Существует много определений гениальности

Вид материалаДокументы

Содержание


100 Великих гениев
100 Великих гениев
100 Великих гениев
100 Великих гениев
100 Великих гениев
Подобный материал:
1   ...   36   37   38   39   40   41   42   43   ...   48

Верди — один из величайших оперных композиторов — создал произведения, ставшие классическими: «Риголетто», «Трубадур» «Травиата», «Симон Бокканегра», «Бал-маскарад», «Сицилийская вечерня». Драматизм сюжетов усиливался великолепной музыкой, а мелодии некоторых арий сразу же подхватывались публикой и звучали на улицах.

100 ВЕЛИКИХ ГЕНИЕВ

свободы и тирании, любви и ненависти, подлости и бла-гороДства оставались главными в его сочинениях («Дон Карлос», /«АиДа>>' «Отелло», «Фальстаф», «Сила судьбы»).

JJ 1873 году он написал — для солистов, хора и оркестра — воз-«Ь1Шенно-скорбный и торжественный «Реквием» — гимн жизни, б0и и свободе, побеждающим смерть.

ЧАЙКОВСКИЙ

(1840—1893)

0н родился в семье заводского инженера в городе Воткинске. постоянно звучала музыка: отец играл на флейте, мать пела. Петра завораживали мелодии; с пяти лет он начал им-фОВизировать на рояле.

fjo совету родителей он поначалу выбрал «престижную» профессию юриста. Окончил училище правоведения, начал работать я М}1НИСТеРСТВ0 юстиции. Но притяжение искусства оказалось ее

просив службу, Петр Ильич поступил в Московскую консерва-|-ОрИ(О. За три года прошел у А.Г. Рубинштейна весь курс, получив ,золо?Ую медаль и приглашение преподавать в консерватории.

g 1866 году прозвучало его первое крупное сочинение: кантата ;<К рД°сти>> на °ДУ Ф- Шиллера. Через год с большим успехом была СП0]Шена его Первая симфония «Зимние грезы». Затем последовали уВертюра-фантазия «Ромео и Джульетта», симфонические поэмы 'Бур?* (по Шекспиру) и «Франческа да Римини» (по Данте). Поз-е появились поистине симфонического звучания великолепные /5але1ы: «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Щелкунчик», а гакж фортепианный цикл «Времена года».

В личной жизни его преследовали катастрофы: безответная любовь Iе итальянской певице, неудачный брак. Но это не ослабило его гвор1)еских сил- В 1878 году он написал Четвертую симфонию и оперу *<Евгении Онегин». Благодаря дружеской поддержке богатой графини НадеЖДы Фон Мекк, смог всецело посвятить себя музыкальному ecTBy

p

Многие сочинения Чайковского считаются шедеврами: роман-

гы с(1МФ0НИИ> Первый концерт для фортепиано с оркестром, опера /ПиК0Вая Дама». Его музыка продолжает волновать слушателей во «сем 1иРе- При этом он остается национальным русским композиторов Его восхищали и вдохновляли сочинения Глинки (в начале 880РДа, приступая к работе над Итальянским каприччио— для

ЧАЙКОВСКИЙ

393

симфонического оркестра — Петр Ильич писал Н.Ф. фон Мекк: «Хочу написать что-нибудь вроде испанских фантазий Глинки»).

Надо иметь в виду, что Чайковский был среди плеяды великих русских композиторов второй половины XIX века. С 1829 по 1844 год родились А.Г. Рубинштейн, М.А. Балакирев, М. П. Мусоргский, А.П. Бородин, Ц. Кюи, Н.А. Римский-Корсаков, П.И. Чайковский. Вдобавок, композиторам «могучей кучки» соответствовало объединение талантливых художников «передвижников», а в литературе — величайшие писатели. Конечно же такой замечательный подъем русской культуры не был вызван какими-то солнечными воздействиями или «пассионарностью» биологической природы. После Петра I и Екатерины II обновилось и укрепилось Российское государство, а отечественная культура испытала западное влияние, а там достигли высочайшего уровня наука, философия, просвещение, искусство. Русское общество жадно «впитывало» западные новшества, перестраивая их на свой лад.

Не случайно во многим сходен путь в искусство двух русских гениев— Чайковского и Модеста Петровича Мусоргского (1839— 1881). Они с детства воспринимали западную музыку в домашней обстановке и русскую народную музыку в общении с «простым людом». Как писал Мусоргский, «не даром в детстве мужичков любил послушать и песенками их искушаться изволил».

Раннее влечение Петра Ильича Чайковского к музыке не удивительно. Хотя его отец закончил Горный корпус, но и в нем, согласно уставу этого учебного заведения, обучался музыке. Но как бы то ни было, одними только благоприятными внешними обстоятельствами нельзя объяснить появления таланта композитора. Для этого требуются определенные способности, склонность к музыкальной гармонии и некоторые благоприятные события.

«Мне было шестнадцать лет, — вспоминал Петр Ильич, — когда я услышал впервые «Дон Жуана» Моцарта. Это было для меня откровением: я не в состоянии опи-

394

100 ВЕЛИКИХ ГЕНИЕВ

сать подавляющую силу испытанного мною впечатления. Мне кажется, что испытанные в годы юности художественные восторги оставляют след на вою жизнь».

Если Чайковский вырвался из среды служащих, то Мусоргскому пришлось преодолевать еще более сильное сопротивление среди военных (его определили в Школу гвардейских прапорщиков и юнкеров); ему помогло знакомство с композитором А.С. Даргомыжским. В тридцать лет он написал гениальную оперу «Борис Годунов». Слово Б.В. Асафьеву, композитору и критику: «Мусоргский, как никто до него, даже среди композиторов всего мира, поставил перед музыкальным творчеством великую задачу служения народу путем раскрытия в музыке истории как дела и драмы народа». А сам Модест Петрович так сформулировал свое кредо: «Искусство есть средство для беседы с людьми, а не цель». «Всего себя подай людям — вот что надо в искусстве». И еще: «Я разумею народ как великую личность».

С этими высказываниями созвучны слова Чайковского, рассказавшего в письме о заключительной части своей Четвертой симфонии: «Если ты в самом себе не находишь мотивов для радостей, смотри на других людей. Ступай в народ... Пеняй на себя и не говори, что все на свете грустно. Есть простые, но сильные радости. Веселись чужим весельем».

Чайковский сравнивает вдохновенное творчество с произрастанием зерна: «Если почва благодарная... зерно это с непостижимою силою и быстротою пускает корни, показывается из земли, пускает стебелек, листья и, наконец, цветы...»

Пожалуй, главное — благодатная почва (как в евангельской притче о сеятеле), ибо живые зерна идей — в любом виде творчества — поистине всюдны, подобно пыльце и спорам растений, рассеянных в области жизни. Вопрос лишь в том, чтобы не угодили они на бесплодный камень или в гнилое болото. Да еще важно, чтобы выбор таких зерен определялся чистыми и светлыми устремлениями души: а то ведь, неровен час, уродятся одни сорняки...»

Чем же объяснить появление созвездий талантов, и не в одном, а сразу нескольких, едва ли не во всех видах деятельности? Что может быть общего между живописцем, музыкантом, ученым, философом, писателем, поэтом? Почему вдруг в стране происходит вспышка творчества? Откуда исходят мощные импульсы духовной энергии?

Основываясь на том, что было уже сказано, сделаем обобщение. Самое главное — сохранить и раскрыть свои способности, ощущая себя частью народа, человечества. Выдающиеся люди не остаются одинокими (высочайшие вершины не встречаются среди равнин). И дело вряд ли только в благоприятной среде. Важнейший фактор — передача «искры Божьей», общий переход на более

СКРЯБИН

395

высокий уровень достижений, стремление многих людей войти в мир духовных свершений, открытий; пережить вдохновение и великое счастье творчества.

СКРЯБИН

(1871—1915)

Поэт и мыслитель Вячеслав Иванов в 1917 году написал очерк «Скрябин и дух революции». Он подружился с композитором в последние два года его жизни, а потому его суждение достаточно обоснованно: «...творчество Скрябина было решительным отрицанием предания, безусловным разрывом не только со всеми художественными навыками, заветами и запретами прошлого, но и со всем душевным строем, воспитавшим эти навыки, освятившим эти заветы. Разрывом с ветхою святыней было это разрушительное творчество — и неудержимым, неумолимым порывом в неведомые дотоле миры духа.

Об этом не спорят; но все ли с равным трепетом чувствуют, что эта музыка не только в титанических нагромождениях первозданных звуковых глыб, но и в своих тишайших и кристальнейших созвучиях проникнута странной, волшебной силой, под , влиянием которой, мнится, слабеют и размыкаются прежние скрепы и атомические сцепления, непроницаемое становится разреженным и прозрачным, логическое — алогическим, последовательное — случайным, «распадается связь времен», как говорит Гамлет, — разведенное же ищет сложиться в новый порядок и сочетаться в иные средства?

Божество, вдохновлявшее Скрябина, прежде всего разоблачается как Разрушитель, Расторжитель, Высвободи-тель...»

Действительно, стихия Скрябина — свобода. Во имя

396

100 ВЕЛИКИХ ГЕНИЕВ

чего? Вот в чем вопрос. Ответ композитор дает в своем творчестве: во имя творчества, всеединства и соборности, где личность не теряется в массе, а объединяется с ней для высших целей. Не в разрушении, а в созидании революционный дух Скрябина. Но великое творение предполагает и не менее великий разрушительный порыв...

По известной уже нам закономерности, у многих великих музыкантов могучая сила творчества сочеталась с ничем не примечательной биографией. Игорь Глебов (псевдоним композитора и искусствоведа Б.В. Асафьева) свою книгу о нем начал так:

«Жизнь его совсем не богата внешними событиями, а легенды о великих людях в наше время как будто бы не успевают сложиться. Родился Александр Николаевич в Москве в декабре 1871 г. Отец его юрист, потом консул, дед — военный, а мать — хорошая пианистка, через год с небольшим умершая за границей от чахотки. О влиянии родителей говорить не приходится, так как по смерти жены Николай Александрович Скрябин, отец композитора, редко виделся с сыном, служа по дипломатической части на Востоке (в Турции) и не часто приезжая в Россию.

Мальчик остался на ласковом попечении бабушки (по отцу) Елизаветы Ивановны и тетки Любови Александровны, души в нем не чаявших, но сумевших бережно и ласково оградить хрупкую духовную и физическую природу ребенка от преждевременных жизненных невзгод и вредных влияний. Влечение к музыке и особенно обожание рояля проявилось у Скрябина очень рано (уже в четырехлетнем возрасте). С пяти лет он по слуху играл и фантазировал на рояли. Не менее увлекался и театром, сочиняя трагедии и инсценируя их в подаренном ему детском складном театре.

Отданный на одиннадцатом году в Кадетский корпус, Скрябин довольно легко выдержал военное воспитание. Во вред оно ему не пошло, а скорее приучило к дисциплине. Корпус не помешал Скрябину заниматься музыкой, сочинять и постепенно приготовиться с помощью СИ. Танеева и Г.Э. Конюса в Консерваторию, которую он и кончил по классу рояля в 1892 году, а в 1898 был приглашен в нее профессором игры на фортепиано. Сочинение Скрябина уже в юный период его творчества отличались своеобразием и утонченностью гармонического и мелодического рисунка и прихотливо изысканным ритмом».

Тем не менее первые фортепианные произведения Скрябина отмечены подражанием Шопену. Это влияние Скрябин преодолевал сначала с помощью Рихарда Вагнера и Ференца Листа, а вскоре проторяя свой собственный путь в музыке. С 1900 года он стал работать над крупными оркестровыми сочинениями, создав Первую и Вторую симфонии. Задумав «Божественную поэму», он уходит с должности профессора в Московской консерватории и, пользуясь

СКРЯБИН

397

меценатством М.К. Морозовой, в 1904 году отправляется на 4 года в Швейцарию, где завершает Третью симфонию («Божественную поэму») и создает «Поэму Экстаза». Теперь он обрел полную самостоятельность, избавился от всех влияний. «В этой поэме, — писал Асафьев, — свершилось подлинное высвобождение духа Скрябина не в мыслях только, не в философских построениях, а на деле — в музыке, расширив в значительной мере сферу привычных соотношений звуков и добившись напряженнейшего подъема— нагнетания чувств и разрешения этого подъема в ослепительном сиянии солнечного луча: в полнозвучном ликовании всего оркестра».

Следующей стала «Поэма Огня»— «Прометей» (1910), первый в мире опыт не только новых звучаний, но и цветомузыки. Следующей, завершающей частью трилогии должна была явиться «Мистерия», и композитор взялся за «Предварительное действо», но так и не завершил его...

Творения его воспринимались крайне контрастно. Поэт Борис Пастернак, в юности мечтавший стать композитором, признавался: «Больше всего на свете я любил музыку, больше всех в ней Скрябина». А солидный композитор А.К. Лядов в частном письме дал волю своим впечатлениям: «Ну уж и симфония! Это черт знает что такое!! Скрябин смело может подать руку Рихарду Штраусу. Господи, да куда же делась музыка? Со всех концов, со всех щелей ползут декаденты. Помогите, святые угодники!! Караул!! Я избит, избит, как Дон Кихот пастухами... После Скрябина Вагнер превратился в грудного младенца со сладким лепетом. Кажется, сейчас с ума сойду. Куда бежать от такой музыки? Караул!»

Впрочем, такое мнение в среде профессиональных музыкантов было, пожалуй, исключением. И объясняется оно скорей всего неожиданностью лавины «звукоэмоций», которую обрушил на слушателей Скрябин. Главное ощущение от этого Асафьев передал так:

«Мы знаем, что цветок расцветает, но мы не видим этого; мы знаем, что вращение миров рождает музыку сфер, но мы ее не слышим, не различаем среди шумов, замкнувшись в тесном кругу нам привычных звучаний; мы знаем, что мы сами растем, но не ощущаем этого процесса — кажется, мы ощущаем только разрушение и то, как мы умираем... И вдруг среди нас родится гений-человек, нам подобный, но и над нами властвующий, ибо он чародей, вещун. Он не хочет знать, как люди умирают (вспомни Чайковского!), он хочет знать (переживать), как и чем они живут, глубь их жизни, он хочет испытать это, хочет слышать музыку сфер, хочет ощутить процесс роста и оплодотворения...

Творчество немыслимо без любви, без желания передать, излить себя, изжить себя. Зерно творчества — акт оплодотворения, обсеменения. Творчество есть любовь, есть выделение накопленной жиз-

398

100 ВЕЛИКИХ ГЕНИЕВ

ненной энергии в мир, окружающий творца. Больше — творчество есть создание новых миров. Творчество есть благодеяние. Скрябин принимает на себя миссию пророка: он жаждет возвестить людям, чтобы они не боялись ни угроз судьбы, ни скорбей, ни горестей, что все — хорошо, что они будут счастливы. Скрябин дерзостно и смело говорит, что сам он так счастлив, так напоен счастьем, что может наделить им всех людей. И если счастье есть изымание духа из пределов «условной человечности», из оков «житейскости» и слияние с космосом, с истоками жизни — он имел право так говорить. Но чтобы внушить людям это, чтобы захватить их волю, их воображение и перенести их в иные области переживаний, он должен был создать новые миры в музыке...»

Скрябин конечно же не стремился к новизне, подобно так называемым авангардистам. Он не хотел поразить, ошеломить, взбудоражить почтеннейшую публику. Его творения совершенно искренни, отражают его отношение к миру, человеку и творчеству. Ни о какой социальной революции он не мечтал: просто подобные явления были вне его интересов.

Вячеслав Иванов писал о «демоне Скрябина», ко'торый «рушит вековые устои» под «знамением древнего Огненосца», Прометея. Но ведь титан Прометей, нарушив запрет Зевса, сорвал цепи духовной неволи, оковывавшие людей, одарил их светом и жаром огня. Вот и Скрябин нес весть о мире ином, искра которого присутствует в каждом, но как часто едва теплится. Светозвучание его «Прометея» призвано было высвечивать души. Ибо вся Земля, все звезды, все человечество воплощены в каждом из нас.

«Нет ничего, кроме моего сознания... — писал в своем дневнике Скрябин..— Оно— господин вселенной». «Мир— есть результат моей деятельности, моего творчества, моего хотения (свободного)». И такое гордое сознание человека-творца он передавал людям, тем, кому дано это прочувствовать и понять. «Понять — значит пережить, — считал он, — познать — значит отождествиться с познаваемым». У Скрябина это отождествление — с космосом мироздания и микрокосмом души человеческой, которые для него едины.

По верному замечанию Асафьева, «в некотором смысле «Поэма Огня» Скрябина является продолжением и развитием грандиозного вдохновенного финала «Гибели Богов» Вагнера— потрясающего завершения мировой трагедии, развернутой в «Кольце Нибелунга». Но там стихия выступает, как грозная судьба, как судия и мститель богов, предавшихся людским страстям и похотям. У Скрябина же гордый человеческий Дух зажигает пожар мира и, презирая созданное не им, творит вновь. У Вагнера пожар — разрушение, гибель. У Скрябина — возрождение, воссоздавание. Такой пожар в конце всего, как итог эволюции; здесь — как начало, исходная точка, тво-

СКРЯБИН

399

рение мира... Не природу и мир необходимо очеловечить, а человеческий Дух уподобить Божеству, «остихиить» его, насытить творческой энергией космоса: в свободной творческой игре, в самом наслаждении творчеством он должен познать себя и мир».

Остается лишь задуматься: удалось ли людям воспринять в свои души, в сознание свое огонь Прометея? А может быть, им оказался не только ближе и дороже, но и единственно нужен земной огонь очага, жаркое пламя кузницы, доменной печи, ракеты? Да и многим ли дано испытать экстаз творчества и ощутить в себе прометеев огонь?

Может показаться, что это — удел избранных. Не думаю, и вот почему. Принято считать, будто Скрябин творчеством своим проник в космические сферы. Однако прислушаемся к проницательным словам Вячеслава Иванова: Александр Николаевич Скрябин — «русский национальный композитор, представивший просторолюбивую стихию родной музыки в ее новом виде динамического перестроения и претворения в образы космической беспредельности, — аполитический художник в жизни, мирный анархист по своим безотчетным влечениям и по вражде к принудительному порядку, суду и насилию; демократ не только по целостной и чистосердечной про-никнутости чувством всеобщего братства и трудового товарищества, но и по «глубочайшему и постоянному алканию соборности; аристократ по изяществу природы и привычек... истый всечеловек, каким является, по Достоевскому, прямой русский, — и вместе пламенный патриот, по живому чувствованию своих духовных корней, по органической любви к складу и преданию русской жизни, по вере в наше национальное предназначение, наконец, по своему глубочайшему самосознанию, — самосознанию одного из творцов русской идеи...».

Здесь — ссылка на загадочную «русскую идею», которую поныне ищут мудрецы. А ее, быть может, и нет вовсе в облике некой формулы-идеи. Она присутствует в музыке великих русских композиторов, в картинах великих русских художников, в произведениях великих русских поэтов, писателей, мыслителей. Она существует — невысказано — в душах всех, для кого русская культура является родной, вне зависимости о их национальности.

Глубокая связь творчества Скрябина и русских революций 1905 и 1917 годов подмечена Ивановым верно. Ведь после страшной Гражданской войны, голода и разрухи Россия в считанные годы возродилась невероятно быстро, как никогда не бывало в истории, превратилась в могучую сверхдержаву. Она победила полчища, нагрянувшие с Запада (Вагнер — Гитлер — Германский Рейх против Скрябина— Сталина— СССР), а в космос вознесся первым русский человек. Не таково ли было воплощение русской идеи? И не осу-

400

100 ВЕЛИКИХ ГЕНИЕВ

ществилось ли ее воплощение в конце XX столетия? И не заглушают ли окончательно скрежет, грохот, железные ритмы и электронные дурманы те мелодии высших сфер, которые улавливали чутким слухом творцы гармонии, одним из которых был Скрябин?

ПИКАССО

(1881—1973)

Испанец по национальности, он стал признанным художником во Франции. По этой причине его подлинное имя Руис-и-Пикассо (с ударением на «а») изменилось на Пабло Пикассо (ударение на «о»). Долгая жизнь, огромная работоспособность и неутолимая жажда новизны сделали его одним из наиболее плодовитых, оригинальных по стилевому разнообразию и знаменитых художников XX века.

Родился он в Малаге (Испания) в семье живописца и с детства стал помогать отцу в работе. Как писал искусствовед М. Алпатов, «ему самой природой дарована способность, как абсолютный слух музыканту, все увиденное и задуманное выражать при помощи штрихов на бумаге, и эту свою способность он развил многолетними упражнениями до степени высочайшего артистизма. Каждый лист бумаги, вышедший из рук Пикассо, заключает итог его большого творческого опыта. Самый беглый его набросок несет на себе отпечаток его высокого мастерства».

Однако, прежде чем стать мастером, Пикассо учился живописи сначала в Барселоне, затем в Мадридской академии художеств. Успех пришел к нему не сразу. Он бедствовал, но не унывал, ища новые выразительные средства живописи, экспериментируя. В 1904 году он переехал в Париж. Уже тогда некоторые любители живописи «открыли» Пикассо;

ПИКАССО

401

были среди них русские, и поэтому многие его картины того периода оказались в нашей стране (вспомним хотя бы «Девочку на шаре», работу 1905 года).

Скандальную славу принесла ему картина «Авиньонские девушки» — с деформированными, нарочито угловатыми фигурами, с лицами, подобными африканским маскам. Расчленение реальных форм и пропорций, переход к геометрическим силуэтам ознаменовали переход к принципиально новому направлению — кубизму. Открытие это Пикассо сделал вместе с французским художником Жоржем Браком. В одних случаях изображение сводится к системе крупных плоскостей и упрощенных линий, в других — дробится на мелкие плоскости, словно отражение в разбитом на кусочки зеркале.

Николай Бердяев, впервые увидя произведения Пикассо этого периода в 1914 году, испытал чувство ужаса: «Холодно, сумрачно, жутко. Пропала радость воплощенной, кристаллизованной, солнечной жизни... Совершается как бы таинственное распластование космоса. Пикассо — гениальный выразитель разложения... Он, как ясновидящий, смотрит через все покровы, одежды, напластования, и там, в глубине материального мира, видит свои складные чудовища. Это — демонические гримасы скованных духов природы... В живописи совершается что-то, казалось бы, противоположное самой природе пластических искусств...