Когда мы считаем, что решили задачу, мыестественно принимаем новый набор теорий вместо старого. Именно поэтому наука,если ее рассматриватькак ищущую объяснений и решающую задачи, не ставит задачи индукции. И нетникакого секрета в том, почему у нас должно появиться непреодолимое желаниеэкспериментально принять объяснение, превосходящее все объяснения, которые мы можемпридумать.
Терминология.
Солипсизм— теория о том, чтосуществует только один разум, а то, что кажется внешней реальностью,— не более чем сонэтого разума.
Задача индукции— поскольку научныетеории невозможно логически доказать с помощью наблюдений, как их можнодоказать
Индукция— придуманныйпроцесс, с помощью которого, как считалось, были получены из накопленныхнаблюдений или доказаны с их помощью общие теории.
Задача— задача существует,когда кажется, что некоторые наши теории, особенно их объяснения, неадекватны итребуют усовершенствования.
Критика— рациональнаякритика сравнивает конкурирующие теории с целью определения, какая из нихпредлагает лучшие объяснения в соответствии с критериями задачи.
Наука— цель науки — понять реальность черезобъяснения. Характерный (хотя и не единственный) методкритики, используемый в науке — экспериментальнаяпроверка.
Экспериментальная проверка —эксперимент, результат которого может признать ложным одну или несколько конкурирующихтеорий.
Резюме.
В фундаментальных областях науки наблюдениедаже небольших, едва различимых эффектов приводит нас к более грандиознымвыводам относительноприроды реальности. Тем не менее, эти выводы невозможно логически получить толькоиз наблюдений. Что же делает их неопровержимыми Задача индукции. Согласноиндуктивизму научныетеории открывают, экстраполируя результаты наблюдений, и доказывают, получая подтверждающиеих наблюдения. На самом деле индуктивное рассуждение неправильно: невозможноэкстраполировать наблюдения до тех пор, пока для них не существуетобъяснительного стержня. Однако опровержение индуктивизма, а такжедействительноерешение задачи индукции зависит от признания того, что наука — это не процесс выведенияпредсказаний из наблюдений, а процесс поиска объяснений. Сталкиваясь сзадачей, мы ищем объяснения среди уже существующих. Затем мы начинаем процессрешения задачи. Новыеобъяснительные теории начинаются с недоказанных гипотез, которые мы критикуем и сравниваем всоответствии с критериями задачи. Теории, которые не выдерживают критики, мыотбрасываем. Теории, выдержавшие критику, становятся общепринятыми, некоторыеиз них содержат задачи и потому приводят нас к поиску еще лучшихобъяснений. Весьпроцесс напоминает биологическую эволюцию.
Таким образом, решая задачи и находяобъяснения, мы приобретаем даже больше знаний о реальности. Но когда все сказано исделано, задачи иобъяснения размещаются в человеческом разуме, который своей способностьюрассуждать обязан подверженному ошибкам мозгу, а доставкой информации— подверженнымошибкам чувствам. Что же тогда дает человеческому разуму право делать выводы обобъективной внешнейреальности, исходя из своего чисто субъективного опыта ирассуждения
Глава 4. Критерииреальности.
Великий физик Галилео Галилей, котороготакже можно считать первым физиком в современном смысле, сделал много открытийне только в самой физике, но и в методологии науки. Он воскресилдревнюю идею овыражении общих теорий, касающихся природы, в математической форме иусовершенствовал ее, разработав метод систематических экспериментальныхпроверок, характеризующий науку, как мы ее знаем. Он удачно назвал такиепроверки cimenti, илилтяжелые испытания. Он одним из первых начал использовать телескопы дляизучения небесных тел, он собрал и проанализировал данные для гелиоцентрической теории, теории отом, что Земля движется по орбите вокруг Солнца и вращается вокруг своейсобственной оси. Он широко известен как защитник этой теории, из-за которой они вступил в ожесточенный конфликт с Церковью. В 1633 году Инквизиция судила егокак еретика и под угрозой пыток принудила встать на колени и вслух прочитатьдлинное унизительное отречение, в котором говорилось, что он лотрекается отгелиоцентрической теории и проклинает ее. (Легенда гласит, может и ошибочно,что, поднявшись на ноги, он пробормотал eppur si muove..., что значило ли все-таки онавертится....) Несмотря на это отречение, его осудили и приговорили к домашнемуаресту, под которым он оставался до конца своей жизни. Хотя этонаказание былосравнительно мягким, оно вполне достигло своей цели. Как сказал об этом ЯкобБроновски:
В результате среди всех ученых-католиковна долгие годы воцарилось молчание... Цель суда и заключения состояла в том, чтобыположить конец научной традиции Средиземноморья (TheAscent of Мап4, с. 218).
Каким образом спор об устройстве солнечнойсистемы мог иметь столь далеко идущие последствия, и почему спорщики стольстрастно отстаивали свои позиции Дело в том, что на самом деле спор шел не обустройстве солнечной системе, а о том, как блестяще Галилео защищал новый иопасный взгляд на реальность. Спор шел не о существовании реальности, посколькукак Галилео, так и Церковь верили в реализм,разумно полагая, что видимая физическая вселеннаядействительно существует и воздействует на наши чувства, включая и чувства,усиленные такимиприборами, как телескоп. Галилео расходился с церковью в своем пониманииотношения между физической реальностью, с одной стороны, и человеческимимыслями, наблюдениями и рассуждениями, с другой. Он считал, что вселенную можнопонять, основываясь на универсальных, математически сформулированных законах, ичто все люди могут получить надежное знание этих законов, если применят егометод математической формулировки и систематических экспериментальных проверок. Говоря егословами: Книга Природы написана математическими символами. Это былосознательное сравнение с той другой Книгой, на которую традиционнополагались.
Галилео понимал, что если его методдействительно надежен, то, где бы его ни применяли, его выводы всегда будутболее предпочтительны, чем все остальные, полученные с помощью других методов.Поэтому он настаивал, что научное рассуждение превосходит не только интуицию издравый смысл, но и религиозные доктрины и откровения. Именно эту идею, а негелиоцентрическую теорию, как таковую, власти сочли опасной. (И они былиправы, если и существует идея, способная вызвать научную революцию иПросвещение, создать нецерковную основу современной цивилизации, то это былаименно она.) Было запрещено придерживаться гелиоцентрической теории или защищать еекак объясняющую вид ночногонеба. Разрешено было использовать эту теорию, писать о ней, считать еелматематическим допущением или защищать ее как метод предсказания. Именнопоэтому книга Галилео Dialogue of the Two WorkdSystems5, которая сравнивала гелиоцентрическую теорию с официальнойгеоцентрической, была изъята из печати церковной цензурой. Папа дал своесогласие еще до написания Галилео этой книги (хотя на суде и был создан вводивший в заблуждениедокумент о том, что Галилео было запрещено вообще обсуждать этотпредмет).
С точки зрения истории интересна следующаясноска: во временаГалилея вопрос о том, давала ли гелиоцентрическая теория лучшие предсказания,чем геоцентрическая, еще не считался бесспорным. Имеющиеся наблюдения были не слишкомточными. Для повышения точности геоцентрической теории предлагались специальные изменения, и было сложноопределить предсказательные способности двух конкурирующих теорий. Более того, когдадело доходит до мелочей, оказывается, что существует нечто большее, чем гелиоцентрическаятеория. Галилео считал, что планеты движутся по окружности, тогда как на самомделе их орбиты весьма близки к эллипсам. Таким образом, эти данные невписывались в ту частнуюгелиоцентрическую теорию, которую защищал Галилео. (Многовато за то, в чем он был убеждениз-за собранных наблюдений!) Но несмотря на все это, Церковь не заняла в этомспоре никакой позиции. Инквизиции было безразлично, где, как казалось, находятся планеты; ихзаботила только реальность. Их заботило, где действительно находятся планеты, и они хотели понятьпланеты черезобъяснения, как это делал Галилео. Инструменталисты и позитивисты сказали бы,что, поскольку Церковь была готова принять наблюдательные предсказания Галилео,дальнейший спор между ними был нецелесообразен, и что его слова и все-таки она вертится были абсолютнобессмысленны. Но Галилео, да и Инквизиция, знали больше. Отрицая надежность научногознания, инквизиторы подразумевали именно объяснительную часть этогознания.
Их мировоззрение было ошибочным, но оно небыло нелогичным. Следует признать, что они считали откровение и традиционныйавторитет источникаминадежного знания. Но у них была и независимая причина критиковать надежностьзнания, полученного методами Галилео. Они могли просто обратить всеобщее внимание на то, чтоникакое количествонаблюдений или споров не способно доказать, что одно объяснение физическогоявления истинно, а другое ложно. Как они выразились бы, Бог мог осуществитьте же самые наблюдения бесконечно большим количеством разных способов, а потому заявлять о своемзнании того метода, который Он выбрал, основываясь только на своих собственныхошибочных наблюдениях и причинах — это чистой воды тщеславие и самоуверенность.
В некоторой степени они спорили заскромность, за признание подверженности человека ошибкам. И, если уж Галилео заявлял, чтогелиоцентрическаятеория была каким-то образом доказана или близка к тому, чтобы быть доказанной,в некотором индуктивном смысле, то их спор не был бесцельным. Если Галилеосчитал, что его методы могут обеспечить любой теории авторитет, сравнимый стем, которого Церковьтребовала для своих доктрин, они имели право критиковать его за самоуверенность(или, как они говорили, за богохульство), хотя, безусловно, по этим меркам сами онибыли самоуверенны даже в большей степени.
Так как же мы можем защитить Галилео отИнквизиции Какой должна была быть защита Галилео перед обвинением в том, чтоон слишком много берет на себя, заявляя, что научные теории содержат надежноезнание реальности Попперианская защита науки как процесса решения задач и поискаобъяснений сама по себе недостаточна. Дело в том, что сама Церковь была преждевсего заинтересована в объяснениях, а не в предсказаниях и не препятствовала тому, чтобы Галилеорешал задачи с помощью любой выбранной им теории. Она попросту не соглашалась стем, что решения Галилео (которые она называла простыми математическими гипотезами)имели хоть какое-то отношение к внешней реальности. Как-никак решение задач— процесс, полностьюпроисходящий в человеческом разуме. Возможно, Галилео видел весь мир как книгу,в которой законы природы написаны математическими символами. Однако это всеголишь метафора, поскольку там нет объяснений нахождения планет наорбите. Мы сами создали тот факт, что все задачи и решения находятся в нас.Решая научные задачи, через обсуждение мы приходим к тем теориям, объяснения которых кажутся намнаилучшими. То есть, ни в коей мере не отрицая, что решать задачи необходимо и полезно,Инквизиция и современные скептики вправе спросить нас, как связано решениенаучных задач с реальностью. Мы можем счесть наши лучшие объясненияпсихологически удовлетворительными. Мы можем посчитать их полезными для предсказания. Мы,безусловно, находим их жизненно важными в любой области технического творчества. Все этооправдывает наш непрерывный поиск этих решений и использование их именно в этихцелях. Но почему мы обязаны воспринимать их как факт В действительности.Инквизиция вынудила Галилео сделать следующее заявление: Земля неподвижна, аостальные планеты движутся вокруг нее; но траектории движения этих небесных телрасположены некоторым сложным образом, который, с точки зрения наблюдателя наЗемле, также согласуется с тем, что Солнце неподвижно, а Земля и другие планетыдвижутся. Я назову это Инквизиционной теорией солнечной системы. Если быИнквизиционная теориябыла истинной, мы все еще ждали бы от гелиоцентрической теории точныхпредсказаний относительно результатов всех астрономических наблюдений с Земли,даже если фактически они были бы ложными. Следовательно, может показаться, что любыенаблюдения, на первыйвзгляд подтверждающие гелиоцентрическую теорию, в равной степени подтверждают иИнквизиционную теорию.
Можно расширить теорию Инквизиции дляобъяснения более детальных наблюдений в поддержку гелиоцентрической теории, как-то:наблюдение фаз Венеры и маленьких дополнительных движений (называемых собственнымидвижениями) некоторых звезд относительно небесной сферы. Для этогонеобходимо постулировать, что даже более сложные движения впространстве управляются законами физики, весьма отличными от тех,которые действуют на нашей предположительно неподвижной Земле. Но эти движения могут отличатьсяровно настолько, чтобы оставаться согласованными с наблюдениями на Земле,находящейся в движении, а их законы будут аналогичны тем, которые существуютздесь. Возможны многие подобные теории. В самом деле, если бы правильныепредсказания были нашим единственным ограничением, мы могли бы изобрести теории о том, что вкосмическом пространстве происходит все, что нам угодно. Например, одни наблюдения никогда несмогли бы исключить теорию о том, что Земля заключена в гигантский планетариум,представляющий собоймодель гелиоцентрической солнечной системы, и что вне этого планетариуманаходится все что вашей душе угодно или вообще ничего. Чтобы учесть современныенаблюдения, следует признать, что планетарию также пришлось быпереориентировать импульсы наших радаров и лазеров, захватывать нашикосмические исследовательские ракеты и даже космонавтов, посылать обратноложные сообщения от них и возвращать их с подходящими образцами лунного грунта,изменять нашивоспоминания и т.д. Возможно, эта теория абсурдна, но ее невозможно исключить спомощью эксперимента. Кроме того, ни одну теорию нельзя исключить, основываясьтолько на том, что она лабсурдна: Инквизиция, да и большинство людей вовремена Галилео, считали верхом абсурда заявлять, что Земля движется. Ведь мыне можем почувствовать ее движение, не так ли Когда она движется, как приземлетрясении, мы чувствуем это безошибочно. Pages: | 1 | ... | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | ... | 58 | Книги по разным темам