«Языковое мышление» и методы его анализа

Вид материала

Документы

Содержание Ii. «языковое мышление» нельзя понимать как составленное из языка и мышления

Подобный материал:

• «Языковое мышление» и его анализ, 266.61kb.
• Языка и языковое мышление». Под ред. Е. Ф. Кирова и Г. М. Богомазова. М.: «Либроком»,, 171.78kb.
• Понятие «критическое мышление» и его характеристики, 304.37kb.
• Примерная программа наименование дисциплины Методы оптимальных решений Рекомендуется, 259.35kb.
• Мышление и его патология Мышление, 686.03kb.
• Диплом мгуту, 1031.74kb.
• Внастоящей лекции представлена систематизация отечественных и зарубежных методов, 316.17kb.
• Вопросы для подготовки к экзамену по предмету «Управленческий анализ». Фио преподавателя, 13.45kb.
• Примерная программа дисциплины "Математические методы финансового анализа", 464.29kb.
• Методика управленческого анализа. Методика финансового анализа, 64.58kb.

^

II. «ЯЗЫКОВОЕ МЫШЛЕНИЕ» НЕЛЬЗЯ ПОНИМАТЬ КАК СОСТАВЛЕННОЕ ИЗ ЯЗЫКА И МЫШЛЕНИЯ

А. Язык и мысль нельзя рассматривать отдельно друг от друга

§ 8


Итак, предметом дальнейших исследований должно стать «языковое мышление». На поверхность, доступную непосредственному созерцанию, оно выступает только одной своей стороной: как группа субстанциальных элементов какого-либо языкового выражения. Эти субстанциальные элементы всегда осмысленны, за ними скрывается мышление, и поэтому, собственно, они и являются элементами языкового выражения. Отсюда встает естественная задача: искать и исследовать мышление как то, из чего можно объяснить значимость языковых выражений.

Но, как только мы приступаем к такому исследованию, оказывается, что есть два существенно различных плана, в которых мы можем искать мышление. Действительно, уже для обыденного и наивного сознания языковое выражение выступает в виде группы слов, то есть в виде целого, расчлененного на элементы. Эти элементы определенным образом связаны между собой, и если мы изменим эти связи, то значение языкового выражения как целого изменится или исчезнет вовсе. Отсюда следует, что значение языкового выражения, или мышление, которое мы ищем, определяется или, может быть, выражается связями между элементами языкового выражения, и его надо искать и исследовать в этой сфере. Но, с другой стороны, не менее очевидно, что любой отдельно взятый знак языка, любое отдельное слово имеет определенное значение и скрывает за собой мысль, не зависящую от связей между элементами, и что, по-видимому, значение или мысль сложного языкового выражения складывается из значений составляющих его отдельных элементов. Отсюда следует, что значение языкового выражения, или мышление, скрывающееся за ним, надо искать и исследовать также и в какой-то другой сфере, отличной от сферы связей между элементами языкового выражения.

Приступая к исследованию «языкового мышления», мы должны выбрать одну из этих сфер и для начала отвлечься от другой. Какую из двух? Ответ на этот вопрос дает общий логический принцип: исследуя сложное расчлененное целое, функционирующее внутри еще более сложного целого, мы должны представить исследуемый предмет в виде простого [предмета], не имеющего строения, и рассмотреть сначала его возможные внешние характеристики как целого. Это не будет исследованием заданного целого в его действительном, исследуемом состоянии. Это будет исследованием его модели, такой, на основе которой в дальнейшем можно будет исследовать и объяснить как его внутреннее строение, так и его действительные внешние характеристики. В данном случае это означает, что мы должны взять в качестве исходного предмета исследования не сложное языковое выражение и не отдельный элемент сложного языкового выражения, а такое образование, которое было бы одновременно как простым, не содержащим элементов, так и целостным языковым выражением⁶. Это позволит нам отвлечься от того значения языковых выражений, которое возникает у нас за счет внутренних связей элементов, и сосредоточить все внимание на том значении, которое от этих связей не зависит. Назовем такое образование «единицей» языкового мышления.


§ 9


Итак, предметом дальнейшего исследования является «единица» языкового мышления, которая выступает в качестве простейшей схемы модели «языкового мышления вообще». Что она представляет собой, что представляют собой ее стороны, языковая и мысленная, и какова связь между ними – этого мы пока не знаем.

На поверхность, доступную непосредственному созерцанию, она выступает только одной своей стороной: как субстанция отдельного языкового знака. Этот субстанциальный элемент осмыслен, он что-то обозначает, за ним скрывается что-то другое – значение, мысль. Однако что собой представляет это «другое» и в каком отношении оно находится к непосредственно воспринимаемому субстанциальному элементу – это остается неясным в равной мере как для обыденного, так и для научного сознания. Не только в ХVIII и XIX, но и в XX столетии подавляющее большинство исследователей, говоря, что значение входит в состав знака или что значение является таким же ингредиентом знака, как и его субстанциальный элемент, тут же добавляют, что знаки языка связаны со своим значением, что это значение не есть сам знак, а есть образ – восприятие, представление или понятие [Виноградов, 1953; Галкина-Федорук, 1951; Морозов, 1956; Ковтун, 1955; Бланк, 1955; Смирницкий, 1955; Смирницкий, 1956; Попов, 1956; Попов, 1957; Гинзбург, 1957; и др.]. Таким образом, остается невыясненным даже то, является ли значение чем-то «другим» по отношению к знаку и связанным с ним или оно является свойством знака, которое несет на себе его субстанция. С одной стороны, значение выносится за пределы самого знака, исключается из сферы его исследования, с другой стороны, возникает «фетишизм значения»: значение рассматривается как свойство групп или системы субстанциальных элементов языка самих по себе, взятых независимо от мышления, как их «ценности» внутри системы субстанциальных элементов знаков, не связанной ни с чем другим⁷.

В первом случае «единица» языкового мышления разлагается на два элемента – на элементы языка и мышления, во втором случае она сводится к одной лишь субстанции языкового знака.


§ 10


Этот факт был глубоко проанализирован выдающимся советским психологом Л.С.Выготским [Выготский, 1934; Глава первая. Проблема и метод исследования].

Все попытки решить проблему взаимоотношения речи⁸ и мышления постоянно – от самых древних времен и до наших дней – колебались, по мнению Выготского, между двумя крайними полюсами: между отождествлением и полным слиянием мысли и речи и между их столь же абсолютным и полным разъединением⁹.

Все учения, примыкающие к первой линии, с его точки зрения, не могли не только решить, но даже правильно поставить вопрос об отношении мысли к слову. Ведь если мысль и слово совпадают, если это одно и то же, то никакое отношение между ними не может возникнуть и не может служить предметом исследования, как невозможно представить себе, что предметом исследования может явиться отношение вещи к самой себе.

Однако и второе направление, с его точки зрения, не дает удовлетворительного решения проблемы. Разложив речевое мышление на образующие его элементы, чужеродные по отношению друг к другу, – на мысль и слово, – исследователи этого второго направления пытаются затем, изучив чистые свойства мышления как такового, нeзависимо от речи, и речь как таковую, независимо от мышления, представить себе связь между тем и другим как чисто внешнюю, механическую зависимость между двумя различными процессами. Но с ними, по мнению Выготского, происходит то же, что произошло бы со всяким человеком, который в поисках научного объяснения каких-либо свойств воды, например, почему вода тушит огонь или почему к воде применим закон Архимеда, прибег бы к разложению воды на кислород и водород как к средству объяснения этих свойств. Он с удивлением узнал бы, что водород сам горит, а кислород поддерживает горение, и никогда не сумел бы из свойств этих элементов объяснить свойства, присущие целому. Именно в таком положении, по мнению Выготского, оказались исследователи второго направления: само слово, представляющее собой живое единство знака и значения и содержащее в себе, как живая клеточка, в самом простом виде все основные свойства, присущие речевому мышлению в целом, они раздробили на две части – на знак и значение. Но знак языка, оторванный от мысли, теряет все свои специфические свойства, которые только и делают его знаком человеческого языка и выделяют из всего остального царства природных процессов и явлений. Точно так же значение, оторванное от материальной, звуковой стороны слова, превращается в чистое представление, чистый акт чувственности. Специфика мышления исчезает и здесь.

Решительным и поворотным моментом во всем учении о мышлении и речи, по мнению Выготского, будет переход к анализу, расчленяющему сложное целое – «речевое мышление» – на «единицы». Под единицей он понимает такой продукт анализа, который, в отличие от элементов, обладает всеми основными свойствами, присущими целому, и который является далее неразложимой живой частью этого единства.

Такой единицей, содержащей свойства, присущие речевому мышлению как целому, по мнению Выготского, является внутренняя сторона слова – его значение. Эта внутренняя сторона слова до сих пор почти не исследовалась, а когда исследовалась, то растворялась в море всех прочих представлений нашего сознания. Между тем слово всегда относится не к одному какому-нибудь отдельному предмету, но к целой группе или целому классу предметов. В силу этого значение каждого слова представляет собой обобщение. Но обобщение есть чрезвычайный словесный акт мысли, отражающий действительность совершенно иначе, чем она отражается в непосредственных ощущениях и восприятиях, и должен исследоваться особым образом.

Значение слова, его обобщение представляет собой акт мышления в собственном смысле слова. Но, вместе с тем, значение представляет собой неотъемлемую часть слова как такового, оно принадлежит царству речи в такой же мере, как и царству мысли. О значении слова нельзя сказать так же свободно, как раньше мы говорили по отношению к элементам слова, взятым порознь. Что оно представляет собой? Речь или мышление? Оно есть речь и мышление в одно и то же время, потому что оно есть единица речевого мышления. Если это так, то очевидно, что метод исследования проблемы не может быть ничем иным, как методом семантического анализа, методом анализа смысловой стороны речи. На этом пути мы вправе ожидать прямого ответа на интересующие нас вопросы об отношении мышления и речи, ибо само это отношение содержится в избранной нами единице, и, изучая развитие, функционирование, строение, вообще движение этой единицы, мы сможем выяснить многое в вопросе о взаимоотношении мышления и речи.

Таким образом, Выготский показал, что две предполагаемых стороны единицы языкового мышления – язык и мысль или знак и его значение – не могут разъединяться и рассматриваться независимо друг от друга. Эти стороны можно исследовать только в органическом единстве друг с другом и, следовательно, лишь сама единица «языкового мышления в целом» может рассматриваться как «единица» языка или мышления.