Джон Мейнард Кейнс изменили наш мир, и рассказ

Вид материалаРассказ
Роберт л. хайлбронер
Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо
Роберт л. хайлбронер
Роберт л. хайлбронер
Essays in Biography
На прошлой неделе нас навестил философ Мальтус. К его появлению я позвал приятнейшую компанию
Роберт л. хайлбронер
Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо
Роберт л. хайлбронер
Роберт л. хайлбронер
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   36
Works and Correspondence, ed. Piero Sraffa (Cambridge University Press, 1965), vol. IV, p. 21. (Здесь и далее рус­ский перевод цитируеся по изданию: Рикардо Давид. Начала политической экономии и налогового обложения. Избранное. М.,2007.)

101

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

Глубокие и порождающие тревогу идеи мрачного свя­щенника и скептически настроенного биржевика требуют более подробного рассмотрения. Но прежде давайте позна­комимся с самими героями.

Трудно представить себе двух людей, чьи воспитание и деятельность отличались бы сильнее. Как мы знаем, Мальтус приходился сыном эксцентрику из верхушки английского среднего класса; отец Рикардо, еврей-банкир, был вынужден уехать из Голландии. Мальтус с самого начала под руковод­ством отца готовился к поступлению в университет (один из его учителей выразил пожелание, чтобы французские рево­люционеры захватили Англию, и за это угодил в тюрьму); Ри­кардо уже в четырнадцать лет начал участвовать в отцовском деле. Мальтус провел свою жизнь за академическими иссле­дованиями, он стал первым профессиональным экономистом и преподавал свою науку молодым директорам Ост-Индской компании в основанном ею колледже в Хейлибери. В двадцать два года Рикардо уже имел собственное дело. Мальтус никогда не был обеспеченным человеком, в то время как обладавший начальным капиталом в 800 фунтов Рикардо к двадцати шести годам обрел финансовую независимость, а в сорок два отошел от активной деятельности с состоянием, по разным оценкам, от 500 тысяч до 1 миллиона 600 тысяч фунтов.

Тем более удивительно, что воспитанный в академиче­ской среде Мальтус интересовался реальными фактами, тогда как практичного Рикардо занимала теория. Если бизнесмена заботили лишь невидимые «законы», то профессора волно­вало, насколько эти законы согласуются с картиной, которая открывалась его взору. Наконец, последнее противоречие: получавший весьма скромный доход Мальтус встал на защиту состоятельных землевладельцев, а богатый Рикардо, который позднее и сам стал помещиком, всячески боролся против их интересов.

Различиями в воспитании, образовании и жизненном пути все не обошлось — взгляды двух мыслителей оказали

102

ГЛАВА 3. Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо

очень разное воздействие на публику. Что касается бедняги Мальтуса, то, по словам его биографа Джеймса Бонара, «ни на одного другого деятеля той эпохи не выливался такой по­ток оскорблений. Сам Бонапарт считался меньшим врагом человечества. Мальтус имел наглость защищать оспу, рабство и детоубийство; он осуждал столовые для бездомных, ранние браки и пожертвования на содержания церковных приходов и был настолько «бесстыжим, что женился после всех сде­ланных им заявлений о порочности брака»... С самого начала Мальтус оказался в центре внимания. Шквал критики не за­тихал на протяжении тридцати лет»1.

Чего еще мог ожидать человек, призывавший мир к «нравственному ограничению»? По меркам того времени Мальтус не был блюстителем морали, но и на людоеда он по­ходил едва ли. Чистая правда, что он призывал прекратить по­мощь бедным и выступал против проектов постройки жилья для рабочих. Но за всем этим стояли искренние переживания за судьбу беднейших членов нашего общества. И это не гово­ря о том, что идеи Мальтуса составляли разительный контраст с мнением отдельных мыслителей того времени, которые счи­тали, что бедным надо было бы разрешить спокойно умирать на улицах.

Иными словами, позиция Мальтуса была не столько бес­сердечной, сколько на удивление логичной. Если, согласно его теории, главные беды мира связаны со слишком большим количеством населявших его людей, то любое поощрение «ранней привязанности»2 лишь усугубляет положение че­ловечества. Конечно, если человек «не нашел своего места за щедрым столом природы», его можно поддерживать на плаву с помощью благотворительности, но поскольку в этом случае он заведет потомство, на поверку благотворительность ока­зывается замаскированной жестокостью.
  1. Вопаг, op. cit., р. 1,2.
  2. Thomas Robert Malthus, (first) Essay on Population (1798) (New York: Macmillan, 1966), p. 65.

103

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

Увы, логичность вовсе не всегда приносит популярность, и решившийся обратить свое внимание на темные сторо­ны нашей жизни вряд ли может рассчитывать на одобрение общества. Наверное, ни одна теория еще не встречала тако­го единодушного порицания: к примеру, Годвин объявил, что «мистер Мальтус, очевидно, пишет лишь затем, чтобы пока­зать пагубность заблуждений тех, кто принял близко к сердцу мои рассуждения о заметных и необходимых улучшениях в судьбе человечества»1. Понятно, что в глазах многих Мальтус переступил грань дозволенного.

Рикардо же, напротив, уже с ранних лет был любимцем фортуны. Иудей по рождению, он поссорился с семьей и стал унитарием ради женитьбы на хорошенькой девушке из кваке­ров; во времена, когда толерантность не была нормой — его отец, в частности, вел свою биржевую деятельность в специаль­но отгороженном Еврейском уголке, — Рикардо сумел занять высокое положение в обществе и заслужить уважение многих людей. Позднее,уже в бытность свою членом палаты общин, он получал приглашения выступить от обеих главных партий. Как он сам говорил, «я при всем желании не смогу передать, какой ужас охватывает меня при звуках собственного голоса»2. Один свидетель описывал этот голос как «резкий и визгливый», дру­гой же уверял, что он был «приятным и благозвучным», пусть и «очень высоким». Так или иначе, он заставлял умолкать па­лату общин. Благодаря своим честным и блистательным объ­яснениям Рикардо прославился как человек, обучивший палату общин. Сосредотачиваясь на базовом устройстве общества, он обходил вниманием преходящие изменения, и кое-кто позво­лил себе предположить, что Рикардо «словно прилетел с дру­гой планеты »3. Он яростно защищал свободу слова и собраний и боролся с коррупцией в парламенте и гонениями католиче-
  1. William Godwin, Of Population (1820) (New York: Augustus Kelley, 1964), p. 616.
  2. Ricardo, op. cit., vol. XIII, p. 21.
  3. Mitchell, op. cit., vol. I, p. 306-307.

104

ГЛАВА 3. Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо

ской церкви, то есть был самым настоящим радикалом, но даже это не могло смутить толпы его обожателей.

Отнюдь не очевидно, что его поклонники понимали хоть что-нибудь из прочитанного — как известно, Рикардо является едва ли не самым трудным для восприятия экономи­стом. Но даже если сам текст выглядел сложным и запутан­ным, главная идея была проста: во-первых, капиталисты и по­мещики имеют взаимоисключающие интересы, во-вторых, интересы последних действуют во вред обществу. И совсем не важно, насколько глубоко промышленники проникали в суть его аргументов — они моментально возвели экономиста в ранг своего святого покровителя; доходило до того, что нани­мавшие для детей воспитательниц женщины интересовались, в состоянии ли те преподавать политическую экономию.

Экономист Рикардо шел по жизни словно бог (хотя и был скромным и застенчивым человеком), а вот Мальту­су приходилось довольствоваться куда меньшим. Его очерк о народонаселении прочитали, одобрительно кивнули, но затем снова и снова пытались опровергнуть, хотя даже по ярости нападок можно судить о важности его тезисов. Спо­ры по поводу мыслей Рикардо не умолкали, а рассуждения Мальтуса — за исключением очерка о народонаселении — удостаивались лишь сдержанного отношения или попросту игнорировались. Мальтус чувствовал, что с миром вокруг не все ладно, но был совершенно не способен облечь свои аргу­менты в логически выверенную форму. Он зашел настолько далеко, что предположил возможность поражения общества депрессией — «общим перепроизводством», как это называл он сам, — но Рикардо без труда выставил эту абсурдную идею на посмешище. Сегодня нам остается лишь пожалеть о том, что все произошло именно так. Обладавший хорошей интуи­цией и опиравшийся на факты Мальтус мог унюхать любую проблему издалека, но его жалкие попытки аргументировать свое мнение меркли на фоне колких замечаний финансиста, который воспринимал мир как огромную абстракцию.

105

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

О чем только они не спорили! Когда в 1820 году Мальтус опубликовал «Начала политической экономии», Рикардо не поленился сделать более 220 страниц записей, указывавших на просчеты священника. Последний же из кожи вон лез, чтобы в своей книге изобличить, как ему казалось, очевидные ошибки в воззрениях Рикардо.

Удивительнее всего то, что эти двое были близкими дру­зьями. Их первая встреча состоялась в 1809 году, после того как Рикардо отправил в редакцию «Морнинг кроникл» се­рию великолепных писем по поводу цены золотых слитков, а затем стер в порошок некоего мистера Бозанке, рискнувше­го высказать иное мнение. Вначале Джеймс Милль, а за ним и Мальтус пустились на поиски автора писем, и возникшая в результате дружба между тремя великими умами продолжа­лась до самой их смерти. Между ними шел огромный поток корреспонденции, и они то и дело обменивались визитами. В своем замечательном дневнике их современница Мария Эд-жуорт писала: «Вместе они пускались в погоню за Истиной, а настигнув ее, ликовали вне зависимости от того, кто сделал это первым»1.

Упоминание Марии Эджуорт требует отдельного пояс­нения. Будучи дочерью экономиста, она, по всей видимости, первой из женщин не постеснялась высказать свои взгляды на функционирование экономики. Вначале они принимали форму нравоучений для детей, но в 1800 году из-под пера Эд­жуорт вышел роман «Замок Рэкрент»: его главными героями были члены семьи землевладельцев, промотавших свое со­стояние во многом из-за невнимательности к нуждам аренда­торов. Слово «rackrent» стало использоваться в английском языке для обозначения подобного поведения. Возможно, для нас важнее, что Мария регулярно переписывалась с Рикардо. В частности, она уговаривала его посетить Ирландию, чтобы

1 John Maynard Keynes, Essays in Biography (London: Macmillan,

1937), p. 134.

106

ГЛАВА 3. Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо

вблизи изучить проблему с арендной платой, о которой тот писал с позиции обитателя Олимпа. В итоге он отклонил ее приглашение. Заметим, что женщины начнут играть замет­ную роль в развитии экономики лишь через сто лет.

Эти люди не проводили все свое время за учеными дис­куссиями — в конце концов, они были всего лишь людьми. Мальтус, из уважения к собственной теории или по какой-то другой причине, женился довольно поздно, а вот от встреч с друзьями получал огромное удовольствие. После его смерти один из друзей поделился трогательными воспоминаниями о жизни в Ост-Индском колледже во времена Мальтуса: «Лег­кие шалости и почтительное отношение, редкие мятежи мо­лодых людей и стрельба из лука в исполнении юных девиц, а также необычная обходительность профессора персидского языка... и немного старомодная любезность, царившая на лет­них вечеринках, — всего этого уже не вернуть»1.

При том, что отдельные писаки сравнивали его с Сата­ной, Мальтус был высоким красавцем с добрым сердцем; за спиной студенты величали его не иначе как «отцом». От сво­его прапрадеда он унаследовал расщепление неба и связан­ный с этим дефект речи. Хуже всего ему давалась буква «л», и сохранился забавный рассказ о том, как Мальтус наклонился к известной даме, которая пользовалась слуховой трубкой, и произнес следующую фразу: «Милая леди, не хотели бы вы взглянуть на озера Килларни?»2 По-видимому, именно этот дефект, а также прочная ассоциация имени Мальтуса с про­блемой перенаселения заставил одного современника сде­лать такую запись:

На прошлой неделе нас навестил философ Мальтус. К его появлению я позвал приятнейшую компанию

Harriet Martineau, Autobiography, Maria Weston Chapman, ed.
(Boston: James R. Osgood, 1877), p. 247.
2 Ibid., p. 248.

107

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

одиноких людей... Он крайне доброжелательный человек и, если налицо нет признаков грядущих родов, учтив с женщинами... Мальтус - истинный нрав­ственный философ, и я бы согласился говорить столь же нечленораздельно, если бы я мог мыслить и дей -ствовать так же мудро, как он.

Рикардо также был не прочь развлечь своих гостей; о завтраках в его доме ходили легенды, а сам он, по-видимому, имел страсть к игре в шарады. В книге воспоминаний «Жизнь и письма» мисс Эджуорт описывает один раунд:

Петуший гребешок: мистер Смит, мистер Рикардо, Фанни, Гариет и кукарекающая Мария. Те же, теперь она же расчесывает волосы, словно гребешком. Прохо­дящий в гордом одиночестве и с самодовольным видом мистер Рикардо - настоящий петушиный гребешок, и очень забавный.

Он был на удивление одаренным предпринимателем. «Способность обретать богатство, — писал его брат, — не пользуется уважением в нашем обществе, и, несмотря на это, мистер Р. нигде так не проявил свои необыкновенные талан­ты, как в ведении дел. Его совершенное знание всех тонко­стей предмета, удивительная скорость, с которой он проводил подсчеты, его умение без видимых усилий заключать огром­ные сделки, в которых он участвовал, его спокойствие и рас­судительность — все это позволило ему оставить современ­ников на фондовой бирже далеко позади »!. Впоследствии сэр Джон Боуринг скажет, что своим успехом Рикардо был обя­зан одному наблюдению: как правило, люди преувеличива­ют важность происходящих событий. «Поэтому, если у него были основания ожидать легкого подъема акций, он покупал

1 Ricardo, op. cit., p. 6

108

ГЛАВА 3. Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо

в твердой уверенности, что неразумный оптимизм остальных участников рынка сыграет ему на руку; когда же акции падали, он продавал, будучи убежденным, что паника и тревога при­ведут к не оправданному обстоятельствами снижению»1.

Все перевернулось вверх дном: торговец ценными бу­магами был теоретиком, в то время как священник придавал большее значение практике. И тем любопытнее, что теоре­тик чувствовал себя как рыба в воде в мире денег, а практик представлял собой полную беспомощность.

В годы наполеоновских войн Рикардо оказался поручи­телем при синдикате, который выкупал государственные цен­ные бумаги у Казначейства и предлагал приобрести их всем желающим. Рикардо частенько делал Мальтусу одолжение и откладывал для того несколько акций — пастор получал с них скромный доход. Накануне сражения при Ватерлоо Маль­тус обнаружил, что заинтересован в росте рынка, и его сла­бые нервы не выдержали. Он немедленно написал Рикардо, призывая того, «если это не слишком сложно или неудобно... воспользоваться возможностью и получить небольшую при­быль с той доли, что вы обещали мне в силу вашей доброты»2. Тот не отказал другу, но, повинуясь своим инстинктам про­фессионального спекулянта, не только не сделал то же самое, но и купил еще акций в надежде на их рост. Веллингтон побе­дил, Рикардо сорвал куш, а несчастный Мальтус не мог скрыть своего расстройства. «Едва ли я хоть раз зарабатывал столько вследствие роста цен. Действительно, я оказался в заметном выигрыше... Но вернемся к нашему предмету»3, — как ни в чем не бывало писал Рикардо своему другу, после чего пускался в обсуждение теоретического значения роста цен на сырье.

Их казавшиеся бесконечными споры продолжались в ходе переписки и во время личных встреч до 1823 года.
  1. Ricardo, op. cit. p. 73-74.
  2. Ibid., vol. VI, p. 229.
  3. Ibid., p. 233.

109

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

В своем последнем письме к Мальтусу Рикардо убеждал друга: «Мой дорогой Мальтус, с меня довольно. Как и многие другие спорщики, после стольких дискуссий мы остались при своих мнениях. И все же разногласия эти не могут причинить вред нашей дружбе — даже если бы мы соглашались во всем, мое отношение к вам не могло бы быть более теплым»1. В том же году он скоропостижно скончался в возрасте пятидесяти одного года; судьба отпустила Мальтусу еще одиннадцать лет. Его отношение к Давиду Рикардо было недвусмысленным: «Разве что членов собственной семьи я любил больше, чем его»2.

Хотя Рикардо и Мальтус почти всегда расходились во мнениях, суждения Мальтуса относительно народонаселе­ния его другом полностью разделялись. В своем знаменитом «Опыте...» 1798 года Мальтус не только привлек к вопросу внимание всей страны, но и пролил немало света на пробле­му ужасной и непреходящей нищеты, черной дырой зиявшей на картине английской общественной жизни. У других лю­дей до него возникало ощущение, что между численностью населения страны и уровнем бедности есть связь, и в те годы был популярен скорее всего вымышленный рассказ о некоем Хуане Фернандесе, который оставил козу с козлом на неболь­шом острове неподалеку от берегов Чили — на тот случай, если при последующих визитах ему потребуется мясо. Вер­нувшись, он обнаружил, что поголовье животных превысило все разумные пределы, и не нашел ничего лучше, как оставить там пару собак. Размножившись, те сократили численность коз и козлов. «Таким образом, — замечал рассказчик, досто­почтенный Джозеф Тауншенд, — установилось новое равно­весие. Первыми возвращали свой долг природе слабейшие особи обоих видов, а более активным и решительным удалось
  1. Ibid., vol. IX, p. 382.
  2. См.: Keynes, Essays in Biography, p. 134.

110

ГЛАВА 3. Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо

остаться в живых»1. К этому он не преминул добавить: «Коли­чество пропитания — вот что регулирует численность чело­веческого рода».

Подобная система взглядов предполагала, что природа рано или поздно придет в устойчивое положение, но никто не смог сделать последнего, поистине сокрушительного вывода из имеющихся предпосылок. И тут на сцене появился Мальтус.

С самого начала он подчеркнул необыкновенно мощ­ный потенциал, заложенный в процессе удвоения. Он был ошеломлен связанными с воспроизводством последствиями, и новые поколения ученых подтвердили справедливость его мнений. Один биолог подсчитал, что если пара животных бу­дет производить на свет десять пар себе подобных в год, через двадцать лет популяция этого вида составит 700 000 000 000

000 000 000 особей. Хавлок Эллис2 упоминает о крошечном
организме, который, не будучи ничем ограничен в процессе
деления, к исходу тридцати дней породит себе подобных об­
щей массой в миллион раз большей, чем масса Солнца.

Разумеется, эти и многие другие примеры плодовитости природы не имеют прямого отношения к нашему рассказу. Вот какой вопрос видится важнее остальных: насколько вели­ка в среднем склонность человека к воспроизводству? М альтус предположил, что люди удваивают свою численность каж­дые двадцать пять лет. По тем временам его оценка казалась вполне умеренной. Подобные темпы роста достигались при средней семье в шесть человек, причем двое детей умирали, не дожив до брачного возраста. Приводя в качестве примера Америку, Мальтус замечал, что на протяжении предыдуще­го столетия ее население и правда вырастало вдвое каждые
  1. Joseph Townshend, Л Dissertation on the Poor Laws (1786) (Lon­don: Ridgways, 1817), p. 45.
  2. Хавлок Э л л и с (1859-1939) — английский врач, автор трудов по психологии сексуальности, сторонник социальных реформ. (Прим. перев.)

111

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

четверть века, а в отдельных захолустных областях, где жизнь была свободнее и здоровее, удвоение происходило и вовсе раз в пятнадцать лет!

Тенденция людского рода к повышению собственной численности — и тут совершенно не важно, идет речь о двадца­ти пяти или пятнадцати годах — вступала в открытый конфликт с упрямым фактом: в отличие от людей, земля не способна к размножению. Да, повышенные усилия могут привести к уве­личению пахотных площадей, но прогресс будет медленным и недостаточно заметным. Земля не человек, она не плодит соб­ственных потомков. А значит, рост ртов происходит в геоме­трической прогрессии, тогда как объемы годной для возделы­вания земли растут лишь в арифметической прогрессии.

Результатом является неопровержимое с точки зрения логики заключение: рано или поздно, количество людей пре­высит объемы продовольствия, доступного для их пропитания. «Предположим, что на нашей земле в отдельно взятый момент проживает, скажем, тысяча миллионов людей, — писал Мальтус на страницах «Опыта... ...Их количество будет расти в сле­дующей последовательности: 1,2,4,8,16,32,64,128,256,512 и так далее, в то время как объемы пропитания будут относиться друг к другу как 1,2,3,4,5,6,7,8,9,10 и так далее. Спустя два века с чет­вертью численность населения будет относиться кзапасам про­довольствия как 512 к 10, через три века — как 4096 к 13, а спустя два тысячелетия разрыв не будет поддаваться вычислению»1.

Столь безрадостная картина нашего будущего в состоя­нии обескуражить кого угодно, и сам Мальтус признавал, что «такие выводы могут наводить тоску»2. И был вынужден сде­лать тревожное заключение: неизбежное и непоправимое расхождение между количеством ртов и количеством продо­вольствия способно привести лишь к одному: большая часть человечества отныне и навсегда обречена на откровенно
  1. Malthus, (first)