Geum.ru

Книга вторая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   76

IV




Старый Ван-хан занемог. Летний шатер был наполовину открыт, на высокую

постель из мягких войлоков падали горячие лучи солнца, а Ван-хан зябко

кутался в халат, подбитый беличьим мехом, надсадно кашлял. Клочком

прошлогодней травы торчала на подбородке, вздрагивала при кашле седая

бороденка, сбегались глубокие морщины на рябом лице... Приходили и уходили

соболезнующие нойоны. Шепотом переговаривались караульные.

Ван-хан был молчалив. Его томила не только болезнь, но и трудные думы о

будущем своего улуса. Приезжал Джамуха, сказывал: вновь что-то замышляют

неукротимые меркиты. Но заботило не это. Не прямо, обиняками, чего-то не

договаривая, Джамуха дал понять, что Тэмуджин готовится подвести под свою

руку его ханство. Зная хитроумие Джамухи, его неприязнь к Тэмуджину, не

поверил. Но душа лишилась покоя. Конечно, Тэмуджин не такой дурак, чтобы

искать драки с кэрэитами, знает, что не во вражде, а в дружбе с ним,

Ван-ханом, его сила. Но что будет, когда улус унаследует Нилха-Сангун? Сын

ненавидит Тэмуджина, и Тэмуджин отвечает ему тем же. В одной упряжке им не

ходить. Рано или поздно кто-то кого-то захочет подмять под себя. Тэмуджин

умен, он не может не предвидеть этого.

Душа болела, как старая рана в ненастье. Нилха-Сангун был его кровью,

продолжателем его рода, единственным наследником, сыном женщины, память о

которой он пронес через всю свою жизнь. Не меньше Нилха-Сангуна был дорог

и Тэмуджин, сын побратима Есугея, настоящего и единственного друга,

Тэмуджин, которому он помог обрести силу и который в тяжкие времена сделал

для него все, что мог. Он и сам немало дал родному и названому сыновьям,

только одного не сумел - сделать их братьями, друзьями. Просмотрел...

Ладит же Нилха-Сангун с Джамухой. В последнее время они встречаются часто,

ведут длинные беседы. Побитый, Джамуха, как видно, образумился...

Перед шатром блестела Тола-река. Над высокой травой порхали белые

бабочки. На другом берегу по серому взгорью тянулись овцы. За шатром в

курене была сонная тишина. Мирно пасущееся стадо - радость кочевника,

покой - его счастье. Но покой в степи короток, как летняя ночь. Он не знал

покоя ни в молодости, ни в зрелые годы, нет его и сейчас, на склоне дней.

Всю жизнь сражался, вылетал из седла, садился снова. И уже близок конец

его земного пути, а покоя не добыл ни себе, ни своему улусу.

В шатер вошел Нилха-Сангун. Полное, гладкое лицо разморено зноем,

волосы на обнаженной голове влажны от пота. Присел у постели, справился о

здоровье. Ван-хан сел, стянул у горла беличий халат, кашлянул.

- Ничего. Скоро встану.

Сын кивнул. Он думал о чем-то другом. Беспокойно теребил короткую и

редкую бороду, пустыми глазами смотрел на другой берег Толы.

- Ты сам-то здоров?

- А? Здоров, отец, здоров.- Нилха-Сангун подозвал караульных, велел им

отойти подальше и никого к шатру не подпускать.- Надо поговорить, отец.

Эта предосторожность встревожила Ван-хана. Он опустил с постели ноги в

носках, сшитых из заячьих шкурок, уперся в узорчатый половой войлок,

наклонился к сыну, нетерпеливо попросил:

- Говори...

- Я не хотел тебя беспокоить, отец. Но сам не мог ничего придумать.

Джамуха проведал, что хан Тэмуджин хочет женить своего Джучи на моей

дочери Чаур-беки, а за моего сына Тусаху отдать свою Ходжин-беки.-

Нилха-Сангун тяжело передохнул, опустил голову, признался:- Я боюсь, отец.

Это...

- Подожди, дай мне самому подумать.

Ван-хан лег в постель, прикрыл ладонью запавшие глаза. Кэрэиты редко и

неохотно отдавали своих дочерей замуж за язычников. Но язычник Джучи - сын

Тэмуджина. Может быть, родство скрепит дружбу двух улусов, на многие годы

свяжет их в одно целое. Не об этом ли думал Тэмуджин, замышляя сватовство?

Если так, благослови его имя, всевышний.

Ван-хан открыл глаза, повернулся на бок. Сын беспокойно ходил перед

постелью. Ему было жарко. Воротник зеленого халата потемнел от пота. Пятна

пота выступали и на круглых лопатках.

- Что тебя напугало, сын? Брак твоих детей и детей Тэмуджина принесет

благо обоим улусам.

- Сначала я думал так же, как ты. Я не люблю Тэмуджина за его

заносчивость...

- Кто из вас больше заносчив, сразу и не скажешь.

Нилха-Сангун глянул на отца с сожалением, но оставил замечание без

ответа.

- Я не люблю Тэмуджина, но не хочу раздоров с ним. И я подумал, как

ты. Но Джамуха открыл мне глаза. Нет, недаром его зовут сэченом. Он сказал

мне так: <Пока ты, мой отец, жив, ты не допустишь ссоры наших улусов>.

- Джамуха судит здраво. Пока я жив, все будет хорошо, сын. Пока

жив...- Ван-хан вздохнул.

- Но уже сейчас, при тебе, Тэмуджин все время норовит высунуться

вперед. Потом он захочет распоряжаться мною, как своим нойоном. Я никогда

не покорюсь ему.

Ничего нового в этом для Ван-хана не было, но то, что суждения Джамухи,

передаваемые сыном, были сходны с его собственными, убеждало, что будущее

улуса, будущее его сына и внуков неопределенно и тревожно.

Полотнищем шатра Нилха-Сангун вытер лицо и шею.

- Тэмуджин готовится к тому времени, когда отойдешь от нас ты, отец.

Он постарается убрать меня. Но остается мой сын и твой внук Тусаху. Он

подросток, с ним сладить легче. Однако Тусаху станет взрослым, и

неизвестно, захочет ли бегать у стремени Тэмуджина. Потому-то Тэмуджин н

хочет заранее связать его по рукам и ногам. А если Тусаху попробует

порвать путы - уберет и его. Кому перейдет наш улус? Жене Тусаху и дочери

Тэмуджина. Или моей дочери, жене его сына Джучи. Так или этак-улус в руках

Тэмуджина... А убрать меня и Тусаху долго ли. Для этого нужны всего две

ловких руки и несколько капель яда.

- Не верю я этому. Не может Тэмуджин думать так! Это выдумки

хитроумного Джамухи!- От страшных слов сына хану стало жарко, он сел,

отбросив халат, голосом, срывающимся на крик, повторил:- Это выдумки!

Джамуха лжет, обманывает тебя, легковерного. Ты не любишь Тэмуджина, и

тебе по сердцу все, что чернит его имя. Но как ни бросай пыль, она вниз

падает, как ни опрокидывай светильник, пламя вверх рвется.

- Эх, оте-ец,- укоряюще протянул Нилха-Сангун.- Не такой уж я

легковерный, как думаешь. Я давно не ребенок, и тень от куста не принимаю

за врага.

- Зато не отличаешь ястреба от кукушки.

- Отличаю. Сначала я, как ты, не поверил Джамухе. Потом подумал: дай

проверю.

- Как можно проверить такое?

- Я послал к Тэмуджину человека сказать, что ты тяжко болен.

- При чем тут моя болезнь?- все больше сердился Ван-хан.

- Смотри сам. Ты всегда говоришь - Тэмуджин любит тебя, как родной

сын. Со мной сравниваешь.- Голос Нилха-Сангуна от скрытой обиды слегка

дрогнул.- Получив известие о твоей болезни, я бы помчался к тебе, загоняя

лошадей. Тэмуджин тоже мчится. И не один. Везет сына и дочь. Не навестить

тебя едет, а успеть, пока ты жив, довести до конца свои замысел. Он знает,

что со мной ему не сговориться. Торопится к тебе. Помоги ему, отец, раз он

так дорог твоему сердцу. И я, и мои дети в твоей воле...

- Это правда, что он везет сына и дочь?

- Завтра они будут здесь, ты сможешь прижать их к своей груди.

Хана стало знобить. Стянув у горла халат, сделал знак Нилха-Сангуну -

уходи. Но он не ушел. Укрыл отца поверх халата одеялом, принес горячего

молока, дал попить, потом долго сидел у его ног, подперев руками круглую

голову, молчал. Глаза его были печальны.

Виски Ван-хана стискивала боль. Трудно было о чем-либо думать.

Тэмуджин приехал на другой день утром. Прямо с дороги, не передохнув,

не переменив одежды, пришел в шатер. Рыжая борода и усы, косички на висках

казались опаленными солнцем. Сутуля сильные плечи, неторопливый,

остановился возле постели, медленно опустился на колени, горячим лбом

прикоснулся к его бледной, худой руке. Поднял голову. В глазах -

непритворное сочувствие. Ван-хан смотрел на него, и трудные думы

отодвигались.

- Пусть духи зла не терзают твое тело. Пусть все твои болезни перейдут

на меня,- негромко сказал Тэмуджин.

Ван-хан слабо улыбнулся.

- Не бери моих болезней, сын. Проживешь столько же, сколько я. своих

будет достаточно. Годы не приносят человеку ничего, кроме немощи.

- Они приносят еще и мудрость, хан-отец.

- Что мудрость без силы? Воин без лошади.

- Твоя мудрость, хан-отец, была для меня и конем, и мечом, и щитом...

Тэмуджин говорил раздумчиво, как бы вглядываясь в прошедшее. И эта

раздумчивость делала его слова по-особому вескими, они западали в душу

Ван-хана, рождая в ней добрый отзвук. Что бы там ни говорили о Тэмуджине

Джамуха и Нилха-Сангун, он любит этого человека.

А Нилха-Сангун, пасмурный, с потемневшим лицом, стоял в стороне,

наклонив голову, исподлобья смотрел на Тэмуджина. На его шее вздувалась и

опадала темная жила. Ван-хан отвернулся, подавил вздох.

- Хан-отец, ты еще встанешь. Еще немало травы истопчут копыта твоего

коня.

Руки Тэмуджина лежали поверх одеяла у его груди. Крупные руки с

длинными, сильными пальцами и крепкими, выпуклыми ногтями. Ван-хан

невольно примерил их к шее сына, стиснул зубы, подавляя стон.

- Тебе плохо, хан-отец?

- Нет. Судорога свела ногу.

Тэмуджин отодвинул одеяло.

- Какую?

- Эту.

Сняв заячьи носки, Тэмуджин принялся растирать ступню. Ван-хан старался

не смотреть на его пальцы. Может быть, Джамуха все выдумал, может быть, в

голове Тэмуджина не было и нет коварных замыслов, но Нилха-Сангуну

все-таки лучше держаться от него подальше.

- Дети твои, наверное, уже стали взрослыми?- спросил он, приближая

неизбежный разговор.

- Я привез показать тебе старшего сына и мою любимую дочь.

Ван-хану пришелся по душе и Джучи, робкий, с добрыми, ласковыми

глазами, и маленькая бойкая Ходжин-беки. Лучшего жениха для внучки и

лучшей невесты для внука, наверно, и не сыскать...

- Хан-отец, у меня есть дети, у тебя внуки...- Тэмуджин присел на

постель, взял его за руку.- Им предопределено продолжить начатое тобой и

моим отцом...

Он замолчал, кажется, ожидая, что Ван-хан подхватит невысказанную мысль

и выскажет ее сам. Но Ван-хан не стал ему помогать. Пусть уж сам...

- Хан-отец, как буря сухие семена трав, разметывает жизнь людей. И

люди без роду, как семена трав, где зацепились, там и пускают корни. Иное

дело те, у кого есть родичи. Куда бы ни угнала буря жизни, сын постарается

возвратиться к отцу и матери, брат к брату, отец к детям, муж к жене.

Рассудив так, я подумал, хан-отец: будет хорошо, если наши семьи, твою и

мою, свяжут узы родства.

- Кому будет хорошо?- с откровенной враждебностью спросил Нилха-Сангун.

- Что бы ни случилось, наши дети будут вместе, наши улусы рядом...

- А ты - держать поводья улусов,- вставил Нилха-Сангун.

Зеленые искры скакнули в глазах Тэмуджина, пальцы правой руки

скрючились и один по одному стали прижиматься к ладони, собрались в

увесистый кулак, окаменев от напряжения. И медленно, будто нехотя,

расправились.

- Нилха-Сангун, кто может сказать, что будет с тобой или со мной

завтра? Люди в нашем возрасте заботятся не о себе, о будущем своих детей.

Разве я говорю не верно, хан-отец?

- Не докучай отцу!- выкрикнул Нилха-Сангун.- Дети мои, а ты со мной и

говорить не хочешь. Думаешь, больного и слабого от болезни отца легко

оплетешь льстивыми словами... Постыдился бы!

- Мы с тобой еще поговорим...

В голосе Тэмуджина, послышалось Ван-хану, прозвучала скрытая угроза.

Нет, не быть миру меж ними. Не быть. Никакое родство не сделает друзьями

Нилха-Сангуна и Тэмуджина.

- Хан-отец, я надеюсь на твою мудрость. Твое слово всегда было для

меня как огонек для путника, блуждающего в метельной степи.

- Тэмуджин, я и верно болен, слаб. Не ко времени ты затеял этот

разговор.

Тэмуджин медленно распрямился. Дрогнули рыжие усы, сузились глаза. Он

понял: это отказ.

- Мы потом поговорим. Когда-нибудь...- торопливо добавил Ван-хан.

Но Тэмуджин его, кажется, уже не слушал.