Куртц П. К93 Искушение потусторонним: пер с англ

Вид материала

Книга

Содержание Against Method Introductory Readings in the Philosophy of Science Introductory Readings in the Philosophy of Science Интерсубъективное подтверждение. Вероятностность, фаллибилизм, скептицизм.

Подобный материал:

• «хм «Триада», 9393.37kb.
• Анастази А. А 64 Дифференциальная психология. Индивидуальные и групповые разли- чия, 11288.93kb.
• Роджер Л. М2Э вирус ответственности.: Пер с англ, 2943.44kb.
• Новые поступления литературы (июль сентябрь 2002) математика инв. 62350 в 161., 125.41kb.
• Указатель произведений литературы зарубежных стран (библиотека кф ат и со), 250.17kb.
• Литература для клинических интернов по специальности «терапия» Кафедра факультетской, 55.33kb.
• The guilford press, 6075kb.
• The guilford press, 6075.4kb.
• Жизнь счастливого человека (А. Маслоу), 76.37kb.
• Ялом И. Когда Ницше плакал/ Пер с англ. М. Будыниной, 4547.16kb.

Субъективистская методология

Некоторые философы науки отрицают существование каких-либо стандартов обоснования научных гипотез и теорий. Пол Фейерабенд является, возможно, наиболее крайним выразителем этой радикальной скептической точки зрения. Он доказывает: «Идея метода, который содержит прочные, неизменные и абсолютно обязательные принципы для ведения дела науки, испытывает значительные трудности, когда сталкивается с результатами исторического исследования. Мы обнаруживаем, что не существует единого правила, каким бы правдоподобным или глубоко укорененным в эпистемологии оно ни было, которое не нарушалось бы в то или иное время... Существует только один принцип, который может быть оправдан при всех обстоятельствах и на всех стадиях человеческого развития. Это принцип вес проходит».¹ Он утверждает, например, что коперниканская

63

революция и появление волновой теории света было вызвано тем, что некоторые ученые не чувствовали границ, очерченных методологическими правилами, и разрушили их. «Когда Коперник ввел новый взгляд на вселенную, — считает Фейерабенд, — он советовался не с научными профессорами, а с таким сумасшедшим пифагорейцем как Филолай. Он принял его идеи и утверждал их вопреки всем правилам научного метода».²

Фейерабенд очевидно прав в том, что не существует прочных, неизменных и абсолютно обязательных принципов научного познания. История науки ясно показывает, что установление научных принципов является свободным делом и сопровождается значительным числом оговорок и ограничений. Ученые являются обычными людьми, и на их работу могут влиять субъективные прихоти и пристрастия. Многие ученые нарушают правила вывода и экспериментирования. Если их результаты сохраняют свою ценность, они могут быть приняты другими учеными и войти в число научных принципов. Тот факт, что один аспект научного исследования не может быть подтвержден, не означает, что остальные его части должны быть ошибочными. Ньютон, например, твердо верил в Библию и астрологию. Ученые не всегда всесторонне применяют правила обоснования.

Можем ли мы из этого вывести, что не существует правил или критериев установления научного знания? Только ли теория эпистемологического анархизма заслуживает доверия? Фейерабенд считает, что хотя во времена Просвещения наука служила освобождению, сейчас она стала религией и идеологией и часто выступает врагом мысли. В результате он защищает астрологию и даже изучение креационизма в школах вместе с теориями эволюции. Для Фейерабеида научные теории в наше время открыты истине не более, чем волшебные сказки или другие мифы, и если налогоплательщики верят в китайскую травяную медицину и иглотерапию, колдовство, лечение верой

¹ Paul Fcyerabend, Against Method (New York: Schockcn Books, 1977). Цит. пo: Ernst Nagcl, «Philosophical Depreciations of Scientific Method», The Humanist 36, no. 4 (July/Aug., 1976): 34-35.

² Paul Fcyerabend, «How to Defend Society Against Science». Цит. по: Klcmke, et al., Introductory Readings in the Philosophy of Science (Buffalo: Prometheus, 1981), from Radical Philosophy 11 (1975): 3-8.

64

или в церемониальный танец дождя народа Хопи, то все это должно преподаваться в школах вместе с наукой, которую он сравнивает с государственной церковью.

У этой крайней, субъективистской теории есть свои трудности. Если не существует объективных стандартов, то разве одно суждение так же истинно, как и другое? Если не существует строгих стандартов проверки суждений, то разве одно утверждение так же ложно, как и всякое другое? Однако очевидно, что существует разница, например, между научной процедурой, позволяющей изолировать и локализовать вирус полиомиелита и создать вакцину против него, и верой, что все болезни от дьявола. Существует и может быть выделена очевидная область позитивного знания, которое способно решать теоретические вопросы и практические проблемы. Если мы сталкиваемся с трудностью определения прочных и твердо установленных правил, то это не значит, что их нет вовсе. Выбор между гипотезами и теориями не является произвольным.

Одним из способов проверки научного суждения являются его результаты в технологии и практике. Хотя Фейерабенд оспаривает это, утверждая, что другие идеологии также имеют практические следствия. Церкви строят соборы и спасают души, а революционные доктрины низвергают установленные общественные порядки. Однако экспериментальные результаты научного познания в определенном смысле независимы от наших собственных желаний изменить мир так как нам хочется. Когда Фейерабенда спросили, почему он предпочитает летать на самолетах, а не на метле, тот дерзко ответил: «Я знаю, как пользоваться самолетами, но не знаю, как пользоваться метлами, и не могу этому научиться».¹ Если Фейерабенд не верит в объективные стандарты истины, то почему бы ему не прыгнуть из окна пятидесятиэтажного здания? Ответ очевиден: существует реальность, которая ограничивает, препятствует или способствует осуществлению наших желаний. Теория Фейерабенда саморазрушительна, поскольку он не может привести объективные причины того, почему мы должны принимать его теорию, а не другую. Суще-

¹ See: Martin Gardner, «Anti-Science: The Strange Case of Paul Feyerabend», Free Inquiry 3 (Winter 1982/83) 32-34.

..-

65

ствуют принципы воздухоплавания, и тот, кто выпрыгнет из окна высотного дома будет иметь миг прозрения на этот счет.

Согласно Фейерабенду, наука является социальным явлением, глубоко укорененным в культурную среду. Она может быть в союзе с религией (как во времена Фомы Аквинского) или противостоять ей (как в современный период). Она может в значительной степени зависеть от влияния государства и экономики, которые получают выгоду от ее открытий и применения и поддерживают или препятствуют ее развитию. Сталинизм оказывал содействие Лысенко, поскольку его теория биологической эволюции поддерживала властвующую идеологии, а ядерные исследования получили огромную поддержку во время второй мировой войны и после нее из-за своего оборонного потенциала. Но разве из этого следует, что научная объективность является чистейшим мифом и лишь формой социального релятивизма?

Томас Кун в своей известной книге «Структура научных революций» указал на факт, что в некоторые исторические эпохи концептуальные рамки или парадигмы полностью сменяются другими.' В такие революционные периоды разнообразные социальные и культурные факторы могут содействовать этой перемене. Хотя может существовать сильная оппозиция конкурирующей новой парадигме, в конечном итоге она может уступить, и научное сообщество практически полностью примет новые теоретические рамки. Часто этому способствуют вненауч-ные факторы, и выбор теории не сводится к доказательству в виде формальной логики или математики.

Можем ли мы вывести из этих рассуждений Куна заключение о том, что не существуют объективных стандартов научного обоснования? Некоторые считают, что победа новых парадигм обусловливается «мистической эстетикой». Некоторые защитники паранормального мировоззрения в наши дни с одобрением цитируют Куна с целью добиться признания своих непроверяемых теорий. Сам Кун отрицает эти выводы; он считает, что продолжительное сопротивление новым теориям (как, например, в случае Джозефа Пристли) может быть алогичным и ненаучным. Тот, кто продолжает сопротивляться и противостоять новому взгляду перестает быть ученым. Хотя Кун ве-

¹ Томас Кун. Структура научных революций, М., 1975, 1977.


66

рит, что в процессе научного выбора играют роль экстралогические факторы, это не означает, что «не существует много других достойных причин поддерживать одну теорию в противовес другой». Он утверждает, что именно «эти причины являются стандартом в философии науки».'

Проверка истинности суждений в науке

Мы должны задать следующий вопрос: что обусловливает достойные причины выбора гипотез и теорий и что устанавливает достойные основания их принятия? Здесь в центре внимания оказывается критерий проверки суждений, а не процедуры или методы, которыми он вырабатывается.

Я не думаю, что можно легко заранее сформулировать эти критерии или правила. Нам нужно обращать скептицизм на саму науку и опровергать любой миф о том, что наука или научный метод непогрешимы и безошибочны.

Ученые так же ошибаются, как и другие люди. Наука несет на себе недостатки своей традиции и заблуждений. Ученые могут быть догматичными и с предубеждением относиться к нововведениям своих коллег. Стремление защищать свои заскорузлые привычки свойственно не только религии, социальному классу или этнической группе, но всем людям.

И все же существуют определенные стандарты проверки суждений. Они могут быть теоретическими или практическими. Существуют по меньшей мере три важных критерия: (1) доказательность, (2) логическая строгость, (3) технологические и экспериментальные результаты.

Доказательность

Принцип подтверждения. Логические позитивисты пытались вывести строгие критерии, которые, как они думали, позволят нам определять адекватность научных гипотез. Эти критерии с тех пор подверглись строгой критике, в частности, принцип доказуемости (verifiability), который был рекомендован в качестве теории значения и предложен, чтобы помочь

¹ Цит. по Klemke, et al., Introductory Readings in the Philosophy of Science, p.208, from «Theory Choice», Criticism and Growth of Knowlege, ed. I.Lakatos and A. Muserave (New York: Cambridge University Press, 1970), pp. 260-62.

67

нам отличать истинные суждения от ложных. Эмпирическое или синтетическое суждение, говорили позитивисты, осмысленно, если и только если существуют условия, при которых его истинность может быть проверена. Критики указали, что этот критерий слишком строгий. Многие суждения в науке являются теоретическими и не имеют легко подтверждаемого содержания. Более того, обычно нельзя заранее определить, что проверяемо, а что нет.

Вообще цель принципа доказуемости была достойной: помочь нам избавиться от явно бессмысленных утверждений в метафизике, теологии и псевдонаучных суждений в осмысленных гипотезах. К сожалению, этот критерий оказался слишком узким, стесняющим научное познание; было бы большим упрощением сказать, что анализом, предшествующим познанию, можно определить, какие суждения являются истинными, а какие бессмысленными. Часто этот анализ ограничен предсуществующей парадигмой, которая делает его односторонним.

Принцип верификации, как отличный от принципа доказуемости, является вариантом опытного критерия. Он выступает существенным компонентом научной методологии. Принцип верификации имеет как позитивный, так и негативный аспект. Во-первых, гипотеза является истинной (в отличие от имеющей смысл), если она прямо или косвенно проверена и если существует область очевидности, которая может свидетельствовать в ее поддержку. Тем не менее, как указал Юм, мы никогда не можем сказать с определенностью, что наши выводы полностью основаны на наблюдении и опыте. Из этого следует, что никакая гипотеза не является полностью подкрепленной, но только вероятностной. Мы не можем подтвердить принцип индукции сам по себе.

Карл Поппер пытался изменить этот критерий негативным принципом нефальсифицируемости. Он доказывал, что в реальной научной практике введение предположений и гипотез часто основывается на творческих и интуитивных догадках. Нет необходимости всегда подкреплять их тщательным сбором данных или экспериментом. Тем не менее, главным остается вопрос, являются ли выдвигаемые гипотезы ложными; и здесь существуют способы, какими мы можем это проверить;

68

мы должны постараться фальсифицировать теорию, увидеть, опровергается или подкрепляется она эмпирической очевидностью. Теория бессмысленна, если не существует условий, при которых она не подтверждается.

Я согласен как с позитивным, так и негативным верификационным критерием. Терминологически более адекватно выразить то, что происходит в науке, можно с помощью принципа подтверждения (principleof corroboration). Мы пытаемся установить прежде всего истинность суждений ссылкой на проведенные наблюдения и эксперименты. Однако во многих случаях нам может не хватать необходимых данных; некоторые сложные гипотезы могут быть проверены одним единственным опытом (например, эксперимент Майкельсона-Морли подтверждает теорию относительности Эйнштейна) или опровергнуты альтернативными объяснениями. Если теория выдерживает наиболее строгие проверки, она может быть сформулирована, хотя ее подтверждение и принятие может открыть путь появлению новых объяснений и данных.

Интерсубъективное подтверждение. Принцип подтверждения предполагает публичную очевидность. Частные данные интроспекции или субъективные наблюдения, принадлежащие только одной личности, никогда не бывают достаточными. В принципе, они могут получить независимое подтверждение другими непредвзятыми наблюдателями. Мистики и ясновидцы утверждают, что у них есть внутренний путь к истине. Они ссылаются на то, что обладают исключительными способностями или что у них бывают озарения. Они говорят, что при переводе в проверяемые сообщения, их откровения теряют свою суть, поскольку она «невыразима». Однако наука не может признать субъективные суждения истинными, коль скоро их невозможно воспроизводить в опыте и эксперименте. Любой ученый в лаборатории при стандартных условиях может достигать тех же самых химических реакций или наблюдать те же самые явления посредством своих приборов, какие наблюдает его коллега по сообществу.

Один из недостатков псевдонауки состоит в том, что ее приверженцы часто высказывают суждения, которые не поддаются подтверждению со стороны независимых или нейт-

69

ральных исследователей. Одна из основных проблем парапсихологии состоит в том, что независимые исследователи при воспроизведении получают разные результаты. Среди исследователей встречаются не только скептики, почти никогда не получающие нарапсихологических результатов, но и сами парапсихологи, которые в своих лабораториях ссылаются на непроверяемые данные, которые трудно определить, так же как и установить условия, при которых они получаются. Подобная трудность свойственна и так называемым религиозным откровениям. Как мы можем знать, что свидетельства тех, кто ссылается на полученные откровения, были «аутентичны», если они не могут быть подтверждены другими? Должны быть, но крайней мере, показания нескольких надежных очевидцев, особенно в отношении суждений, которые отклоняются от обычных представлений о мире. Я говорю не о слухах, которые заведомо ненадежны, а о непосредственных показаниях более чем одного человека.

Может возникнуть серьезное сомнение даже в отношении показаний нескольких очевидцев. Хотя чувственное восприятие является основой любого эмпирико-эксиериментального критерия очевидности, без которого наука не может действовать, оно может оказаться западней. Во-первых, нетренированный или недисциплинированный наблюдатель может часто получать неправильные «факты». Эту трудность иллюстрируют трое слепых, описавших различные формы одного и того же слона. Многие люди могут видеть преступление и каждый будет давать разные версии того, что случилось; это зависит от выбора позиции. Я лично встречал людей, которые утверждали, что они побывали на борту НЛО в открытом космосе или их посещал дух умершего родственника. Наши восприятия почти всегда зависят от интерпретаций в рамках предполагаемых идей, гипотез или теорий, особенно когда мы только ищем их причины. Здесь существенным компонентом наблюдения является критичность. Чтобы увидеть что-то, мы должны знать, что мы видим. Восприятия вне интерпретирующих понятий могут быть не поняты. Нам нужно творчески использовать выводы и логику для интерпретации данных, не того вывода, который искажает факты ради их приспособления к нредпола-

70

гаемой теории, а вывода, обусловленного реальным положением дел. Необходимо, чтобы наблюдатель был тренирован и мог контролировать достоверность наблюдения и затем дать ему интерсубъективное подтверждение. Нам нужно спрашивать не только о том, что случилось, но и о том почему и как; на это можно ответить только в процессе активного исследования, ставя вопросы и объясняя возможные ответы.

Часто возникает вопрос: какая очевидность достаточна для принятия истинности суждения? На него не существует простого ответа. Если кто-то предрасположен к некоторой теории, то только несколько показаний могут явиться достаточными для установления ее правдоподобности. В других же случаях для проверки и перепроверки данных может потребоваться один решающий эксперимент, прежде чем мы удостоверимся, что наша гипотеза приемлема.

Вероятностность, фаллибилизм, скептицизм. Здесь мы возвращаемся назад к тому пункту, что никакая теория не может являться окончательно подтвержденной, поскольку мы можем заблуждаться или могут быть открыты новые данные. Теория является хорошей постольку, поскольку она подкреплена доказательствами; однако очень часто их оценка бывает относительной. Все объяснения могут оказаться частично или полностью неудачными, хотя теория при этом может быть открытой для проверки. Здесь конструктивное сомнение вновь становится основным составляющим познания. Гипотезы являются рабочими идеями или экспериментальными формулировками до тех нор, пока они подтверждаются. Многие гипотезы устанавливаются повторным подтверждением. Зная историю науки, мы, тем не менее, должны быть готовы к тому, что они будут нуждаться в пересмотре после появления новых результатов.

Вопрос о степени достоверности теорий особенно близок к юмовской знаменитой интерпретации чудес: мы более склонны принимать суждение, если оно не противоречит нашему собственному опыту или тому, что уже приняли за истинное. Гипотезы могут быть новыми, но не обязательно противоречить имеющимся очевидным суждениям. Если новое предположение грозит опровергнуть всю совокупность данных и гипотез, которые мы принимаем на строгих основаниях, то для ее признания мы

71

должны найти более строгие основания. Экстраординарное суждение требует, таким образом, экстраочевидности. Для того, чтобы признать чудеса или оккультные объяснения, опровергающие установленные законы и регулярности опыта и природы, нам нужны очень строгие основания очевидности.

Мы можем показать, как аргумент Юма работает в отношении парапсихологии, астрологии и паранауки. Часто суждения, если они истинны, вытесняют ранее установленные принципы науки и повседневной жизни. С.Д. Брод указал на ряд принципов, которые парапсихологи хотят опровергнуть: (1) что будущие события не могут быть причинами предыдущих (обратная причинность); (2) что человеческое сознание не может непосредственно производить изменения в материальном мире. Это возможно только посредством некоторой физической энергии или силы; (3) что личность не может знать содержание сознания другой личности, кроме как на основе опыта и наблюдений речи и поведения; (4) что мы не можем непосредственно знать, что случится на расстоянии от нас в пространстве, недоступном восприятию или вне переноса к нам энергии; и (5) что бестелесные сущности не существуют как личности отдельно от физических тел.¹ Эти общие принципы построены на многочисленных наблюдениях и не должны отвергаться до появления такой высокой стенени очевидности, которая сделает их отрицание более правдоподобным, чем их принятие. Те, кто используют термин паранормальное, верят, что у них есть факты, которые ставят под сомнение именно эти принципы. Так это или нет, но они остаются открытыми для их будущих испытаний. Эти принципы не сакральны и когда-то могут быть изменены, но только в случае необходимых эмпирических свидетельств.

Сейчас мне кажется, что аргументу Юма можно придать более широкое толкование. Нам нужно с сомнением относится ко всяким попыткам априорных рассуждений о том, что, поскольку некоторые гипотезы непонятны в современных концептуальных рамках, то тем самым они являются ложными. Аргумент Юма может быть использован узкомыслящими скептиками в качестве дубины для отрицания всяких новых рево-

¹ C.D. Broad, «The Relevance of Psychical Research to Philisophy», Philisophy 24 (1949): 291-309.

72

люционных теорий; нужно остерегаться злоупотреблять им. Мы должны быть готовы радикально изменить наши концептуальные рамки, но при условии достаточного числа новых данных, которые не могут быть объяснены другими средствами. Все теории должны быть открыты доказательству. Необходимы строгие и надежные доказательства, если мы намерены опровергнуть хорошо установленные теории. В процессе научного познания это случается очень часто; и мы всегда должны быть готовы к этому.