Книга вторая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   76

XIII




Узнав, что за ним гонится один Ван-хан, Джамуха решился на смелый шаг.

Без нукеров и оружия он выехал ему навстречу. Была надежда, что Ван-хан не

захочет пятнать свое имя его кровью. Он скакал к нему безбоязненно, и все

же, оказавшись перед лицом кэрэитского войска, идущего крепко сбитым

строем, один, безоружный и беззащитный, он стиснул зубы от страха,

захотелось повернуть коня и быстрее ветра улететь к своим. Поднял руки.

Его узнали и остановились, по рядам воинов, как огонь по сухой траве,

полетело:

- Джамуха, Джамуха...

Передаваясь из уст в уста, весть мгновенно достигла ушей Ван-хана.

Вместе со своими нойонами он рысью подъехал к нему. Нойоны окружили со

всех сторон, смотрели с любопытством, но без враждебности. Джамуха слез с

коня, подошел к Ван-хану, взялся одной рукой за стремя, прислонился лбом к

тощей ханской ноге.

- Я пришел, хан-отец... Не губите людей, не гоняйте по степи племена,

жаждущие покоя, возьмите мою жизнь.

Ван-хан осторожно отодвинул ногу.

- Ты кого собрался воевать?

Сверху вниз он смотрел на Джамуху, хмурился, но в глазах была жалость.

- Я? Воевать?- воскликнул Джамуха.- Это вы обложили меня, будто кабана

на облавной охоте. Вы пришли сюда. Вы гонитесь за моим народом. Вы

заставляете меня сражаться. И с кем? С этими людьми,- Джамуха обвел рукой

круг нойонов.- С ними я ходил в походы, пил из одной чаши, согревался у

одного огня.

Он услышал одобрительный шумок нойонов. Теперь он знал, что добьется

своего, заставит хана повернуть назад и уйти в свои кочевья. Повышая голос

до крика, раздернул на груди халат.

- Убей меня, хан-отец, если я виноват перед тобой или перед твоими

нойонами!

- Ну что ты кричишь?- с укоризной сказал Ван-хан.- Я не собираюсь

губить тебя.

- Зачем же ты здесь?

- Не кричи!- уже сердито сказал Ван-хан.- Для чего ты собрал такое

войско?

- Где хан Тэмуджин, мой анда?- Джамуха обернулся, будто не знал, что

Тэмуджина тут нет.- Я хочу спросить у него - для чего он отовсюду

переманивает людей? Для чего ему большое войско? Хан-отец, ты и анда

несправедливы ко мне. Было время, когда я и анда жили душа в душу. Но он

сам разрушил нашу дружбу. Он задумал возвеличиться и в звании сравниться с

тобой. И стал ханом. Ни я, ни ты, хан-отец, не гоняли его за это по степи,

не убивали его воинов. Почему же сейчас, когда нойоны племен возвели меня

над собой, вы набросились на меня? Хотите моей крови - я перед вами.

Ван-хан велел расседлывать коней. Воины разостлали на траве войлок, он

пригласил Джамуху присесть, тихо сказал:

- Оба вы с Тэмуджином дороги мне и оба терзаете мое сердце. Ты винишь

его. Он тебя. И оба теряете разум, совесть, не страшитесь гнева небесного.

- Если говорить о совести, то у Тэмуджина...

- Молчи, Джамуха, ты тоже хорош! Я не стану преследовать тебя. Живи

как знаешь. Но и помощи у меня не проси. Не буду я больше помогать - ни

тебе, ни Тэмуджину.

- Обидно мне, хан-отец. За что такая немилость? Почему ты равняешь

меня с андой?

- Не знаешь? Нет, все знаешь и понимаешь, Джамуха. Многое я тебе

прощал. Умен ты, ловок, отважен и этим люб моему сердцу. И Тэмуджин... Но

сегодня я отворачиваюсь от вас. Об одном прошу: не можете ладить -

держитесь друг от друга подальше. Вот мое слово.

- Отец, ты слишком суров с Джамухой,- сказал Нилха-Сангун.- Только

говоришь, что для тебя и он и Тэмуджин одинаковые...

- Джамуха не распоряжался нами, как своими нукерами,- подхватил

Арин-тайчжи.- А Тэмуджин...

- Перестаньте!- болезненно сморщился Ван-хан.- Джамуха, ты ночуешь тут

или поедешь к своим?

- Я поеду, хан-отец. Меня ждут.

Ван-хан не стал его задерживать. И, чувствуя неловкость перед ним,

стыдясь смотреть в его опечаленное лицо, Джамуха сел на коня, шагом поехал

в степь.

Наплывали синие спокойные сумерки, вдали засверкали огни его стана. Мир

был тих, безмолвен. Мягкая трава гасила стук копыт, и Джамухе казалось,

что он не едет, а плывет над землей, таящей скорбное ожидание. Прошлое

молодечество, разные хитрые проделки за спиной хана - все виделось сейчас

иначе. Тоска и запоздалая боль совести теснили сердце Джамухи. К чему все

это - обман, ложь, сражения, походы? Не живешь, а идешь по топкому болоту:

пока вытаскиваешь из липкой грязи одну ногу, вторая увязла еще глубже. Где

твердь? Куда можно безбоязненно поставить ногу? Почему жизнь так

немилостива к нему? Он любил Тэмуджина - тот стал непримиримым врагом,

уважал Ван-хана - старик отвернулся от него, отстаивал волю нойонов-сам

стал гурханом и потому принужден укорачивать эту же самую волю. Что

случилось? Была же когда-то жизнь иной. Добры и совестливы были люди,

умели вместе горевать и радоваться, чтили доблесть и мудрость, отвергали

двоедушие и скудоумие. Еще живут отзвуки былых времен в трепетном слове

улигэрчей, но и они скоро умрут вместе с последними сказителями,

поверженными под копыта боевых коней. А если и останется кто-то в живых,

что славить им? Свирепую непреклонность анды, порожденного злом и зло же

сделавшего своим оружием?

Перед станом его встретили дозорные. Начали встревоженно расспрашивать,

чем окончились переговоры. Они вспугнули его думы, он с раздражением

сказал:

- Вы что, глупые? Видите, я живой, возвращаюсь к вам. Значит, все

хорошо.

С теми же расспросами пристали к нему и нойоны. Они обрадовались, что

сражения не будет, устроили пир, веселились, возносили хвалу его отваге и

мудрости. Пылали огни, жарилось нанизанное на прутья мясо. Джамуха пил

вино, молчал. Ему больше всего хотелось сейчас оказаться в своей юрте.

Может быть, бросить все, уйти со своим племенем куда-нибудь в дальние

дали, где нет ни властолюбивого анды, ни его покровителя Ван-хана, ни

сражений, ни воинов, туда, где растут высокие травы, бегут светлые реки и

тишину не тревожит звон оружия и стон раненых. Но есть ли такие земли? И

почему он должен покинуть свои кочевья, землю отцов и дедов? Только

потому, что анда Тэмуджин, как взбесившийся волк, рыщет по степи и рвет

горло всем, кто слабее его? Он, наверное, только того и ждет. Останется

здесь единственным хозяином... Нет, не бывать этому!

Нойоны становились разговорчивее. От жара огня, от выпитой архи

раскраснелись лица, заблестели глаза. Они совсем забыли о нем,

расхваливали друг друга, хвастались друг перед другом. Но кто-то на

кого-то обиделся, вспыхнула ссора, в нее сразу же втянулись все. От ссоры

до драки - один шаг. У огня началась свалка. Колотили друг друга,

выкрикивали ругательства, размазывали по лицам слезы пьяной обиды и кровь

из разбитых носов. Джамуха поднялся, его качнуло - еле удержался на ногах.

- Прекратите!

Но его, наверное, даже не услышали. Вокруг дерущихся собрались воины,

посмеивались, глазели на драку. Джамуха позвал нукеров.

- Несите воды! Больше!

Нукеры принесли десятка два бурдюков, наполненных грязной, с зеленой

слизью водой из высыхающего озера, начали обливать нойонов. Мокрые, в

тине, они расползались в стороны. Джамуха лег на залитый водой войлок,

обхватил голову руками и забылся тяжелым, как бред, сном.

Утром нойоны собрались вновь и как ни в чем не бывало, посмеиваясь,

начали вспоминать вчерашнее. Ничтожные людишки! Разве можно с ними одолеть

хана Тэмуджина... Надо искать друзей. У анды теперь осталось три врага -

татары, меркиты и найманы. Татары - рядом, но они слабы. Остаются найманы

и меркиты. Надо идти к ним. Теперь для него друг тот, кто враг анде

Тэмуджину.

Поначалу все складывалось удачно. В кочевьях Тохто-беки Джамуха застал

найманского Буюрука. Он прибыл к владетелю меркитов за тем же, что и

Джамуха. И все трое быстро нашли общий язык - надо объединить силы. Не

возникло споров и о том, кто возглавит эти силы. Поскольку у Буюрука

воинов было больше, его и поставили во главе войска. Спор непредвиденно

возник из-за того, что Буюрук, Тохто-беки и нойон Тайр-Усун начали

настаивать: первым из двух врагов надо разгромить Ван-хана, а Джамуха звал

их прежде на Тэмуджина. Говорил же Ван-хан, что не станет помогать ни

одному из них, это значит, что анда останется один и справиться с ним

будет не так уж трудно. Но Буюрук, Тохто-беки и Тайр-Усун отвергли доводы

разума. Буюрук был зол на кэрэитов за два своих поражения, жаждал

захватить, уничтожить Ван-хана, на его место снова посадить Эрхе-Хара,

помочь ему утвердиться, тогда Тэмуджин сам снимет шапку и пояс. Джамуха не

верил, что Эрхе-Хара сможет завладеть кэрэитским ханством. У него было

немало способов и возможностей сделать это раньше. Не сумел, не смог.

Почему же Буюрук думает, что дело, не удавшееся дважды, удастся в третий

раз?

Тохто-беки и Тайр-Усун, как и Джамуха, считали, что содружество

Ван-хана и Тэмуджина превратилось в содружество всадника и лошади -

Тэмуджин едет, а Ван-хан везет. Но они почему-то решили, что надо прежде

всего лишить всадника его лошади (<пеший монгол - пропащий монгол>), а

потом уж браться и за самого всадника.

В поход Джамуха отправился с тяжелым сердцем. Людская молва о

выступлении, наверное, давно достигла Тэмуджина. И Тэмуджин, конечно, не

ждет, когда они навалятся на хана кэрэитов. Он слишком хорошо понимает,

что конец Ван-хана приблизит и его собственную гибель.

Так оно и вышло. Едва они покинули кочевья меркитов, получили известие,

что хан Тэмуджин со всем своим войском отправился к Ван-хану.

- Ну что, я был не прав?- спросил он у нойона Тайр-Усуна.

Костлявый, лупоглазый нойон презрительно сплюнул.

- Две лисы в одной норе - две шкуры у охотника.

- Мало, видать, вас били!- зло проговорил Джамуха.

- Нас били и с твоей помощью тоже. Но не убили.- Тайр-Усун надменно

глянул на Джамуху.- Мы твоего Тэмуджина и Ван-хана ногами затопчем.

Посмотри, сколько нас! Я прожил жизнь, но никогда не видел, чтобы под

одним тугом собралось столько воинов сразу.

Хвастливая самоуверенность нойона и его неуместные намеки на то, что он

когда-то с андой и Ван-ханом ходил на меркитов, покоробили Джамуху.

- Много волос на голове, но все их можно сбрить! Велико стадо, но

овцы, мала стая, но волки.

- Если так думаешь, зачем идешь с нами?

- Идти больше не с кем!- с горечью сказал Джамуха.- Оскудела великая

степь, все меньше багатуров и мудрых вождей, все больше высокомерных

дураков и пустых барабанов-хвастунов.- Джамуха хлестнул коня, поскакал к

своим.

Войско собралось и в самом деле огромное. Тысячи всадников, сотни

повозок с запасом пищи, табуны дойных кобылиц, стада овец заполнили

широкую долину, неумолчный шум движения разносился далеко окрест, пугая

табуны хуланов и дзеренов, загоняя в норы сусликов и тарбаганов,- серая

осенняя степь с засохшими травами казалась мертвой, под холодным небом

тускло поблескивали солончаковые озерки с белым налетом гуджира на голых,

безжизненных берегах и горькой, как отрава, водой. Вечерами в темном небе

гоготали гуси, свистели крыльями утки - птицы летели в теплые края.

Тэмуджин и Ван-хан, избегая битвы, беспокоя ночными налетами дозоры,

отходили на полдень. Тяжелое, обремененное обозами, стадами и табунами,

неповоротливое войско Буюрука медленно тащилось следом - вол, впряженный в

повозку, догонял неоседланного скакуна. Буюрук, обозлившись, оставил обоз

под небольшой охраной, попытался налегке настигнуть Тэмуджина и Ван-хана.

Но они непостижимым путем оказались в тылу и чуть было не захватили обозы.

Уверенность в легкой и скорой победе стала сменяться тревогой. Нойоны

Джамухи все чаще шептались о чем-то за его спиной, и он затылком

чувствовал их растущую недоброжелательность. Он попытался поговорить с

ними.

- Мы вступили на путь, с которого нет возврата. Или мы уничтожим

Тэмуджина, или он нас. Надо идти до конца.

В ответ - ни слова.

Начались холода. Все чаще дули ветры. Воины в легкой летней одежде

жались по ночам к жару огней, нередко обгорали, не высыпались, утром

садились на коней угрюмые, злые. Между племенами все чаще вспыхивали ссоры.

Степь кончилась. Впереди вставали крутые горы. Над скалами курились

облака. Тэмуджин и Ван-хан по узкому ущелью поднялись вверх, укрылись в

лесу. Дул пронзительный ветер, нес снег, смешанный с песком. Надвигалась

ночь. Продрогшие воины по ущелью, по голому склону полезли к лесу - там

было затишье, топливо. В гору, навстречу ветру, идти было трудно, лошади

то и дело падали на колени, кровенили ноги. Едва приблизились к лесу - в

них полетели тучи стрел. Много воинов, лошадей было убито, трупы

покатились вниз, сбивая живых. Буюрук приказал остановиться. Быстро

стемнело. Ветер гудел все сильнее. Песок обдирал кожу. По склону с

грохотом катились- камни, обрушенные воинами анды и Ван-хана. Джамуха

потерял своих. Коченеющими руками нащупал углубление в земле, лег в него,

уткнув лицо в ладони. Ветер рвал полы халата, сыпал за воротник песок и

снег. В вое, грохоте раздавались крики людей, наполненные ужасом. Скоро

Джамуху стала колотить дрожь. Он поднялся. Порыв ветра кинул его на землю.

Он покатился по склону, задержался на чем-то мягком. Пошарил руками -

человек. Мертвый. Лихорадочно стащил с него халат, накинул на голову, сел

и стал сползать вниз. Наткнулся на труп лошади. Он был еще горячий. Лег к

лошадиному животу, укрылся халатом. Снег закручивался за трупом лошади,

оседал на него сугробом. Понемногу он отогрелся, перестал дрожать,

прислушивался к приглушенному снегом и халатом вою ветра, твердил

обреченно:

- Все пропало! Все пропало!

К утру ветер ослабел. На рассвете воины стали сползать вниз. Но многие,

очень многие навсегда остались лежать на склоне - убитые камнями,

окоченевшие. Внизу, сбившись в кучу, стояли лошади. Воины ловили первую

попавшуюся и уносились в степь, подальше от проклятых гор. Джамуха тоже

вскочил на чьего-то коня, поскакал собирать своих воинов и нойонов.

Собрались те, кто остался жив, довольно быстро. Оглянув воинов, Джамуха

похолодел - такого урона не нанесла бы самая жестокая битва.

- Ничего, нойоны и воины, за все взыщем с Ван-хана и Тэмуджина.

Нойон салджиутов с обмороженными, почерневшими щеками сказал,

простуженно кашляя:

- Все, Джамуха. Ты нам не гурхан, мы тебе не подданные. Себе на горе

возвели мы тебя!

Он повернул коня и поскакал. За ним - все салджиуты. Потом и хунгираты,

и дурбэны, и катакины... С ним остались его джаджираты. Джамуха догнал

уходящих воинов, чуть не плача, закричал:

- Остановитесь! Опомнитесь!

Но воины грубо оттолкнули его и умчались. Он бросился к Буюруку и

Тохто-беки. Но и они решили уходить. Его уговоров даже слушать не стали.

Джамуха возвратился к своим джаджиратам - горстка обмороженных людей.

Будьте же вы прокляты, вольные нойоны! Не драться за вас, а рубить,

давить, вбивать в землю копытами коней!

По дороге в свои кочевья он разграбил курени нойонов-отступников.