До тех пор пока у общества нет возможностиили воли позаботиться о воспитании детей, у него нет и права требовать от матерей вопреки их воле илинесмотря на их бедственное положение производить на свет детей. Только тогда, когдавоспитание детей полностью станет заботой всего общества, можно будет подуматьи о том, чтобы взяться за проведение осознанной демографической политики ирегулированиерождаемости. Поэтому всем женщинам без исключения было предоставлено правопрерывать беременность на протяжении первых трех месяцев. Прерываниебеременности должнобыло осуществляться в государственных акушерских клиниках. Строгие наказанияожидали только тех лиц, которые осуществляли тайные аборты, не имея на этоправа. С помощью этих мер надеялись легализовать подпольные аборты, вырвав их осуществлениеиз рук знахарей. В городах это в основном удалось, но в деревне было гораздотруднее побудить женщин отказаться от прежних взглядов. Вопрос аборта— это ведь вопрос нетолько законодательства. Его решение зависит и от сексуального страха,испытываемого женщиной.Скрытность и страх, которые тысячелетиями окутывали половую жизнь, приводят ктому, что простая работница или крестьянка скорее пойдет к знахарствующейакушерке, чем в клинику, даже если у нее и будет такая возможность.
В Советском Союзе никогда и не думали о том,чтобы превратить практику изгнания плода в долгосрочное общественное явление, и с самого началаотдавали себе отчет, что легализация аборта была только одним из средств дляпротиводействиязнахарству. Главной целью оставалось предупреждение аборта с помощьюширокомасштабной просветительной кампании и применения противозачаточных средств. Советы,состоявшие из рабочих и крестьян и оказывавшие мощное давление наинтеллигенцию и врачей, точно знали: для того чтобы женщина могла воспринятьзачатие ребенка как счастье, санитарные меры должны быть дополненыдругими.
Какими же мерами изменяли к лучшему положениематери и ребенка в Советском Союзе
Осуждение незамужних матерей быстропрекратилось. Растущее вовлечение женщин в производственный процесс придало имматериальную самостоятельность и уверенность, облегчившие материнство исделавшие его желанным. Был введен отпуск по беременности, который начинался задва месяца до родов и заканчивался два месяца спустя. При этом женщиныпродолжали получать заработную плату в полном объеме. Предприятия икрестьянские артели заботились о создании детских яслей, об обеспечениимладенцев одеждой, о подготовке квалифицированных воспитательниц, которые моглибы освободить работающих матерей от хлопот по уходу за ребенком. Следовательно,матерям не приходилось выполнять тяжелые работы на больших сроках беременности и, крометого, женщины были уверены, что не надо беспокоиться о детях, когда через двамесяца закончится декрет.
У того, кто собственными глазами видел вСоветской России ясли, не было больше оснований сомневаться в том, насколькопродуктивна советская общественная система с точки зрения социальной гигиены.Женщины получали за все время кормления премии, им предоставлялисьоплаченные перерывы,чтобы они могли спокойно кормить детей. Было запрещено с началом беременностииспользовать женщин натяжелой работе. Бюджет органов охраны материнства и младенчества рос из года вгод почти в геометрической прогрессии. Поэтому неудивительно, что не только ненаступило снижениерождаемости, которого боялись все трусливые мещане и моралисты, но,напротив, за последние десять лет превышение рождаемости над смертностьюсоставляло в среднем 3—4 млн человек за год.
Советское правительство прилагало всеусилия, чтобы изменить к лучшему положение матери и ребенка даже в самыхотдаленных "медвежьих углах" огромного государства. Например, организовывалисьлетучие амбулатории, занимавшиеся проблемами регулирования рождаемости, а поезда, оснащенные всем необходимым,выезжали на периферию.Те десять-двенадцать лет, которые потребовались, чтобы снизить до минимумачисленность нелегальных абортов, показывают, какую силу представляет собой сексуальный страх, укоренившийся в массах, икак он затрудняет формирование положительного отношения к полезныммерам.
В Советском Союзе, как и повсюду, разумныепринципы сексуальной гигиены пробивали себе дорогу в борьбе против реакционногомышления старых гигиенистов. Здесь, как и повсюду, оказалось, что массыобладают верным инстинктом, позволяющим принимать правильные решения, касающиеся этих вопросов. Напротив,"образованный" специалист по социальной гигиене, оснащенный множеством аргументов "за и против", ведет себя кактысяченожка, которая не смогла больше ходить, узнав, что у нее тысяча ножек.Зададимся же вопросом о том, в каком аспекте проблемы абортов смогла скрытоугнездиться реакция, сумевшая впоследствии затормозить решение этой проблемы.
Здесь нет необходимости заниматьсяисторическим изложениемпроблемы прерывания беременности, подкрепленным цифровым материалом,— на эту тему написанонесметное количество хороших книг. Мы хотим лишь попытаться снова осмыслить динамикупротиворечия этой проблемы.
Этическая, а по существу, замаскированнаярелигиозная аргументация сумела в Советском Союзе не только сохраниться, но с течением времени началанабирать все большее влияние. Как всегда, реакционную этику можно опознать посвойственному ей фразерству. Реакционеры в сфере сексуальной политикиизначально последовательно боролись против революционного решения вопросаоб абортах, используя отчасти старые аргументы, заимствованные из временцаризма, а также новые,приспособленные к советской действительности, но от этого не менее реакционные. Конечно же, слышалисьпророчества о том, что "человечество вымрет", что "мораль распадется", чтонеобходимо "защитить семью" и укрепить "волю к деторождению".Разглагольствовали о душевных и телесных потрясениях, испытываемыхженщиной. Самой жебольшой заботой приверженцев сексуально-политической реакции в Советском Союзе,как и везде, было снижение рождаемости20.
Рассматривая эти аргументы, следует отличатьтакие, которые представители сексуальной реакции выдвигают, руководствуясь честными намерениями,от других, как субъективно, так и объективно представляющих собой не более чем пустыеотговорки, служащие для того, чтобы не заниматься живыми вопросами половойжизни. "Образованные" люди, пользующиеся этой аргументацией, внутреннеозабочены сохранением "нравственности", то есть тем, чтобы не допустить удовлетворения половыхпотребностей, а также не допустить гибели семьи. В ходе дискуссии об абортахстановится все яснее,что неосознанный страх перед операцией, затрагивающей генитальную сферу,иррациональным образомзатуманивает понимание ее необходимости.
И вот мы слышим различного рода отговорки— это и забота о том,чтобы человечество не вымерло, и фраза о защите зарождающейся жизни. Господа,оперирующие подобнымидоводами, не размышляют над тем, что в природе и без них численность всегоживого увеличивается. Следующее утверждение будет ни самонадеянным, ни ошибочным, а наоборот,абсолютно верным: демографическая политика, осуществляемая сегодня, является всвоей неопределенности и бесчестности аппаратом для отрицания сексуальности,средством отвлечения от вопросов преобразования имеющихся возможностей сексуальногоудовлетворения.
Выступая на конгрессе в Киеве в 1932 г., д-рКириллов заявил: " Мы рассматриваем прерывание первой беременности как особенно опасное с точкизрения последующего бесплодия женщины. Поэтому мы всегда считаем своейобязанностью удерживать матерей от аборта и одновременно устанавливать причиныжелания прервать беременность. Но в ответах едва прослеживаются какое-либоматеринское начало иликакие-либо внутренняя борьба и поиски.
Около 70 % случаев причина аборта— "неудачная" любовь.Встречались короткие фразы: "Он меня оставил", "Я его оставила", а в заключение— издевательскоезамечание о нем и осебе: "Да и что он за мужчина!". Почти никогда в ответах не обнаруживалосьникакого признака возникновения семьи как начальной единицы общества.
Не свободная любовь как протест противбуржуазного доморощенного брака, не свободная любовь как неосознанный выбор евгеники21, а пониманиечувства и вырастающее отсюда заблуждение с заранее принятым решением: "Вбольницу". Вот о чемидет речь. Неконтролируемая поспешность, с которой реализуется стремлениеотдать юное тело партнеру, является результатом перехода к новым, но еще невыкристаллизовавшимся формам сексуального хаоса...
...Я должен сравнить работу в сфере проблемыаборта с искоренением, с египетской казнью первенцев за грехи их отцов, губящейлюдей и общество. Такой аборт должен быть вытеснен как общественно негативное,уродливое проявлениежизни. Его место должна занять настойчивая просветительная работа. Совершеннонеобходимо преобразование психологических настроений с тем, чтобы добитьсяпризнания социальнойфункции материнства...
Выводы:
1. Криминальный аборт является нравственным злом, зиждущемся напредставлении законности аборта.
2. Социальный аборт часто служит маской дляперекошенной физиономии проблемы пола и прикрытиемеще не откристаллизовавшихся новых форм жизни. Аборт преграждает путь кматеринству и часто снижает успехи в общественной жизни женщины. Поэтому ончужд подлинному сообществу.
3. Абортпредставляется массовым средством для уничтожения подрастающегопоколения. В нем не прослеживается намерения служитьматери и обществу, и поэтому он чужд ясным целям охраныматеринства".
В противоречие этим фразерам, способным влюбой момент соответственно структуре своего характера и своему мышлениюподдаться фашистской унификации, есть и революционно настроенные сексуальныеполитики и врачи, которые хотя и не обладают особенно обширнымитеоретическимипознаниями, но на основе приобретенного на практике верного инстинкта представляютправильную, революционную точку зрения. В их числе Клара Бендер из Бреслау,мужественно выступившая на конгрессе немецкой организации Международногокриминалистического объединения 11 — 14 сентября 1932 г. во Франкфурте-на-Майне против лицемеров, когдате попытались использовать проявления реакционной демографической политики вСоветском Союзе дляборьбы против революционной политики в вопросе об абортах.
Она заявила с полным основанием, что всеутверждения о физическом и душевном ущербе бессмысленны, если прерывание беременности осуществлено внормальных условиях. Беспокойство о снижении численности населенияопровергается практикойСоветского Союза.
Разглагольствования об "извечном влеченииженщины к материнству" обнаружат свою полную несостоятельность, еслипротивопоставить все те трудности, которые делают невозможным правильноевоспитание детей. При капитализме прерывание беременности является чисто денежным вопросом, и поэтому закон об абортах— закон чистоклассовый, толкающий неимущих женщин к знахарю. В московской же акушерскойклинике при 50 тыс. абортов за год не было зарегистрировано ни одного смертногослучая.
Вновь и вновь удивляет, что столь яснаяаргументация не дает результатов. Тот, кто в начале 30-х гг. участвовал вГермании в дискуссиях о регулировании рождаемости, не мог отделаться отвпечатления, что реакционные специалисты в области демографическойполитики и гигиенисты типа Гротьяна вовсе не заинтересованы в разумныхаргументах. При этом невольно возникали ассоциации с дискуссией вокругреакционной расовой теории нацистов. В ходе такого рода дискуссий со всейясностью выявилось следующее обстоятельство: невозможно ничего доказатьотупевшим болтунам, профессорам, страдающим импотенцией и оттого еще болеетщеславным, предпринимая утомительные попытки убедить их, что германскаянордическая раса не является самой замечательной в мире или что ребенок неграничуть не менее умен и прелестен, чем отпрыск немецкого бюргера.
Если бы мы имели дело с вопросами рассудка,то революционнаяаргументация давно уже разбила бы идеологию реакционных специалистов подемографической политике или приверженцев расовой теории. Но на стороне и тех,и других —иррациональные элементы массового сознания, с которыми нельзя справиться спомощью одного только рассудка. Реакционные представители демографической политики имеют успех в Германии потому,что сотни тысяч, даже миллионы женщин в этой стране испытываютбессознательный страхперед повреждением гениталий и потому вопреки собственным интересам голосуют запараграф об убийстве. Это проявилось и в сборе подписей против отменыпараграфа об аборте,проведенной христианскими партиями в Дании в 1934 г. Расовые теоретикимогут существовать только потому, что немецкий обыватель, чувствующий себянеполноценным, компенсирует собственное душевное ничтожество, слыша о своей принадлежности к"руководящей", "самой умной", "самой творческой" расе, то есть к нордической.Мы подчеркиваем, таким образом, что иррациональные построения вроде расовой теории илисегодняшней евгеники не могут быть сокрушены с помощью одних только доводовразума, что рациональные аргументы, выдвигаемые против них, должны базироватьсяна прочном фундаменте мощных естественных чувств. Речь идет не о требованииофициального признаниятеории сексуальной экономики. Ведь общественная жизнь сама собойподтверждает правильность сексуально-экономического воззрения, если революционные изменения вобществе позволяют раскрыться всем источникам жизни, обеспечивают сексуальноесчастье, а не заботятся лишь о продолжении рода.
Огромным шагом вперед было уже то, чтовопрос о регулировании рождаемости в Советском Союзе обсуждался не в частныхобъединениях и кружках, а на общественном, государственном, официальном уровне,то есть в общественнойформе, при этом общественное понимается в положительном смысле. Только благодаря этомустало возможно выступление смелого и умного революционера Зелинского, которыйбросил в лицо авторитетам, оставшимся на консервативных позициях, следующиевеликолепные слова:
Pages: | 1 | ... | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | ... | 49 | Книги по разным темам