Stars
| Вид материала | Документы |
| Актер Кристиан Вадим Глава двенадцатая |
- Хироюки Мориоки "Звездный герб", 148.86kb.
Актер Кристиан Вадим
О том, чья мама – Катрин Денев, и о том, почему я кусаюсь.
Наша первая встреча с Кристианом произошла в рамках реализации мной той же
пресловутой гениальной идеи о звездных детях звездных родителей. Кристиан – сын
всемирно известной французской актрисы Катрин Денев и не менее известного, ныне
покойного кинорежиссера Роже Вадима, женатого в разные периоды своей бурной жизни
на Брижит Бардо, Катрин Денев, Джейн Фонде и множестве других красивых женщин. Я
уверена, что многие из вас и не знали, что Роже Вадим имел русских родителей, поэтому
Кристиан до сих пор в паспорте носит русскую фамилию Plemiannikov.
Кристиан – красавец, интроверт и выпивоха. Разведен, имеет сына от первого брака и
тщательно, по требованию мамочки, скрывает от журналистов свои сорок с лишним лет.
Ведь мамочка родила его в восемнадцать лет, и теперь он компрометирует ее вечную
молодость. Своим характером Кристиан совсем не похож на Энтони Делона. Разница
заключалась в великом учении Юнга и в том, что Кристиана, в отличие от Энтони,
воспитывала сама звездная мама, тогда как Энтони был признан своим звездным папой
уже после того, как существенная часть воспитания закончилась там же, где и началась, –
на улице. Поэтому в Энтони чувствуется стремление, обозначенное психологами как
«убить отца» и «взять реванш перед жизнью», а Кристиан сформировался как дополнение
дуала своей мамочки, то есть настолько же, насколько она амбициозна и голодна,
настолько же он сыт по горло, особенно всеми негативными последствиями оборотной
стороны медали славы, такими, как вывешивание чужого грязного белья и очарованием
папарацци. Кристиан не любит давать интервью, презирает бульварную прессу и не
делает ничего, чтобы стать международной кинозвездой. Почти ничего, так как иногда он
все-таки играет в театре и снимается в фильмах. И однажды даже снялся благодаря мне.
Но это уже другая история, про то, как мы с Кристианом играли главные роли во
французском фильме о великом композиторе Иоганне-Себастьяне Бахе, и про то, как он
сделал мне предложение, которое на корню погубило бы нашу зарождающуюся дружбу,
прими я его. Ну да ладно, расскажу.
На самом моем первом Каннском кинофестивале меня заприметил один кинодеятель. О
том, что он «голубой воришка», мы с моим парикмахером узнали лишь спустя год, когда
нам не выплатили ни копейки зарплаты. Но тогда в розовом свете каннской атмосферы
все люди казались братьями, а акулы – милыми рыбками. Милые рыбки подплыли ко мне,
по рекомендации общего знакомого, парой и начали пускать радужные пузыри. Первой
рыбке было лет шестьдесят, звали ее Жан-Луи, и профессия у нее была самая что ни на
есть банально звучащая в Каннах – кинорежиссер. Внешность его описать довольно
тяжело, так как большой нос закрывал все остальное. Второй рыбкой была его жена,
которая, несмотря на французские шмотки и модную прическу, будто бы сошла с
цветного фото из журнала «Geographie», под которым была подпись: «Крестьянка из
Куигнцзибрржи ведет медведя в церковь».
Жан-Луи дал мне почитать сценарий своего будущего фильма о жизни и творчестве
великого композитора Иоганна-Себастьяна Баха и предложил сыграть роль одной из двух
жен гения. Мне, провинциальной дурочке, самый первый сценарий в жизни показался
восхитительным, идея сняться в первом фильме о Бахе – лестной, бред по поводу
схожести высоты скул у женщин Лотарингии XVIII века и русских женщин –
правдоподобным, а просьба подтянуть русских бизнесменов для финансирования –
правомерной.
Режиссер оказался таким валенком в продюсировании, что мне сразу же пришлось
засучить рукава и помогать ему. Выбранный им для главной мужской роли американский
актер канадского происхождения Гарри Стрэч уже во время первого пробного съемочного
дня показался мне куда менее красивым, чем вышеупомянутые звездные актерские
сыновья. Поэтому я предложила режиссеру познакомить его с ними. Неплохо звучит:
сибирячка, только что приехавшая в Париж, знакомит пожилого французского режиссера
с известными местными актерами. Мне показалось удивительным, что он, имея уже
утвержденного актера, согласился попробовать на роль моих знакомых, хотя более
удивительным должно было бы мне показаться, что он их не знал сам. Я оставила
сообщения на мобильных телефонах обоим. Первым мне отзвонил Кристиан. Он и
получил роль.
Снимали в семидесяти километрах от Парижа, в старинном замке и на улицах древнего
городка, в котором время могло казаться остановившимся, если бы не иногда попадающие
в кадр провода и электрические лампы.
Кристиан Вадим, унаследовавший от великого соблазнителя-отца страсть к блондинкам,
дабы не посрамить имя, пошел в атаку. В эпизоде, когда Иоганн-Себастьян предлагал
Анне-Магдалене выйти за него замуж и, по сценарию и правилам того времени,
целомудренно целовал ее, во время репетиции все шло как положено. Но как только
включилась камера, шаловливый Кристиан распустил язык и залез им за границы
положенного, то есть прямо мне в рот. От такой вольности я покраснела и, окончательно
рассердившись, укусила его за эту несдержанную часть его анатомии. Кристиан побелел,
но виду не показал и мужественно доиграл сцену до конца. Пришлось потом в гримерке
объяснить ему, что с русскими девушками целоваться можно только после свадьбы.
Спустя несколько месяцев, после того как фильм вышел на экраны в Европе, на
известном французском телевизионном ток-шоу телеведущий Лоран Рюкье предложил
Кристиану позвонить мне, его партнерше по фильму, тут же в прямом эфире. У меня, не
ведавшей об этом, зазвонил телефон: «Привьет, как диля?» – услышала я бодрый,
коверкающий русский язык голос Кристиана, которого я научила во время съемок паре
русских выражений, памятуя о его русской фамилии Племянников. «О, привет, красавец,
ты не очень на меня сердишься за то, что я тебе отказала?» И вдруг я слышу взрыв хохота
полусотни людей и голос Лорана: «Вот это сенсация, а мы не знали!» Когда я осознала,
что мы в прямом эфире, было уже поздно – репутация Кристиана как успешного ловеласа
была уже подмочена.
//-- * * * --//
Недолго длилось мое писательско-журналистско-любопытствующее счастье. Пока я
наслаждалась знакомством и походами в гости к мировым знаменитостям, позвонил мой
издатель и в патриотическом угаре попросил меня включить в книгу еще и некоторых
российских звезд. Я задумалась над тем, кто из них не испортит мой стройный
вышеозначенный ряд. В крайнем случае, если вы – противник российских небесных
светил, с этого места можете не читать.
Глава двенадцатая
Дима Билан
О том, кто всегда пунктуален, о том, кто такой «солнце», о том, кто впервые в прессе
матюгнулся и почему, о том, кому страшно завидуют, а также о том, кто узнал, что такое
суды, и о том, кто будет жить между Иглесиасом и Мадонной.
Встречаемся с кумиром молодежи нескольких восточноевропейских стран в
одиннадцать ночи, когда я уже почти вывихнула челюсть от нескончаемых зевков. Билан
прямо с трапа самолета заскочил на тренировку. Даже если бы меня об этом не
предупредила его милая пресс-секретарь, архилюбезная, что совсем уж не принято в шоу-
бизнесе, Светочка, я бы догадалась и сама по мокрому Димочкиному костюму.
После того как мы с ним поболтаем, энергичный Димочка немного поспит и через
несколько часов снова вылетит покорять очередную заграницу. После блестящей победы
на Евровидении российские девчонки редко видят своего любимчика.
Я тоже не бездельничала. С восьми утра бегала по Москве со встречи на встречу: от
издателей к предпринимателям, от рекламодателей к рекламо-теле-радио-размещателям, а
последняя встреча у меня после Димочки, не поверите, в полночь с серьезным человеком
в сером деловом костюме и по профессиональному поводу. Была бы я его женой, ни за что
бы не поверила, что с пышногрудой блондинкой ночью можно обсуждать важнейший
договор. Но я не его жена и поэтому работаю тогда, когда она пилит ногти.
На встречу к Димочке я бежала в прямом смысле этого слова. Машина застряла в
московской пробке (это в пол-одиннадцатого-то ночи!), и мне пришлось впервые за
последние десять лет нырнуть в метро. Здесь же я приняла новый закон, согласно
которому ноги на каблуках, заходя в метро, совершают уголовное преступление.
Наверное, я неуместно выглядела на своих тринадцатисантиметровых каблучищах от
«Фенди», в спешке неуклюже подгибая коленки. Оказалось, что в метро московские
девушки носят удобную спортивную обувь без каблука. Как все изменилось! Даже билеты
имеют какой-то необычный вид, и я не знала, куда их запихивать. Их теперь (ну надо же!)
просто прикладывают. У очереди за билетами попросилась без очереди. Узнали,
пропустили, заулыбались. Как инопланетянин, задавала билетерше глупые вопросы. Судя
по сумрачному взгляду, которым она меня наградила, можно было подумать, что я
настрочила на нее донос участковому. А в вагоне взъерошенный парень напротив
выглядел настолько злобным и кровожадным, что я с трудом подавила в себе желание
бросить ему кусок сырого мяса.
Как ни торопилась, все-таки опоздала на две минуты. Димочка был уже на месте. И
теперь я знаю, почему он добился успеха. Он много работает и всегда выполняет свои
обязательства. Похоже, чудес не бывает – бездельники остаются на обочине закономерно.
Пью чай. Димочка пьет яблочный сок. Не могу называть его иначе, чем Димочка, –
настолько он меня радует профессионализмом, умными мыслями и высокой
работоспособностью. Умница! Ну вот, опять влюбилась. Какая же я все-таки
непостоянная?
Сидим у окна. Хорошо, что в России не так развит класс папарацци. В Париже ни одна
мало-мальски известная звездулька не сядет у окна на первом этаже с другой звездой,
потому что на следующий же день будет обсуждаться желтой прессой.
Димочка облачен в неброский спортивный костюм стоимостью эдак тысяч в пять
долларов от известного российского стилиста, которого не назову, чтобы он понял, что
красивые вещи нужно дарить не только певцам, но и писательницам.
Вспоминаем Евровидение и почетный тур победителя.
– Судя по тому, что я увидел благодаря моему туру, – Димочка вспоминает новую для
себя публику, – у европейских зрителей вырос неподдельный интерес к России. Всюду
было очень много прессы. Я выступал в Великобритании, Швеции, Норвегии – в десяти
странах за восемь дней.
Был даже такой случай. Я должен был прилететь из Швеции в Великобританию
чартерным рейсом на самолете, предоставленным нам Евровидением, на котором я летал
со своей командой. Германия предложила выпустить сингл моей песни. Но поскольку
Евровидение тоже его выпускало, то мне ничего не оставалось, как подписать договор,
чтобы отправиться в этот промотур, так как Евровидению тоже нужна реклама. Каждый
год мода меняется, конкурс тоже: где-то он теряет, а где-то приобретает. Например, во
Франции в этом году к Евровидению был максимальный интерес, хотя в последние годы
французы к этому конкурсу стали охладевать. Именно потому, что Франция набрала в
этом году больше очков, чем в прошлом, они поверили в объективность этого конкурса.
Когда я прилетел в Швецию, Германия мне предложила принять участие в очень важном
шоу, которое смотрит шесть миллионов. Надо было полностью воссоздать лед и
скрипачей. За мной прислали самолет, я вылетел в два часа дня, за три часа мы отсняли
программу – все расходы были оплачены, еще мы пообщались с компанией «Юниверсал».
В этот же день меня отправили в Лондон. То есть я за один день побывал в четырех
странах, потому что утром я в Швецию прилетел из соседней скандинавской страны,
Норвегии, кажется. Мне трудно вспомнить, потому что тогда меня преследовало
ощущение, что существует только мое тело. Я был просто без сил. Я потратил столько
энергии на подготовку, а потом и на выступления в течение пятнадцати дней! Изо дня в
день все повторялось, просто – день сурка.
– Что такое настоящая «звезда» для Вас? – интересуюсь.
– Сейчас понятие «звезда» несколько изменилось. Это физическое понятие. Вы знаете,
что те звезды, которые мы видим сейчас с Земли, – они горели раньше, а сейчас мы
наблюдаем только их запоздалый свет.
– Если вы против использования этого термина, то для обозначения знаменитых людей
можно использовать слово «солнце», – предлагаю, – ведь оно светит и сейчас.
– Давайте назовем «солнцем», – Димочку легко уговорить.
– В России отношение к звездам, простите – к «солнцам», очень своеобразное. Их
подвергают критике, как будто они служат поводом для оправдания собственных неудач и
комплексов.
– Ключевое слово здесь «Россия», – кивнул Димочка. – Наш зритель почему-то не может
искренне радоваться.
– Вам радовались, – возражаю. – Я смотрела эфиры после Евровидения: Вам радовались.
– Я согласен. Но все же грязь всплыла чуть позже. – Мой герой сморщился, как от
зубной боли. – Сначала все пребывали в эйфории, а потом начался разбор полетов. Где,
кто и какие деньги заплатил. Когда я приехал после тура в Москву, мне задали вопрос:
«Правда, что вы заплатили десять миллионов, чтобы победить?»
– Я бы на Вашем месте дала вопрошающему в глаз.
– Я не дал в глаз, но впервые в прессе выругался матом так, что сам себя не узнал. Это
же так несправедливо! Когда _______я был в эфире у Аллы Борисовны, она говорила, что сейчас в
нашей стране люди в шоу-бизнесе начали зарабатывать. Не все могут относиться к этому
адекватно, особенно те, кто стремился к успеху, но не достиг его. Я достаточно спокойно
к этому отношусь, потому что знаю, как это трудно. И что бы ни говорили, все равно эта
история уже прошлое.
– Если Вы хотите услышать чье-то мнение, то могу предложить свое. Вы навсегда
вошли в историю, и Россия вам благодарна. Я помню только положительные отзывы в
российских телеэфирах, которые транслировались в мире. Может быть, Вы заметили что-
то другое, но я видела только восторг и гордость. Потому что Ваша победа важна не
только для вас, но и для России, и россияне ею очень гордились, как будто сами победили.
– Тут даже добавить нечего. Я совершенно спокойно отношусь к критике, я понимаю,
что на этом жизнь не заканчивается. Зачастую журналисты мне задают вопросы о том, к
чему мне еще стремиться. Ведь меня уже превознесли, я уже взлетел, не важно, как я
этого добился, главное – результат. Меня пытаются загнать в рамки, создать обо мне
окончательное мнение, сделать вывод, что мне больше не к чему стремиться. Очень
хочется повестись на это, заявить, что я действительно очень устал, что я многое пережил.
Но я понимаю, что на самом деле это разводка. Они хотят, чтобы я больше не делал того,
чему в следующий раз снова придется завидовать.
Я, конечно, благодарен за все поздравления и хвалебные высказывания в мой адрес
артистов, создавших вокруг меня ажиотаж, я им верю. Но это все временно. Я заметил,
что после всех этих событий шоу-бизнес, пусть меня обвинят в излишнем пафосе,
забурлил. Все закусили удила и начали стремиться к победам. Я своим участием в
перовом и втором конкурсах Евровидения популяризировал американского автора Джима
Бинса, который написал мне песни. Теперь к нему настоящее паломничество из России.
Не скажу, что меня это бесит, я рад за него, рад за этих людей, но все равно это…
– …смешно, – закончила я за Димочку. – Вы правы, не надо расслабляться, зависть…
– …разрушает человека, – закончил Димочка за Леночку. Какой все-таки милый!
– От Вашего красивого продюсера Яночки, – вряд ли кому-то непонятно, что речь идет о
Яне Рудковской, с которой мы познакомились на съемках шоу «50 блондинок» на РТР и
которая убедила бы любое непредвзятое жюри, что в мире прелестные женские фигурки
встречаются не только в Голливуде, – я слышала, что Вы очень требовательно относитесь
к композиции, которую исполняете. То есть когда Вам предлагают сочинение даже очень
известного композитора, Вы не примете решения, пока внимательно его не изучите.
– Я считаю, что это нормально, – удивился завзятый перфекционист. – Например, когда
мы выходим из дома, мы создаем какой-то образ, и по этому образу о нас складывается
определенное мнение. С песней то же самое. Это мое лицо. Раньше я относился к этому
более легкомысленно. Я думал, что мне достаточно будет выйти на сцену, и все
закачаются. Потом я понял, что сцена требует огромных эмоциональных затрат. Ведь
когда человек выступает, пусть даже уже пять лет подряд, никто не знает, что происходит
у него за кулисами. А за кулисами может быть множество разных проблем, которые надо
преодолеть.
Например, однажды в Кабардино-Балкарии в моем городе подходит женщина и говорит:
«Мой сын – музыкант, и поет он гораздо лучше, чем вы». Я понимаю, что в мире много
талантов, которые не взяли высоту в тот период, когда надо было потерпеть, кусая губы
до крови.
– У многих есть голос, но нет того, что есть у настоящих звезд, то, что Вам помогло
победить. Это и голос, и характер, и опыт, и знание медийного мира. Ведь люди не
представляют себе, что такое шоу-бизнес и насколько труден в нем путь. Димочка, какую
формулу успеха Вы бы рассекретили для новичка, желающего добиться успеха в шоу-
бизнесе?
– Прежде всего человеку ничего не должно мешать. Его безудержному желанию успеха
не должна помешать даже смерть близкого человека. Это желание должно быть сродни
одержимости.
– Как Вами гордятся ваши родные? – спрашиваю я Димочку, намекая моей мамочке на
то, что хвалить надо чаще.
– Я никогда не приглашал своих близких на конкурсы и концерты. Потому что мы
настолько духовно близки, что переживание одного члена семьи передается всем. Вы
знаете, что если в семье есть сын и дочь, то какое-то время сын больше общается с мамой,
а дочь – с папой. Я на концертах не мог видеть свою маму. Я понимал, как она
переживала. Мама не состоялась как музыкант, хотя пела в Казани в ансамбле и ее брали в
консерваторию без экзаменов. Но она все бросила, потому что оказалась недостаточно
стойкой. Так вот, я долгое время был в контакте с мамой. Когда она приходила на мои
концерты, то переживала так сильно, что ее волнение передавалось мне, и я чувствовал
себя скованно. Теперь все немного изменилось: мой самый лучший друг по жизни – отец.
И все его наставления я выполняю. Мне всегда хотелось сделать то, что не сделали мои
родители: мама не стала музыкантом, папа не смог водить машину. Он архитектор,
конструктор. В детстве папа помогал мне решать задачки, у него настоящий большой ум,
но плохая реакция. Я же все делал вопреки, для того чтобы реализовать их желания.
Видите, куда меня все это завело, – рассмеялся Димочка.
– Вы в России самый дорогой артист, – нежненько залезаю в звездный кошелек. –
Приятно быть самым востребованным?
– Видите ли, все эти разговоры в кулуарах о том, сколько я зарабатываю и сколько стоят
мои концерты, меня расстраивают. Конечно, стремно говорить о том, что меня это не
волнует. Но зарабатывание денег не должно стать главной целью. Это для меня не самое
главное. Для меня самое главное – все делать от души. Именно то, что ты делаешь от
души, сразу становится любимым твоими слушателями, потому что это правда. А правда,
как мне кажется, всегда востребована.
– Давайте поговорим о звездной болезни. Я не вижу в Вас признаков звездной болезни. –
Я внимательно вглядываюсь в умные глазки, но вижу только белки, зрачки и ресницы. –
Но мне кажется, что звездная болезнь – это неизбежная реакция живого организма на
обрушившуюся на него славу.
– Года два-три назад я был очень озадачен этой темой, – призналось «солнце», –
постоянно делал какие-то открытия, вел дневники – их у меня уже штук десять собралось.
Сейчас я сделал вывод, что звездная болезнь – это расхожее понятие, в которое многие
заключают неправильный смысл. Это психологическое состояние, ответная реакция на
частый обман, на предательство, на неуважение. Я, например, обращаюсь на «Вы» даже к
трехлетним детям, потому что понимаю, что это организм, в душу которого не позволено
открывать воображаемую дверь ногами. Я стараюсь вести себя так, как я бы хотел, чтобы
относились ко мне. К сожалению, даже сейчас, при нынешнем моем статусе, я часто
слышу в мой адрес фамильярные замечания, хочется, чтобы они были сдержанней. Хотя я
понимаю, что каждый, кто смотрит на Диму Билана, видит в нем человека, защищавшего
честь страны, а я это делал дважды, и автоматически становится моим братаном.
– Они столько раз видели Вас по телевизору, что считают очень хорошим знакомым.
– Конечно. Я пытаюсь делать скидку.
– Поговорим об очень опасном явлении, которое часто встречается в шоу-бизнесе, – о
суициде и депрессии.
– О, my God! Я понимаю природу суицида. У меня иногда бывают подобные мысли, но
к счастью, редко. С детства я помню фразу, услышанную от моих родителей: «Если ты
хоть раз об этом подумаешь, то это обязательно случится». Не факт, что у меня какая-то
предрасположенность, просто это связано с одиночеством. Например, ты выходишь на
сцену, тебе плохо, ты потерял близких людей, и на сцене ты понимаешь, что тебе хочется
быть рядом с этими людьми. Хотя это же состояние я могу выразить музыкой. Но так как
меня слушает не один человек, а зрители, которые для меня являются друзьями, то после
состояния эйфории уже за кулисами ты остаешься наедине с самим собой. Иногда это
трудно объяснить.
– Одиночество – это, к сожалению, удел звезд. – Мне подумалось, что по теории
пирамиды наверху просто меньше места. – Ведь вы все такие блестящие, талантливые,
симпатичные, вы лучше многих и многих, а значит, обречены на одиночество.
– Когда говорят, что ты лучше многих и многих, то со временем ты начинаешь в это
верить. Самое главное – не начать верить слишком рано.
– Ваши отношения с продюсерами изобиловали трагедиями и скандалами. Многим
хотелось знать, что Вы испытали, когда потеряли своего продюсера Юрия Айзеншписа, и
как пережили конфликт с другим продюсером Батуриным.
– Работая с Айзеншписом, я понимал, что это последний проект в его жизни. –
Выражение Димочкиного лица стало суровее. – Это не цинизм, я действительно
чувствовал это. Меня поражало его рвение, постоянная неуемность. В тот период моей
жизни я понимал, что все сразу не делается. Нельзя думать в самом начале своего пути,
что ты – гений. Ты должен понимать, что этот период твоего обучения только в будущем
принесет тебе дивиденды. Я начал работать с Юрием Шмильевичем в 2001 году, учась на
четвертом курсе. Многие спрашивали, почему я не требую с него больше, ведь он на мне
зарабатывал кучу денег. Но я понимал, что я свое возьму. В последние два года для меня
перестало быть важным то, что я имею. Важнее было спросить у Айзеншписа, как у него
дела. Я понимал, что ему нужны положительные эмоции, потому чувствовал приближение
финала. И чтобы сейчас ни говорили, мы плодотворно работали. Если бы Юрий был
сейчас жив, он бы это подтвердил. Когда его не стало, я записал две программы, в
которых выражал свои чувства. Месяца через четыре я решил, что больше не буду об этом
говорить – с таким бездушным отношением столкнулся. Я помню, на панихиде в Доме
кино, когда все собрались, я хотел сказать речь, но не смог. Второй раз в жизни я потерял
человека, который был мне близок. Невозможно понять, что человек недавно жил, ходил,
общался, и вдруг его не стало. Сначала не стало моего друга Леонида Нерушенко из
группы «Динамит». Потом через пятнадцать дней умер Айзеншпис. На меня свалилось
столько доселе неизвестных мыслей и эмоций, что я не знал, что с ними делать. Уже зная,
насколько циничен мир шоу-бизнеса, я понял, что после панихиды все разойдутся и будут
заниматься своими делами. Прочитав речь со второй попытки, я призвал людей быть
настоящими, делать все искренне, говорить только правду. После этой встречи ко мне
подошли некоторые известные персоны и сказали: «Дима, тебе не показалось, что эти
слова могли кого-то обидеть?» Представляешь, как быстро люди самоопределились?
– Они имели в виду себя? – догадалась блондинка.
– Конечно! Я отменил концерты, меня осуждали. В эту историю вмешалась вдова
Айзеншписа, которую я видел раза четыре и с которой у нас никогда не было никаких дел.
Я знал его сына и уважительно к нему относился как к сыну моего продюсера. Моей
сестре тринадцать лет, и я знаю, как общаться с детьми. С ними очень приятно общаться,
потому что делятся с тобой непосредственностью, которая в жизни потом помогает. Я
уверен и сейчас, что не должен был ехать на третий день на гастроли петь
легкомысленные песни. Мне абсолютно этого не хотелось. Мне было неприятно, что с
этих концертов люди будут зарабатывать деньги, к которым я особого отношения не имел.
Даже если бы мне платили, я бы не согласился. Передо мной стоял выбор. Если бы я тогда
участвовал в этих концертах, то юридически связал бы себя с людьми, с которыми раньше
не имел дела. А для меня очень важно то, с кем я работаю.
В 1999 году я приехал на Новый год в Москву. С друзьями мы пришли в Golden Palace,
где увидели Айзеншписа. В своей записной книжке я написал тогда: «Вот было бы
здорово с ним работать». В то время в Москве царила творческая свобода, со всех концов
Москвы звучала конъюнктурщина. Я же не мог себе этого позволить. Меня педагоги
ругали, если я пел эстраду. После смерти Айзеншписа я не мог себе позволить работать с
тем, кого я не знаю, кто бы мне диктовал свои условия. И на третий день после похорон я
сделал свой выбор. Я ехал по Бульварному кольцу на машине, которую я заработал и
которую впоследствии меня вынудили отдать.
– Наследники?
– Да. Я сделал выбор. Я встретился с Яной и ее супругом, и мы решили работать
свободно, ломать стереотипы. Мы решили, что шоу-бизнес должен измениться, и он
изменился. Это была Янина идея. Все нюансы мы продумывали с Яной. Все, что в этой
семье творилось раньше и творится сейчас, – это не мое дело.
– Этот конфликт уже закончился?
– Я думаю, что эта история не может так просто закончиться. Ведь дело не только в
Диме Билане. Дима Билан просто попал между двух огней. Я не очень рад этому факту, но
мне нужно думать о себе и о своих близких, которые на меня надеются, которым я
помогаю. Я не буду говорить, что у них сейчас происходит. Но что касается моих судов,
то я их все выиграл. Хотя гонору было очень много.
– Вам обидно?
– Да, в последнее время я сделал много неприятных для себя открытий. Я впервые
узнал, что такое суды, кто такие юристы. Это такая специальная профессия. Одним
словом, хлопот было достаточно. Теперь я понимаю, как с этим бороться: нужно просто
делать свое дело.
– А еще мне всегда хотелось узнать, что испытывает артист, стоя перед
двадцатитысячной беснующейся толпой, которая рвет на себе одежду и бросает
бюстгальтеры на сцену?
– Со стороны сцены это выглядит иначе. Когда я выступаю, я нахожусь в таком экстазе,
испытываю такие чувства, которые трудно с чем-то сравнить. Я испытываю
необыкновенный восторг, который невозможно описать. Иногда я даже не понимаю, что я
делаю. Если в таком состоянии упасть на сцене, то это даже не больно. Если я испытываю
чувство любви, то на сцене оно во сто крат становится сильнее. То есть если это оргазм, то
это больше, чем оргазм.
– А что, бывает, что на сцене вы испытываете оргазм? – поразилась я.
– Похожее чувство, чувство эйфории. Поэтому когда я вижу людей в подобном
состоянии, то я понимаю, что в данную секунду для них ничего не существует в другом
месте, а только здесь, сейчас и только в этой компании.
– А как складываются ваши отношения с поклонницами, которые дежурят у вас под
окнами?
– Звонки на мой телефон поступают постоянно. Даже в домофон постоянно звонят.
Конечно, иногда это надоедает. Однажды мне нужно было рано вставать, чтобы лететь в
Буэнос-Айрес, и мне в четыре часа утра звонила какая-то девушка, явно не в себе. Она не
переставала звонить, я разозлился и пообещал вызвать милицию. Когда утром я вышел из
квартиры, я обнаружил под дверью огромное письмо. Я понимаю, что руководит такими
поступками. В последнее время я получаю сообщения следующего содержания: «Спасибо
за то, что ты даешь нам веру в то, что в жизни все возможно». Я понимаю, что здесь не
обошлось без американской мечты о восхождении – из грязи в князи. С одной стороны,
все это невероятно, а с другой стороны – вполне возможно. Поэтому появляются люди,
которым это помогает. Главное – чтобы люди не стеснялись об этом говорить.
– У вас есть суеверия и приметы, которые вам помогают или, может быть, мешают?
– Конечно. Есть такая примета всех артистов: если у меня что-то падает из рук – текст
или сценарий, я его поднимаю и присаживаюсь на него. У меня же эта примета дошла до
маразма: если у меня падает телефон, то я на него не сажусь – я его прикладываю сзади.
То же самое с ключами или книжкой. Еще я очень боюсь летать на самолетах. Сейчас я
летаю очень часто, поэтому возникает мысль: когда-то же это должно произойти, сколько
можно летать без проблем? Я беру с собой в полет какие-то вещи. Сначала я делал это
бездумно, потом на эмоциях, и в конце концов, я понимаю, что это все так шатко, что я
иду по острию, и со временем я понял, что такое вера, что такое традиции, которых
придерживаются люди. У некоторых людей, миллиардеров, с которыми ты общаешься,
есть медиумы, которые им в чем-то помогают. Себя нужно чем-то подкреплять, потом что
страшно стоять одному. Примет у меня много. Например, посмотрев в детстве фильм
«Пункт назначения», я теперь не могу срывать бирки с чемоданов. Если кто-то мне их
срывает, я их просто бью по рукам.
– Вы вспомнили про медиумов. А каким Вы сами видите Ваше будущее?
– Думая о будущем, оглядываясь на прошлое, я испытываю жуткий страх, потому что
вспоминаю философское высказывание: «Осторожно, мечты сбываются!» Настолько
захватывают мечты о будущем. В последнее время я постоянно об этом думаю. После
того как мы общались с Руди Пересом на эту тему, сидя у него на кухне и кушая
бесподобное мясо, приготовленное им по-аргентински. После этого общения и моих
собственных размышлений мне вспоминается последнее событие – Евровидение. На
самом деле все было странно. На каждой репетиции, на каждом выступлении происходила
какая-то гадость, которая меня обезоруживала и выбрасывала за борт. То декорации не
помещаются, то со льдом проблемы. Сколько раз мы все переделывали на генеральных
репетициях! Я старался не думать, что это мне может помешать. Представьте, идет
генеральная репетиция, все отработано и отрегулировано, я выхожу на сцену, принимаю
позу, которую придумал за два дня до этого, начинаю петь, и вдруг выключается музыка.
В зале в это время журналисты составляют портрет победителя. И это происходит именно
тогда, когда я настраиваюсь думать только о победе. Будучи в Майами, я проезжал
несколько незастроенных пустырей для домиков, между виллами Хулио Иглесиаса и
Мадонны.
– Вы верите, что эти участки земли вас ждут?
– Я надеюсь на это, – улыбнулся Димочка. – Недавно снова проезжал мимо них, они еще
не были застроены.
– Пока еще недвижимость в Америке недорогая, нужно брать. Главное – земля, а дом
потом построите.
– Да, – улыбнулся своей мечте Димочка, – но не хочется к этой мечте привязываться.
Хочется себя не потерять. Хочется прежде всего найти смысл жизни. Понятно, что все его
ищут на протяжении всей своей жизни. Мне хотелось бы делать больше свободных шагов
в стороны, чтобы они приносили удовлетворение и успех. Я _______уже не представляю свою
жизнь без успеха. Хотя не хочется становиться типом, жаждущим успеха. Это не очень
хорошо. Мне бы хотелось много чего попробовать. Попробовать себя в разных видах
деятельности. Как и всем, хотелось бы иметь семью.
– Вы мечтаете о детках?
– Конечно.
– Мальчика хотите или девочку?
– Обоих.
– Вы уже придумали имена?
– Да. Если дочь, то будет точно Алиса. А если мальчик, то, наверное, Данил или Никита.
Но до этого нужно дожить.
– Желтизна захлестнула телевидение, прессу и Интернет, – вспомнила я о наболевшем. –
Если бы Вы поделились своей болью, может быть, им бы стало стыдно за то, что они
делают?
– Наоборот, – усмехнулся Димочка, – это бы подтолкнуло желтую прессу писать еще
больше. Ведь в прессе помимо несостоявшихся артистов есть еще несостоявшиеся
журналисты, – снова широко улыбнулся мой собеседник. – Когда я работал с
несбывшимися артистами, они мне не помогали, а мешали, навязывали свои мысли и
идеи. Журналистика – непростая профессия, которую я пытаюсь понять. Многие вещи
журналисты мотивируют тем, что если артист заявил о себе, стал известным, то,
пожалуйста, будь известным до самого конца. В этом есть своя философия, но я не
согласен, что нужно лезть в больницу, когда человек лежит там при смерти или тяжело
болен. Журналисты считают, что люди должны об этом знать и сострадать своему
любимому артисту. Но, по-моему, это не совсем правильно. Были и со мной неприятные
вещи, на которые я стараюсь не обижаться, я пытаюсь их оправдать. Но как меня
шокировало то, что творит пресса с Бритни Спирс в Америке!!! Она же не может водить
нормально машину, потому что в ее окна лезут папарацци. И ее штрафуют за то, что она
поворачивает в ненадлежащем месте. Папарацци становятся неотъемлемой часть твоего
каждодневного обихода, атрибутом твоей популярности. И здесь нужно разобраться, что
для тебя важнее. В нашей же прессе не хватает профессионализма, который выражается
в…
– …в проверке фактов, например, – подхватила я, – или когда журналист даже не
выходит из дома, чтобы взять интервью, а придумывает все и делает вид, что интервью
взял. У Вас есть возможность обратиться к читателям, которые держат эту книгу сейчас в
руках, не только в подтверждение того, что интервью я честно брала специально для этой
книги, но и для того, чтобы пожелать им чего-нибудь.
– Я бы хотел сказать, – Димочка широко улыбнулся, – что Лена Ленина – приятная
собеседница, которой не все равно. И еще я хотел бы пожелать читателям прежде всего
выбора. Дорогие читатели и слушатели, я вас люблю, как это ни странно звучит, и
многими событиями в моей жизни я благодарен именно вам. Вы – это тот смысл жизни,
который помогает себя реализовать, который дает желание жить и силы для новых
свершений.
После того как Димочка рассказал мне все, я снова и снова задавала ему вопросы, требуя
новых деталей, и когда, наконец, он уже не мог продолжать, так как ясно представил себе,
что я просто пыталась увидеть, сколько времени ему потребуется, чтобы он рухнул передо
мной на пол, он сдался и зевнул. Пришлось поцеловаться на прощание. Чтобы не
злоупотреблять терпением звезды, поцеловала его всего один раз. Но долго-долго…