами, а Нилха-Сангуна Тэмуджин сумел спровадить с дозорными.

Все войско, покорное его воле, стремительно двигалось на восток. И там,

где прошли всадники, оставалась полоса помятой спутанной травы, будто ее

градом побило. Запах горячей пыли и горькой полыни смешивался с кислым

запахом лошадиного пота. Тэмуджин не давал отдыха ни людям, ни коням.

Короткий привал в полдень, остальное время от утренней до вечерней зари -

в пути. Он очень спешил. Надо было упредить Джамуху, не дать ему

возможности собрать все силы, свести их в одно целое, подготовить к битве.

Этот поход был в тягость Ван-хану. Задумчивый, невеселый, в черном

халате и черной войлочной шапке похожий на старого ворона, сидел он в

широком, покойном седле, опустив поводья на луку, поверх голов воинов,

поверх коней и боевых тугов смотрел на голубые сопки, плывущие в мареве,

как караван льдин по весенней реке. О чем он думал? Что видел за голубыми

далями? Хан, видимо, всерьез верит, что может примирить его и Джамуху.

Возможно, Джамуха даже и согласится на примирение. А что будет потом? Кто

сможет спокойно спать в юрте, зная, что в ней ползает змея? Даже

переговоры затевать с Джамухой никак нельзя. Такие переговоры все равно

что удар ножа по натянутой тетиве лука.

На дню несколько раз Тэмуджин подъезжал к Ван-хану, на ночевках спал в

его юрте - ограждал старика от соприкосновения о нойонами и

Нилха-Сангуном, был с ним по-сыновьи ласков и почтителен. Такое

обхождение, видел, было по сердцу хану, он оттаивал, становился

разговорчивым, начинал вспоминать трудные годы своего детства, отрочества.

- Ты все время благодаришь меня,- говорил он.- Кто падал сам, тот

всегда поможет встать другим. А когда помог и человек окреп, набрался сил

на твоих глазах, становится он близок твоему сердцу. Вот ты... И Джамуха!

Оба вы мои сыновья...

И он ждал, что Тэмуджин откликнется, подхватит разговор. Но Тэмуджин не

хотел и единым, даже вскользь оброненным словом поддержать надежды хана на

мир и согласие между его назваными сыновьями. Скоро тот почувствовал это,

спросил прямо:

- Почему не любишь Джамуху?

- Где, когда я говорил, что не люблю?

- Поживешь с мое, многое будешь понимать и без слов.

Пыль набилась в морщины, глубже прорезала их, оттого лицо хана казалось

болезненным, а сам он сильно постаревшим. Седые косицы за ушами резко

выделялись белизной и усугубляли тусклость лица.

- Плохо все, хан Тэмуджин... Оба вы молоды и часто не ведаете, что

творите.

- Не так уж и молоды, хан-отец. Но ты жил больше, твои глаза многое

видели. Потому я всегда делал так, как ты скажешь. Но ты, хан-отец,

почему-то не всегда и не все говоришь мне. Думаю об этом, и скорбью

наполняется моя душа.

- О чем ты?..

- Прости, хан-отец, что снова напоминаю старое. Но я до сих пор не

могу понять, почему ты покинул меня на растерзание найманам. Ты говорил

мне, что найман-перебежчик исчез. Кто охранял его? Как он мог убежать?

- За ним смотрели нукеры Джамухи...

- Джамухи?- Тэмуджин внутренне напрягся - об этом слышал впервые.- А

почему нукеры Джамухи?

- Потому что они привели его ко мне. Он к ним перебежал.

- Вот как!

Стало многое понятным. Скорей всего все дело рук хитроумного Джамухи.

Одно из двух: или он сносился с найманами и совместно с Коксу-Сабраком

замыслил зло, или сам, один все подстроил. Может быть, и в сговоре с

Нилха-Сангуном. Нет, в этом случае Нилха-Сангун сумел бы увернуться от

Коксу-Сабрака. Скорей всего сам, один. Ну, Джамуха, ну и хитрец!.. Сказать

об этом хану? Пока не стоит.

- Хан-отец, ты спрашивал, почему я не люблю Джамуху. После тебя больше

всех других людей, больше кровных братьев я любил его. Чем он ответил мне?

Когда я был еще малосилен, он покинул меня. Потом его брат Тайчар воровал

коней в моем улусе. Потом Джамуха запер меня в ущелье Дзеренов и едва не

лишил живота. Сейчас хочет отобрать мой улус. А за что? Ты, хан-отец, по

своей доброте не замечаешь что это человек с испорченным нутром. Легко

рушит клятвы, предает друзей...

- Не знаю, Тэмуджин... Мне он ничего плохого не сделал.

- Но и хорошего тоже! Где он был, когда на твое место уселся

Эрхе-Хара? Кто ходил с тобой воевать татар? Не Джамуха, а я. Разве не так?

Ван-хан промолчал. Пусть пережует пока это. Потом можно подбросить и

еще кое-что. Понемногу поумнеет. Но когда это будет? А ждать никак

невозможно. Алгинчи - передовые - уже соприкоснулись с караулами Джамухи.

Не далее как завтра войска встанут друг перед другом. И если Ван-хан

затеет переговоры с Джамухой - быть беде.

Своими тревогами и размышлениями он поделился с Боорчу, Джэлмэ и

Мухали. Его друзья стали прикидывать, как без урона для дела помешать

Ван-хану встретиться с Джамухой. К ним подъехал шаман Теб-тэнгри.

Прислушался к разговорам, сочувственно усмехнулся:

- Тут не ваш ум нужен. Зайти на врага слева, справа - вот ваше дело.

- Ты знаешь, как мы должны поступить?- спросил Тэмуджин с надеждой.

- Знаю. Кто мешает, того убирают. Ван-хан мешает...

- Не говори глупостей, Теб-тэнгри!- рассердился Тэмуджин.

- Я глуп. А вы умны? Пусть будет так.- Шаман понукнул низенькую

смирную лошаденку, потрусил прочь, выпрямив узкую спину.

Тэмуджин догнал его и, подавляя желание стукнуть кулаком по острому

лицу, сказал:

- Я тебя не отпускал - куда бежишь?

- Я ветер, гуляющий по степи. Одним ласкаю лицо, с других сбрасываю

шапки. Кто удержит меня? Только вечное синее небо.

<Убить тебя мало, мангус остроносый!>- подумал Тэмуджин.

- Не обижайся, Теб-тэнгри. Помоги мне.

- А как?- Шаман резко повернулся к нему, в бездонной черноте глаз

всплеснулась насмешка.- Ты умный, я глупый... Приложи ум к глупости -

выйдет неразбериха, глупость к глупости - посмешище, только ум к уму -

мудрость.

- У нас совсем мало времени, Теб-тэнгри...

- Ты хочешь убрать Ван-хана на время или совсем?

Несносный человек! Вечно влазит в потемки твоей души, и тычет перстом

указующим, и смотрит, как ты корчишься, уворачиваешься,- у-у, змей

ползучий! Глотая слюну, комом застрявшую в горле, Тэмуджин выдавил из

себя:

- На время...

- Так бы и говорил. А то хочешь реку перебрести и в воде не

замочиться.- Неожиданно передразнил:- Хан-отец, хан-отец...

- Замолчи, или я ударю тебя!

Тэмуджин оглянулся - не слушает ли кто их разговор? Но воинов

поблизости не было, а Боорчу, Джэлмэ и Мухали приотстали, о чем-то бурно

спорили меж собой.

- Ты можешь меня побить, даже убить.- Теб-тэнгри чуть выждал,

продолжил:- Но чего этим достигнешь? Я хочу от тебя одного: будь со мной

честен и прям. Мне надо знать все, о чем ты думаешь. Для твоей же

пользы... Я помогу тебе. Бей своего брата Джамуху, не оглядываясь на

хана-отца. Он тебе не помешает.

- Что ты сделаешь?

- Я сказал: Ван-хан тебе не помешает. Сведи меня с ним и делай свое

дело.

Вечером Тэмуджин привел его в юрту Ван-хана, попросил погадать о

будущем. Шаман жег бараньи лопатки, рассказывал, что ждет их, Тэмуджина и

Ван-хана, впереди. Будущее сулило обоим мир, покой, благоденствие,

уважение племен и преклонение подданных. Застуженная душа Ван-хана

отогрелась, он повеселел, подарил Теб-тэнгри голубую фарфоровую чашу.

Потом вместе поужинали. А утром хан занемог.

Он не жаловался ни на какие боли, кутаясь в мерлушковое одеяло,

полулежал на повозке. Взгляд был тусклым, равнодушным. Когда Тэмуджин

начинал говорить о делах, Ван-хан безучастно махал рукой. Шаман неотлучно

находился при нем, поил хана настоем трав, произносил заклинания. Но лучше

хану не становилось...

- Что же делать, хан-отец?- Тэмуджин соскочил с седла, пошел рядом с

повозкой, поймал взгляд Теб-тэнгри.

- Хан Тэмуджин,- сказал шаман,- пусть печаль не терзает твоего сердца:

хан поправится. Но ему нужен покой.

- Да-да, покой,- подтвердил хан.- Где Нилха-Сангун?- спросил и,

кажется, тут же забыл о вопросе.- Я скоро встану. Пока прими на себя мои

заботы, Тэмуджин.

Больше Тэмуджину ничего и не требовалось. Он подивился поистине

непостижимой силе шамана, а когда удивление чуть прошло - испугался: такой

человек опаснее любого врага.

Войска побратимов встретились между озерами Буир-нур и Кулун-нур в

урочище Куйтэн. Вокруг не было ни гор, ни высоких сопок, ни кустарников,

ни деревьев, насколько хватало глаз тянулись пологие увалы.

Зеленовато-серые вблизи, увалы, отдаляясь, словно бы наливались

голубизной, словно вбирали в себя синь безоблачного неба. Многотысячное

войско Джамухи оградилось повозками. Оно собиралось защищаться, а не

нападать, и это говорило о неуверенности новоявленного гурхана. У

Тэмуджина, прибравшего к своим рукам и кэрэитов, воинов было меньше, но

они уже привыкли действовать сообща, войско было единым целым, а не

сбродом, поспешно стянувшимся под боевой туг анды. Нойоны племен, скорее

всего, будут трубить всяк в свою трубу и, если хорошо ударить, побегут,

как дзерены от весеннего пала.

У Тэмуджина не было ни колебаний, ни страха. Он разделил войско на

десять частей, расслоив кэрэитов своими воинами (на всякий случай),

торопливо совершил обряд жертвоприношения и приказал начать сражение.

Первая из десяти частей под началом Субэдэй-багатура сорвалась с места,

проскочила низину с засоленной лужей, с воем и визгом понеслась на, стая

Джамухи. Перед станом она рассыпалась, как горсть дресвы, брошенная на

ветер, воины, уворачиваясь от стрел, на ходу постреляли и почти без потерь

возвратились обратно. И тут же на стан повели своих воинов Хулдар и

Джарчи. Отошли они, настала очередь Нилха-Сангуна...

Словно волны взбесившейся реки - на крутой берег, катились на стан

Джамухи воины Тэмуджина. Удар за ударом. Пока одни обстреливали стан,

другие приводили себя в порядок, отдыхали. А у воинов Джамухи не было ни

мгновения передышки. Но держались они стойко; Перед станом увеличивалось

число трупов, садилось солнце, а Тэмуджин не видел признаков того, что

стан анды дрогнет, попятится...

С наступлением темноты сражение пришлось прекратить. Но едва забрезжила

утренняя заря, Тэмуджин поднял воинов. И вновь волна за волной покатилась

на стан. И так целый день. К вечеру воины гурхана Джамухи не выдержали

напряжения, разметали проходы в ограждении, бросились навстречу

нападающим, потеснили их, Тэмуджину пришлось ввести в сражение запасную

тысячу отборных воинов. Воины Джамухи дрогнули, стали отходить. Среди них

он увидел ненавистное лицо Аучу-багатура и, забыв обо всем на свете, начал

пробиваться к нему. И почти пробился. Помешал молодой воин. Он преградил

дорогу к Аучу-багатуру, поднял меч, и Тэмуджин всем телом отпрянул назад.

Удар пришелся по передней, окованной железом луке седла, меч со звоном

переломился. Воин остался безоружным. Но не бросился убегать, не показал

затылок, вертелся в седле, и все попытки Тэмуджина достать его мечом

оказались пустыми, удалось лишь смахнуть с головы кожаный шлем. В

иссиня-черных, коротко обрезанные волосах воина белела седая прядь.

- Сдавайся!- крикнул Тэмуджин.- Убью!

В ответ воин показал ему кулак, отскочил в сторону, выхватил из саадака

лук и стрелу. Удар пришелся в предплечье-будто кузнечным молотом стукнули.

Тэмуджин с сожалением подумал, что напрасно не надел доспехи. В глазах

потемнело. Кровь теплым ручейком побежала по руке. Повернул коня и, с

трудом удерживаясь в седле, не думая об опасности, поехал обратно. К нему

подлетел Джэлмэ, обхватил за плечо.

- Ранен?- И заорал на кого-то:- Куда смотрели, ротозеи? В куски

изрублю!

Его положили на повозку. Прискакал Теб-тэнгри, туго перевязал рану.

Боль сразу стала тише. Он сел, спросил Джэлмэ:

- Как там?

- Угнали за ограждение.

- Не крутись возле меня. Найди Боорчу. Деритесь так, будто я с вами.

Его стало знобить. Звенело в голове. В этот звон вплетался отдаленный

гул битвы, то утихая, то возобновляясь вновь. Казалось, порывы ветра гудят

в вершинах деревьев. Шаман напоил его горячим и горьким снадобьем. Внутри

разлилось тепло. Он заснул и проспал до утра. Разбудил его Ван-хан.

Здоровый, бодрый, он сидел на коне, за ним теснились его нойоны.

Наклонился к Тэмуджину, спросил:

- Ну как ты?

- Все хорошо.- Голова у него была ясной, свежей, не беспокоила рана,

он чувствовал лишь жжение и толчки крови.- Что Джамуха?

- Ночью все бежали. Джамуха уходит вниз по Эргуне. Аучу-багатур и

сыновья Тохто-беки бегут в верховья Онона. Татары - в свои кочевья. Почему

ты не снесся с Джамухой?

- Он мог бы послушать тебя, но не меня, хан-отец. Да что теперь

говорить об этом! Надо добивать врага. Джэлмэ, вели приготовить мне коня.

Хан-отец, я попробую догнать Джамуху.

- А нужно ли?

- Хан-отец, недобитый враг как тощий волк - зол, нахален, от него

можно ждать всего.

Ван-хан долго молчал. Наконец нехотя сказал:

- За Джамухой я пойду сам. Ты догоняй Аучу-багатура.

Скакать на коне Тэмуджину было трудно. Каждый толчок отдавался болью,

холодная испарина покрывала тело. Но он крепился.

Аучу-багатура и сыновей Тохто-беки настигли через три дня. После

короткой схватки враги рассеялись. Тэмуджин велел остановиться на отдых.

Вечером в его походную юрту пришел Чилаун, сын Сорган-Шира.

- Хан Тэмуджин, среди воинов тайчиутов был мой друг Джиргоадай. Он

хочет служить тебе.

- Зови его сюда.

Переступив порог юрты, воин снял пояс с мечом и саадаком, положил к

ногам Тэмуджина.

- Почему покинул своего господина? Почему ушел от Аучу-багатура?

- Он носит звание багатура, но отваги у него не больше, чем у старого

тарбагана. Он замышляет битвы, но ума у него не больше, чем у степной

курицы.- Ни в голосе, ни во взгляде раскосых глаз Джиргоадая не было

обычной в таких случаях робости.

Еще когда воин вошел в юрту и снимал пояс, в его лице, в порывистых,

резких движениях Тэмуджин уловил что-то знакомое. Сейчас он все больше

убеждался, что уже видел его где-то. Внезапно догадался, приказал:

- Сними шапку!

Воин обнажил голову - в черных волосах белела седая прядь. Тэмуджин

поднялся и, кособочась от боли в потревоженной ране, подошел к нему,

спросил:

- Узнаешь?

Джиргоадай качнул было отрицательно головой, но вдруг густо покраснел -

узнал. Краска тут же отлила от лица, оно стало бледным. Но глаза смотрели

без страха.

- Узнаю.- И голос прозвучал твердо.- Я не знал, что ты хан.

Его прямота и откровенность обезоружили Тэмуджина. Мстительное чувство

колыхнулось и тут же улеглось. А вспомнив, как Джиргоадай показывал ему

кулак, он даже улыбнулся.

- Ну, а если бы знал, что я хан?

- Не состоялась бы эта встреча.

- Почему?

- Один из нас был бы мертв.

<Не каждый найдет в себе мужество ответить так,- подумал Тэмуджин.-

Убивать его просто жалко. Но и оставить в живых нельзя: он пролил мою

кровь, кровь хана, и нет более тяжкого преступления. Однако кто знает об

этом? Только двое. А может, не знает этого и он?>

- Ты погубил моего коня. Смертельно ранил...

- Коня?- удивился войн,- Мне казалось...

Тэмуджин перебил его:

- Красивый был конь! Саврасый, с черным ремнем на хребтине и белыми

задними ногами. Ты хорошо владеешь копьем?

- И копьем, и мечом, и луком. Я - воин.

- Коня, такого же, какой был у меня, добудешь в сражении и вернешь

мне. И еще. Человека по имени Джиргоадай больше нет. Теперь ты Джэбэ '.

Мое копье.

[' Д ж э б э - копье.]