М. В. Ломоносова факультет государственного управления кафедра политического анализа диплом
Вид материала | Диплом |
Содержание2. Характеристики политико-коммуникационного пространства в условиях информационного общества |
- М. В. Ломоносова Факультет государственного управления Кафедра политического анализа, 924.24kb.
- М. В. Ломоносова Факультет государственного управления Кафедра политического анализа, 1894.08kb.
- М. В. Ломоносова факультет государственного управления кафедра политического анализа, 1583.88kb.
- М. В. Ломоносова факультет государственного управления кафедра политического анализа, 1855.25kb.
- М. В. Ломоносова факультет государственного управления кафедра политического анализа, 755.43kb.
- М. В. Ломоносова Факультет государственного управления Кафедра политического анализа, 1965.61kb.
- М. В. Ломоносова факультет государственного управления Кафедра политического анализа, 1077.43kb.
- М. В. Ломоносова Факультет государственного управления Кафедра политического анализа, 2461.19kb.
- М. В. Ломоносова факультет государственного управления кафедра иностранных языков диплом, 896.44kb.
- М. В. Ломоносова Факультет государственного управления Кафедра Политологии диплом, 1114.49kb.
2. ХАРАКТЕРИСТИКИ ПОЛИТИКО-КОММУНИКАЦИОННОГО ПРОСТРАНСТВА В УСЛОВИЯХ ИНФОРМАЦИОННОГО ОБЩЕСТВА
Переход к информационному обществу, основанному на интенсивном развитии и постоянном совершенствовании ИКТ, объективно приводит к качественной перестройке не только институционального дизайна власти и общества, но и характера взаимоотношений между ними. Выдвижение на политическую арену массового политического контрагента государства, явившееся результатом развития индустриальной эпохи, в конечном итоге вылилось в размывание групповой самоидентификации и доминированию в общественно-политическом дискурсе индивидуальных причин вступления в контакт с властью. На смену групповым – рациональным - интересам пришли ценностные ориентации человека в политическом пространстве, что не могло не отразиться на восприятии индивидом государства и спровоцировать изменения в морфологии властных отношений. Если в предыдущую эпоху политика рассматривалась как универсальный регулятор общественных отношений, если раньше право государства на легитимное насилие было абсолютным, то сегодня, сохраняя значение символа власти, государство перестает рассматриваться как единственный инструмент реализации личных интересов и начинает восприниматься как партнер, взаимодействие с которым осуществляется на условиях соблюдения взаимных требований. В условиях распространения настроений "демократического конформизма", характерных для развитых западных стран, эти требования помимо того, что стали носить индивидуальный характер, приобрели несколько иной уровень, потребовавший изменения стиля работы государственных институтов. Развитие идей "нового государственного менеджмента" и их реализация на практике, заключающаяся в повышении эффективности управления в рамках клиентской модели взаимоотношений, стало ответом государства на возросшие требования граждан. Показательно, что в этих условиях государство начало сознательно стремится к изменению формата отношений с общественностью, что подтверждается широким развитием и внедрением идей электронного правительства. Так, по данным ежегодного глобального исследования состояния электронных правительств в странах мира "Global E-Government, 2003", предпринятого Центром общественной политики Брауновского университета, правительства большинства государств используют Web-сайты и Интернет не только для обеспечения информацией своих граждан, но и предоставления им необходимых услуг19.
Характерная для современного периода эрозия традиционно политических вопросов, вытеснение таких проблем, как права человека, защита личности от необоснованного государственного вмешательства, обеспечение необходимых социально-экономических стандартов и проч., из системы властеотношений, наполнение ее проблемами, требующими для своего решения использования инструментария неполитического характера, - эти тенденции также свидетельствуют о трансформации регулирующих функций политики. С другой стороны, в условиях новых кризисов, имманентно присущих современному этапу общественного развития (международный терроризм, экологическая катастрофа, демографический кризис, усложнение межэтнических конфликтов, рост глобального неравенства и т.д.), сужение использования политических механизмов способствует повышению рисковости управленческой системы. Так, к примеру, М. Маклюэн подчеркивает, что основными характеристиками современного мира становятся нестабильность и потенциальная взрывоопасность20.
Естественно, что подобная ситуация требует качественно иных стабилизаторов общественно-политической системы, учитывающих невозможность использования групповых метакодов при осуществлении политического влияния. В условиях массовизации общества такой инструмент легитимации, как идеология, основанная на групповой самоидентификации, теряет не просто свою эффективность, но и в целом функциональность. Сформировавшись как ответ на потребность в формулировании "картины мира", в концептуальной форме отображающей интересы той или иной социальной группы, подобный формат взаимодействия оказывается не способен поддерживать дискурс между властью и ее массовым - атомизированным - контрагентом. Ригидность идеологической матрицы, не срабатывающей в условиях индивидуализированного, коллажного восприятия событий и процессов, имеющих место в системе властеотношений, и стремительного усложнения системы источников их смыслов и значений, предопределила маргинализацию данного механизма легитимации политических акторов и институтов.
При этом стоит отметить, что, по мнению многих авторов, идеология, возможно, сохранит свое значение в отдельных сегментах системы властеотношений. Так, по мнению Д. Березнякова, сегодня она превращается во внутриэлитную коммуникацию, включая язык внешней политики, что некоторым образом повторяет эпоху Средневековья, где печатное слово и рационально-теологический дискурс относились к субкультуре интеллектуалов, тогда как широкие массы использовали в основном фольклорно-мифологические модели культуры21. В любом случае, очевидно, что возможности идеологического формата по влиянию на общественное мнение в современном мире стремительно сужаются, уступая место спорадическим контактам по линии "элита – массы" в отношении властно-значимых проектов, затрагивающих те или иные индивидуальные интересы граждан.
Одновременно с изменением характера взаимодействия государства с обществом меняются и формы этого взаимодействия. Необходимость установления оперативных коммуникаций с атомизированным массовым политическим субъектом в условиях культурного плюрализма размывающим монополию власти на формирование смыслов и значений, предопределила повышение роли СМИ в целом и технотелемедиумов в частности – новейших электронных средств передачи информации, позволяющих установить контакт с каждым "электронным коттеджем"22.
Причем, учитывая распространение явлений "демократического конформизма" медиаторам была фактически передана функция стимулирования политической активности граждан за счет использования механизмов и технологий, делающих сферу политики более доступной, понятной и привлекательной для общественности. Решение этой задачи связано с возникновением такого коммуникационного феномена, как инфотенйнмент, когда на смену "жестких" новостей приходит развлекательная (легкая) информация. Соответственно, меняются сами способы организации дискурса: инструментами коммуникации становятся информационные поводы, связанные с конкретным контекстом, и политическая рекламистика - система маркетинговых принципов формирования информационно-коммуникационного пространства.
Интенсивность информационно-коммуникационного обмена, затрудняющая формирование смыслосодержащих социальных реакций, в сочетании с постоянным развитием и совершенствованием возможностей цифрового моделирования образов, обусловили ситуацию замещения политической реальности медиапространством, демиургом которого выступает сам человек и которое остается виртуальным лишь по отношению к породившей его действительности. Центральным элементом в такой гиперреальности выступает имидж – симулякр, "синтетическая харизма"23, сознательно конструируемая в общественно-политическом дискурсе.
Принципиальная характеристика имиджа как нового механизма установления контактов между властью и обществом заключается в том, что, с одной стороны, он обеспечивает трансляцию позиции коммуникатора, а с другой, реципиент остается свободен в прочтении данного месседжа. Соответственно, подобный виртуальный семиотический концепт, сохраняя свободу ориентации индивидов в политическом пространстве и обеспечивая поддержание минимально необходимого инфобаланса и коммуникационного обмена между государством и обществом, становится новым механизмом легитимации власти в массовой политической культуре постиндустриальной эпохи. Причем, имидж полностью соответствует принципам инфотейнмента: являясь, по терминологии Р. Барта, энкратическим явлением, то есть явлением, обращенным к дотеоретическому массовому сознанию (доксе), которое представляет собой совокупность повседневных представлений, через механизмы опосредования в СМИ имидж выставляет подобные представления о политике в качестве "естественных"24, то есть простых, понятных и привлекательных для общества.
Очевидно, что в ситуации медиатизированности общественно-политического дискурса существенно возрастает значение медиаторов, транслирующих сообщения. В условиях становления политической рекламистики и развития имиджевых технологий в сочетании с совершенствованием технических возможностей каналов трансляции информации именно СМИ становятся важнейшим инструментом влияния, что обусловлено их способностью форматировать и даже формировать повестку дня правящей элиты за счет проблематизации и тематизации контактов населения с властью.
Другими словами, политическое пространство начинает формироваться в результате отношений между центрами информационного взаимодействия, что позволяет говорить о новой форме организации - медиакратии, в основе которой лежит принцип эпизодического установления коммуникаций между государством и массовым политическим субъектом, сфокусированных на властно значимых проектах.
Некоторые исследователи, останавливаясь на "популистской" точке зрения25 говорят о том, что за счет появления механизмов, создающих условия для более интенсивного участия граждан в политической жизни (медиа-опросы, Интернет-голосование и т.д.), логическим завершением современного этапа общественного развития может стать "передовое демократическое общество"26, плебисцитарная демократия, основанная на прямом участии граждан в политике.
Тем не менее, учитывая изложенные выше изменения в политико-коммуникационном пространстве, представляется обоснованным рассматривать подобные оценки и прогнозы как утопичные. Несмотря на то что сегодня мы действительно являемся свидетелями процесса эрозии функциональности традиционных институтов (политических партий, общественных движений, профсоюзов, гражданских ассоциаций и проч.), более объективной представляется оценка сторонников "коммунитаристской теории"27 и концепции "ускоренного развития плюрализма"28. Первые считают, что если у развития ИКТ и есть способность качественно видоизменить общественно-политическую систему, то только на горизонтальном уровне – между различными социальными группами, но не между обществом и государством. Те, кто придерживается концепции "ускоренного развития плюрализма" говорят о том, что технологии информационного общества "дробят" политическое пространство на самостоятельно действующие группы, менее зависящие от центров власти, вступающие в контакт с элитой в ходе борьбы за ресурсы и статусы. Действительно, учитывая распространение "демократического конформизма" в развитых странах и отсутствие соответствующих политических традиций в "новых демократиях", можно говорить о том, что формирование медиакратических порядков фактически обозначает временные горизонты демократии, основанной на политической активности населения и систематической выборности элит. Более того, в условиях децентрализации власти, способствующей росту управленческих полномочий и возможностей местных сообществ, одновременно происходит своеобразное сжатие информационного пространства: основные потоки информации замыкают на себе формирующиеся в отдельных точках единого информационного сетевого пространства "информационно-властные узлы"29, представляющие собой центры принятия ключевых решений. Эти узлы исключают из глобальных сетей локальные сообщества, которые становятся функционально бесполезными, что в конечном итоге приводит к ситуации информационной асимметрии в мировом масштабе.
Безусловно, подобный политический прогноз относится к категории долгосрочных. Однако, использование новых мобилизационных возможностей традиционными институтами, возникновение виртуальных гражданских ассоциаций30 представляет собой, скорее, инерцию демократических традиций развитых западных стран.
В связи с этим особо следует отметить состояние политико-коммуникационного пространства переходных обществ, в которых становление демократических порядков происходит одновременно с процессом медиатизации политики. Взаимоналожение этих двух процессов приводит к одновременному существованию в общественно-политическом дискурсе подобных государств качественно разнородных элементов и механизмов. Так, в обществах подобного типа, в том числе и в России, рыночные способы производства информационных продуктов сочетаются с административными методами их распространения, что ведет к атомизации тех информационных полей, в которых данные методы коммуницирования доминируют. С другой стороны, наличие рыночных методов поддержания политического дискурса способствует расширению возможностей для производства информационных продуктов субъектами самых разных категорий, что в свою очередь снижает возможности по политическому контролю за информационным пространством и способствует еще большей атомизации тех информационных полей, в которых превалируют нерыночные методы распространения информации. Вследствие такой неоднородности в информационно-коммуникационном пространстве переходных обществ происходит постоянная борьба, в ходе которой все участники дискурса широко используют агрессивные технологии соперничества. Соответствующим образом складывается и политика СМИ, которые перестают выполнять такие значимые функции, как информирование, присвоение статуса социальным проблемам, опережающая диагностика, и концентрируют свои усилия на критике политических институтов и центров власти, что не может не вызывать реакции со стороны объектов критики – чаще всего в форме запретительной практики и информационных "репрессий".
В подобных условиях не только не складывается единый общеполитический вектор различных информационных структур, но и сами политические институты не в состоянии выстраивать стратегическую линию государственной информационной политики. Как правило, государственная информационная политика в переходных обществах сводится к проведению не скоординированных между собой единичных информационных актов, преследующих решение оперативных вопросов и не связанных со стратегическими общегосударственными целями.
Тем не менее, рассуждая о глубине и перспективах произошедших вследствие начавшегося перехода к информационному обществу изменений, нельзя отрицать самого факта этих трансформаций. Размывание статуса политики как универсального регулятора общественных отношений, превращение коммуникаций их технологически связующего элемента в суть политики, а информационных отношений – в механизм формирования власти свидетельствуют о наступлении эпохи медиакратии, в которой наличие четкой и продуманной политики в информационном поле станет важнейшим фактором успеха при реализации ключевых политических проектов. В таких условиях активность государства на информационной арене выступает в качестве системообразующего элемента функционирования властных институтов и важнейшего инструмента поддержания общественно-политического дискурса.