Существует много определений гениальности
| Вид материала | Документы |
Содержание100 Великих гениев 100 Великих гениев 100 Великих гениев 100 Великих гениев Универсальные гении |
- Оглавление, 195.99kb.
- План: Введение. Сущность производства и его организация. Внешние эффекты производства., 154.4kb.
- Имеется большой набор или множество неявных требований, на которые зачастую не обращаю, 143.38kb.
- Концепция культуры. Существует много определений понятия «культура». Выберем из них, 439.36kb.
- Черепахи до самого низа. Предпосылки личной гениальности джон гриндер и Джудит делозье, 4541.73kb.
- Тема Киевская Русь, 151.8kb.
- Тенденции формирования и развития молодежных субкультур в современной России, 40.02kb.
- Пытаясь ответить на этот вопрос вспомним, что в педагогике существует несколько разных, 179.82kb.
- Курс разработан: Батурчик М. В. 3адания, 451.38kb.
- Лекция 5 (4 часа). Раздел Архитектура предприятия, 242.66kb.
Тяжело, печально, жутко жить в такое время человеку, который исключительно любит солнце, ясность, Италию, латинский гений... Ветхие одежды бытия гниют и спадают... Это — кризис культуры, сознание ее неудачи, невозможности перелить в культуру творческую энергию... Перед картинами Пикассо я думал, что с миром происходит что-то неладное, и чувствовал скорбь и печаль гибели старой красоты мира, но и радость рождения нового. Это великая похвала силе Пикассо...»
Возможно, русский философ слишком серьезно отнесся к «художественным играм» Пикассо, освоившего самые разные стили, занятого непрерывными поисками. Посетивший его в 1922 году молодой Владимир Маяковский писал: «Самыми различнейшими вещами полна его мастерская, начиная от реальнейшей оценки голубоватой с розовым, совсем древнего античного стиля, кончая конструкцией из жести и проволоки. Посмотрите иллюстрации: девочка почти серовская. Портрет женщины грубо реалистичный и старая разложенная скрипка. И все эти вещи помечены одним годом».
Да, Пикассо разный, но не по периодам, которые принято выделять — «голубой», «розовый», «африканский», «кубистический», но в то же время один и тот же в своей постоянной изменчивости и многоликости. Его стиль зависит от настроения, творческой задачи,
402
100 ВЕЛИКИХ ГЕНИЕВ
характера объекта. А может быть, есть в Пикассо и нечто такое, что попытался выразить в его портрете Сальвадор Дали: некое замысловатое, но не страшное чудовище со множеством обличий и иронично высунутым языком и вытянутой изо рта ложкой, в которой лежит крохотная лютня. Словно показан великий мистификатор, играющий на потребу публики или издевающийся над ней...
Как бы ни относиться к творчеству Пикассо, любить ли произведения отдельных его периодов или одинаково приязненно воспринимать всего его целиком (или отвергать), надо признать, что он был одним из наиболее характерных представителей искусства эпохи буржуазного развития технической цивилизации, победоносного вхождения в земной мир машины, как отмечал Н. Бердяев.
Вряд ли художник продумывал происходящее так же глубоко, как философ. Но он интуитивно выражал то, что скрыто за внешним обликом предметов и явлений. Он говорил: «Я ищу одного — выразить то, что хочу. Я не ищу новых форм, я их нахожу...»
Хорошо знавший его советский писатель Илья Эренбург высказал верную мысль: «Люди, которые пишут о Пикассо, отмечают, что он стремится освежевать, распотрошить зримый мир, расчленить и природу, и мораль, сокрушить существующее; одни видят в этом его силу, революционность, другие с сожалением или возмущением говорят о «духе разрушения»... Справедливо ли назвать разрушителем человека, преисполненного жажды созидания художника, который свыше шестидесяти лет подряд строил и строит, который смело примкнул к коммунистам, не предпочел безразличия или позы скепсиса, куда более легкой для художника?
Можно — и это тоже будет правдой — сказать, что Пикассо оживает в своей мастерской, что он предпочитает одиночество митингам или заседаниям. Но как при этом забыть его страстность в годы испанской войны, его голубка, участие в движении сторонников мира и многое другое?»
В некоторых случаях «разрушительный» стиль, который использовал Пикассо, наиболее точно выражает суть происходящего. Например, монументальная картина «Герника» (1937) — страстный крик в защиту человека, против убийств и разрушений. Поводом для этой работы послужила трагедия жителей небольшого испанского городка Герники, стертого фашистской авиацией с лица земли. Однако произведение оказалось пророческим, что показала Вторая мировая война и уничтожение американскими атомными бомбами двух мирных японских городов.
В последние десятилетия жизни Пикассо стал всемирно знаменитым. Он работал как график, оформитель книг, художник театра, создавал скульптуры, керамику, монументальные росписи. Даже наброски, небрежно сделанные рукой мастера, считались шедевра-
ДАЛИ
403
ми. Он был миллионером и продолжал разделять коммунистические убеждения, но всегда оставался прежде всего неистовым художником-творцом.
«Я не мог бы жить, не отдавая искусству все свое время. Я люблю его, как единственную цель всей своей жизни. Все, что я делаю в связи с искусством, доставляет мне величайшую радость» (Пабло Пикассо).
ДАЛИ
(1904—1989)
— Наше время — эпоха пигмеев...
— Другие так плохи, что я оказался лучше.
— Кинематограф обречен, ибо это индустрия потребления, рассчитанная на потребу миллионов. Не говоря уж о том, что фильм делает целая куча идиотов.
— Я пишу картину потому, что не понимаю того, что пишу.
— Механизм изначально был моим личным врагом...
— Сюрреализм — полная свобода человеческого существа и право его грезить. Я не сюрреалист, я — сюрреализм.
Так писал Сальвадор Дали. Из его высказываний — броских, умных и противоречивых — можно составить книгу. Потому что он был, пожалуй, универсальным гением, а писательством занимался из-за своей недостаточной одаренности как живописца. Это он и сам признавал, хотя любил называть себя гением: «...Я часто думаю, что ведь куда труднее (а значит, и достойнее) — достичь того, что я достиг, не обладая талантом, не владея ни рисунком, ни живописью. Именно поэтому я считаю себя гением. И от слова этого не отступлюсь, потому что знаю, чего это стоит, — без никаких данных сделаться тем, что я есть».
404
100 ВЕЛИКИХ ГЕНИЕВ
В его адрес высказано множество восторженных слов — в полном соответствии с его целью оставаться постоянно перед публикой, будоражить и эпатировать, возмущать и восхищать ее. «Дон Сальвадор всегда на сцене!» — восклицал он. Порой кажется, что, и создавая свои многочисленные картины, он входил в роль живописца; откровенно играл со зрителем, предлагая разгадывать символы или находить изображения, возникающие из соединения разобщенных фигур.
В отличие от Пикассо, он не был новатором, хотя всегда стремился играть и эту роль. Он называл свой метод параноико-крити-ческим, хотя не страдал паранойей, да и критицизмом тоже, если не считать его отдельных высказываний. В Америке, поначалу шокировав местную публику, он написал «Декларацию независимости воображения и прав человека на свое собственное безумие».
Нельзя не отметить, что имитация безумия приносила ему не только славу, но и значительные доходы. (Два его постулата: «Я брежу, следовательно, я существую: И более того: я существую, и потому что брежу». И еще: «Простейший способ освободиться от власти золота — это иметь его в избытке».) Иной раз он может забыть о своем актерстве и высказаться по поводу тех, кто разыгрывает свои эпатирующие роли безыскусно: «В Нью-Йорке я видел панков, затянутых в черную кожу и увешанных цепями... Нам выпало жить в дерьмовую эпоху, а им хочется быть дерьмее самого дерьма».
Но ведь и'сам он любил позировать в самом экзотическом виде, закручивая усы двумя стрелками вверх, почти до вытаращенных глаз. Артист в жизни, творец в мастерской, имитатор и провокатор, писатель среди художников, художник среди писателей. Признанный — прежде всего самим собой — гений, а потому заставляющий сомневаться в этом. Тем более что о нем слагали мифы, и первым — он сам.
Вот что пишет филолог-испанист Н.Р. Малиновская:
«Более полувека Дали олицетворял для нашего искусствоведения «разложение буржуазного искусства». Нисколько не сомневаюсь, что Дали — узнай он об этой формулировке — оценил бы выразительное определение (ведь именно он ввел в эстетический обиход термин «тухлятина») и даже, полагаю, авторизовал бы его, как авторизовал прозвище Авидадолларс, «Деньголюб».
О прозвище мы наслышаны. Как и о том, что Дали заявился на бал в свою честь, украсив шляпу протухшей селедкой; сошел с корабля, таща на голове многометровый хлеб, испеченный ради такого случая; собственноручно окунул в краску морскую звезду и принародно пустил ее ползать по холсту, уверяя, что собравшиеся присутствуют при рождении шедевра. Дошла до нас и информация об аудиенции, данной Хачатуряну, — о танце с саблями, исполненном в чем мать родила. Балетное искусство семидесятилет-
ДАЛИ
405
него художника впечатляло, но все горше становилось от того, что его судьба — блистательный трагифарс длинною в жизнь, заслонивший подвижническое служение искусству, стал непременным атрибутом салонной беседы, а его творчество все отчетливее при-' сваивается масс-культурой.
Биография Дали — как многих гениев искусства — сосредоточена в творчестве, а не во внешних событиях. Кратко она такова. Родился в испанском городке Фигерас (Каталония) в семье нотариуса, получив имя Сальвадор Фелипе Хасинто Фарес Дали-и-Доменеч. Учился в католическом колледже, рано начал рисовать, обучаясь в муниципальной художественной школе. В 1921 году поступил в Королевскую Академию изящных искусств в Мадриде. Он восхищался старыми мастерами, писал о них вдумчивые статьи и в то же время интересовался новейшими направлениями в живописи. Одним из наиболее близких его друзей стал гениальный поэт Федерико Гарсиа Лорка.
Первая персональная выставка Дали состоялась в 1925 году. На следующий год он посетил Париж, встретился с Пикассо. В 1928 году стал одним из авторов «Каталонского антихудожественного манифеста», в котором утверждалось, в частности, что спортсмены ближе к духу Греции, чем наши интеллектуалы... что спортсмен, не тронутый знанием и не ведающий художеств, лучше поймет современное искусство, чем подслеповатые умники, отягощенные ненужной эрудицией. Для нас Греция жива в чертеже авиационного мотора, в не претендующей на красоту фабричной спортивной ткани...»
Тогда же Дали воспел техническое достижение: «О фантазия фотографии! Она удачливее и проворнее мутных процессов подсознания!..
О фотография, ¦свободное творчество духа!»
Его выпад против подсознания оказался преждевременным и был вызван, пожалуй, стремлением опровергнуть или, быть может, преодолеть «Манифест сюрреализма» французского писателя Андре Бретона, который призывал к величайшей свободе духа, граничащей с безумием, соединению реальности и сновидений в сверх(сюр) реальность. Согласно его определению, сюрреализм — «чистый психический автоматизм... Диктовка мысли вне всякого контроля со стороны разума».
В ту пору Сальвадор Дали был ближе к футуризму и воспевал нечто совсем иное. Призывал «раскрыть глаза на простую и волнующую красоту волшебного индустриального мира, красоту техники... Телефон, унитаз с педалью, белый эмалированный холодильник, биде, граммофон — вот предметы, полные истинной и первозданной поэзии!» Однако слова его расходились с художественным творчеством. Он создавал свои первые сюрреалистические картины, синтез бреда и яви, сновидений и продуманных фантазий.
406
100 ВЕЛИКИХ ГЕНИЕВ
В том же 1925 году Дали познакомился с французским писателем Полем Элюаром и его женой Галой (русской Еленой Дмитриевной Дьяконовой). Тогда же он пишет с другом кинорежиссером Луисом Буньюэлем сценарий авангардистского фильма «Андалузский пес». А на следующий год Гала становится женой Дали, его натурщицей и музой, опекуншей, спасающей художника от депрессии, а также его «коммерческим директором», банкиром и кассиром (подчас чрезмерно алчным). Увлеченный фрейдизмом, он вносит в картины эротические символы, сюжеты и ассоциации. В конце 1930 года выходит его книга «Зримая женщина», посвященная Гале. У него появляется все больше поклонников. Он организует в разных странах свои выступления и выставки, выполняет живописные и графические работы, сотрудничает с театрами, публикует статьи и книги, оформляет журналы мод...
В 1936 году он пишет фантасмагорию «Предчувствие Гражданской войны» — тело, расчленяющее, раздирающее самое себя. С началом гражданской войны в Испании Дали покидает родину и едет с Галой во Францию, Англию, а затем обосновывается в США. Возвращается в Европу только через 12 лет. Им завладевают религиозно-мистические темы, которые он решает по-своему. Финал жизни Дали был печален и жалок. Когда в 1982 году умерла Гала, он впал в депрессию. Великий актер-художник ушел со сцены. Возможно, ему уже нечего было сказать людям...
В книге «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим» (1941) художник уже проявляет признаки усталости от своего постоянного и утомительного актерства: «Довольно отрицать — пришла пора утверждать. Хватит выправлять — надо поднимать, возвышать, сублимировать. Хватит растаскивать — надо собирать и строить. Хватит забавляться автоматическим письмом — надо вырабатывать стиль. Пора кончать с разрушением и разбродом — надо учиться ремеслу. Довольно скепсиса — нужна вера. Довольно блуда — нужна чистота. Довольно уповать на коллектив и униформу — нужны индивидуальность', личность. Нужна иерархия. И хватит экспериментов — нужна — Традиция. Ни революций, ни контрреволюций — ВОЗРОЖДЕНИЕ!»
В заключение — несколько высказываний Сальвадора Дали, которые иногда полезно продумать с полной серьезностью:
— Трудно привлечь к себе внимание даже ненадолго. А я предавался этому занятию всякий день и час. У меня девиз: главное — пусть о Дали говорят. На худой конец пусть говорят хорошо.
— В наше время, когда повсеместно торжествует посредственность, все значительное, все настоящее должно плыть или в стороне или против течения.
ЭЙЗЕНШТЕЙН
407
— Я совершенно нормален. А ненормален тот, кто не понимает моей живописи, тот, кто не любит Веласкеса, тот, кому не интересно, который час на моих растекшихся циферблатах — они ведь показывают точное время.
— Меня зовут Сальвадором — Спасителем — в знак того, что во времена грозной техники и царящей посредственности я призван спасти искусство от пустоты. Только в прошлом я вижу гениев...
— Анархия при монархии — вот наилучшее государственное устройство. Монарх должен быть гарантом анархии.
— Люди вообще мало что понимают. Особенно образованные — им недостает культуры.
— Мода — это то, что способно выйти из моды.
— Я пишу картину потому, что не понимаю того, что пишу.
— Я бы не купил ни одну из своих картин.
— Особенность моей гениальности состоит в том, что она проистекает от ума. Именно от ума.
— Суть параноидального преломления в том, чтобы навязать жизни бред. Из этого, кстати, можно извлечь выгоду. В частности, таким образом я зарабатываю деньги. Не могу сказать, что я понимаю, в чем именно заключается этот способ, но применил я его впервые 30 лет назад, и до сих пор удивляюсь результатам.
— Если бы я не работал, что бы я делал здесь, на земле? Скучал бы, как устрица. Поэтому я терпеть не могу устриц.
— Я думаю, что современное искусство — это полный провал, но ведь другого искусства у нас нет и быть не может, а то, что есть — дитя времени, дитя краха.
ЭЙЗЕНШТЕЙН
(1898-1948)
Вторжение техники во все сферы человеческой жизни, торжество механизмов над организмами, явное проявление на планете техносферы — области глобальной технической деятельности человека. Таков XX век, о чем мы уже не раз говорили, обращая внимание на негативные последствия этого явления.
Однако создание технических систем — замечательное достижение человечества. Оно противоречиво, как все творимое людьми; может использоваться для добрых и благородных, но также для злых и низменных целей. Роковая проблема XX столетия — перешедшая в нынешнее — постоянное возрастание негативных последствий технизации как для окружающей природной среды, так и для внутреннего духовного мира личности.
408
100 ВЕЛИКИХ ГЕНИЕВ
Сто лет назад, когда лишь немногие предчувствовали грядущие мировые войны и революции, среди деятелей искусств преобладало уважительное, а то и восторженное отношение к технике.
Она необычайно раздвигала возможности человека. В изобразительном искусстве удалось преодолеть статичность с помощью сменяющихся на экране кинокадров (позже пришли звук и цвет, и это добавило выразительности, особенно — звуковое сопровождение). Сравнительно быстро кино стало массовым и начало выполнять функции экономические, социально-политические. И если на Западе величайшей кинозвездой заблистал Чарли Чаплин, то в СССР — Сергей Михайлович Эйзенштейн. Есть все основания выделить его из большой группы великих кинематографистов уже потому, что его «Броненосец "Потемкин"» через полвека после создания был назван ведущими кинокритиками мира в числе лучших 10 фильмов всех стран, получив наибольшее число голосов, даже несмотря на то, что среди «судей» большинство не были сторонниками советского искусства... Сергей Эйзенштейн родился в Риге в семье главного архитектора города. С детских лет полюбил театр, много р'исовал, сочинял пьески, устраивал домашние представления.
По настоянию своего отца в 1916 году, окончив Рижское реальное
училище, поступил в 1918-м в Петроградский институт гражданских офицеров. Под влиянием революционных идей на следующий год вступил в студенческий отряд народной милиции, а затем ушел добровольцем в Красную армию, участвовал в боях и агитационных мероприятиях.
После Гражданской войны учился в Академии генерального штаба и одновре-1 менно работал художником в молодежном театре «Пролеткульт» (Москва). Оставив Академию, поступил в Высшие режиссерские мастерские. Он был убежден: необходимо обновить театр, устраивать «монтаж аттракционов», ошеломляющих зрителя. Воплощением такого идеала стало для него кино.
ЭЙЗЕНШТЕЙН
409
Эйзенштейн совместно со своими учениками, будущими крупными кинорежиссерами Г.А. Александровым и И.А. Пырьевым снял фильм «Стачка» (1925). А уже следующая его работа, посвященная революции — «Броненосец "Потемкин"» — стала выдающимся произведением, буквально классикой этого вида техногенного искусства. Следующая его работа, посвященная В.И. Ленину — «Октябрь» — была неудачной, а революционный фильм «Да здравствует Мексика!», снятый в Америке, не вышел на экраны.
Зато безусловными шедеврами стали его патриотические фильмы: «Александр Невский» и «Иван Грозный», музыку к которым написал великий С.Н. Прокофьев, а заглавные роли исполнил Н.К. Черкасов. В 1940 году Эйзенштейн поставил в Большом театре СССР оперу Р. Вагнера «Валькирия».
Творчество Эйзенштейна внесло в кинематограф новые выразительные средства, обогатив его и новыми идеями, социальным и революционным пафосом. В лучших фильмах Эйзенштейна чисто технические находки в монтаже динамичных и контрастных кадров превращались в подлинно художественные находки, эмоционально воздействующие на зрителя. Кроме того, он умело использовал символические образы, сопоставления и сравнения, изобразительную силу отдельных сюжетов. Ему удалось осуществить — с помощью техники — полноценный синтез искусств, и в этом сказалось его незаурядное мастерство как театрального режиссера-постановщика и художника-графика.
«Меня пьянит сухой аскетизм графики, четкость рисунка, истязающая беспощадность линии, с кровью вырванная из многокрасочного мира природы. Мне кажется, что графика родилась и из образа веревок, которыми стянуты тела мучеников, из следов, которые наносят удары бича на белую поверхность тела, от свистящего лезвия меча, прежде чем оно коснется шеи осужденного... Так плоский штрих прорезает иллюзию объема, так линия пробивается сквозь краску, так закономерность строя рассекает многообразный хаос форм...»
Некоторые советские критики упрекали его за формализм и экспериментаторство, хотя и признавали мастерство монтажа, строгую композицию кадров, яркость и точность деталей при драматизме и лаконичности массовых сцен. Но ведь без творческих исканий не бывает и ценных находок. А в поисках предельной выразительности кинофильма Эйзенштейн был изобретателен и неутомим.
Но конечно же никаким формалистом он не был. Яркий пример — его «Александр Невский» — поистине пророческий шедевр, предвещавший жестокую войну с западными захватчиками и победу России-СССР. Набатом звучали слова оратории Прокофьева: «Вставайте, люди русские!..» И встал русский-советский народ, и победил. Была в этом и заслуга Сергея Эйзенштейна...
УНИВЕРСАЛЬНЫЕ ГЕНИИ
Изначально гением называли человека, необычайно одаренного. И возникает вопрос: в чем одаренность проявляется?
Проще всего с композиторами. Они одарены чувством звуковой гармонии, обладают музыкальным слухом. Но и в этом случае многое, а быть может, главное, зависит от обстоятельств. Едва ли не все крупнейшие композиторы прошлого росли в семьях музыкантов или имели в детстве хороший голос (как русский композитор Д.С. Бор-тнянский).
Крупнейшие философы или литераторы чаще всего обладали энциклопедическими знаниями, хотя прославлены в какой-то одной области деятельности. Наиболее ограниченными были представители научного мира с тех пор, когда началось все более резкое обособление отдельных дисциплин. В этом отношении Д.И. Менделеев и В.И. Вернадский по праву должны находиться в числе универсальных гениев. От них отличаются А. Эйнштейн и Н. Бор, которые были достаточно узкими специалистами, а потому их, возможно, не следовало бы и вовсе относить к каким-то выдающимся мыслителям: достижения в одной области научных знаний вполне могут сделать добросовестные и талантливые ученые, продолжающие работы своих предшественников. Правда, в данном случае открытия в физике сказались и на философии науки.
Вообще, универсальность характерна для прошлых эпох: слишком далеко зашла специализация, особенно в XX веке. Из тех многих, кто жил раньше, хотелось бы упомянуть сейчас двух, очень оригинальных и достойных войти в состав избранных.
В переходный период от поздней Античности к Средневековью необычайно одаренным в разных областях был Боэций (ок. 480— 524) — римский государственный деятель, философ, писатель, богослов, ученый, искусствовед. Принадлежал он к знатному роду Аппиев, получил прекрасное образование, много читал, изучал античных авторов и переводил на латинский язык сочинения греческих мыслителей, более других — Аристотеля. Рано приобрел славу знатока разных наук и искусств, грамматики и греческого языка, а также умелого механика.