— Вы быпосмотрели на салфетку, которую она вышила для меня на трудотерапии. Дверозы в центре, а вокруг них цветки фиалок, должно быть, штук двадцать вдоль края. Акрая вышиты нежно-розовым. Милая, — Магнолия повернулась к Розе, — ты могла бы принести эту салфеткуна нашу следующую встречу А картину, которую ты нарисовала
Роза покраснела, но кивнула в знак согласия.Время шло. Я вдруг осознал, что группа ничего не предложила Магнолии. Я былслишком очарован ее щедростью и занят воспоминаниями песни: УТы быизбавился от них... Язнаю, как их использовать...Ф.
— Знаешь,Магнолия, тебе бы тоже стоило что-нибудь получить от группы. Ты хотеланаучиться быть хорошимслушателем, с этого ты начала встречу. И я поражен, действительно поражен, какимхорошим слушателем тыстала. Ты также хороший наблюдатель: посмотри, сколько ты рассказала о салфеткеРозы. Поэтому мнекажется, что тебе больше не нужна помощь в том, чтобы стать хорошим слушателем.Чем еще может тебе помочь наша группа
— Я не знаю,как группа может помочьмне.
— Я слышалмного добрых слов о тебе сегодня. Что ты чувствуешь
— Ну, этохорошо.
— Но,Магнолия, мне кажется, ты все это уже слышала — что люди любят тебя за то,сколько ты им даешь. Сестры сказали, что ты поставила на ноги сына и ещепятнадцать приемных детей и никогда не переставала всем помогать.
— Но тольконе сейчас. Я ничего уже не могу дать. Я не могу передвигаться на своих ногах, аэти жуки... — Онавдруг задрожала, но не переставала мягко улыбаться. — Я не хочу возвращатьсядомой.
— Я хочусказать, Магнолия, что не всегда полезно выслушивать от людей то, что ты уже осебе знаешь. Если ты хочешь помочь себе, мы должны постараться дать тебечто-нибудь. Может быть, мы поможем тебе узнать о себе больше, узнать о техвещах, которые ты в себе еще не открыла.
— Я жесказала, я получаю помощь, помогая другим.
— Я этознаю, и это то, что мне в тебе очень нравится. Но пойми: хорошо, когдалюбой человек полезенокружающим. Возьмем Мартина — подумай, сколько для него значило помочь Розе бытьпонятой.
— Мартин— это что-то! Он неможет хорошо передвигаться, но у него на плечах светлая, ясная голова.
— Тыпомогаешь людям и делаешьэто прекрасно. Ты чудо, и я согласен с Розой, что тебе надо работать вбольнице. Но, Магнолия, — я сделал паузу, чтобы придать словам большую весомость,— для других было бы полезно, если бы ты позволила им помочьтебе. Когда ты полностью отдаешь себя, ты непозволяешь остальным получить пользу, помогая тебе. Когда Роза предложилапоехать жить к тебе, я подумал, как было бы здорово получать от тебя поддержку в любоевремя. Мне бы тоже хотелось. Но потом, когда я начал больше об этомдумать, я осознал, чтоникогда бы не смог отплатить тебе, помочь тебе, потому что ты никогда не жалуешься;ты никогда не просишь ни о чем. Проще говоря, — я снова приостановился,— я бы никогда не испытал удовольствие, помогая тебе.
— Я никогдане думала об этом, —задумчиво сказала она. Улыбка сошла с ее лица.
— Но этоведь правда Может быть, нам следует помочь тебе научиться говорить освоих трудностях Может быть, тебе нужен опыт, когда тебя слушают.
— Моя мамаучила меня, что о себе нужно думать в последнюю очередь.
— Я невсегда согласен с матерями. По правде говоря, я обычно с ними не согласен. Но в данномслучае, я думаю, твоя мама была права. Так почему бы не попробовать пожаловаться Скажи нам, чтотебя тревожит Что ты хотела бы изменить
— У меня нетакое хорошее здоровье... все эти штучки, ползающие по моей коже. И этиноги... Я не могу ходить.
— Вот мы иначали, Магнолия. Я знаю, что это настоящие проблемы твоей жизни. Мнебы хотелось, чтобы группа помогла тебе, но она не сможет. Попробуй поделиться снами трудностями, в которых мы могли бы тебе помочь.
— Я волнуюсьиз-за своего дома. Он противный. Они не могут, а может быть, простоне хотят обкуривать его. Яне хочу возвращаться туда.
— Я знаю,что ты волнуешься из-за своего дома, ног, кожи. Но это не ты. Это все протебя, а не ты настоящая. Посмотри в глубь себя. Что тыхочешь изменить там
— Ну, я несовсем довольна своей жизнью. У меня есть о чем сожалеть. Это то, о чем выговорили, Доктор
— Как разто, — энергичноподдержал я. Она продолжала:
— Яразочаровалась в себе. Я всегда хотела быть учителем. Это была моя мечта. Но я таким и не стала. Иногда я задумываюсь и понимаю, что ничего не достигла.
— Магнолия,— взмолилась Роза,— подумай,сколько ты сделала дляДарнела и для приемных детей. И это ты называешь ничего
— Иногдакажется, что ничего. Дарнел похож на отца, он достигнет многого.
Тут снова вмешалась Роза. Она говорила сомной так, будто я был судьей, а она — адвокатом,представляющим делоМагнолии.
— У нее небыло даже возможности учиться, доктор Ялом. Когда она была подростком, ее отецумер, а мать просто исчезла на пятнадцать лет.
Внезапно вступила Кэрол, также обращаясь комне:
— Ейпришлось почти в одиночку воспитывать семь сестер и братьев.
— Не одной.Мне помогали — пастор,церковь, многиелюди.
Не обращая внимания на реплику Магнолии,Роза продолжала:
— Явстретила Магнолию в больнице около года назад. Потом, когда нас выписали, явзяла ее, усадила в машину, и мы катались весь день. Мы проехали через ПалоАльто, Стэнфорд, Менло Парк, потом наверх, в горы. Магнолия устроила мнеэкскурсию. Она все мне показывала и обо всем рассказывала, и не только то, чтоважно сейчас, но и то, что происходило тридцать-сорок лет назад. Это была самаялучшая поездка за всю мою жизнь.
— Что тыощущаешь, когда Роза рассказывает об этом, Магнолия
Магнолия смягчилась:
— Это оченьхорошо. Эта крошка знает, что я люблю ее.
— Похоже,Магнолия, — сказал я,— ты, несмотря ни начто, стала учителем. Хорошим учителем!
Теперь дело потихоньку стало налаживаться. Ягордо посмотрел на психиатров. Мои последние слова — великолепный пример рефреминга— были блестящейнаходкой. Надеюсь, ониих слышали.
Магнолия точно слышала. Она была тронута доглубины души, и слезыкатились у нее из глаз. Мы почтительно молчали. Но фраза Магнолии вывела меня из оцепенения.Очевидно, я плохо слушал ее.
— Да,конечно, вы правы, доктор, — сказала она. — Вы правы и не правы. У меня была мечта. Я хотела стать настоящим учителем, получать зарплату,какую получают белыеучителя, иметь настоящих учеников, чтобы они звали меня Умиссис КлэйФ.Вот что яхотела!
— Но,Магнолия, — продолжаланастаивать Роза, —подумай о том, что ты сделала, подумай о Дарнеле и тех пятнадцати детях,которые называют тебя мамой.
— Это не то,о чем я мечтала, —сказала Магнолия резко и властно. — У меня тоже были мечты, как и у белых. Черные имеют право намечты! Меня разочаровало мое замужество. Мне хотелось, чтобы оно продлилось всю жизнь, аоно продлилось всего четырнадцать месяцев. Я оказалась в дураках; мнепопался не тот мужчина. Он любил свой джин намного сильнее меня. Бог мнесвидетель, — онапродолжала, повернувшись ко мне, — я никогда прежде, до этой встречи, не говорила о своем муже ниединого плохого слова. Я не хочу, чтобы Дарнел слышал гадости о своем отце. Но,доктор, вы правы. Правы. У меня есть жалобы. Есть много вещей, которые я хотелаполучить, но никогда не получила. Моя мечта никогда не исполнилась. Есть отчего чувствовать горечь.
Она тихо рыдала, и слезы катились по еещекам. Вдруг она отвернулась от группы, уставилась в окно и начала щипать кожу,сначала мягко, а затем все сильней и сильней.
— Горечь,горечь, — повторялаона.
Я растерялся. Так же, как и Роза, явстревожился. Я хотел, чтобы вернулась прежняя Магнолия. Ее движения беспокоили меня. Может быть,она старалась избавиться от насекомых У меня было желание схватить ее руки идержать, пока она не расцарапала себя.
Наконец после долгой паузы онапроизнесла:
— Есть еще идругие вещи, но они очень личные.
Магнолия разошлась. Я знал, что малейшийтолчок — и она все рассказала бы. Но мызашли уже далеко, слишком далеко. Обезумевшие глаза Розы говорили: УПожалуйста,не надо больше! Остановите это!Ф Для меня этого тоже было достаточно. Яобнаружил секретнуюдверь, но впервые не заглянул внутрь.
Через две или три минуты Магнолия пересталачесаться и рыдать.Постепенно вернулась ее улыбка, и голос снова стал мягким.
— Я понимаю,что у господа есть свои причины каждому из нас давать свое бремя. Но не будет ли справедливо выяснить этипричины
Группа молчала. Немного обеспокоенные, всеони — за исключениемДороти — смотрели вокно. Это, продолжалговорить я себе, и есть результативная терапия: Магнолия столкнулась снекоторыми из своих демонов и теперь, казалось, проделывала некоторуюпсихотерапевтическуюработу.
Я был уверен, что оскорбил ее. Наверное, всеостальные чувствовалито же, хотя и молчали. Молчание становилось все тягостнее. Я ловил на себе пристальные взглядыучастников и старался без слов убедить их заговорить. Наверное, я видел вМагнолии слишком много от вселенской матери. Возможно, только я лишился иконы.Изо всех сил я старался сказать что-то, что разрядило бы атмосферу и могло быстать полезным группе. Но ничего не происходило. Мой разум молчал.Признавая себяпроигравшим, я хмуро произнес фразу, которую произносил бесчисленноеколичество раз на бесчисленных групповых встречах:
— Магнолиямного рассказала. Какие чувства вызвали у вас ее слова
Я терпеть не мог говорить это, ненавиделзаурядность этих слов, их банальность. Стыдясь себя, я упал на стул. Я заранеезнал ответы членов группы и угрюмо ожидал их обычных комментариев:
— Вот теперья по-настоящему знаю тебя, Магнолия.
— Мнекажется, теперь мы стали ближе.
— Теперь явижу в тебе личность. Даже один из ординаторов, выйдя из ролимолчаливогонаблюдателя, добавил:
— Магнолия,мне тоже кажется, что теперь я увидел в тебе цельную личность, того, с кемхочется иметь дело.
Наше время вышло. Мне нужно было как-нибудьподвести итог нашей встречи и высказать очевидную и обязательнуюинтерпретацию:
— Знаешь,Магнолия, это была короткая, но очень богатая встреча. Я уверен, что мы началиработать с твоим неумением жаловаться, скорее с чувством, что у тебя нетправа жаловаться. Твояработа сегодня не была приятной, но это было началом настоящего прогресса.Вопрос в том, что внутри тебя очень много боли, и, если ты научишься говорить оней напрямую, как ты сделаласегодня, тебе не придется говорить о ней косвенно— например, через проблемы, связанные сдомом, или с твоиминогами, а может быть, даже с насекомыми на твоей коже.
Магнолия ничего не ответила. Она лишьпристально посмотрела на меня, а в глазах у нее стояли слезы.
— Тыпонимаешь меня. Магнолия
— Конечно,понимаю, доктор, Я хорошо понимаю. — Она вытерла глаза тоненькимносовым платком. —Прошу прощения, что плакала так много. Я не сказала вам сразу, но завтра деньсмерти моей мамы. Завтра годовщина.
— Я понимаютвои чувства. Я потерял своюмаму месяц назад.
Я удивил сам себя. Обычно я не стал быразговаривать такоткровенно с пациентом, которого только что узнал. Наверное, я хотел дать ейчто-то. Но Магнолия не оценила мой дар. Группа начала расходиться. Открылидвери. Вошли медсестры, чтобы помочь пациентам выйти. Я наблюдал, как Магнолияпродолжала царапать себя, пока выезжала из комнаты.
Мне понравилось обсуждение после групповойвстречи и то, какойурожай собрали мои подопечные. Они были полны благодарности. Кроме того, их вдостаточной мерепоразило зрелище возникновения чего-то из ничего. Несмотря на скудный материали слабую мотивациюпациентов, группа достигла достаточного взаимодействия, особенно в конце встречи:участники, которые незамечали существования других пациентов в больнице, заинтересовалисьокружающими и стали беспокоиться о них. Стажеров также восхитила моя заключительнаяустановка для Магнолии, что, если она хотела прямо попросить о помощи, ейстоило отказаться от своих симптомов, от символической просьбыпомочь.
— Как вамэто удалось —удивлялись они. — Вначале встречиМагнолия казалась такой непробиваемой.
— Было оченьтрудно, — объяснил яим. — Найдите верныйключ и вы откроете дверь к любому страданию. Для Магнолии этим ключом являласьодна из ее глубинныхценностей — помощьлюдям. Убедив ее, что она может помочь другим, позволив им помочь ей, я быстросломил ее сопротивление.
Пока мы разговаривали, Сара, старшаямедсестра, заглянула вдверь, чтобы поблагодарить меня за работу.
— Вы сновасовершили волшебство, Ирв. Давайте я вас обрадую. Перед тем как соберетесьуходить, взгляните напациентов, они сейчас завтракают и все сидят близко друг к другу. Что высделали с Дороти Вы можете себе представить, она, Мартин и Роза разговаривают между собой!
Пока я ехал обратно в офис, слова Сарызвенели у меня в ушах. Я знал, что у меня были все причины радоваться утренней работе. Ординаторыбыли правы: это была хорошаявстреча — одна изпревосходных, — и нетолько потому, что убедила пациентов улучшить взаимоотношения в своей жизни, но изаинтересовала терапевтической программой.
Но что важнее всего, я показал им, что небывает скучных или пустых пациентов или группы. Внутри каждого пациента, как и внутри каждойклинической ситуации,заложена большая человеческая драма. И психотерапия направлена на то, чтобыактивизировать эту драму.
Pages: | 1 | ... | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | ... | 33 | Книги по разным темам