Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 |   ...   | 33 |

—Наверное, просто никак это не проявляла. Мне ка­залось, что ты знаешь, что оченьважно сосредоточиться на Уздесь и сейчасФ, на взаимоотношениях между нами, ноты все еще предпочитаешь игнорировать это. Бог знает как много раз я пыталсятебе это объяснить. По­мнишь, на первой сессии, когда ты рассказывала о своих предыдущихвстречах с психотерапевтами, ты сказала, что они были слишком далеки, совсемнезаинтересова­ны,слишком равнодушны И я сказал тебе, что буду ра­ботать с тобой, и основной нашейзадачей здесь будет изучение наших встреч И ты сказала, что тебе этопод­ходит

— Это неимеет значения. Ты думаешь, я намеренно сопротивляюсь Скажи, зачем бы мнеприезжать сюда каждую неделю, проделывать такой путь и оставлять сто пятьдесятза час Сто пятьдесят долларов — может быть, для тебя это слишком мало, но не дляменя.

— С однойстороны, это не имеет значения, Мирна, но с другой стороны — имеет. Вот как я все это вижу.Ты несчастлива в своей жизни, ты одинока, тебе кажется, что тебя никто нелюбит, и ты никого не полюбишь. Ты обратилась ко мне за помощью, сделав большоеуси­лие — и это действительно долгий путь. Идорогостоя­щий— я все же слышу тебя, Мирна. Но здесьпроисхо­дит что-тостранное — мнекажется, это страх. Навер­ное, тебе не по себе от сближения, и ты пытаешься отгородиться,закрыться, найти во мне недостатки, на­смехаться над тем, что мы делаем.Я не говорю, что ты делаешь это намеренно.

— Если тыменя так хорошо понимаешь, почему ты сказал о майке Ты не ответил на этотвопрос.

— Я таквыразился, когда ощутил свое раздражение.

— Это непохоже на ответ.

Эрнст еще раз внимательно посмотрел напациентку. Знаю ли я ее Откуда этот взрыв прямодушия Но это дуновение ветерка— это лучше, чем то,что мы делали до этого. Надо постараться продолжить это как можнодольше.

— Твойвопрос понятен, Мирна. Комментарий о майке не относился ни к чему. Это былглупый коммен­тарий. Иобидный. Мне очень жаль. Я не помню, откуда он взялся. Я надеюсь, мне удастсядокопаться до при­чины...

— Я помнюиз кассеты...

— Мнепоказалось, ты не слушала кассету.

— Я этогоне говорила. Я сказала, что забыла прине­сти ее, но я прослушала ее дома.Фраза о майке последо­вала сразу после моих слов о желании познакомиться с одним изтвоих одиноких богатых пациентов.

— Да,точно, я помню. Я удивлен, Мирна. Я считал, что наши сессии не так много значатдля тебя, чтобы за­поминать их настолько хорошо. Позволь, я вернусь к своемувосприятию последнего часа. Одно я помню точно — эта реплика о знакомстве с однимиз моих бога­тыхпациентов действительно вывела меня из себя. Как раз перед этим я спросил тебя,что бы я мог предложить тебе, и это был твой ответ. Мне казалось, меня унизили:твое замечание задело меня. Я должен был быть выше этого, но это оказалось мнене по силам.

— ОбиженНе были ли мы немного злы друг на друга Так, в шутку.

—Возможно. А может быть, больше, чем в шутку. Вероятно, ты выразила своесомнение в том, что мне есть что тебе предложить, — самое большее — знакомст­во с другим мужчиной. Мнепоказалось, я ничего не стою. Скорее всего, поэтому я и сорвался натебе.

—Бедняжка! —пробормотала Мирна.

—Что

— Ничего,ничего — очереднаяшутка.

— Я несобираюсь позволять тебе отталкивать меня такого рода замечаниями. По сути, ядумаю, мы могли бы встречаться чаще одного раза в неделю. На сегодня мы должнызакончить. Мы уже перерабатываем. Давай начнем с этого момента в следующийраз.

Эрнст был рад, что час Мирны закончился.Но не по обычным причинам: она не наскучила ему, не рассерди­ла его — он был истощен. Ошеломлен.Потрясен. Заин­тригован.

Но Мирна не исчерпала своихнападок.

— Я жетебе на самом деле не нравлюсь, правда — заметила она, поднимая своюсумку и собираясь ухо­дить.

—Напротив, — сказаЭрнст, застигнутый врасплох пациенткой. — На этой сессии я почувствовал ктебе особую близость. Сегодня была трудная, но хорошая ра­бота.

— Я не обэтом тебя спросила.

— Но этото, что я чувствую. Временами я чувствую, что между нами огромное расстояние;временами мне кажется, мы близки друг другу.

— Но я жетебе не нравлюсь

— Симпатия— это глобальноечувство. Иногда ты Делаешь что-то, что мне не нравится; иногда мне оченьНравится то, что ты делаешь.

"Да, да. Тебе нравится моя большая грудь ишелест моих колготокФ, — думала Мирна, доставая ключи от машины. У двери Эрнст, какобычно, протянул ей руку, Она не хотела отвечать. Меньше всего ей хотелосьфизи­ческого контактас ним, но отказаться не было возмож­ности. Она слегка пожала его руку, быстро высвободила свою и ушла,не обернувшись.

В ту ночь Мирне не спалось. Она лежала впостели не зная, как отделаться от образа доктора Лэша, выска­зывающего свое мнение о ней.УСкучнаяФ, Усплошные острые углыФ, УограниченнаяФ, УвульгарнаяФ — эти слова крутились и крутилисьв ее голове. Ужасные слова — но ни одно из них так не оскорбляло, как фраза о том, что она ниразу не сказала ничего интересного или прекрас­ного. Его желание увидеть еекогда-нибудь пишущей стихи, жалило Мирну, в глазах стояли слезы.

В памяти всплыл давно забытый случай.Когда ей было десять или одиннадцать лет, она написала много стихотворений, нодержала это в секрете — особенно от своего грубого, критичного отца. Незадолго до еерожде­ния он оставилординатуру по причине алкоголизма и остаток жизни прожил разочарованным, пьющимвра­чом маленькогогородка, чей офис находился дома, про­водя вечера перед телевизором состаканом виски УОлд ГрэндФ. Он никогда не утруждал себя заботами о дочери.Никогда, ни единого раза он открыто не высказался о чувстве любви по отношениюк ней.

В детстве она вечно совала нос куда неследует. Од­нажды,когда отец звонил кому-то по телефону, она ры­лась в его столе из ореховогодерева и в верхнем ящике под грудой карт его пациентов нашла пожелтевшиелю­бовные письма— некоторые от еематери, а некоторые от женщины по имени Кристина. Она была оченьудив­лена, когда всамом низу увидела свои стихи, и бумага, на которой они были написаны, быластранно влажная. Поддавшись порыву, она забрала их вместе с письмами отКристины. Через несколько дней, в один из пасмур­ных осенних вечеров, она положилаих вместе со всеми остальными своими написанными сочинениями в кучу сухихплатановых листьев и подожгла. Весь вечер она просидела, наблюдая, как ветеррасправлялся с пеплом ее поэзии.

С тех пор между ней и отцом опустиласьнепрони­цаемая завесамолчания. Он так и не сознался, что вторгся в ее личную жизнь. Она никогда непризналась в собственном вторжении. Он ни разу не упомянул о про­павших письмах. И хотя она ненаписала больше ни еди­ной строчки, ее продолжало удивлять, почему он хранил листы с еестихами и почему они были такими влажны­ми. Она иногда представляла, какон читал ее стихи и умилялся их красоте.

Несколько дней назад позвонила ее мать исказала, что у отца был обширный инсульт. Хотя она немедленно помчалась ваэропорт и вылетела первым же рейсом, приехав в больницу, она обнаружила ужепустую комна­ту иматрасы, покрытые чистыми простынями. За мину­ту до ее приезда санитары увезлитело.

Когда она впервые встретила доктора Лэша,она была поражена стоящим в его кабинете антикварным столом из ореховогодерева. Он был похож на стол ее отца, и часто во время долгого молчания оналовила себя на том, что пристально разглядывает его. Она никогда нерассказывала доктору Лэшу ни о столе и его секретах, ни о стихах, ни о долгоммолчании между ней и ее отцом.

Эрнст также спал очень плохо. Вновь ивновь он про­кручивалв голове то, как представил случай Мирны на группе по изучению контрпереноса,которая собиралась несколькими днями ранее на Коуч Роу16, какназывали улицу Сакраменто. Первоначально на этих семинарах не было ведущего, иатмосфера в группе становилась все накаленное, пока не приобрела угрожающийхарактер. Поэтому несколько месяцев назад они пригласили кон­сультанта, доктора Фрица Вернера,опытного психоана­литика, получившего признание благодаря трудам по контрпереносу.Отчет Эрнста о Мирне вызвал особенно оживленное обсуждение. Хотя его похвалилиза готов­ность такоткровенно раскрыться перед группой, доктор Вернер резко критиковал его терапиюи особенно заме­чаниео майке.

— Откудатакое раздражение —спросил он, выбивая табак из трубки и вновь набивая ее. На первой жевстре­че онпредупредил, что трубка будет частью разговора.

— Значит,она повторяется —продолжал он. —Зна­чит, она жалуетсяИ она не внемлет твоим просьбам Значит, она критикует тебя и ведет себя нетак, как по­ложенохорошему, благодарному пациенту Господи, молодой человек, вы же только четыремесяца встречае­тесь сней! Что это —пятнадцать или шестнадцать сес­сий В настоящее время я наблюдаю пациентку, которая весь первый год — четыре раза в неделю, двести часов— просто повторяет сама себя. Снова и снова те же самые стенания:ожидание того, что изменятся ее родители, друзья, ее лицо, тело — бесконечный список того, чего унее никогда не будет. В конце концов, она пресытилась, слушая саму себя, сталасыта по горло собственным по­вторением. Она сама осознала, что тратила не только те­рапевтическое время, но и своюжизнь. Ты не можешь бросить правду своему пациенту в лицо: единственная правда— это та, которую мынаходим для себя сами.

Спокойное отстраненноевнимание, молодой чело­век, — твердо сказал он, — вот что необходимопациен­ту. Спокойноеотстраненное внимание — слова такие же актуальные сегодня, как и тогда, когда Фрейдвпервые употребил их. Вот что требуется от нас — относиться к словам пациента безпредубеждений, без личных реак­ций, ограничивающих наши взгляды. Это душа и сердце аналитическогоподхода. Убери это, и весь процесс пой­дет под откос.

Тут группа взорвалась, и все заговорили водин голос. Критика доктора Вернера, как молния, высветила то на­пряжение, которое копилось уженесколько месяцев. Участники, все стремящиеся усовершенствовать свои навыки,были раздражены тем, что они расценили как аристократическое высокомерие своегоконсультанта. Они почувствовали себя словно бригада чернорабочих. Ежедневно онисталкивалась с сильно ограничивающи­ми клиническими условиями, навязанными безжалост­ной машиной НМО, и их возмутилоочевидное безраз­личиедоктора Вернера к реалиям их практик. Один из тех счастливчиков, кого миновалстихийный поток ад­министративных требований, он просто продолжал ви­деться со своими обеспеченнымипациентами четыре раза в неделю, имея возможность быть неторопливым, позволяясопротивлению пациентов растворяться само­му по себе. Членов семинарарассердила его бескомпро­миссная поддержка жесткой психоаналитической ли­нии. И его уверенность исамодовольство, его безуслов­ное принятие установленных догм — тоже вызвало негодование,смешанное с досадой и завистью тревож­ных скептиков, испытывающих этичувства к сторонни­камоптимизма.

— Как выможете говорить, что Эрнст виделся с ней лишь на четырнадцати сессиях— вопрошал один.— Я радуюсь, если НМОдает мне возможность встретить­ся с клиентом восемь раз. И только если я смогу добить­ся от своего пациента одного изэтих магических слов — самоубийство, месть, поджог или убийство, — у меня есть шанс получитьразрешение на проведение еще не­скольких сессий от какого-нибудь клинически неподго­товленного судебногопредставителя, чья работа собст­венно заключается в том, чтобы отклонить как можно больше такихзапросов. Вступил другой:

— Вотличие от вас, доктор Вернер, я не уверен в том что Эрнст сделал что-тонеправильно. Возможно, заме­чание о майке и не было такой уж грубой ошибкой. Воз­можно, это именно то, что егопациентка должна была услышать. Мы говорили здесь о том, чтотерапевтичес­каясессия является микрокосмом жизни пациента. Так что, если она надоедает Эрнстуи разочаровывает его, несомненно, так же она влияет и на других людей,окру­жающих ее. Можетбыть, ей было полезно узнать об этом. Может быть, у него нет двухсот часов для того, чтобы она вконце концов устала от себя.

И еще один:

— Иногдаэта отрегулированная аналитическая про­цедура слишком велика, докторВернер, она слишком изысканна, слишком отвлечена от реальности. Яабсо­лютно не согласенс тем, что, сопереживая, пациент бес­сознательно должен всегда улавливать чувства терапевта. Моипациенты в основном пребывают в критическом состоянии. Они приходят ко мне одинраз в неделю, а не четыре, как ваши, и слишком заняты собственными проблемами,чтобы подстраиваться под нюансы моего настроения. На это бессознательноесхватывание чувств терапевта у моих пациентов нет ни времени, нижела­ния.

Доктор Вернер не мог оставить эту репликубез от­вета.

— Я знаю,что этот семинар касается контрпереноса психотерапевта, а не психологическихтехник, но невозможно разделить эти две вещи. Один раз в неделю, семь раз— не имеет значения.Управление контрпереносом всегда влияет на терапию. На каком-то уровне чувства терапевта поотношению к пациенту неизбежно начина­ют передаваться последнему.Исключений не бывает! — сказал он, покачивая своей трубкой. — И именно поэто­му мы должны понимать, прорабатывать иослаблять наши невротические реакции на пациента.

Но здесь, в этом случае с майкой,— продолжалдок­тор Вернер,— мы говорим не онюансах, мы имеем дело не с каким-то тонким восприятием пациентом чувствтерапевта. Доктор Лэш открыто оскорбил ее, и здесь не требуется никакойдогадки. Я не могу уклониться от от­ветственности и не назвать это вопиющей терапевтичес­кой ошибкой — ошибкой, которая подрываетосновы терапевтического союза. Не позволяйте калифорний­ской морали Учто бы нипроисходило, все дозволеноФ оказывать негативное влияние на вашу терапию.Анар­хия и терапиянесовместимы. Каков ваш первый шаг в терапии Создание безопасногопространства. Как смо­жет пациентка доктора Лэша после этого случая свобод­но выражать свои ассоциации Какона может надеять­ся,что терапевт отнесется к сказанному ею непредвзято и отстраненно

Pages:     | 1 |   ...   | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 |   ...   | 33 |    Книги по разным темам