Джон Мейнард Кейнс изменили наш мир, и рассказ

Вид материалаРассказ
Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо
Роберт л. хайлбронер
Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо
Роберт л. хайлбронер
U.S. Statistical Abstract
Роберт л. хайлбронер
Роберт л. хайлбронер
Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо
Роберт л. хайлбронер
Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо
Роберт л. хайлбронер
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   36
Essay, p. 25, 26.
  • Ibid., p. iv.

    112

  • ГЛАВА 3. Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо

    жалкое существование. Так или иначе, огромный и постоян­но растущий разрыв необходимо сократить — в конце кон­цов, люди не могут жить без еды, а на всех ее не хватает. Имен­но поэтому наши предки нередко прибегали к детоубийству, поэтому на нас постоянно давят войны, болезни и, конечно, бедность.

    Этого было бы достаточно, но Мальтус добавляет: Похоже, голод есть последний, самый страшный ар­гумент природы. Рост населения настолько очевидно превышает способность земли предоставлять про­довольствие... что преждевременная смерть неми­нуемо станет бичом человечества. Человеческие по­роки - энергичные и способные посланники движения к снижению населенности нашего мира. Но стоит им оступиться в этой разрушительной войне, как пери­оды мора, эпидемий чумы и других болезней вступят в дело и уберут с дороги тысячи и десятки тысяч лю­дей. Если и этого окажется недостаточно, из своего укрытия выйдет колоссальный голод, сопротивлять­ся которому будет бесполезно, и одним могучим уда­ром сравняет численность населения с количеством имеющейся на всей земле едых.

    Теперь понятно, почему бедный Годвин обвинял Маль­туса в превращении сторонников прогресса в его убежден­ных противников. Ведь учение Мальтуса не оставляет нам ни малейшей надежды. Человечество погибнет, раздавленное тяжестью своего веса, и его может спасти лишь тонкая соло­минка «нравственного ограничения». Но разве можно рас­считывать на то, что нравственное ограничение выйдет побе­дителем из неравного боя с сексуальным влечением?

    1 Ibid, р. 139,140.

    113

    РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

    Философы от мира сего

    Был ли Мальтус прав?

    Еще в начале 1970-х годов общее мнение относительно роста населения планеты полностью подтверждало его ожи­дания, и особенно это касалось менее развитых уголков мира. Тогда демографы говорили о том, что при непрерывном росте население может достигнуть 20 миллиардов человек уже че­рез пятьдесят лет, — речь шла о пятикратном увеличении по сравнению с 1970 годом!

    За прошедшие с тех пор несколько десятков лет ма­ятник качнулся в другую сторону. На самом деле мнения о проблеме народонаселения всегда выстраивались в по­следовательность противоположных друг другу суждений, Удивительно, но факт: в напечатанном всего лишь пять лет спустя после первого втором издании своего знаменитого очерка Мальтус был гораздо более оптимистичен. Надежды он возлагал на рабочий класс и его способность воспитать в себе добровольное «ограничение», откладывая срок всту­пления в брак.

    Сегодняшний робкий оптимизм во многом опирается на технологические прорывы, особенно так называемую «зе­леную революцию», позволившую заметно повысить уро­жайность в Индии и других развивающихся странах. Сегодня Индия производит достаточно продовольствия, чтобы быть его экспортером. И хотя до сих пор агрономы затаив дыха­ние ждут данных о грядущем урожае, некогда предсказанное Мальтусом наступление сокрушительного всемирного голо­да ныне кажется весьма маловероятным. В 1980-х годах теле­зрители ужасались, глядя на обитателей Эфиопии и стран к югу от Сахары, напоминавших обтянутые кожей скелеты. Они были свидетелями не сбывшихся пророчеств Мальтуса, а отвратительных условий жизни в этой части света, одними из причин которых являются постоянные засухи и плохая ин­фраструктура.

    114

    ГЛАВА 3. Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо

    Роста производства продуктов питания недостаточно, чтобы призрак Мальтуса перестал нас беспокоить. Перспек­тива глобального голода утратила свою актуальность, но экс­перты уверены, что порождаемые перенаселением проблемы по-прежнему велики. На прошедшем в 1981 году Нобелевском симпозиуме демографы обращали внимание на угрожающее нашему будущему появление в развивающихся странах около пятнадцати мегаполисов с населением от 20 миллионов чело­век. По мнению одного наблюдателя, «распространяющиеся по телу человечества словно шершавые наросты, эти клетки с людьми, без всякого сомнения, представляют собой главный политический вызов нашему миру Как уберечь эти городские массы от вызванного безразличием гниения, как ограничить их склонность к беспорядку и анархии?»1.

    Мы не должны забывать, и это едва ли не важнее всего,

    0 правоте Мальтуса в том, что экспоненциальный рост насе­
    ления вполне может перекрыть увеличение производитель­
    ности в сельском хозяйстве. А значит, решая уравнение, мы
    обязаны обращать внимание не только на предложение, но
    и на спрос. Нам требуется контроль не только над объемом
    продовольствия, но и над количеством детей.

    Возможно ли это? Как это ни удивительно, ответ будет положительным. Удивительно потому, что долгое время демо­графы сомневались в способности стран, глубже других пора­женных «болезнью» перенаселения, преодолевать барьеры в виде крестьянского невежества, организованной религиоз­ной оппозиции и политической апатии. Сегодня у нас есть повод смотреть вперед с надеждой. За последние годы такие разные страны, как Мексика и Китай, сменили безразличие или открытую ненависть к мерам по регулированию рождае­мости на восторженное отношение. Даже Индия, вечно при­водившая в отчаяние специалистов по демографии, начала

    1 Robert Heilbroner // Just Faaland, ed., Population and the World
    Economy
    (Oxford: Basil Blackwell, 1982), p. 237.

    115

    РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

    Философы от мира сего

    принимать решительные, а порой и безжалостные меры по регулированию деторождения.

    Эти усилия уже оправдывают себя1. Несмотря на все­общее уныние, в годы с 1970-го по 1975-й рост населения планеты замедлился впервые за всю нашу историю. Конечно, говорить об остановке роста населения пока рано; эксперты ООН предполагают, что сегодняшнее пятимиллиардное на­селение Земли прекратит расти лишь по достижении отмет­ки в 9-10 миллиардов. Но, по крайней мере, наше долгое ожи­дание не оказалось напрасным: темпы роста действительно замедляются, и полная остановка может наступить гораздо раньше, чем мы надеялись еще каких-то десять лет назад. Беда лишь в том, что плоды победы будут поделены крайне неров­но. Так, в Европе уже наблюдается нечто близкое к НПН (ну­левому приросту населения), но безучета иммиграции. Через полвека население США, на сегодняшний день составляю­щее около 275 миллионов человек, вполне может превысить 390 миллионов, 800 тысяч из которых будут иммигрантами. Несомненно, это создаст проблемы для крупных городов, но вряд ли приведет к истощению ресурсов.

    Прогнозы относительно беднейших стран мира, чаще других сталкивающихся с дефицитом продовольствия, не дают повода для радости. Показатели рождаемости снижа­ются и там, но очень медленно по сравнению с западными странами. Призрак мальтузианства будет бродить по этой ча­сти света еще долгое время.

    Интересно, что сам Мальтус нацеливал свои выпады вовсе не на те континенты, где проблема проявила себя в наиболее тяжелой форме. Он был озабочен положением в Англии и западном мире, но никак не в южных и восточных землях. К счастью, волнения Мальтуса оказались напрасны­ми. В 1860 году около 60% супружеских пар в Великобри-

    1 См.: U.S. Statistical Abstract, Dept. of Commerce, 1997; U.S. Table 3,

    World Table 13317.

    116

    ГЛАВА 3. Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо

    тании имели как минимум четырех детей. К 1925 году доля таких семей сократилась втрое. Напротив, за этот же период количество семей с одним или двумя детьми выросло с 10% до более чем половины от общего числа.

    Что избавило Запад от обещанных Мальтусом беско­нечных удвоений? Очевидно, главную роль сыграл контроль за рождаемостью. Забавно, но изначально совокупность по­добных мер, против которых Мальтус открыто выступал, на­зывали неомальтузианством. Стоит отметить, что на практике высшие слои общества осуществляли регулирование рождае­мости на протяжении всей истории, и это одна из причин, по которой богатые становились все обеспеченнее, в то время как положение бедняков все ухудшалось. Как только жители Англии и Уэльса начали ощущать на себе наступление новой эры благополучия для многих, бедные слои населения стали не только лучше есть и одеваться, но и переняли у богачей привычку к ограничению своего потомства.

    Не менее важной силой, предопределившей крах пред­сказаний Мальтуса, была охватившая западные страны мас­совая урбанизация. Если на ферме дети были активами, то при переезде в город они превращались в обязательства. Так чисто экономические соображения помножились на луч­шую информированность о методах контроля за рождаемо­стью и спасли нас от ужасных последствий демографическо­го взрыва.

    Итак, худшие опасения священника относительно Ан­глии не оправдались, и безжалостная логика его вычисле­ний оказалась применима лишь к недостаточно богатым и обойденным прогрессом частям света. Надо ли говорить, что во времена Мальтуса такое развитие событий не выгля­дело сколько-нибудь вероятным? В 1801 году, на фоне дур­ных предчувствий и слухов о том, что это лишь прелюдия к военной диктатуре, состоялась первая перепись населения Британии. Государственный служащий и любитель стати­стики Джон Рикман установил: население Англии выросло

    117

    РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

    Философы от мира сего

    на четверть только за три последних десятилетия. И хотя до удвоения было далеко, никто не сомневался, что лишь болез­ни и нищета беднейших слоев предотвращали лавинообраз­ный рост населения. Более того, никто не думал, что рожда­емость пойдет на убыль; скорее всем казалось, что Британия обречена утопать в нищете, вызванной борьбой разрастаю­щейся человеческой массы за вечно недостаточные продо­вольственные запасы. Отныне бедность не считалась слу­чайностью, результатом людского безразличия или Божьей карой. Возникало ощущение, будто человечество обречено на постоянные страдания, а скупость природы заранее пре­вращала в фарс любые наши попытки улучшить свою долю.

    Причин радоваться не было. Ранее считавший, что рост населения «по важности затмевает все политические пробле­мы» Пейли встал под знамена Мальтуса1; желавший обогатить свою страну новыми детьми Питт под влиянием идей пасто­ра отозвал закон о повышении помощи бедным. Колридж в общих чертах нарисовал довольно скорбную картину: «Вы только посмотрите на нашу могущественную нацию — ее правители и мудрецы прислушиваются к Пейли и Мальтусу! Это ужасно, немыслимо»2.

    Если находились люди, которых не повергали в уныние идеи Мальтуса, им было достаточно обратиться к произведе­ниям Давида Рикардо.

    На первый взгляд, и тем более на фоне убогого мира Мальтуса, мир Рикардо не казался столь уж зловещим. Все­ленная Давида Рикардо подробно описана на страницах вы­шедшей в 1817 году книги «Начала политической экономии и налогового обложения». Она была сухой, строгой и сжатой — одним словом, ничем не напоминала брызжущие энергией рассуждения Адама Смита. Здесь царили правила и абстрак-
    1. См.: Mitchell, op. cit., p. 47.
    2. См.: Keynes, Essays, p. 111.

    118

    ГЛАВА 3. Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо

    ции, и обнажавший их интеллект обходил стороной повсе­дневное течение жизни. Рикардо интересовали куда более постоянные вещи. И построенная им система своей просто­той, скромностью и архитектурной точностью походила на конструкцию Евклида, но с одним важным отличием. Геоме­трические построения не касались человеческих жизней, в то время как система Рикардо была поистине трагической.

    Чтобы как следует вникнуть в суть трагедии, нам следует сделать небольшую паузу и огласить список главных действу­ющих в ней лиц. Мы уже отмечали, что их не следует воспри­нимать как людей, ведь они лишь прототипы. Следовательно, в привычном смысле этого слова эти прототипы не живут своей жизнью, а следуют «законам поведения». В отличие от обитателей мира Адама Смита, здесь никто не суетится. Пе­ред нами спектакль с участием марионеток, чьи движения от­ражают перемены в экономическом аспекте реального мира.

    Кого же мы встречаем? Первыми на сцене появляются рабочие — неотличимые друг от друга сгустки экономиче­ской энергии. С людьми их роднит лишь неизлечимая при­вычка к тому, что обозначается эвфемизмом «домашние удовольствия». Именно неискоренимая склонность к этим удовольствиям приводит к тому, что каждое увеличение оплаты труда очень скоро сводится на нет ростом населения. Если использовать образ Александра Бэринга, они получают свою корку хлеба и так спасаются от голодной смерти. Но в долгосрочном периоде собственная слабость обрекает их на жизнь на грани этой самой голодной смерти. Как и Мальтус, спасение рабочих масс Рикардо видел лишь в «доброволь­ном ограничении». Желая рабочим только самого лучшего, он тем не менее не верил в их способность сдерживать себя.

    Затем мы знакомимся с капиталистами. Они не имеют ничего общего с обитавшими в мире Адама Смита лукавы­ми купцами. Сливающиеся в серую массу, они существуют лишь затем, чтобы накапливать капитал — иными словами, вкладывать получаемые ими прибыли в производство посред-


    119

    РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

    Философы от мира сего

    ством найма все новых работников. Можете быть уверены: они свою задачу будут выполнять неукоснительно. Вот толь­ко живется капиталистам несладко. С одной стороны, стоит кому-либо из них открыть новую производственную техно­логию или необычайно выгодную возможность для торговли, как внутренняя конкуренция почти моментально лишит его сверхприбылей. С другой — их прибыль во многом зависит от вознаграждения, которое они выплачивают своим работни­кам, и, как мы увидим впоследствии, это создает им дополни­тельные трудности.

    Надо сказать, что пока, несмотря на недостаток реали­стичных деталей, эта картина здорово напоминает мир Ада­ма Смита. Настоящие расхождения возникают в тот момент, когда Рикардо обращает свое внимание на землевладельца.

    По мнению Рикардо, вся выгода, порождаемая тог­дашним устройством нашего общества, доставалась именно помещику. Рабочий выполнял свое задание и получал воз­награждение за труд; капиталист был постановщиком спек­такля, и за это ему доставалась прибыль. Землевладелец же процветал благодаря собственной земле, и рост его дохода, или ренты, не сдерживался силами конкуренции или ростом населения. Если называть вещи своими именами, он богател за счет всех остальных.

    Давайте прервемся и попытаемся понять, как Рикардо пришел к такому выводу, ведь его пессимистичный взгляд на перспективы общества во многом основывается на определе­нии получаемой землевладельцем ренты. По Рикардо, рента, в отличие от процента на капитал и вознаграждения за труд, не была просто платой за пользование почвой. Рента принад­лежала к отдельному типу доходов, корни которого стоит ис­кать в очевидном факте: не все земельные участки обладают одинаковой производительностью.

    Предположим, говорит нам Рикардо, что два помещика соседствуют друг с другом. Одному из них досталась плодо­родная земля, и данное количество оборудования вместе с


    120

    ГЛАВА 3. Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо

    усилиями ста работников позволят ему собрать полторы ты­сячи бушелей зерна. Почва на участке второго не так щедра, и те же самые люди и оборудование дадут ему всего лишь ты­сячу бушелей. От этого природного факта никуда не деться, а он имеет важные с экономической точки зрения последствия: стоимость выращивания бушеля зерна в поместье удачливого землевладельца будет ниже. Действительно, поскольку каж­дому придется выплатить одинаковые суммы в зарплате и ка­питальных расходах, вырастивший на пятьсот бушелей боль­ше получит заметное преимущество.

    Согласно Рикардо, именно это различие в затратах и предопределяет возникновение ренты. Ведь если спрос на­столько высок, что культивация земли на менее продуктивной ферме имеет смысл, то производство зерна на более произ­водительном участке, вне всяких сомнений, будет прибыль­ным занятием. А с различием в продуктивности будет расти и отделяющая одного помещика от другого рента. К примеру, если на плохой земле можно производить зерно исходя из за­трат в 2 доллара на бушель, в то время как богатая почва по­зволяет снизить издержки вчетверо, до 50 центов, то хозяин последней и правда получит весьма солидную ренту. Выйдя на рынок, оба производителя будут продавать свое зерно по одной цене, скажем, 2 доллара 10 центов за бушель, и полто­ра доллара разницы в затратах отправятся прямиком в карман обладателя более плодородной земли.

    В том, на что указывают приведенные расчеты, трудно усмотреть вред для общества. Зловещие последствия откро­ются нам в полной мере лишь после того, как мы поместим их в контекст возникшего в воображении Рикардо мира.

    Давид Рикардо был убежден, что стремление к росту яв­ляется врожденной характеристикой экономического мира. Накопив достаточное количество капитала, предпринимате­ли строили новые магазины и заводы. В результате спрос на труд возрастал. Это приводило к увеличению зарплат, но лишь временному, поскольку улучшенные условия очень скоро за-

    121

    РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

    Философы от мира сего

    манивали неисправимых работников в сети «домашних удо­вольствий», и поток новых работников влек за собой исчезно­вение всех полученных до того преимуществ. Именно на этой стадии мир Давида Рикардо сворачиваете сторону от прекрас­ного будущего, описанного Адамом Смитом. С ростом населе­ния, замечает Рикардо, возникает необходимость введения в оборот все менее пригодных к возделыванию земель. Мно­жащиеся рты потребуют зерна, для производства которого понадобятся новые поля. Весьма очевидно, что эти прежде не засеянные участки будут менее производительны, чем уже находящиеся в пользовании, ведь только дурак мог не начать с лучшей из земель, имевшихся в его распоряжении.

    Следовательно, растущее население не только потребу­ет обработки все новых и новых земель, но и повысит затра­ты на производство зерна. Естественно, с ними поднимется и его цена, а также ренты наиболее удачно расположившихся помещиков. Мало того, возрастут и вознаграждения работ­ников. Почему? Поскольку теперь производство зерна об­ходится дороже, оплату труда работника следует повысить, чтобы ему хватило на ту самую краюху хлеба, без которой он умрет с голоду.

    Мы вплотную подошли к развязке нашей трагедии. Ка­питалист, благодаря чьим усилиям общество и пожинает плоды прогресса, оказывается зажат сразу с двух сторон. Во-первых, вследствие роста цены хлеба он вынужден повышать зарплаты. Во-вторых, с введением в оборот менее плодород­ной земли занимающие лакомые участки помещики заметно выигрывают. Достающийся помещикам кусок общественно­го пирога увеличивается в размерах, и происходить это может за счет только одного класса — капиталистов.

    Куда уж дальше от великого праздника прогресса, на который нас приглашал Адам Смит! В его мире постоянное усовершенствование разделения труда шло на пользу всему обществу и позволяло каждому постепенно увеличивать свое благосостояние. Теперь же мы видим, что такое заключение


    122

    ГЛАВА 3. Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо

    вытекало из неспособности Смита разглядеть в земле препят­ствие на пути прогресса. Во вселенной шотландца плодород­ная земля неисчерпаема, и ничто не заставляет ренту повы­шаться параллельно с ростом населения.

    В мире же Рикардо все выгоды доставались одной груп­пе людей — землевладельцам. Работник отвечал на каждое увеличение зарплаты расширением семьи, и его собственные дети лишали его выигрыша, возвращая к существованию на грани голодной смерти. Что до работавшего, сберегавшего и снова вкладывавшего свои средства в производство капитали­ста, то он очень скоро обнаруживал: все тщетно, его расходы на зарплату растут, а прибыль сокращается. Помещику оста­валось лишь смотреть со стороны, как растет рента, а затем собирать ее.

    Ничего удивительного, что Рикардо выступал за отмену хлебных законов и демонстрировал преимущества свобод­ной торговли, и среди них — возможность ввоза в Англию дешевого зерна. Ничего удивительного, что на протяжении тридцати лет помещики ложились костьми, лишь бы не допу­стить появления в стране дешевого зерна. И уж тем более по­нятно, почему молодой капиталистический класс усмотрел в построениях Рикардо насущно необходимое теоретическое обоснование своих действий. Несли ли они ответственность за низкие зарплаты? Нет, виной тому была лишь близорукость плодящих потомство работников. Стоит ли обществу отбла­годарить их за заметный невооруженным глазом прогресс? Несомненно, но при нынешнем положении вещей они не видели никакого смысла тратить свою энергию и сбережения ради дальнейшего расширения производства. Все их усилия вознаграждались крайне сомнительным удовольствием: они наблюдали, как ренты и денежные выплаты рабочим росли на фоне падающих прибылей. Капиталист сидел за рулем эконо­мического автомобиля, но все удовольствие и выгоды от по­ездки доставались не ему, а комфортно расположившемуся на заднем сиденье помещику Разумный предприниматель впол­не имел право задаться вопросом: а стоит ли игра свеч?

    123

    РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР