Сафронов В. А

Вид материала

Книга

Содержание Экологическая ниша позднеиндоевропейской прародины Понятие археологической культуры. этническое ядро археологической культуры

Подобный материал:

• Заседание правомочно. Присутствовали также, 164.89kb.
• Ю. Д. Гончаров, Рыжов А. С., Сафронов, 21.11kb.
• Выполнение программы развития и использования мсб республики Коми на 2006-2010, 1193.44kb.
• Автономная газификация: проблема отопления дач и коттеджей решена!, 50.89kb.
• Сафронов Николай Степанович Генеральный директор нп «Национальное агентство по энергосбережению, 36.45kb.
• Составитель программы /к и. н., доцент, Сафронов О. С./ Рабочая программа обсуждена, 323.15kb.
• Сафронов Издательство «Тора Лишма», 4695.15kb.
• Владимир Александрович Сафронов российский историк и археолог, председатель Совета, 6355.65kb.

ГЛАВА 3

ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ НИША ПОЗДНЕИНДОЕВРОПЕЙСКОЙ ПРАРОДИНЫ

Горный ландшафт позднеиндоевропейской прародины подчеркивался рядом авторов, а после представленных Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Ивановым доказательств не вызывает сомнений. Составленный им список общеиндоевропейских слов убеждает, что индоевропейцы были жителями горных или предгорных областей: "вершина горы", "гора, скала, камень", "гора, возвышенность", "высокий" (о горе), "дуб, скала", "горный дуб", "горный северный ветер" (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 665 - 669).
Характер растительности (широколиственные и смешанные леса) и отсутствие названий, соответствующих высокогорной фауне (кроме барса, обитающего и в среднегорье, и даже в предгорьях), некоторые породы деревьев (например, осина) и животные (например, бобер) создают уверенность, что индоевропейцы или часть из них жили и ниже среднегорья.
Наконец, и общеиндоевропейское слово "болото" может свидетельствовать о том, что часть индоевропейского населения жила в низине, скорее всего у предгорий (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 665 - 669). Таким образом, прародина индоевропейцев должна, вероятно, занимать среднегорье, предгорье и примыкающие к ним низинные территории. Эти данные сразу исключают из возможного варианта прародины индоевропейцев понто-каспийские степи, за исключением областей, соседних с уральскими, северокавказскими и прикарпатскими предгорьями.
Климат позднеиндоевропейской прародины характеризуется как названиями зимнего пейзажа ("зима", "снег", "холод, лед"), так и лета ("жара, тепло"). После установления высотного уровня локализуемой прародины такие названия свидетельствуют скорее об умеренных широтах и делают маловероятной локализацию прародины на Ближнем и Среднем Востоке. Этот тезис подкрепляется и уже высказанными аргументами о трех временах года, как будто никем не поколебленными. В то же время исследования народных обрядов и ритуалов, Манном убеждают в том, что на прародине индоевропейцев весна была достаточно продолжительной. При этом следует учитывать, что время позднеиндоевропейской эпохи определяется, как указывалось выше, V - IV тыс. до н. э. и относится уже к периоду голоцена, его ранняя часть "характеризовалась потеплением, которое перешло около 8000 лет назад (около 6000 г. до н. э.) в интервал, известный как климатический максимум голоцена и продолжалось около 2500 лет (до середины IV тыс. до н. э.- В. С.). В период оптимума средняя температура была выше современной, отмечена также повышенная влажность ...В горах повысилась граница леса, а ледяной покров Северного океана сократился почти вдвое по сравнению с современным. По существующим оценкам в Европе было теплее на 2'С, чем сейчас" (Лосев, 1985, с. 98). Гриббин и Лэм (1980, с. 103) считают, что кульминационный пик послеледникового климатического оптимума "имела место 7000 и 5000 лет тому назад", т. е. в V - IV тыс. до н. э. В этот же хронологический период существовала и позднеиндоевропейская прародина. Более теплый и влажный климат в период существования позднеиндоевропейской прародины делают ее локализацию в районе Армянского нагорья еще менее вероятной, учитывая подвижку в этот период
теплолюбивой флоры и фауны к северу, а локализацию в южной половине Европы, включая и ее центральную зону, все более реальной.
Флора ПИЕ прародины представлена названиями деревьев (осина, за, ветла, береза, сосна (пихта). луб, горный дуб, скальный дуб, тисс, граб, бук, ясень, грецкий орех) и растений (мох, вереск, роза, яблоня, - кизил, вишня, тутовое дерево, виноград) (Гамкрелидзе, Иванов, . 612 - 665). Осина - листопадное, двухдомное дерево, быстро растущее, живет -0 - 100 лет, распространено на севере Евразии как примесь в хвойных лесах, в степях образует осиновые колки, (БСЭ, т. 24, кн. 1, 1976, 557). Область распространения - Европейская часть СССР, Сибирь, дальний Восток (за исключением тундры), Казахстан, Крым, Кавказ, Западная Европа, Китай (Маньчжурия), Северная Корея, северная часть Монголии (Деревья и кустарники, т. П, с. 192). На Кавказе осина растет от предгорий до высокогорного пояса (Соколов, 1977, =. 85). Распространена она также в Прикарпатье и Закарпатье (СССР, Румыния, Словакия - Соколов, 1977, с. 84 - 85, карта 65; Попов, 1949, с. 36). Несмотря на распространение на огромных широтных пространствах, осина не встречается в основной зоне евразийских степей, осиновые колки зафиксированы лишь на северной периферии степных районов. Это позволяет исключить при поисках п. и. е. прародины, по крайней мере, южную половину степного простора Евразии, а также южную половину Западной Европы, включая и Балканы, Индию, Среднюю, Переднюю и Малую Азию (Соколов, 1977, с. 84, карта 65). Единичный известный нам экземпляр осины в Малой Азии был обнаружен В. Сапожниковым 12 июля 1916 г. у Эрзерума. Данные палеогеографии о распространении растительных зон в IV тыс. до н. э. подтверждают исключение указанных выше регионов из области распространения осины (Герасимова, 1982, с. 122, рис. 71).
Таким образом, еще не выдвигавшийся исследователями "аргумент осины" исключает из зоны поиска п. и.е. прародины все предполагавшиеся ранее азиатские территории, включая и Переднюю Азию с Армянским нагорьем, почти все евразийские степи, кроме их северных окраин, и южную половину Западной Европы, включая Балканы, южные склоны Альп, большую часть Франции, Аппенинский полуостров и Пиренеи (рис. 31).
Ива, ветла - "род растений сем. ивовых", представлены деревьями и кустарниками, которых около 300 видов. Крупные деревья и кустарники растут, "главным образом, в западных областях Европейской части СССР". Кустарниковые виды распространены в восточных областях Европейской части СССР и Сибири. Все 300 видов ивы растут "преимущественно в умеренном поясе Евразии" (БСЭ, т. 10, 1972, с. 3). На Северном Кавказе, в Крыму, в средней и южной части Восточной Европы распространена белая разновидность ивы (Соколов, 1977, с. 50). Можно считать установленным, что ива тяготеет к умеренному поясу. Однако ива иглолистая растет в Малой Азии, Иране, Пакистане, Афганистане, Северной Индии (Соколов, 1977, с. 49, карта 24). Береза - "род листопадных однодомных деревьев и кустарников, сем. березовых, живет до 150 лет, хорошо переносит сухость воздуха" ... "Встречается в Западной Европе до 65' северной широты; в СССР- почти по всей степной и лесостепной зоне Европейской части, в Западной Сибири, Забайкалье, Саянах, на Алтае и на Кавказе. Растет в смеси с хвойными породами или образует обширные березовые леса" (БСЭ, т. 3, 1970, с. 220). В лесостепи Заволжья и Западной Сибири имеются .березовые колки. Данные палеогеографии указывают, что в IV тыс. до н. э. береза была распространена по Северному Причерноморью от низовий Буга до устья Днепра (Герасимова, 1982, с. 121- 123, рис. 71). Кроме указанных районов, береза растет на склонах Гиндукуша, в Индии, в Кумгане и Кашмире (береза Маклеона - Деревья и кустарники, т. II, с. 298), в северной части Малой Азии (БСЭ, т. 3, с. 220), Дальнем Востоке, МНР, Китае, Северной Корее, Японии, в низовьях Днепра и Буга (береза пушистая), в Западной и Центральной Европе, на Карпатах (Соколов, 1977, с. 89 - 100, карты 69- 72). Береза также известна в Средней Азии (Алтайский хребет, Памиро-Алтай), на Тянь-Шане и в Америке. Береза исключает из зоны поисков праиндоевропейской прародины восточную часть (к востоку от Дона) понто-каспийских степей, что согласуется с данными палеогеографии и палеоботаники (Герасимова, Величко, 1982, с. 122, рис. 71). Не могли праиндоевропейцы познакомиться с березой и на большей части Среднего и Ближнего Востока, где она растет лишь на севере Малой Азии в узкой полосе предгорий, параллельных южному берегу Черного моря и в зоне 7-го растительного пояса Большого Арарата - единственного и труднодоступного места на территории Армянского нагорья. Южная граница березы в Европе сейчас проходит по широте Северных Балкан и вряд ли проходила в эпоху климатического оптимума южнее современной. Северная граница березы достигала в этот период южной части Скандинавии.
Сосна - "род хвойных вечнозеленых деревьев", живет около 350 лет; известно около 100 видов сосны; все "растут в зеленой зоне Евразии и Северной Америки, реже в горах, тропиках северного полушария" (БСЭ, т. 24, кн. 1, 1976). Сосна растет также на большей части территории Малой Азии (Джордано, 1960, с. 355). Сосна исключает из зоны поиска ПИЕ прародины степные просторы Евразии (Соколов, 1977, с. 25 - 33, карты 8 - 10), что согласуется и с данными палеоботаники (Герасимова, 1982, с. 121 123, рис. 71, карта 9; рис. 43). Пихта - "род хвойных вечнозеленых деревьев, сем. сосновых", растет в горах и на равнине в лесной зоне; известна в Западной Европе, Карпатах и даже Греции (Джордано, 1960, с. 252). "На Кавказе произрастает реликтовый вид 'пихта кавказская'. Пихта, так же как и сосна, исключает при поисках позднеиндоевропейской прародины степи Евразии. Нет пихты в равнинных и предгорных районах Ближнего и Среднего Востока" (Соколов, 197?, с. 6 - 11, карты 1 - 2; Герасимова, Величко, 1982, с. 122, рис. 71, карта 9; рис. 43).
Дуб - "род листопадных, вечнозеленых деревьев"; светлолюбив, зимостоек. Распространен по всей Западной Европе, кроме Средней и Восточной Скандинавии. Однако данные палеографии делают возможным расширить ареал дуба на всю Скандинавию (Герасимова, Величко, 1982, с. 121 - 123, карта 9). Дуба не было и нет почти на всей территории Испании за исключением узкой полосы ее северо-восточной части. Дуб растет на склонах Гиндукуша, в Малой Азии в Иране и на севере восточно-средиземноморского побережья (БСЭ, т. 8, с. 516 517; Соколов, 1977, с. 116 - 125, карты 85 - 86). Таким образом, из зоны поиска ПИЕ прародины "аргумент дуба" исключает значительную часть Среднего и Ближнего Востока, кроме Гиндукуша, Ирана, Малой Азии и северо-восточного побережья Средиземного моря, восточную часть евразийских степей до Волги из зоны поисков прародины все же исключить нельзя, поскольку дуб растет и сейчас по берегам Донца, дубовые реликтовые рощи известны на островах Дона (например, остров Поречный в 120 км от устья), об этом же свидетельствуют и данные палеоботаники и палеогеографии (Герасимова, Величко, 1982, с. 121 - 123, карта 9).
Скальный (горный) дуб имеет по сравнению с обычным дубом более узкую область распространения: "СССР - Литва, Западная Украина, на восток - до верховьев Буга, среднего течения Днепра и Прута, северный Крым, Северный Кавказ, Западная Европа - от южной Норвегии и Швеции, до северной части Балканского полуострова, Северной Италии, Южной Италии и Скандинавии (Берг, с. 241 - 244, 265), кроме ее южных территорий.
Скальный дуб растет в некоторых районах Малой Азии (Джордано, 352 - 355), на склонах Гиндукуша (БСЭ, т. 8, с. 516 - 517, см. карту). Граб - "род листопадных деревьев, редко кустарников, сем. лещиновых". Растет на солнечных сухих и скалистых склонах, каменистых почвах, подстилаемых горными породами (Соколов, 1977, с. 109). Ареал распространения - Юго-Запад СССР, Крым, Кавказ, Западная Европа, Балканский полуостров, захватывает узкую полоску Малой Азии узкую полосу вдоль южного берега Каспия, а также малоинтересные для поисков и. е. прародины Приморский край, Японию и Корею Соколов, 1977, с. 107 - 110, карты 80: А, Б; 81: А, Б).
Таким образом, граб исключает из зоны поиска ПИЕ прародины основную часть азиатского материка, кроме его дальневосточной части, южных побережий Черного и Каспийского морей. В Восточной Европе, кроме Кавказа, Крыма, Карпат и указанных выше районов Западной Белоруссии, Литвы, Латвии, Молдавии и правобережья лесостепной Украины, где граб в настоящее время не растет. Однако данные палеогеографии и палеоботаники показывают, что граб занимал значительную часть территории Восточной Европы, охватывая все побережье Балтийского моря и далее на восток до верховий реки Вычегды и от Нижнего Подунавья до Нижнего Поднепровья (Герасимова, 1982, карта 9). Из европейских территорий зоны поиска позднеиндоевропейской прародины граб исключает понто-каспийские степи восточнее Днепра (рис. 32).
Ясень - дерево или кустарник, сем. маслиновых. Известно 60 видов ясеня. Ясень растет в Южной и Средней Европе (Балканский полуостров, Болгария, Румыния, Турецкая Фракия), в Закарпатье, Молдавии и Поднестровье, в центральной и южных частях Восточной Европы до Волги, а также на Кавказе, Иране, в Средней Азии (ясень согдианский), в Сирии, Ираке, Иране, Турции (ясень сирийский), в Афганистане, Пакистане, Дальнем Востоке, Китае, Корее и Японии (Деревья и кустарники, т. IV, с. 411 - 428; Соколов, 1986, с. 121 - 124, карты 69 - 71).
"Аргумент ясеня" исключает из зоны поиска п.и.е. прародины степи Евразии, Сибирь, территории Восточной Европы восточнее Волги (рис. 33). Бук - род однодомных сем. буковых. Буковые деревья представлены 10 видами и широко распространены в нетропических областях Северного полушария", в таких областях, не имеющих отношения к индоевропейской прародине, как Япония, Китай, Корея (Деревья и кустарники, т. II, с. 404). Бук растет на севере Малой Азии и Ирана узкой полосой вдоль южных побережий Черного и Каспийского моря (Ботаническая география, с. 63). В Западной Европе он зафиксирован в Швеции, на Балканах, где занимает 40% лесного массива, во Франции, Дании и Швейцарии - около 20 - 30%, в Германии около 10- 15%. В Восточной Европе буковые леса известны на Кавказе, в Крыму, Карпатах, на равнине юго-западных районов УССР и БССР, а также в Калининградской области (Деревья и кустарники, т. II, с. 400). Таким образом, "аргумент бука" исключает из зоны поисков позднеиндоевропейской прародины территорию почти всей Азии, кроме дальневосточных стран и узкой полосы предгорий, параллельных побережьям Черного и Каспийского морей на севере .Турции и Ирана (рис. 42).
Вереск, верес - род растений, сем. вересковых, "представлен всего одним видом, вечнозеленый и низкий кустарник" (БСЭ, т. 4, М., 1971, с. 529). Растет на торфяниках, в сосновых лесах, образуя заросли. Область распространения: Европейская часть СССР, от тундры на севере до южной границы хвойно-широколиственных лесов на юге на восток до 49 гр. вост. долг.; почти вся Западная Европа, кроме Италии; островные местонахождения в верховьях Камы, Восточной и Западной Сибири, в Малой Азии, в северо-западной Африке и на Азорских островах (Деревья и кустарники, т. V, с. 347). Верес растет также в верхнем лесном поясе Карпат (Попов, 1949, с. 37 - 38), а в высокогорном поясе Восточных и Южный Карпат "изобилуют редкостные растения как вечнозеленый вереск" (Попов, 1949, с. 40; см. рис. 41).
Роза - род растений, сем. розоцветных, кустарник. Имеется 400 дикорастущих видов шиповников, распространенных в Северном полушарии (БСЭ, т. 22, 1975, с. 179), в Европе, Малой Азии, Иране, Афганистане. Для поисков и локализации п.и. е. прародины это растение не имеет значения.
Грецкий орех - сем. ореховых, естественно, произрастает в Малой Азии на Балканском полуострове, Иране, Китае, и, как указывает Короткевич, редко встречается "в диком состоянии в Закавказье (БСЭ, т. 7, с. 315 - 316). Однако нам известен грецкий орех "в диком состоянии" и на Северном Кавказе, в горах у поселения Гузерпиль (Орехов, Молодкин, Дугули, 1968, с. 81). В культуре грецкий орех растет в юго-западной части Европы и в южной части Карпат, а также в примыкающих к ним Молдове и Молдавии. Это дает возможность предполагать, что грецкий орех рос когда-то в Карпатском бассейне. По мнению, крупнейшего специалиста в этой области, Форде "родина грецкого ореха, вероятно, занимает обширную территорию от Карпат до Турции, Ирака, Ирана, Афганистана и Юга СССР и Северной Индии" (Форде, 1981, с. 596).
Таким образом, "аргумент грецкого ореха" исключает из зоны поисков значительную часть Азиатского материка, кроме территории Турции, Ирака, Ирана, Афганистана, Индии, а также Китая и почти всю Европу, кроме Балкан и южной части Карпатского бассейна (рис. 31).
Фауна позднеиндоевропейской прародины представлена общеиндоевропейскими названиями млекопитающих - медведь, волк, лиса (шакал), рысь, вепрь, олень, лось, антилопа, дикий бык (тур, зубр), заяц, белка, хорек, горностай, бобер, выдра, лев, слон (слоновая кость, верблюд), обезьяна, мышь, крот; пресмыкающихся - змея, черепаха; ракообразных - краб; земноводных - лягушка (жаба), рыбы (лосось); птиц - орел, журавль, ворон, дрозд, воробей, дятел, зяблик, гусь (лебедь, утка), тетерев (глухарь); насекомых - оса (шершень), гнида (вошь) (Мейе, 1938, с. 397 - 398; Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 492 - 543).
Гамкрелидзе, Иванов выделили южный компонент фауны, характерной для ареала индоевропейской прародины: леопард, лев, обезьяна, слон, краб. Наличие в словаре индоевропейских названий этих животных, по их мнению, "исключает Центральную Европу в качестве возможной первоначальной территории обитания и. е. племен" (Гамкрелидзе - Иванов, 1980, с. 9; 1984, с. 867).
Сразу отметим, что барс водился в Центральной Европе и Балканах в неолитическое время, т. е. в период климатического максимума; лев обитал на Балканах еще в историческое время, а земноводные крабы там известны и поныне (см. ниже). В то же время, если бы п. и.е. названия "слон" и "обезьяна" означали бы пребывание этих животных на индоевропейской прародине или близких территориях, то исключались бы не только Европа, но и большая часть Азии, в том числе и Армянское нагорье, где Гамкрелидзе, Иванов помещают индоевропейскую прародину.
Слон, слоновая кость, верблюд - скрываются под близкими названиями в различных и. е. языках и позволяют реконструировать общий л. е. архетип этого слова. Гамкрелидзе и Иванов (1984, с. 524) считают это слово "ближневосточным миграционным термином, обнаруживаемым, в частности, в семито-хамитских языках". К тому же семантическому кругу относится древний миграционный термин, обозначающий ::слоновую кость". В ходе своих странствий индоевропейцы столкнулись, по мнению Гамкрелидзе и Иванова (1984, с. 525), "с прежде неизвестным видом животного и перенесли название знакомого им крупного животного "слона" на "верблюда". С этим, вероятно, надо согласиться, но нельзя не отметить, что на предполагаемый авторами родине индоевропейцев - Армянском нагорье - как раз есть верблюды, но не слоны. Следует отметить, что отнесение самого наименования "слон - верблюд" к общеиндоевропейскому оспаривается рядом исследователей (Дьяконов, 1982), на отсутствие единого мнения по этому вопросу указывают и Гамкрелизде, Иванов (1984, с. 525). Последний несколько лет назад считал название "слон" заимствованием из разных языков (Иванов, 1975, с. 148 - 161). Недостоверность обитания слона в ареале позднеиндоевропейской прародины из-за перечисленных выше причин становится очевидной.
Третье значение этого реконструируемого общеиндоевропейского архетипа "верблюд", оставляя все высказанные выше сомнения, не служит даже аргументом для локализации ПИЕ прародины в Азии. Наиболее северной территорией, где в древности обитали слоны, была Сирия. "В письменных документах времени Тутмоса Ш (около 3500 лет тому назад) указывалось, что слоны в большом количестве водились в Сирии. В одну охоту было убито 120 слонов" (Пидопличко, 1951, с. 26). Таким образом, ареал обитания слонов доходил до Средиземного побережья Малой Азии, но у нас нет данных об обитании этих животных на более северных территориях. Можно только предполагать, что в условиях климатического максимума голоцена ареал обитания был более продвинут к северу и во всяком случае он был известен жителям средиземноморских районов Анатолии. В свете изложенной выше гипотезы о раннеиндоевропейской прародине предположение о передаче РИЕ или СИЕ (среднеевропейцами) своих познаний об этих животных в Европу не выглядит только догадкой (рис. 72). Но под этим же "восточным миграционным термином" скрывается и "слоновая кость", торговля которой зафиксирована в медно-бронзовую эпоху в Восточном Средиземноморье, включая и Южные Балканы. Под названием "слоновая кость" праиндоевропейцы могли подразумевать и ископаемые бивни мамонта. Вполне вероятно, что отдельные особи этих животных сохранились еще в послеледниковую эпоху вплоть до периода климатического максимума голоцена. Во всяком случае, наш крупнейший палеозоолог Пидопличко не исключал такой возможности, указав на ряд фактов сохранения в Европе фауны ледникового периода, обратил внимание, что в Герцинском лесу водились, судя по рассказам германцев Юлию Цезарю, звери, имеющие "рога тупые, а ноги без связок и сочленений" (Пидопличко, 1951, с. 36).
Верблюд - третье значение и. е. архетипа 'слон, слоновая кость, верблюд'. Это животное связано исключительно со степными, полупустынными районами Африки, Азии, в том числе Анатолии. Обнаружение в Среднем Подунавье на лендьелском сосуде "изображения верблюда, хотя он не представлен среди фауны лендьелских поселений" (Титов, 1980, с. 402), указывает на то, что в эпоху климатического максимума галоцена это животное было знакомо какой-то части населения этого региона, вероятно, благодаря непрекраюащейся связи с Анатолией и Восточным Средиземноморьем (Титов, 1980, с. 390; см. рис. 7: 1).
Обезьяна как "древнейший переднеазиатский миграционный термин, засвидетельствованный во многих ближневосточных языках, в частности, в семито-хамитских" (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 523) также могла попасть в общеиндоевропейский язык лишь в результате связей (скорее всего, торговых) носителей и. е. праязыка с юго-восточным Средиземноморьем, где бы ни локализовать прародину индоевропейцев в Армянском нагорье, на Балканах или в Подунавье. Ведь это экзотическое животное с незапамятных времен было непременным спутником купцов и мореплавателей (рис. 7: 3). Дьяконов, вслед за Гамкрелидзе - Ивановым, подтвердил заимствование и. е. названия обезьяны из семитских языков, но указал, что носители последних, вернее древнееврейского, сами заимствовали этот термин у древних египтян "после Ш тыс. до н. э. до середины II тыс. до н. э." (Дьяконов, 1980, с. 24), т. е. после распада позднеиндоевропейской общности.
Таким образом, лингвистические обоснования для отнесения слов "обезьяна" и "слон - слоновая кость - верблюд" к праиндоевропейскому языку не являются бесспорными. Но даже если принять их праиндоевропейскую атрибуцию, они не могут стать полновесными аргументами для локализации позднеиндоевропейской прародины в Азии. Изображение верблюда на лендьелском сосуде свидетельствует о знакомстве жителей Среднего Подунавья с этим экзотическим животным. Познания об обезьяне жители этого региона могли получить также в результате торговли с племенами Восточного Средиземноморья. О наличии торговых связей свидетельствует распространение раковины Spondylos, находки которой распространены на Балканах и в Подунавье, от Эгейского до Адриатического моря и объясняются Р. Родденом (1970) активными связями во второй половине Ч - первой половине IV тыс. до н. э. винчанских "коммерсантов". Об этом же свидетельствуют и винчанские керамические импорты, распространенные от альпийской зоны на западе и Карпат на севере, до Черного моряна востоке и Эгейского - на юге" (Николаева, Сафронов, 1986, с. 8). Остальные южные животные (барс, лев, краб), названия которых появились еще в период общеиндоевропейского состояния, не исключают Балканы в Европе и прилегающие к ним южные части Дунайско-Карпатского региона, если учитывать и данные палеозоологии.
Барс в настоящее время встречается в Малой Азии, Индии, Гималаях, Иране, в горных районах Восточного Средиземноморья (Гептпер, 1972, с. 173 - 174) и на Кавказе, "занимает в сущности всю страну, кроме степных пространств" (там же, с. 166). На остальных европейских территориях барса нет, однако "некоторые находки указывают на обитание этого вида в Европе до неолита включительно" (там же, с. 174). В Ольвии, в слоях V - II вв. до н. э. были найдены остатки барса, правда, возможно, привезенного (там же, с. 174). Наличие барса на европейских неолитических памятниках, включая, воз- можно, и балкано-карпатские области, делают излишним отрицание .а основании этого факта европейской территории для ПИЕ прародины (Пидопличко, 1951, с. 178, а также Гептнер, 1972, с. 174; см. рис. 6: 2).
Лев занимает открытые пустынные пространства Африки, Передней Азии, Юго-Восточной Европы и Северной Индии (Гептнер, 1972, :. 77). Лев был известен в восточной части Закавказья в историческое время и "исчез лишь в Х века. В фауне Закавказья он был не случайным явлением" (Гептнер, 1972, с. 78). "В историческое время львы водились на Балканском полуострове и заходили в его северные районы, включая Фракию и Македонию и, может быть, доходили до Дуная. Исчезновение их в Греции относится к концу 1 в. н. э." (Гептер, 1972, с. 78). Обнаружение костей льва на энеолитических стоянах Болгарии (Тодорова, 1980, с. 39) подтверждает это предположение (рис. 6: 1).
Краб также не указывает только на районы Средиземноморья, как подверждают Гамкрелидзе - Иванов. Подотряд короткохвостых раков или крабов насчитывает до 3500 видов, по преимуществу морских; в северных морях СССР живут два вида; в Черном море - 8 видов; все они колонисты Средиземноморья. В Каспийском море крабов нет (Зернов, 1936, с. 542). На Балканах и в Закавказье .известны пресноводные крабы (там же, с. 540).
Таким образом, нет данных на основании названий "экзотических" животных относить прародину в Малую или Переднюю Азию. Более того, нет даже оснований исключать из зоны поиска южные районы Карпатского бассейна. Зато ряд животных и птиц (бобер, тетерев) не позволят включать в зону поисков прародины индоевропейцев Балканы, поскольку южная граница их распространения - Карпаты, а остальной ареал лежит севернее (рис. 6: 3).
Бобер (самый крупный из современных грызунов: вес до 30 кг) занимал в жизни индоевропейцев значительно большее место, чем перечисленные южные животные. Так, у ранних иранцев "никто не смел убивать самцов бобра (Вендидад, фаргард 14 содержит категорическое утверждение об этом - Этнические проблемы... с. 143), убившего бобра ждало тяжелое наказание. Таким образом, бобр считался священным животным, способствовавшим сильной потенции и увеличению населения" (Этнические проблемы..., с. 143). Вероятно, древним хорошо были известны афродизические свойства "бобровой струи". Вполне возможно, что такое отношение к бобру было и во времена п.и. е. общности. Почитание бобра, знание повадок и особенностей этого животного могут связываться только с тем, что бобр был постоянным обитателем в зоне п. и.е. прародины, и общеиндоевропейское название бобра получено не в результате эпизодических знакомств с ним (языковые факты также не свидетельствуют о заимствовании этого названия от иноязычного населения в результате контактов с ними индоевропейцев) .
Ареал бобра в раннеисторическое время охватывал лесную зону северного полушария. Бобры достигали "наибольшей численности в зоне широколиственных лесов, проникая вместе с пойменными лесами далеко в зону полупустыни, степи и лесотундры" (Верещагин, 1959, с. 345). Местонахождения остатков "бобра расположены в пределах границ раннеисторического ареала, достигавшего Черного моря, Кавказского перешейка, среднего течения р. Урал, Эльбы и степного Иртыша" (там же, с. 345). В настоящее время бобры "сохранились во Франции (низовья Роны), ФРГ и ГДР (бассейн Эльбы), в Норвегии, в северной и западной Монголии и северо-западном Китае" (там же, с. 346).
На юг бобры могли спускаться по поймам лесов больших рек, однако на стоянках неолита - ранней бронзы - костей бобра нам известно; в скифское время они обнаруживаются в памятниках степной зоны: Никольское (Днепропетровская область) и Ново-Георгиевка (Кировоградская область) поселения, а также Тырнавское городище в Саратовской области, городище Бисовское (Сумская область) (Цалкин, 1966, с. 63). Последние факты, а также присутствие в неолитических стоянках в пойме Дона (Ракушечный Яр) типичных лесных животных делают несомненными заходы бобров в степные районы. Название бобра есть даже в самых отдаленных и. е. языках: др.-сл. 'бобры', лит. 'bebrus', др.-в.-нем. 'bibar'. Название бобра присутствует в ведийском, митаннииском, авестийском (Мейе, 1938, с. 396; Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 530), т. е. на тех же территориях, где, по общему мнению, бобры никогда не водились. Указания ряда авторов, приведенные Верещагиным (1959, с. 79) о существовании бобров в Турции и Иране помогает рассеять недоумение, каким образом в "Авесте" сохранены мифологические и правовые представления о роли 'бобра' как священном животном богини Анахиты" (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 966). По нашему мнению, удивления эти сообщения вызывать не должны: ведь в средние века бобр обитал в Северной Грузии, о чем свидетельствует описание охоты грузинского царевича Вахушты и данные топонимики (Тхивинтави - 'бобровая гора', Сатахве - 'место обитания бобра' - Хорнаули, 1979, с. 28). Обнаружены кости бобра и в "слоях поздней бронзы на могильных полях Самтавро близ Мцхеты" (Верещагин, 1958, с. 293).
Вряд ли правомерно недоверие Верещагина к сведениям об обитании бобра в Турции и Иране на том основании, "что бобр питается древесиной тополя, осины, ивы, березы. Крайне сомнительно, чтобы ежевика, облепиха, мох, карагач - основные современные кустарники и деревья, растущие вдоль рек в Иране и Турции, были для него достаточным кормом" (там же, с. 296). К тому же ива (см. выше) есть в этих районах, как и тополь. "В Западной и Средней Европе остатки бобров встречаются весьма часто" (Пидопличко, 1951, с. 114), обнаружены они в период неолита в памятниках Подунавья. "Охотились на бобра" на нижней террасе Дуная" (Титов, 1980, с. 75). Бобр найден и в памятниках КВК в Польше (Хензель, 1980, с. 165) и в энеолитических памятниках Болгарии (Тодорова, 1980, с. 39). Таким образом, ареал бобра исключает из зоны поиски ПИЕ и области древнейшего обитания уже отпочковавшихся от и. е. массива индоиранцев, чтивших бобра, Среднюю Азию, а также Армянское нагорье и Передний Восток, а из европейских территорий Апеннины, Пиренеи, южную часть Балкан (рис. 5: 1).
Тетерев - оседлая птица, совершает незначительные перекочевки, более регулярные в горных районах. Биотоп этой птицы - лиственные и смешанные леса, светлые поляны и вырубки. Темной' тайги избегает". Тетерев распространен в Скандинавии, Великобритании, Центральной и Западной Европе (в основном остался здесь только в горных лесах Арденн, Альп, Рудных гор, Чешского леса, Шуманы, Судет, Карпат и гор южной части Балкан), а также в Нидерландах, Бельгии, Дании, севере ФРГ, кроме этого на севере Монголии, Северо-Восточном Китае и- Корее (Потапов, 1987, с. 237). В Восточной Европе и Сибири южная граница проходит по лесостепи (там же). На Кавказе есть значительно отличающийся от обычного меньшими размерами и "отсутствием белой перевязки на крыле". Кавказский тетерев - "заслуживает наибольшего внимания из всех эндемичных кавказских птиц" (География животных, с. 319) тем, что сохраняется, вероятно, еще с четвертичного периода. Ареал кавказского тетерева - альпийский пояс Водораздельного Кавказского хребта и Малого Кавказа, "найден в Иране на небольшом участке северного склона Карадага, ...В Турции населяет Понтийские горы от долины Пороха до 39'31' южнее Кысырдага (3196 м над уровнем моря). Кавказский тетерев живет на высоте не ниже 1500 - 3000 м и потому допускает рассматривать как зону поиска ПИЕ только альпийскую зону, непригодную для обитания таких животных как бобры и деревьев, как осины, липы, в частности. На основании "аргумента тетерева" маловероятно вести поиск ПИЕ прародины в Северном Иране и Северной Турции. Однако название "тетерев" может быть легко перенесено на два других вида из отряда тетеревиных: куропатку и глухаря. Эти виды, как и все тетеревиные, дают еще более северную границу распространения, поскольку их нет на Кавказе. Южная граница куропаткой проходит также по лесной и лесостепной зоне. 'Глухарь'' в некоторых древних и. е. диалектах имеет ту же основу, что и 'тетерев', поэтому можно предположить в праиндоевропейском значение или 'тетерев' или 'глухарь' (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 541). Ареал глухаря охватывает зону тайги до 120' вост. долг. Северная граница совпадает с границей сплошной тайги" (Потапов, 1987, с. 173), южная граница - северной границей лесостепи. Глухарь обитает в Карпатах, Польше, в восточных районах ГДР, "в лесах на ряде возвышенностей Западной Европы (Ардены, Рейнские и Сланцевые горы, Гард, Тюрингский лес, Рудные горы, Судеты, Шумава, Швабская Юра, Шварцвальд, Вогезы), в горных лесах Кантабрии, Пиренеев, Альп, Карпат, Родоп и Дина~рского нагорья" (там же, с. 174). Остатки глухаря обнаружены в энеолитических памятниках Болгарии (Тодорова, 1980, с. 39).
Таким образом, общее название 'тетерев, глухарь' в праиндоевропейской лексике исключает из зоны поиска прародины так же, как и бобр' территории Средней и частично Малой Азии. Передний Восток, Апеннинский, и Пиренейский полуострова указывают на бесперспективность ее поиска на Кавказе (рис. 51). Остальные животные имеют более широкий ареал распространения и являются предметом необходимых условий, но не достаточных для локализации ПИЕ по фауне.
Ареал ПИЕ по данным географии растений и животных может существовать только в Европе к востоку от западных предгорий Прикарпатья. Южной границей ареала ПИЕ является правобережье Дуная. Аргумент осины, тетерева и бобра свидетельствует в пользу того, что основная территория лежала к северу от Дуная, а аргумент льва указывает, что с этим животным индоевропейцы могли познакомиться v. несколько южнее, что служит поправкой к южной границе. Верещагин допускает, как указывалось выше, что лев доходил до Дуная (1959, с. 80). Во всяком случае, они водились во Фракии, почти граничившей с Южными Карпатами, и в Македонии, которую с Дунаем соединяет долина Южной Моравы, а расстояние легко преодолимо- 250 км (Верещагин, 1959, с. 80).
Северную границу ПИЕ помогают определить такие деревья, как граб не выносящий заболоченности почв и, следовательно, исключающий из возможных вариантов ПИЕ Северо-Германскую низменность, Поморское и Мазурское поозерье. Территории севернее Карпатского бассейна - исключаются по ряду признаков: аргумент тиса, граба, грецкого ореха, барса и др. Возможности произрастания грецкого ореха исключают даже Прикарпатье и северные склоны Карпат, Судет и Рудных гор. В то же время осина зафиксирована на территории Польши, ГДР и нет указаний, чтобы в сколь-нибудь значительном количестве она была на территории Задунавья.
Коррекция признаков (осина, грецкий орех, барс, тетерев) указывает на то, что северная граница должна проходить по северным склонам Карпат, Судет, Рудных гор, Тюрингскому лесу.
Западная граница не могла заходить за пределы Рейна, поскольку территория южной половины Франции исключается рядом признаков (аргументы граба, осины, тетерева). По этим же признакам и ряду других (аргумент бобра) исключается Италия и южные склоны Альп. Следовательно, южная граница должна проходить по северным склонам Альп и Дунаю до Южных Карпат.
Ряд признаков не позволяет включать в зону поиска ПИЕ Нижне-дунайскую низменность (аргумент вереска). Горный ландшафт ПИЕ, вероятно, позволяет исключить значительную часть среднего Задунавья и Среднедунайской низменности. Об этом свидетельствуют те же аргументы, которые были причиной исключения Нижнедунайской низменности из зоны поиска.
Ландшафт очерченного ареала дополняют горные озера и самые большие в Западной Европе полноводные реки с и. е. и древнеевропейскими названиями (по Крае) - Рейн, Эльба, Одер, Висла на севере и Дунай с его левыми притоками - на юге.
Индоевропейская гидронимия этой разветвленной речной системы позволяет еще более уточнить зону ПИЕ и найти ей археологический эквивалент. Единственной культурой с границами, которые почти совпадают с индоевропейской гидронимией, является культура воронковидных кубков (КВК). Ареал распространения этой культуры меньше основного ареала и. е. гидронимик и охватывает лишь часть его. Есть две культуры, территория которых, захватывая основной ареал ПИЕ (оконтуренный по данным ландшафта, флоры и фауны), в то же время значительно шире его. Это культура шаровидных амфор (КША) и культура шнуровых керамик (КШК), но поскольку эти культуры связаны происхождением с КВК (см. ниже), а КВК - это культура IV- Ш тыс. до н. э. и связана происхождением с культурой Лендьел V/IV - IV тыс. до н. э., то блок этих культур охватывает 7/IV- IV/III тыс. до н. э. и находится в ареале и. е. гидронимик, очерченном также и данными экологии. Его целесообразно разобрать. в качестве возможного эквивалента п. и. е. культуре.

ГЛАВА 4

ПОНЯТИЕ АРХЕОЛОГИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ. ЭТНИЧЕСКОЕ ЯДРО АРХЕОЛОГИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Археологическая культура, этнос, язык - эти фундаментальные понятия являются символами междисциплинарных контактов таких наук, как археология, этнография и лингвистика в решении этногенетических проблем, к числу которых относится и индоевропейская проблема. То, что эти понятия связаны между собой, было ясно еще в начале века, но в какой степени они соответствуют друг другу - этот вопрос не разрешен и поныне. Однако без определения степени соответствия и характера связи между этими Понятиями невозможна постановка проблемы этногенеза вообще на данных археологических источников. Между тем нельзя не отметить, что как в археологии ведутся интенсивные теоретические разработки по проблемам "культуры и типа", так и в этнографии существуют фундаментальные теоретические труды по этносу и культуре этноса. Хотя эти разработки не изолированы друг от друга, следует подчеркнуть более оптимистическую позицию этнографов в вопросе соответствия этноса культуре (Бромлей, 1973, с. 63, сн. 67, 68). Лингвисты в меньшей степени затрагивают подобные вопросы соотнесенности этноса, культуры, языка, вероятно, довольствуясь простой аксиомой, что язык без носителей языка не существует, а этнос осознает себя при существовании у него языка и культурной традиции в условиях противопоставления других этносам и языкам. Характерно, что Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванов также не углубляются в подобные вопросы: "Тезис о реальном существовании праязыковой системы, соотнесенной с определенной временной перспективой, предполагает и примерное определение границ территории, первоначального обитания носителей этого языка" (1984, с. 865, сн. 1,, 2). Другие, лингвисты считают, что у археологов нет четкого понятия археологической культуры, которое, естественно, должно предшествовать установлению этнического и языкового эквивалента для археологической культуры.
Подобные недоразумения у лингвистов возникают потому, что археологи периодически возобновляют дискуссии об археологической культуре, число определений "археологической культуры" достигло 500, причем, поводом к таким дискуссиям служат или синкретичные памятники, или памятники контактной зоны влияния двух или нескольких культур, или 'Вновь открываемые памятники. Любопытно, что острота дискуссий о соответствии археологической культуры этносу не способствовала решению проблемы, а привела фактически к снижению историзма в археологической интерпретации, к переносу центра тяжести в археологических исследованиях на описание, решение классификационных задач. Интересно и то, что импульс к сомнениям в правомерности связи "культура - этнос" всегда сообщали исследователи археологических источников конца I тыс. до н. э.- I тыс. н. э. В том случае, когда можно проверить данные археологического анализа письменными источниками, оказывается, имеет место несовпадение границ локализации этноса и соответствующей ему археологической культуры (Монгайт, см. Клейн, 1970), а другой возможности проверки тезиса о связи "культура - этнос" археологи не видят.
Вместе с тем нельзя, по нашему убеждению, переносить выводы такого рода на эпохи, отделенные тысячелетиями друг от друга, пос-скольку это может привести к искажению истины. Токарев считает (Бромлей, 1973, с. 63), что "культурная общность характерна лишь для этносов родоплеменной эпохи" ,и нарушается с приходом им на смену крупных этнических образований", другие исследователи полагают, что этносу присуща внутренняя культурная целостность и в более поздние эпохи (Бромлей, 1973, там же, с. 63). Более того, этнографы указывают, что границы отдельных проявлений культуры шире, чем границы культурного комплекса (что имеет место и в. археологии - В. С.), но на этом основании не делают вывода о несоответствии культуры этносу (Бромлей, 1973).
Причины расхождения археологических культур с ареалом распространения этносов, известных по письменным источникам, кроется и в неточном выделении культур, большая часть которых была оконтурена еще в начале века. С тех пор в археологических работах оперируют этими комплексами. Обоснованность их выделения привлекает внимание исследователя только в случае необходимости обозначить через "культуру" новые памятники, особенно если они находятся в зоне контакта двух и более археологических культур. В выделении археологической культуры археологи до недавнего времени руководствовались определениями А. Я. Брюсова (1956, с. 6, 7), М. Е. Фосс (1952, с 72- 73), А. П. Смирнова (1964, с. 3-10) и др. В 1970 году, казалось бы, была подведена черта сомнениям и дискуссиям об археологической культуре двумя обширными фундаментальными статьями И С Каменецкого (1970, с. 29) и Л. С. Клейна (1970, с. 37), где был провозглашен системный подход к археологической культуре. Общим в определении "культуры" И. С. Каменецкого и Л. С. Клейна было то, что культура была названа системой, в которой каждый признак имеет значение (хотя иерархия признаков допускалась), но должен рассматриваться в системе с другими, а культуры должны отличаться друг от друга не по одному-двум признакам, а по системе признаков. Такой подход, который на первое место ставил не значимость признака и его специфичность, а систему признаков в целом, был качественно новым, отличившим его от предыдущих решений проблемы. Однако такой подход усложнял работу и, естественно, требовал разработки методики выделения культур, либо практических работ, базирующихся на этих определениях культуры. В какой-то степени рекомендации И. С. Каменецкого по оценке черт сходства и различия признаков культуры могут рассматриваться как руководство к действию, но и они требуют проверки практикой (Каменецкий, 1970, с. 30). Таким практическим исследованием явилась диссертация Н. А. Николаевой (1987), посвященная выделению кубано-терской археологической культуры. Николаева предложила стратегию исследования проблемы выделения археологической культуры, разработала методику выделения, нашла метод сопоставления памятников (через логические классификационные схемы) и метод количественной оценки сходства и различия памятников. Вкладом Николаевой в разработку теоретического багажа проблемы является формулирование понятия "ядра" культуры, т. е. суммы сквоз-iibix транзитных признаков культуры, которые живут от начала до конца культуры. Это понятие важно тем, что позволяет перекинуть мост к "этническому ядру" культуры этноса и практически подтвердить тезис о правомерности постановки вопроса о связи археологической культуры и этноса. Определение археологической культуры Каменецким и Клейном максимально приближено к понятию "культуры этноса" в этнографии (Бромлей, 1973, с. 18).
Определение И. С. Каменецкого таково (1970, с. 29): "Археологическая культура- это группа памятников, занимающих сплошную территорию, границы которой могут меняться, и обладающих объективно существующим сходством материальных и нематериальных признаков, образующих сложную внутренне связанную систему, единообразно изменяющуюся во времени и ограниченно варьирующую в пространстве, существенно отличающуюся от аналогичного типа систем, характеризующего другие культуры". По Бромлею (1973, с. 18), "культура конкретной этнической общности как система составляющих ее компонентов фиксируется в пространственно-временном континуитете, причем, системообразующими признаками в данный момент могут быть любые, каждый из множества компонентов, входящих в данный момент в культуру". Этнографы говорят о "культуре в узком смысле слова" и выделяют в ней этнический слой" и называют его "традиционно-бытовой культурой", которая состоит из массовых и устойчивых традиционных элементов, а "в широком смысле слова культура" включает еще и "обыденное сознание и обиходный язык". Этнографы рассматривают этнический слой в культуре как состоящий из абсолютно специфических свойств, характерных только для данного этноса (процент таких свойств невелик) и относительно специфических свойств, тех, которые выделяют данный этнос среди соседних (Бромлей, 1973, с. 65). Этническому слою присущи и этноинтегрирующие, и этнодифференцирующие черты, находящиеся в диалектическом единстве. Неэтнический слой состоит 'из элементов культуры: 1) характерных для всего человечества; 2) присущих всем этносам данного хозяйственно-культурного типа; 3) являющихся общей принадлежностью соответствующей историко-этнографической области (Бромлей, 1973, с. 64).
Перенося эти выводы на археологическую почву, можно сделать заключение, что фрагментарность, ущербность, усеченность ископаемой материальной культуры по сравнению с культурой живого этноса, непосредственно наблюдаемою, не может явиться основанием для мнения, что в археологической культуре нет "этнического ядра", а следовательно, нельзя провести соответствия между археологической культурой и культурой этноса. Напротив, требования массовости, устойчивости, традиционности, предъявляемые к "этническому слою" культуры этноса, служит руководством к выявлению этнического слоя в археологической культуре, которым явится наиболее массовый, устойчивый, традиционный ее компонент. В археологической культуре представлены также элементы, общие для всего человечества; для данного хозяйственно-культурного типа (например, серпы, распространенные в земледельческих обществах; цедилки, распространенные в культурах со скотоводческой экономикой); для данной историко-культурной области (транзитные типы оружия, украшений и т. д.).
В развитие взглядов о "ядре" археологической культуры (Николаева, 1987, с. 2) можно сказать, что ядро культуры и хронологические ее срезы (т. е. то специфическое, которое появляется и исчезает в пределах одного этапа культуры), что обозначено как "портрет культуры", соответствует "этническому слою" культуры, поскольку представляет собой и устойчивое в культуре, и специфическое, особенное. Таким образом, в каждой археологической культуре представлен неэтнический и этнический слой, благодаря чему мы можем говорить о соответствии культуры этносу, если мы выявили ядро культуры, установили ее периодизацию и определили характерные для каждого этапа сумму признаков. В этой связи вновь встает вопрос, какие категории предметов, составляющие культуры могут быть вынесены в ядро культуры.
Керамика. Эта категория археологического материала многими исследователями признается вполне консервативной и традиционной. Керамическое производство древности несет в себе информацию о используемых природных материалах (глины, отощители), о технологии производства (обжиг, обработка поверхности, приспособления для изготовления формы), о формах посуды, об орнаменте (композиции, штампы, способ нанесения), о значении керамического комплекса в обряде погребения и жилом комплексе. Каждый из перечисленных признаков керамической традиции двуприроден, т. е. материален и нематериален, и характеризует материальную и духовную сферу деятельности членов данной этнической общности. И только практически все-таки доминирующую роль из названных признаков получили формы сосудов и орнаментация, поскольку типологический анализ всегда опережает технологический анализ ввиду его доступности. Кроме того, большая часть культур первобытности пользовалась широко распространенным сырьем, и методы анализа (химический, спектральный, петрографический) не в состоянии уловить специфики исходного сырья. О консервативности керамической традиции свидетельствуют наблюдения А, А. Бобринского: "Эмпирический характер знаний гончаров делал необходимым придерживаться постоянных правил работы с глиной, что неизбежно вело к консервации определенных приемов работы и сложению традиционных способов изготовления керамики. ...Полное перерождение субстратных навыков способно произойти в течение 5-6 поколений гончаров при условии, если каждое новое поколение будет вступать в контакт с носителями иных технологических, традиций изготовления керамики" (Бобринский, 1978, с. 244).
Погребальный обряд. Относится к числу устойчивых, консервативных признаков культуры; массовая характеристика, если культура представлена и погребальными памятниками. Если культура представлена только поселениями, то эта характеристика отсутствует. Это ограничивает ее универсальность.
Металлический инвентарь может включаться в ядро культуры, если имеет узкий ареал распространения, либо организован в такую систему, которая не характерна для других культур. Речь идет, в частности, об украшениях. Например, украшения кубано-терской культуры распространены по всей полосе азово-черноморских степей, однако та система украшений, которая встречена в типичных комплексах кубано-терской культуры на Северном Кавказе, отсутствует в древнеямной, катакомбной культурах Предкавказья и Северного Причерноморья. Как система, украшения могут быть включены в ядро культуры, или ее хронологические срезы (Николаева, 1987, с. 13-14), хотя каждое в отдельности украшение не может рассматриваться как характеристика только одной культуры. В связи с металлокомплексом может возникать много частных задач, которые должны решаться конкретно для каждой археологической культуры. Расхожее мнение, что металл - транзитен, поэтому не может быть культурно-значимым признаком, суживает источниковую базу археологической культуры в решении этногенетических проблем.
Тип поселений, укреплений, жилищ может включаться в ядро культуры, хотя универсальность и этой культурной составляющей ограничена двумя обстоятельствами: 1) неполнота сведений об архитектуре из-за разной сохранности поселений; 2) отсутствие поселений во многих степных культурах эпохи бронзы. В то же время эта характеристика имеет большое значение для сопоставления между собой культур неолита, для выявления "этнического слоя" в неолитических культурах.
Орнаментация на сосудах несет в себе информацию, которая большей частью не расшифрована исследователями. Культово-магическая функция орнамента бесспорна, но нельзя отрицать, что орнамент - это и искусство, которое не выделено еще из сферы культа. Общеизвестно значение для периодизации и установления происхождения культур неолита и бронзового века орнаментации на сосудах, которая столь специфична, что является доминирующим компонентом в "ядре" этих культур (например, культура шнуровой керамики, культура шаровидных амфор, вучедольская культура и др.).
Из сказанного следует, что керамика, орнамент на ней, погребальный обряд, система металлокомплекса, специфические элементы архитектуры могут быть включены в "ядро культуры"; если существуют от начала до конца культуры, и характеризуют устойчивую часть культуры. Специфические компоненты культуры, дающие представление 6 "портрете культуры" (терминология Н. А. Николаевой, 1987, с. 2), которые могут также быть составлены из керамики, металлокомплекса, деталей обряда погребения и архитектуры, представляют традиционную часть археологической культуры. Все вместе - и ядро, и хронологические срезы, т. е. портрет культуры,- дают представление об "этническом слое" археологической культуре, т. е. о том слое культуры, на основании которого одна культура отличается от другой.
Таким образом, если в археологической культуре выделяется слой, который может быть поставлен в соответствии с "этническим слоем" культуры этноса, то вопрос о соответствии археологической культуры (ископаемой культуры исчезнувшего этноса) этносу становится излишним; речь может только идти об обедненности этнического слоя археологической культуры сравнительно с культурой некогда живого этноса. Подобный экскурс позволяет нам считать правомерным проведение связи "культура - этнос". Если основываться на точке зрения, выска-3dиной недавно официально признанным лидером теоретической археологии Ю. А. Захаруком, то и такие экскурсы излишни: "Археологическая культура является совокупностью территориально и хронологически взаимосвязанных археологических памятников определенного типа, которые отражают территориальное распространение и этапы исторического развития группы родственных племен, говоривших на диалектах одного языка" (Захарук, Каменецкий, 1970).
Противоположной точкой зрения является вывод А. Л. Монгайта (1973, с. 42): "И поныне этническое определение археологических культур не обрело еще характера методического приема". Несмотря на перечисленные ошибки воззрений и метода Г. Косинны (Монгайт, 1973, с. 41-42), Монгайт, вслед за Егерсом, считает, что метод, практикуемый Г. Косинной, помешал разработке правильной идеи о том, что праистория народа может быть реконструирована на основании ретроспекции археологических источников (1973, с. 41, 39). За одиозностью фигуры Г. Косинны критики его концепции не рассмотрели того факта, что сама идея восстановления генеалогии народов по данным археологии в ретроспекции принадлежит классику археологии О. Монтелиусу (там же). Несмотря на то, что метод ретроспекции Монтелиуса - Косинны не реабилитирован, многие исследователи охотно прибегают к нему. Так, Б. А. Рыбаков (1978, с. 182-196) пытается проследить праславян в III тыс. до н. э. в культуре шаровидных амфор, не обосновывая непрерывной культурной преемственности от культуры славян I тыс. н. э. до III тыс. до н. э. Число таких примеров можно умножить, однако наша задача состоит не в том, чтобы показать, насколько последовательно применяется метод ретроспекции, а что он вообще применяется в археологии.
Попыткой другого рода следует считать проведение параллелей между археологическими реалиями и культурой, реконструированной по письменным источникам.
Локализация индоевропейской прародины может быть проведена двумя путями. Первый путь состоит в последовательном движении от культур исторических индоевропейцев до культуры IV тыс. до н. э.- хронологического промежутка, в котором существует и. е. праязык. Исторические индоевропейцы известны в разных хронологических периодах, и последовательное приближение к IV тыс. до н. э., соблюдая условие культурной непрерывности или генетической цепи родственных археологических культур, можно вести от балтов I тыс. н. э., от скифов-иранцев I тыс. до н. э., от греков II тыс. до н. э. и хеттов III тыс. до н. э. Сложность таких исследований состоит в том, что культура исторических индоевропейцев, зафиксированных Письменной исторической традицией, мешалась с культурами субстрата, поэтому прежде чем прослеживать культурную непрерывность, необходимо выделить "чистые" памятники и комплексы исторических индоевропейцев, а это и составляет основную трудность. Второй путь соотнесения археологической культуры с пракультурой индоевропейцев начинается с определения экологической ниши формирования этноса по данным лингвистики. Если лексика языка географически детерминирует нишу формирования и. е. пранарода, то имея точные данные о хронологии формирования языка и этноса также из данных лексики, можно точно определить культуру-эквивалент по археологическим данным.
Условиями, необходимыми и достаточными для определения археологической культуры культурой-эквивалентом и. е. пракультуре, являются:
1. Совпадение временных и ареальных характеристик (хронология, экология, гидронимия) языка и культуры-эквивалента;
2. Совпадение культурно-социальных дефиниций (уровень и формы экономики; уровень производства материальной культуры; идеологическая и духовная сфера).
3. Изменения в языковом состоянии должны находить соответствия в культурно-этнических процессах (интеграция, ассимиляция, миграции, диффузия, эволюция и др.).
Вопрос об использовании данных лингвистики и о совмещении этих данных с данными археологии упирается в допущение связи "культура- этнос - язык". Если такая связь невозможна, то проблема локализации индоевропейской прародины становится беспредметной. Выше было показано, что в той же мере, как культура живого этноса соответствует этносу, так и ископаемая культура исчезнувшего этноса соответствует этносу, т. е. доказано, что связь "археологическая культура- этнос" существует. О связи языка с этносом этнографы не дают однозначного ответа (Бромлей, 1973, с. 54). Часть исследователей считает, что этническим признаком культуры может быть признан только тот язык этноса, который им создан (Токарев, Агаев, Бромлей, 1973). Другие исследователи (Бромлей), полагают, что даже если этническая общность пользуется языком, воспринятым от другого этноса, то и этот язык для данного общества будет выполнять этнодифференцирующую функцию. Но ни те, ни другие не сомневаются в том, что язык является этническим признаком культуры, входя в "культуру этноса в широком смысле слова и в узком смысле слова", в последнюю "своей содержательной стороной - письменностью, устным творчеством" (Бромлей, 1973).
Чрезвычайно важно мнение этнографов, что в процессе своего становления этническая общность пользуется одним языком, что этнос и язык формируются одновременно, причем языковая общность - хотя и важнейшее условие формирования этноса, но не следует за ней и не предшествует этнической (Бромлей, 1973, с. 58). Очевидно, что одновременно с формированием этноса и языка оформляется этнический слой культуры этноса. Это дает нам право видеть в устойчивом комплексе археологической культуры, т. е. обладающей массовыми и традиционными чертами эквивалент некоему этносу и языку, присущему этому этносу. Общность территории этноса - важнейшее условие его формирования. Территориальное единство необходимо и для дальнейшего воспроизводства этноса, его культуры (Бромлей, 1973, с. 32). Подчеркнем, что территория формирования этноса должна быть относительно небольшая, чтобы одинаковые явления получали адекватные определений в языке (если соблюдается условие одновременного формирования этноса, культуры, языка).
Соответствие одной археологической культуры только одному этносу и языку не противоречит тому, что генетически родственные, отделившиеся одна от другой культуры, тоже соответствуют одному языку. Очевидно также, что двукультурность праязыкового эквивалента соответствует началу процесса диалектного членения праязыка, который представляется спонтанным, непрекращающимся процессом до выделения отдельных языков.
Проблема этнической и языковой атрибуции связывается, таким образом, с установлением генетической преемственности двух и более археологических культур, одна из которых определена в этническом и лингвистическом отношении. Для установления преемственности культурной эстафеты археология располагает методом сравнительной типологии объектов материальной культуры и методом анализа культурно-хозяйственного типа (ХКТ), который используется нами на протяжении всего исследования. Для объективной оценки сходства двух культурных комплексов необходимы количественные критерии. Традиционно употребляемый коэффициент сходства К= s2/m*n - не пригоден в условиях работы с разными в количественном отношении по объему комплексами. Нами использован в данной работе коэффициент совмещения, предложенный для сравнения археологических комплексов впервые Николаевой (1987, с. 2 и ел.) . Коэффициент совмещения определяется долей общих типов инвентаря к числу типов в меньшем из сравниваемых комплексов.
Критерии при оценке сходства двух сравниваемых ХКТ - качественные и количественные. Залогом успеха служит полнота сравнения, т. е. включение максимального числа характеристик, составляющих ХКТ. Для количественной оценки сходства может также использоваться коэффициент совмещения. Прародина - это область обитания носителей праиндоевропейского языка. Это вполне реальная дефиниция, но не постоянная в своих границах. Главная ее характеристика - это изменение в своих территориальных и временных границах, так как мобильность индоевропейцев известна как из фактов лингвистики (гидронимия), так и истории. Наполнить конкретным содержанием каждую из фаз развития праиндоевропейской общности - эта задача находиться за пределами возможностей лингвистики по крайней мере на настоящем уровне исследований.
Из всего вышесказанного следует, что изменения материальной культуры сопровождаются синхронными изменениями в языке, поскольку в любом случае введение новых реалий не может не найти адекватного отражения в языке. Такие значительные изменения в материальной культуре Лендьел и КВК были обозначены нами как фазы развития позднеиндоевропейской прародины ПИЕ I - VII (Сафронов, 1983, с. 83-84). Какому этапу эволюции праязыка соответствуют выделенные нами ПИЕ I - VII, этот вопрос решается конкретно в каждом случае в комплексе археологических и лингвистических фактов. Вопрос генетической преемственности культуры Лендьел от культуры Винча позволяет перейти на .данных археологии к понятию о финале среднеиндоевропейской прародине (СИЕП), которая соответствует среднеиндоевропейской фазе развития праязыка индоевропейцев, точнее ее концу.

Уникальные соответствия культуры Винча и культуры Чатал Хююк несмотря на территориальный и временной разрыв позволяет ставить вопрос о раннеиндоевропейской прародине (РИЕП) по данным археологии, соответствующей области расселения носителей раннеиндоевропейского языка, реконструированного выдающимся лингвистом Андреевым.
Постулаты соответствия археологической культуры, этноса и языка, а также соответствия блока генетически преемственных культур диалектам одного языка (при условии их территориального и временного стыка) и концепция трех состояний индоевропейского праязыка, созданная Андреевым, методически обосновывают нашу концепцию о раннеиндоевропейской прародине РИЕП, финале среднеевропейской прародины (СИЕП), позднеиндоевропейской прародине в 5 фазах развития до распада и древнеевропейской прародине, обозначенной ПИЕ VI и ПИЕ VII, т. е. в период, когда на севере ареала ПИЕ еще сохраняется индоевропейская общность, а на юге образуются новые общности (представляющие собой новые культуры, возникшие на базе праиндоевропейских, а следовательно, и новые языки). Методически обосновано отсутствие археологического эквивалента для СИЕП, находящейся, по всей видимости, в Малой Азии. Методически правильно перенесение модели расширения латинского языка из небольшой области Лациум для объяснения процесса развития общеиндоевропейского праязыка (Шрадер, 1913; Гамкрелидзе, Иванов, 1984). Действительно, эта модель может быть привлечена для реконструкции общеиндоевропейского состояния, поскольку она повторяется в развитии греческих полисов в среде неиндоевропейского населения, хеттской федерации с включением неиндоевропейского хаттского субстрата и даже скифского царства. Исследование взаимодействия археологических культур-эквивалентов праиндоевропейскому и диалектам праязыка с культурами субстрата и между собой дает новый материал для корректировки модели развития праединства и дает возможность воссоздать правдоподобную картину исторического развития носителей индоевропейского праязыка и их диалектов, их вклада в мировую сокровищницу культуры, великих открытий, способствуя преодолению сложившихся стереотипов о древнейшем прошлом индоевропейских народов.