Книга первая. Реформация в германии 1517-1555 глава первая
| Вид материала | Книга |
- Первая. Новое восприятие проблемы рождаемости глава первая, 1589.66kb.
- Первая. Новое восприятие проблемы рождаемости глава первая, 5106.96kb.
- * книга первая глава первая, 3492.97kb.
- Аристотель Физика книга первая глава первая, 2534kb.
- Аристотель. Физика книга первая (А) глава первая, 2475.92kb.
- А. И. Уткин глобализация: процесс и осмысление оглавление Глава первая, 3584.73kb.
- Содержание вступление часть первая дзэн и Япония глава первая дзэнский опыт и духовная, 12957.71kb.
- Руководство по древнемуискусству исцеления «софия», 3676.94kb.
- Книга первая «родовой покон», 2271.42kb.
- И в жизни. Это первая на русском языке книга, 6644.79kb.
Германия
Германия. Значение Семилетней войны
Исход Семилетней войны наложил решительный отпечаток на Германию. Губертсбургский мир резко обозначал направление будущего развития страны. Прежде всего не было уже более речи о государственном единстве, о Германии как политическом целом. Для каждого немца в отдельности не существовало национального сознания, принимая это слово в политическом его смысле. Название "государства" оставалось только выражением общности пережитых населением исторических событий, что могло еще олицетворять национальную связь, но не общность территориального владения, и такие случаи, в которых государство восстанавливало бы в своих правах подданного, обижаемого его князем, исчезали, если и бывали когда, в массе безнаказанности. Не подлежит сомнению, что крайняя раздробленность владений должна была уничтожить государственное единство; но новым фактором такого разъединения был резкий дуализм Севера и Юга, державы протестантской и католической, Пруссии и Австрии. Семилетняя война не только выяснила вполне этот дуализм, но и доказала осязательно превосходство северогерманского государственного строя. Это превосходство имело, без сомнения, свое основание и находило, во всяком случае, свое наглядное выражение в высокой личности Фридриха - "Великого", как называли его современники, - точнее, прозвал по собственному почину народ. Но, помимо преобладающей гениальности государя, многое зависело и от большой самородности государственного и народного положения, твердого сознания долга и сильного национального и государственного чувства чести, глубоко проникавшего все прусское офицерство, чиновничество, духовенство, судебное сословие и самый народ.
Прусское национальное чувство. Направления литературы
Это прусское национальное чувство было чем-то новым. "Помните, что вы пруссаки", - говорил Фридрих своим офицерам перед Лейтенской битвой. Чувство было ново, как сама Пруссия; но нечто из этого национального чувства сообщалось и не прусской Германии. Прусское войско состояло, за самыми ничтожными исключениями, из немцев, - северогерманских крестьян, усмиренных немецких бродяг и лиц, захваченных силой повсюду [В замечательном сочинении Эльбена "История Швабского Меркурия" (Штутгарт, 1885 г.) приводится история одного из позднейших основателей этой газеты, магистра Христиана Готфрида Эльбена, в качестве примера того, как мирный гражданин, путешествуя в своем собственном отечестве, мгновенно превратился в прусского рекрута, против воли был отведен в Берлин и потерял целых 4 года из своей жизни (1774-1778 гг.)], - и это немецкое войско наносило в течение семи лет поражение за поражением австрийцам, армия которых состояла наполовину не из немецких элементов, и даже, более того, французам, столь долго слывшими грозными. Новое сознание силы проникало всю германскую нацию; она начала отправляться от ударов, нанесенных ей 30-летней войной, и Фридрих приобретал популярность именно в природных областях того сброда, который сражался против него в качестве германского ополчения. С восстановлением мира последовавшие за ним 30 или 40 лет были плодотворными для германской нации во всех отношениях. Это выразилось и в немецкой литературе или, вернее сказать, той части ее, которая усвоена не одним каким-либо племенем, сословием, профессиональностью или исповеданием, но принадлежит всем, - именно в поэзии, принимая это слово в наиболее обширном значении.
Для намеченного нами наглядного представления об этом литературном движении достаточно одного перечня тех творений, которые появились в период от Губертсбургского мира до конца XVIII столетия.
Они ясно доказывают, насколько возродилась умственная жизнь немецкого народа - его правящих классов - и что вообще направило мысль и чувство людей на новые пути и содействовало их развитию. В 1764 году вышла в свет "История искусства у древних" Винкельмана; в 1766 году появился "Лаокоон" Лессинга; в 1767 году его же "Минна фон Барнгельм", драма, действие которой было связано с недавними военными событиями и дышало немецко-патриотическим и антифранцузским духом. Клопшток, Виланд, Гердер не уступали Лессингу в творческой силе; при всем различии своих талантов, все они работали дружно ради одной цели: возрождения немецкой мысли и выражавшей ее поэзии. За ними шла толпа второстепенных и третьестепенных писателей; почти каждый год знаменовался теперь появлением чего-либо замечательного, причем каждое новое сочинение было попыткой поставить или разрешить известную задачу, выдвинуть новый нравственный, эстетический или философский вопрос. Так, Клопшток подарил свету своего "Одина" (1771 г.), Лессинг - "Эмилию Галотти" (1772 г.), Гёте - "Гётца фон Берлихинген" (1773 г.), свежее, яркое воспроизведение национальной старины, смело выхваченное из самой жизненной и полной значения эпохи немецкой истории; в 1774 году появились патриотические фантазии Юстуса Мозера, "Вертер" - Гёте, "Школьные начатки" - Базедова. В 1774-1777 годах Лессинг издал "Вольфенбютельские отрывки", критическая смелость которых застрагивает и священные предания, но лишь ради исследования истины и точности, а не из презрительного отношения к ним или легкомыслия. В 1779 году явился его же "Натан Мудрый"; в 1780 году "Воспитание человеческого рода". В том же году Иоганн Миллер издал свой исторический труд "Историю Швейцарской республики", и было основано Шлецером публицистическое издание "Переписка", превратившееся потом в "Правительственные Ведомости". В течение некоторого времени эта газета, поставленная добросовестно, имевшая всюду корреспондентов, в числе которых находились и коронованные лица, была настоящей силой, и даже Мария Терезия, обсуждая какие-либо сомнительные меры, замечала: "А что скажет еще Шлецер на это?" - или: "Попадет за это от Шлецера". Особенно примечателен был 1781 год, - год смерти Лессинга; он ознаменован появлением философского трактата, составляющего эпоху в истории человеческой мысли: кёнигсбергский профессор, Эмануил Кант, издал свою "Критику чистого разума"; в это же время цюрихский педагог Песталоцци написал народный рассказ "Лиенгард и Гертруда", отмеченный своеобразием автора; Иоганн Генрих Босс, нижнесаксонский поэт-филолог, подтвердил гуманизм века переводом на немецкий язык "Одиссеи" Гомера. Появилась, наконец, драма вюртембергского военного врача Шиллера "Разбойники" - творение необузданное, незрелое, но гениальное и превосходящее своей первобытной революционной силой все доселе созданное в литературе. За этим первенцем драматического писателя, воспламенившего свою среду, то есть людей, тяжело борющихся за хлеб, последовали его другие произведения, в которых этот "бумагомаратель" проявлял всю силу своей политической страстности, мужественного негодования и благороднейшего одушевления. Он написал "Фиеско" в 1783 году, "Коварство и любовь" в 1784 году, "Дон Карлоса" в 1787 году. В том же году Гёте, находясь в Италии, создал свою "Ифигению", в которой поднялся до тех высот чистого искусства, которые оставались недосягаемыми до тех пор для поэтов Германии и всех других стран.
Готгольд Эфраим Лессинг. Гравюра работы Баузе. 1772 г.
Гёте в возрасте 28 лет. Гравюра на меди из Лафатеровских "Физиогномических отрывков", 1777 г.
Мелкие государства Европы
Одних этих немногих данных достаточно для указания на те сокровища, которые успела собрать в эти краткие годы литература, и понятно, что столь производительная эпоха вызывала столь же обильную жатву и на всех других поприщах общественной жизни. Последние реформы были вызваны не движениями в самом народе: ни нация вообще, ни отдельные территории не имели своего органа для выражения своих нужд и желаний. Почти что в одном только герцогстве Вюртембергском удерживалось еще на деле народное представительство. Выделяемая из собрания сословных чинов комиссия, образуя род олигархии в составе 8 членов, имела большую, можно сказать, верховную власть, особенно в финансовых вопросах, что приводило ее в постоянное столкновение с расточительным двором, и жизнь маленькой страны в 150 кв. миль и с 600 000 жителей протекала в этой борьбе. Несмотря, однако, на всю оппозицию, автократия, в лице герцога Карла Евгения (с 1744 г.), довела Вюртемберг до крайности: подражая мотовству и распутству французского двора, герцог накопил громаднейшие долги, хотя получал много денег из Франции в виде субсидий или подкупа. Сверх того, он жестоко, бессовестно притеснял народ, так что в 1764 году комиссия представила жалобу в императорскую штаб-квартиру. Это было одним из замечательных последствий заключенного мира. Благодаря вмешательству Фридриха Великого, дело не затянулось, как то было и в наши дни, при таком же разорительном хозяйстве в курфюршестве Гессенском (1863 г.). Орудие герцога-деспота, министр его, граф Монмартен был уволен; неустрашимый защитник прав представительного собрания, областной судья Иоанн - Иаков Мозер, которого герцог "из особых крайних причин, в силу самых своих дорогих правительских обязанностей", засадил без суда и следствия в гогентвильскую тюрьму, был освобожден, и в 1778 году, в годовщину своего пяти десятилетия, герцог издал манифест, весьма характерный для полновластного правителя Германии того времени, и который должен был читаться со всех кафедр в Вюртемберге. Это был род покаянной исповеди, в которой герцог говорил: "Так как я человек, то и не могло быть иначе", - и обещал лучшее впереди. Все зависело, таким образом, от личности правителя; приведенному дурному примеру можно противопоставить многие хорошие, начиная с герцога Фердинанда Брауншвейгского, великого полководца в Семилетнюю войну: он не содержал войска, но зато уплатил долги, и весьма значительные, накопленные предшественниками правителя. Переходные эпохи, подобные описываемой здесь, полны разнообразных явлений; мы встречаемся с самыми возвышенными и самыми низменными порывами, с глубокой противоположностью между нищетой и возрастающим благосостоянием, с доблестнейшею независимостью и позорнейшим раболепством; разобраться в этом хаосе - дело специальных исследователей, посвятивших себя изучению этой особо любопытной страницы в истории Германии [Рядом с этими авторами следует назвать Бидермана, произведение которого "Германия в XVIII столетии" (Лейпциг, 1854 г.) может быть поставлена наряду с выдержками из Шлоссеровой "Истории XVIII столетия" и "Картинами германской старины" Фрейтага. В отношении детальной бытовой обрисовки превосходно сочинение Юлиуса Клайбера: "Штутгарт сто лет назад" (Штутгарт, 1870 г.)]; здесь следует отметить только, что как внутренние, так и внешние дела обеих важнейших германских держав, Пруссии и Австрии, приняла решительно свое особое направление.
Фридрих II после Семилетней войны. Рисунок Даниила Ходовецкого. (Под рисунком личная подпись Фридриха II)
После своей геройской борьбы за Силезию Фридрих Великий царствовал еще 23 года. Эта война была его первой большой жизненной задачей, но он принадлежал к числу тех действительно великих людей, которые, хотя и посвящают часть своей деятельности вынуждаемым у них военным подвигам, но по своей воле охотно стремятся к мирному созиданию, к руководству своим народом на пути прогресса и свободы. Ни у одного из немецких правителей, носящих название "великих", не можем мы, немцы, проследить так хорошо его деятельность, ее побудительные основы, те причины, по которым она оказывалась особенно благотворной, как у этого государя, столь близкого нам по месту и времени. Соединяя в себе ясный и проницательный ум с необыкновенной быстротой решений и настойчивостью, Фридрих был центром, около которого собирались все умственные силы, вся воля страны, снова исходя от него по всем направлениям; и если самая сущность гения остается тайной для нас, по крайней мере, не может быть выражена словами, то все же многое из того необычайного, что было совершено такими людьми, как Александр, Цезарь, Карл Великий, Петр Великий и Фридрих Великий, объясняется их быстрым соображением "причины и действия"; во всех своих делах, как мы видим, они действуют в десять раз быстрее обыкновенных людей, хотя и между этими последними наблюдается громадное различие в этом отношении, и работают они постоянно, то есть оказываются неутомимыми.
В последние дни своего пребывания в Саксонии (1763 г.) Фридрих занялся улучшением народного образования, пригласив для участия в этом деле нескольких педагогов, и издал в августе того же года Общий устав для сельских школ, имевший целью воспитание "сельского юношества, разумное, христиански направленное в духе истинного страха Божия, и наставляющее и в других полезных вещах". Но более всего требовалось поднять экономическое состояние страны, разоренной войной. Фридрих обладал природной проницательностью, которая производила на всех впечатление еще при жизни его отца. Теперь он вернулся к тому, что начал в первые дни своего царствования. У него была большая сумма денег, собранная предусмотрительно на случай дальнейшей войны; она пала теперь благотворным дождем на полуиссохшую землю, общее население которой, в 5 миллионов душ приблизительно, сократилось на полмиллиона, при других признаках разорения; так, например, недоставало 60 000 лошадей для полевых работ. Король помогал беде пожертвованиями, ссудами, снятием недоимок. Необходимое продовольствие выдавалось нуждающимся из военных запасных магазинов; выжженные города и деревни обстраивались заново; обнадеженный народ ободрялся снова и принимался энергично за работу. Для двора не требовалось почти ничего: Фридрих покрывал свои личные расходы и содержал свой двор, т. е. свой дом, на 220 000 рейхсталеров. Еще с 1765 году в Берлине был основан банк, в основной капитал которого Фридрих пожертвовал 8 миллионов. Этот банк, упорядочивая денежное обращение, весьма способствовал к поправлению страны - более, может быть, нежели мелиорационные суммы короля, попадавшие не всегда в настоящие руки или употребляемые не всегда разумно. Сам король и сведущие люди, его окружавшие, пока немногочисленные, еще поучали постепенно народ, не понимавший в сельском хозяйстве еще ничего, кроме насущных потребностей минуты. В связи с другими мероприятиями Фридриха в это время находится и то, за которое его столько осуждали, именно введение французской системы коронного акциза, то есть особого рода взимания податей, которые Фридрих не желал собственно увеличивать. Эта мера, как нечто новое, и потому еще, что она требовала вышколенного французского личного состава, была крайне непопулярна; но в настоящее время специалисты судят о ней снисходительнее, нежели судили современники и их непосредственные потомки, находившиеся еще под влиянием первого ее неблагоприятного впечатления на народ. Вопреки господствующему в наше время предубеждению, Фридрих поступил очень умно, не сократив численности своей армии, состав которой в 1770 году доходил до 161 000 человек - цифры громадной для государства такого объема, как Пруссия и после подобной войны.
Бранденбургские ворота Берлина в 1764 году. Гравюра работы Даниила Ходовецкого
Прибытие в Берлин французских переселенцев. Гравюра работы Даниила Ходовецкого, 1771 г.
Эта армия лучше всяких трактатов обеспечивала стране мир, в котором она так нуждалась. Более всего пришлось озаботиться о помощи восточно-прусским провинциям, так как они оказались наиболее пострадавшими от войны и долгого в них пребывания неприятельского войска. Но к этим заботам Фридриха вскоре прибавилась и еще новая забота о провинциях, которые, вследствие особых благоприятно для Пруссии сложившихся условий, вошли в состав Прусского государства в 1772 году. Речь идет о тех землях, которые достались на долю Фридриха в этом году по первому разделу Польши.
Первый раздел Польши, 1772 г. Польская Речь Посполитая
Вопреки всякому историческому сентиментализму, распространяемому преимущественно польскими историками, можно положительно утверждать, что и этот первый, и последующие два раздела Польши были актами, вызванными исторической необходимостью, и в результате их получился значительный успех в деле просвещения и культуры, так как только разделы Польши и подчинение ее условиям государственной жизни соседних держав положили в ней предел полнейшей анархии и такому порабощению и бесправию народной массы, о котором трудно дать даже и какое-нибудь приблизительное понятие.
Так называемый "польский вопрос" существовал уже задолго до разделов Польши, а полное безначалие, господствовавшее в пределах этого государства, особенно резко выказывалось каждый раз при избрании ко ролей, и не на шутку тревожило все соседние государства, для которых никакие прочные и надежные политические связи с Польшей не оказывались возможными. Хотя выше уже указывалось, по поводу Унии, на царившие в Польше хаотические порядки, но и теперь придется еще раз внимательно заглянуть внутрь этого государства, чтобы убедиться в полной невозможности его самостоятельного существования среди тех трех великих европейских держав, которые возникли около него и твердо обосновались в конце XVII и начале XVIII века.
По пространству и количеству населения Речь Посполитая принадлежала к числу весьма значительных государств: площадь ее земель равнялась 13 500 кв. милям, а население 12-14 000 000 жителей, из которых 4/8 принадлежали к русскому племени, 3/8 - к польско-литовскому, и 1/8 - к смешанному германско-еврейскому. Но при этом пространстве и населении, которые значительно превышали в обоих этих отношениях весьма многие из крупных европейских государств, внутренний государственный строй не существовал и государство жило и действовало, и развивалось только одними своими верхними слоями, политические стремления которых не сдерживались никакими строгими, для всех обязательными законами, никакими выработанными строго определенными рамками. Короли, избираемые одним только дворянским сословием (шляхтой), большею частью из чужеземцев, не имели никакой власти и зависели от сеймов, на которых все решалось по произволу двух десятков знатнейших шляхетских родов, среди которых преобладали Радзивилы, Потоцкие, Сапеги, Любомирские, Браницкие, Чарторийские, обладавшие громадными богатствами и необъятными земельными владениями и при помощи зависимого от них духовенства распоряжавшиеся всей внешней и внутренней политикой государства. Около этих магнатов группировалось тысяч 30 шляхтичей среднего состояния, а в полном подчинении от тех и других, и притом на их счет, существовало около полутора миллиона шляхты безземельной, бедной и косневшей в грубейшем невежестве, - шляхты служилой, состоявшей в свите богатых магнатов либо в их дворне и прислуге. Это был элемент бурный и буйный, всегда готовый к услугам богачей и знати, для их наездов и гулянок, для военных предприятий и шумных сеймовых схваток. Все крестьянство представляло собою только рабочую силу, жестоко эксплуатируемую и истязаемую панскими управляющими и арендаторами из евреев; торговля и ремесла все также находились в руках евреев, которым отлично жилось в Польше, среди праздного панства, всегда нуждавшегося в деньгах, и совершенно забитого крестьянства, из которого можно было свободно высасывать все соки.
Шляхта была вполне свободным сословием, и каждый шляхтич, по теоретическим воззрениям, представлял собою гражданина, равноправного со всеми остальными свободными гражданами в государстве; каждый шляхтич имел право голоса на сейме, где решения должны были быть единогласными. И вот, в противоположность всем известным обычаям образованных государств, где отдельная личность гражданина подчинялась или решению большинства, или голосу признанной всеми авторитетной власти, здесь единичная личность преобладала над большинством и, по неразумно развитому понятию о гражданской свободе, не ставила большинство ни во что: каждый шляхтич мог нарушить любое решение большинства на сейме своим единичным veto (ne pozwylam), и вследствие такого порядка результаты получались самые плачевные. Поэтому и оказывались возможными такие явления: из 18 сеймов, происходивших между 1717 и 1733 годами, не менее 11 сеймов кончились рукопашной свалкой и разъехались, ничего не порешив и не придя ни к какому результату. Чрезвычайно характерной чертой польских нравов было именно то, что все важные государственные меры и предприятия проводились не через сеймы, а через те конфедерации или частные сословные союзы, которые обыкновенно выделялись из общего состава съехавшейся на сейм шляхты, но уже после распущения сейма. И даже сам король мог проводить все важнейшие государственные меры и законоположения не иначе, как через подобные же конфедерации, заручившись при этом поддержкой одного или нескольких из числа знатнейших магнатов. Можно себе представить, в каком положении при этих порядках должно было находиться и государственное управление, и судоустройство, и государственное хозяйство; в довершении же всех язв, терзавших это весьма вольнолюбивое, но далеко не благоустроенное государство, в Польше, благодаря преобладанию иезуитов, всюду господствовала величайшая религиозная нетерпимость, обращавшая пресловутую польскую равноправность граждан в пустое слово, не имевшее никакого значения, так как диссиденты, т. е. все не исповедывавшие католицизма польские граждане (протестанты, православные и униаты) с 1733 года не пользовались никакими политическими правами. И вот, ко всем другим тревогам и замешательствам примешался в Польше еще и этот диссидентский вопрос, который мало-помалу стал побуждать к невольному вмешательству и соседние державы, так как диссиденты, сильно притесняемые в Польше, обращались с жалобами на эти притеснения и к России, и к Австрии, и к Пруссии, прося их ходатайства и заступничества перед польским правительством.
Екатерина II и диссиденты
Екатерина II, тотчас по вступлении на престол, обратила внимание на внутреннее состояние Польши, весьма опасной своими вечными смутами и непостоянством своей политики по отношению к России. Весьма естественно желая усилить в Польше русское влияние, императрица пожелала, чтобы в польские короли, по смерти короля Августа III (1763 г.), был избран не иноземец, а природный поляк и притом еще расположенный к России. В этих видах, императрица указала, в партии Чарторийских, на лично ей известного графа Станислава Августа Понятовского, который и выступил на сейме кандидатом на польский престол. В сентябре 1764 года он и был избран польским королем, под именем Августа IV.
Екатерина Великая.
Портрет во весь рост работы Левицкого (1782 г.), на котором Екатерина изображена в виде Фелицы
Незадолго перед тем знаменитый своей ученостью епископ белорусский, Георгий Конисский, принес императрицы Екатерине жалобу на невыносимые притеснения православных в польских владениях и молил ее вступиться за диссидентов. Императрица не могла отказать в заступничестве своим единоверцам, но по поводу решения диссидентского во проса вступила в сношения с Фридрихом Великим и 11 апреля 1764 года заключила с ним тайный договор, по которому обе державы условились совместно произвести давление на Польшу в разрешении диссидентского вопроса. Согласно этому договору, на сейме 1766 года и Россией, и Пруссией были представлены условия в пользу диссидентов, и, несмотря на шумное сопротивление сейма, требования держав были исполнены, после того как Екатерина подтвердила свои требования, двинув в Польшу войска. В 1767 году между Россией и Польшей был заключен договор, по которому "диссиденты шляхетского сословия признаны равноправными с католической шляхтой" и охранение их прав предоставлено России.
Барская конфедерация и крестьянские смуты в Польше
Но большинство шляхты под влиянием иезуитов не захотело примириться с таким решением вопроса о диссидентах и в особенности - с зависимостью Польши, во внутренних вопросах, от России. В разных местах Польши начались волнения: сначала в Люблине, потом в Галиции и Подолии, где граф Красинский и адвокат Пулавский возмутили местное население, захватили город Бар и образовали там конфедерацию, которая требовала свержения короля. Тут же, в Подолии, одновременно с шляхетским восстанием, поднялся сильнейший крестьянский бунт против местной шляхты. Крестьяне, под предводительством выходцев из Запорожья, бушевали страшно: всюду избивали панов, ксендзов и жидов, а запорожцы навели ужас на всю шляхту, вырезав целый город Умань. Польское правительство, не видя ни малейшей возможности справиться с восстанием, обратилось к императрице Екатерине с мольбами о защите и помощи. Русские войска были двинуты в Подолию и для борьбы с Барской конфедерацией, и для усмирения возмутившихся крестьян, и во время этой борьбы случайное разорение казаками турецкого пограничного местечка привело Россию к войне с Турцией, которая искала повода помешать прочному водворению России в южных областях Польского государства.
Первая Турецкая война в царствование Екатерины II, 1769-1774 гг.
Война началась с набега крымского хана, направленного султаном на южнорусские области. Тогда русское войско перешло турецкую границу, нанесло жестокое поражение туркам у Хотина (1769 г.), а затем, под начальством молодого полководца графа Румянцева, в течение летних месяцев 1770 года одержало над турками несколько блестящих, почти беспримерных побед. Румянцев начал действия против турок с того, что выбил их из укрепленного лагеря на берегах Прута и, когда турки стали отступать, погнался за их армией, хотя она была в десять раз сильнее русской При этом преследовании Румянцев наткнулся на орду крымского хана, который стоял в укрепленном лагере при м. Ларге (в нынешней Бессарабской губ.); он напал на крымцев, разгромил их и овладел их лаге рем Две недели спустя, 21 июля 1770 года, Румянцев вторично сошелся с турецкой армией при реке Кагуле. У Румянцева было всего 17 000 войска, притом утомленного быстрыми переходами и нуждавшегося в припасах, у турок же было 150 000 войска. Несмотря на такую громадную разницу в силах, Румянцев так стремительно напал на турок, что те не выдержали его удара, смешались и обратились в бегство, разбитые наголову Весь турецкий лагерь с богатейшей добычей и огромными запасами достался в распоряжение победителей.
Граф Румянцев-Задунайский
Около того же времени русский флот, под начальством графа Алексея Орлова, обогнув вокруг Европы, проплыл в Средиземное море и, встретившись с турецким флотом в Архипелаге, нанес ему сильное поражение в Хиосском заливе. Турки спешили укрыться в Чесменскую бухту но русские моряки, Спиридов и Грейг, и здесь их преследовали, напали на них, и притом так удачно, что весь турецкий флот в Чесменской бухте был сожжен и взорван на воздух. Султан, напуганный такими громкими победами русских на суше и на море, готов уже был заключить мир на каких угодно условиях; но французский посол в Константинополе остановил его и советовал помедлить, указывая на те затруднения, которые еще предстояло разрешить России в Польше.
Граф А. Орлов-Чесменский
Первый раздел Польши, 1773 г.
Положение России в Польше в это время было действительно затруднительным. Призванные польским правительством русские войска проливали свою кровь для умиротворения Польши, а между тем польское правительство и не думало выполнять по отношению к России тех обязательств, которые оно на себя приняло по вопросу о диссидентах. Но высокий государственный ум и тонкий политический такт Екатерины помогли России с торжеством выйти из всех затруднений. Екатерина знала, что между Пруссией и Австрией заключен тайный договор по отношению к Польше: обе эти державы решились отнять у Польши пограничные западные области, пользуясь польской неурядицей. Екатерина дала понять, что она ни Пруссии, ни Австрии не дозволит сделать никаких приобретений в Польше в ущерб России. Тогда Фридрих предложил и Екатерине присоединиться к прусско-австрийскому соглашению и ослабить беспокойную Польшу отделением части польских владений к Австрии, Пруссии и России, причем все эти три державы обязывались принять на себя в равной степени охранение общественного порядка и безопасности в Польше. 5 августа 1772 года общий между тремя державами договор по этому поводу был подписан в Петербурге, и некоторое время спустя польское правительство было поставлено об этом в известность, причем всеми тремя державами совместно были приняты такие военные предосторожности, которые исключали всякую возможность сопротивления со стороны Польши. Но и король, и сенат, и сейм, будучи не в силах противиться разделу, старались всячески его затянуть и замедлить, и потому раздел мог осуществиться в действительности не ранее, как в сентябре 1773 года.
Приобретения трех держав в результате первого раздела Польши
Речь Посполитая по этому разделу утратила почти треть своих владений и населения. Россия, к которой отошла вся Белоруссия, приобрела 1975 кв. миль с 1 800 000 жителей; Пруссия получила Померанию и часть Великой Польши (нынешней Познани), т. е. 631 кв. милю с 600 000 жителей; Австрия получила Галицию, наиболее населенную и наиболее плодоносную часть, - 1280 кв. миль с 3 000 000 населения. Все три державы взаимно гарантировали друг другу эти приобретения и в то же время гарантировали Польше неприкосновенность ее остальных владений, причем Пруссия и Австрия в особенности налегали на это условие ввиду тех новых приобретений, какие получила быстро возраставшая в могуществе Россия по новому миру с Турцией.
Приобретения России, Австрии и Пруссии в результате трех разделов Польши (1772, 1793 и 1795 гг.)
Кучук-Кайнарджийский мир, 1774 г.
Султан, убедившись в том, что ему нельзя доверяться советам западной дипломатии и затягивать заключение мира с Россией, которая теперь могла обратить против него все свои силы, заключил с Россией мир на самых выгодных для России условиях. 10 июня 1774 года мирный договор был подписан при м. Кучук-Кайнарджи. По этому мирному договору, султан, во-первых, признал крымских и кубанских татар независимыми от Турции, во-вторых, уступил России крепости: Азов, Керчь, Еникале и Кинбурн, т. е. открыл для России доступ к Черному морю; в-третьих, разрешил русским купеческим судам свободное плавание через проливы из Черного в Средиземное море; в-четвертых, всех русских подданных, пребывающих в Турции, уравнял в правах с другими европейцами; в-пятых, обязался уплатить России 4 500 000 за военные издержки. Этот мир был великолепно отпразднован в Москве императрицей Екатериной, которая щедро наградила всех главных деятелей Первой Турецкой войны; но зато такие уж слишком очевидные и осязательные успехи России сильно встревожили ее бывшую союзницу - Австрию.
Иосиф II - римский император, 1765 г.
Необходимо упомянуть о том, что примерно в это же время в Австрии произошла не столь важная, но все же перемена в правлении. В августе 1765 года скончался супруг Марии Терезии, Франц I, который, правда, был ей невеликой опорой при управлении Австрией и империей. Императором и соправителем вдовствующей императрицы явился ее сын Иосиф II (1765-1790 гг.).
Мария Терезия во вдовьем траурном одеянии. Гравюра на меди работы Якова Шмуцера, с портрета кисти дю Грейе, 1770 г.
Этот двадцатичетырехлетний юноша сознавал совершенно ясно все недостатки правления, и со всем пылом юности принялся за работу; однако же мать, напуганная его стремлением к разного рода преобразованиям, поспешила его сдержать: вскоре после вступления на престол он уже довольствовался только тем, что подписывал вместе с нею ее указы с добавлением слов "gua corregens". Но когда австрийскому правительству представился на разрешение новый "польско-турецкий" вопрос, то Мария Терезия волей-неволей должна была допустить некоторое влияние сына в разрешении этого вопроса и, прежде всего через сына, решилась войти по этому вопросу в ближайшее соотношение с Пруссией. В августе 1769 года оба монарха, император и король, свиделись в Нейссе.
"Встреча императора Иосифа с Фридрихом Единственным, 1770 г., в моравском городе Нейштаде".
Гравюра работы Даниила Ходовецкого
Этого первого и весьма дружелюбного свидания было достаточно Фридриху, чтобы понять, что под внешней сдержанностью Иосифа II кроется честолюбец, нетерпеливо выжидающий только момента, когда у него будут развязаны руки для самостоятельных действий. Второе свидание монархов произошло на австрийской территории, в Нейштаде близ Брюнна (в сентябре 1770 г.), так как "польско-турецкий" вопрос назревал и настоятельно требовал определенного решения. Русские громили турок на суше и на море, вызывая своими победами общие симпатии к себе; можно было даже опасаться общего восстания христианских народностей, томившихся под турецким игом, - и их возрождения под державою императрицы Всероссийской. И этот призрак до такой степени пугал Австрию, что уже при Австрийском дворе шли толки о возможности заключения французско-турецко-австрийского союза! Предполагают, что именно возможность этой предстоящей общеевропейской войны, в которой и Пруссии пришлось бы принять участие, впервые побудила Фридриха прийти к проекту раздела Польши, который, с одной стороны, должен был удовлетворить до некоторой степени Австрию, а с другой - теснее связать Австрию, Пруссию и Россию известного рода обязательством по отношению к Польше. Брат Фридриха, принц Генрих, довольно долго гостивший в Петербурге, почти уладил вопрос о разделе... На время Австрия успокоилась... Но не во всех вопросах, как вскоре оказалось, могла она также идти рука об руку с Пруссией при разрешении их, как в вопросе польском. Когда Иосиф снова принялся за свои попытки преобразования нескладной Священной Римской империи, то он пришел к тому весьма простому и совершенно правильному выводу, что австрийское влияние в империи может быть усилено только одним путем: приобретением новых земель в Германии, в собственность австрийской короны. Вывод был прост и правилен, но исполнение его на деле далеко не просто!
Война за Баварское наследство, 1778 г.
Дело шло ни больше, ни меньше, как о приобретении Баварии. Последний отпрыск баварской линии Виттельсбахского дома, Максимилиан Иосиф, умер в 1777 году; ближайшим наследником его был Карл Тео ор, курфюрст Пфальцский, у которого тоже не было прямых и законных наследников, притом же это был человек совершенно равнодушный к власти и предпочитавший ее тревогам спокойную, вполне обеспеченную жизнь. Сообразно этому, Иосиф и заключил с ним договор, по которому, ссылаясь на какие-то довольно сомнительные права своего дома, он должен был завладеть почти двумя третями Баварии. Иосиф и князь Кауниц думали, что они при этой сделке не встретят препятствий ни с одной стороны; но одна весьма решительная баварская принцесса и министр Обермайр тотчас по смерти курфюрста провозгласили герцогом Баварским Карла Теодора; а император тотчас двинул войска, занял Нижнюю Баварию и вынудил население принести ему верноподданническую присягу. Этот захват отчасти оказывался возможным потому, что ни Франция, ни Англия, связанные целым рядом событий, о которых нам еще придется говорить впоследствии, не имели возможности вступиться в германские дела; а о препятствиях со стороны Пруссии никто и не помышлял, так как в Вене вообразили себе, что Фридрих теперь и стар, и болезнен настолько, что может желать только сохранения мира. Вот в этом-то и ошиблись; Фридрих давно уже заметил в Иосифе стремление к расширению своих владений, а у него аксиомою его внешней политики было правило: ни в каком случае не допускать приращения могущества Габсбургов в сторону Германии. Он побудил прямых наследников курфюрста к протесту; а затем заявил, что он станет всеми силами поддерживать права этих наследников, если Австрия тотчас же не выведет своих войск из Баварии. В мае 1778 года Фридрих действительно переступил границу Богемии. Однако же в этой "войне за Баварское наследство" не дошло до кровопролития. Ни Фридрих, ни Лаудон не спешили начинать военные действия, и так как захват, очевидно, оказывался для Австрии безнадежным, то Иосиф вступил в переговоры.
Венцеслав Антон, князь фон Кауниц, граф Ритбергский, канцлер Марии Терезии.
Гравюра 1765 г.
Тёшенский мир, 1779 г.
Прусская армия отодвинулась и расположилась на зимние квартиры в Силезии. Россия и Франция приняли на себя посредничество в переговорах; уполномоченные держав собрались на конгресс в Тёшене (в Австрийской Силезии), и 13 мая 1779 года здесь был подписан мир. По этому миру, договор Иосифа II с Карлом Теодором был уничтожен, притязания Пруссии (по наследственному праву) на Аншпах и Байрёйт признаны правильными, и из всей Баварской территории только 41 кв. миля отрезана и присоединена к Австрии. Фридрих, следовательно, и тут одолел! "Это не человек, а чудовище! - писала Мария Терезия своему сыну, - однако же и мы не правы".
Кончина Марии Терезии, 1780 г. Иосиф II. Реформы
29 ноября 1780 года Мария Терезия скончалась, и Иосиф II был освобожден от ее опеки. Ему было тогда 39 лет, но он с истинно юношеским жаром принялся за громадное дело пересоздания разнородного и разноплеменного состава подвластных ему государств в единую австрийскую монархию, в современном значении этого слова. Его побуждал к этому не столько пример объединительной деятельности Фридриха, сколько зависть, которую он питал к этому замечательному государю; притом он искренне увлекался просветительными идеями, которые были в таком ходу в этот период XVIII века; и надо сказать правду, что в готовности к труду, в личной деятельности он не уступал Фридриху; но он не обладал той остротой взгляда, тем умением угадывать возможное и достижимое в данную минуту, которые и служат отличительными признаками истинного государственного человека. Он стремился создавать и в то же время хотел уже видеть плоды там, где предстояло еще только сеять для будущих поколений. С великим простодушием благонамеренности и честной убежденности он возвестил во всеобщее сведение, что не намерен обращать никакого внимания на предубеждения и преимущества различных народов своей державы и будет руководствоваться только общим благом, и затем, не обращая внимания ни на какие права короны Св. Стефана или Венцеслава, поделил всю монархию на наместничества и округа и, в бесчисленном множестве указов, старался правильно установить в них управление, причем, конечно, приходилось неоднократно впадать и в повторения, и в противоречия, и все эти реформы в управлении империей скорее сводились к внешним формам, нежели касались существенных сторон государственного строя.
Император Иосиф II.
Гравюра с портрета кисти Кимли, написанного во время посещения Иосифом II Парижа, 1777 г.
Церковная политика. Указ о веротерпимости, 1781 г.
Не совсем безуспешны были, однако же, те меры, которые были им приняты по отношению к различным церковным злоупотреблениям, и к этим мерам очень сочувственно отнеслись даже весьма усердные и ревностные католики. Так, он значительно сократил число чересчур уже раз множившихся монастырей: утверждают, будто с 1782 года и до своей кончины он закрыл около 700 монастырей и сократил число монахов и монахинь на 36 000 человек. Но важнейшей его заслугой был указ о веротерпимости (20 октября 1781 г.), по которому разрешалось протестантам всюду, где их числилось 100 семейств, строить свои молельни, иметь своего священника, школьного учителя и консисторию. В то же время они уравнивались с католиками и в служебных, и в имущественных правах, на территории всех коронных владений. На представление папского нунция по этому поводу государственный канцлер (вполне согласный в воззрениях со своим государем) отвечал очень резко, и вот папа Пий VI ре шился сам, несмотря на несогласие своих кардиналов, отправиться в Вену (1782 г.). Это был человек в высшей степени приятный и превосходно понимавший искусство духовного представительства; вот почему на всем его пути все верующие и массы народа встречали его с восторгом, и император Иосиф принял его также чрезвычайно любезно. Но его присутствие в Вене нисколько не изменило воззрения императора на его церковные реформы, и даже вскоре после обратного отъезда папы в Рим Иосифом были приняты новые меры в том же направлении, как, например, сокращение епископских доходов в Венгрии. Впрочем, церковные имущества, забранные в казну, не были отчуждены от главной цели своего назначения. На средства, добытые этим путем, были основаны семинарии, школы, заведения для глухонемых и иные благотворительные учреждения и положено основание особому капиталу, предназначаемому на удовлетворение различных церковных и религиозных потребностей.
Церковные движения в Германии. Эмская пунктуация
Эта преобразовательная деятельность могла бы повести далеко, если бы сам Иосиф яснее сознавал крайние цели своей церковной политики и если бы встретил в самом народе или даже в иерархии более оживленное религиозное движение. Кое-какие поползновения в таком роде существовали. Так, в 1763 году епископ прусский, Иоанн Николай Гонтгейм (под псевдонимом Justinus Febronius) издал церковно-юридическое сочинение о законной власти римских первосвященников, в котором право древнейшей Церкви противопоставлялось относительно новому, основанному на лже-Исидоровских декреталиях; а учреждение новой папской нунциатуры в Мюнхене, равно как и высокомерное отношение к духовенству папских нунциев, привело к съезду четверых германских архиепископов в Эмсе, где они и составили так называемую "пунктуацию", или церковно-каноническую программу из 32 параграфов, в которой епископская точка зрения на церковное устроение решительно противопоставлялась папистской. В Эмской пунктуации (1786 г.) положительно заявлялось, что они, архиепископы, получили свой сан от Бога, а не от папы; они признавали за папой право высшего надзора за Церковью, но вместе с тем считали, что он обязан подчиняться решениям общего вселенского собора. О непосредственной юрисдикции папских нунциев, как и о вмешательстве пап в германские церковные дела "пунктуация" отзывалась неодобрительно и полагала, что всему этому следует положить конец. В случае, если бы папа не согласился с выводами "пунктуации", архиепископы находили, что следует собраться на общий съезд всему германскому духовенству и порешить, кто прав - они или папа? Не мешает заметить, что один из этих архиепископов был Максимилиан, курфюрст Кёльнский, брат императора Иосифа, и что другой его брат, Леопольд, великий герцог Тосканский, был также страстным реформатором, в особенности в смысле церковном.
Вольные каменщики. Иллюминаты
Но все эти попытки на том и закончились, не найдя себе никакого отголоска в массе народа, в которой и не выказывалось ни малейшего желания несколько свободнее или шире взглянуть на религиозные вопросы. Среди так называемых образованных классов, правда, и на католической почве проявилось несколько более свободное отношение к религии, но оно было главным образом вызвано вольнодумством и радикализмом модной в то время новейшей французской литературы. Цензура и запрещения всякого рода, даже еще до воцарения Иосифа II, оказались и в Вене совершенно бессильными по отношению к недопущению этой литературы; все частные библиотеки были битком набиты книгами, занесенными в полицейские списки "книг запрещенных", и весьма характерным фактом является то, что в 1777 году в Австрии был даже запрещен и самый каталог запрещенных книг, так как он-то именно и служил для всех прямым указателем к выписке из-за границы запрещенного книжного товара. При Марии Терезии цензурой заведывал некто ван Свитен, враг иезуитов, а при Иосифе II эта самая цензура обращена была в преграду против обскурантизма, произведения которого побивались орудием, придуманным обскурантами для борьбы против просвещения. И это стремление было до такой степени сильно, что и Мария Терезия, хотя и с сокрушенным сердцем, однако же должна была отказаться от иезуитов; но, конечно, ни в Австрии, ни в Баварии, ни в остальных католических областях Германии официальное запрещение ордена еще не могло подорвать его сильнейшего влияния. Противники иезуитов пытались противодействовать этому влиянию, создавая учреждения, подобные иезуитскому ордену: рядом с давно уже существовавшим орденом "вольных каменщиков" (франкмасонов), возник в Баварии еще другой, подобный же, орден "иллюминатов" - тоже со своими особыми формами, церемониями, символами, тайнами. Самой слабой стороной всех подобных затей было то, что в них ощущался недостаток главного, основного со держания - недостаток веры, которая, несомненно, была присуща иезуитам, и хотя эта вера имела очень мало общего с верой, проповедываемой Христом, однако все же была еще настолько сильна, что в значительной степени облегчала им влияние на массу. Нельзя не отметить и того факта, что "Эмсские пунктуации" были и большинством епископов встречены неблагосклонно. Для них было гораздо удобнее подчинение папе, жившему в отдаленном от них Риме, нежели архиепископу, жившему в непосредственной близости, а о немецкой национальной Церкви никто из них и не помышлял. Даже и с планами самого императора Иосифа II - политика весьма недальновидного - эта Эмская программа не согласовывалась вовсе. Выполнение ее усилило бы аристократический элемент в империи, увеличило бы значение духовных князей и курфюрстов, а помыслы императора более склонялись к общей реформе государственного управления в смысле и духе монархическом. К тому же император Иосиф II в своих замыслах и планах никогда не был последовательным, а напротив, непостоянен и изменчив, и что главнее всего: никогда не довольствовался одним каким-нибудь планом, а всегда выполнял их несколько одновременно.
Планы Иосифа относительно Бельгии и Баварии
Но самым излюбленным из всех его планов было по-прежнему приобретение Баварии каким бы то ни было образом, тем более, что мечта о цельной, вполне объединенной австрийской монархии могла осуществиться только путем расширения и приумножения немецких владений Габсбургской короны. Несмотря на неудавшуюся попытку приобретения Баварии в 1778 году, Иосиф теперь задумал приобрести ее иным способом, выменяв Баварию на Бельгию, которая была ему совершенно не нужна и ни на что не пригодна. Опять он вступил в переговоры с тем же курфюрстом Карлом Теодором, человеком весьма недалеким, которому он предложил этот обмен Бельгии на Баварию и даже посулил в будущем возможность добыть для него заманчивый титул короля бургундского, обещая все сам уладить так, чтобы подобный обмен был беспрепятственно допущен остальными державами. Расчет основывался главным образом на крайнем миролюбии Людовика XVI, короля французского, и на поддержке со стороны России, которая быстрыми шагами шла между тем к положению первенствующей великой державы на северо-востоке Европы.
Завоевание Крыма. Иосиф в России
К этому положению вела Россию историческая необходимость вынужденной борьбы за прочные и определенные границы на юге и западе, при отсутствии которых ее внутренняя жизнь не могла развиваться нормальным образом. Так, например, хотя Крымское ханство, по Кучук-Кайнарджийскому миру, и было признано владением независимым, но, в сущности, самостоятельно существовать оно не могло и со временем должно было неизбежно подчиниться либо Турции, либо России. В Крыму явились две партии: одна тянула к Турции, другая - к России, и каждая хотела посадить в ханы своего сторонника, что и приводило к беспрерывным кровавым смутам, которые понуждали Россию к неоднократному вмешательству в крымские дела. Наконец, князь Потемкин указал императрице на необходимость окончательного присоединения Крыма к России для прекращения господствовавшей там неурядицы. Императрица согласилась с его мнением, и 8 апреля 1783 года Крым был действительно и навсегда присоединен к России. Управление Крымом и всеми прибрежьями Черного моря было поручено князю Потемкину, облеченному обширными полномочиями, и он, чтобы окончательно закрепить за Россией новоприобретенные земли, привлек в здешние плодородные степные пространства массу русских и иноземных переселенцев, которым дарованы были весьма значительные льготы. Оживив таким образом пустынный край, Потемкин стал всюду воздвигать новые города, пролагать пути, устраивать гавани. Повсюду закипала жизнь, а немного спустя было положено основание и будущему славному черноморскому флоту.
Карта. Приобретения России на юге в период царствования Екатерины I. На карте нанесены все места важнейших битв во время Первой и Второй Турецкой войн при Екатерине II
Князь Потемкин-Таврический
Такие быстрые успехи русского владычества на Черном море, которые рано или поздно должны были привести Россию к новому столкновению с Турцией, привели к тому, что при русском дворе появился даже так называемый "греческий проект": по этому проекту предполагалось изгнать со временем турок из Европы и восстановить Греческую империю; на будущий греческий престол императрица Екатерина предназначала даже одного из своих внуков - великого князя Константина Павловича. Главным сторонником этого обширного замысла был князь Потемкин, а для выполнения его Екатерина, конечно, нуждалась в союзниках... И вот как раз в самый разгар всяких толков и рассуждений о греческом проекте явился в Петербург император Иосиф, который тоже носился в это время со своим проектом обмена Бельгии на Баварию и искал себе поддержки в могущественной соседке. Понятно, что обе стороны очень скоро сошлись по всем пунктам, и между Россией и Австрией состоялся союзный договор, по которому обеим державам надлежало действовать совместно в будущей войне с Турцией, а России - оказать давление на другие державы в решении вопроса о приобретении Баварии Австрией.
Отношения Франции к проекту Иосифа II
Не так сочувственно отнеслась к проекту Иосифа II другая соседняя держава - Франция. Не выступая открыто против предполагаемого обмена Бельгии на Баварию, но и не желая со своей стороны способствовать ни усилению Австрии, ни приближению ее границ к французской границе, французское правительство, в лице своего представителя графа де Вержен, дало уклончивый ответ: король Людовик XVI заявил, что он не может дать никакого окончательного ответа на вопрос об обмене Бельгии на Баварию, прежде нежели выскажется о том же предмете король прусский (январь 1785 г.). А это было почти равно сильно полному уничтожению всей затеи, так как на благоприятный ответ короля прусского едва ли можно было рассчитывать.
Союз германских князей, 1785 г.
Ответ Фридриха можно было угадать заранее. Он ответил в том же 1785 году, но не словами, а действием - последним шагом этого государственного мужа в конце его жизни. Его министр, граф Эвальд Фридрих фон Герцберг, вступил в переговоры с некоторыми из важнейших владетельных князей Германии об учреждении между ними общего союза с целью ограждения имперской конституции против всяких поползновений к нарушению его Габсбургским домом: 23 июня 1785 года Пруссия, Саксония и Ганновер заключили между собой этот Германский княжеский союз, к которому потом примкнули и Майнц, и Трир, и герцоги Веймарский, Готский, Брауншвейгский, Мекленбургский, Цвейбрюкенский, Гессенский, Аншпахский, Баденский и Дессауский. Образовалось нечто вроде Шмалькальденского союза 1530 года или вроде Унии 1608 года; но только тут уж подкладка была чисто политическая, одинаково соединявшая католических и протестантских князей "на защиту их владений против каких бы то ни было противозаконных притязаний и требований", и во главе этого союза стояла Пруссия, которая успела приобрести такое важное значение при Фридрихе Великом.
Эвальд Фридрих, граф фон Герцберг. Гравюра работы Вольта, 1791 г.
Кончина Фридриха II, 1786 г.
Год спустя, 17 августа 1786 года, этот замечательный государь скончался в Сан-Суси, на 75 году жизни. Поводом к его последней болезни послужила простуда, полученная престарелым королем на смотре, который он производил лично, несмотря на проливной дождь. До самой кончины ум его оставался, как всегда, светлым, и он ни на минуту не оставлял своих занятий. В последний год жизни у него однажды сорвалась такая фраза, которая довольно ясно указывала на его недовольство настоящим или окружающими: "Устал я рабами править"... Но несмотря на это недовольство, он, до последней минуты, ни в чем не уронил своего королевского достоинства и не отступил от той мудрости, которая ясно указывала ему, что именно может быть создано и достигнуто королевской властью и почином - и что для нее остается недоступным и недостижимым. Может быть поэтому именно им было чрезвычайно много сделано для королевства. Между тем как другие государства с трудом могли изворачиваться своими финансами и едва сводили концы с концами, Фридрих в течение 23 лет мира нашел возможность выдать около 45 000 000 талеров различным провинциям королевства на всевозможные культурные цели, да еще сверх того - накопить в казне, на случай войны, 55 000 000, которые он и передал своему сыну вместе с государством, благоустроенным во всех отношениях. В особенности же он отличался от своего современника, императора Иосифа II, тем, что умел избирать себе одну какую-нибудь весьма определенную цель и шел к ней всегда упорно и неуклонно, не отвлекаемый никакими побочными соображениями. И в своем круге действий - весьма ограниченном - он, конечно, сделал все, что можно было сделать, хотя его государственная деятельность не может выдержать никакого сравнения с государственной деятельностью великой современницы Фридриха - Екатерины.
Перенесение Фридриха Единственного в место успокоения. Потсдам, 17 августа 1786 г. Гравюра работы Ф. Бергера, 1797 г., по рисунку Ф. В. Бока
Вторая Турецкая и Шведская войны России
Фридрих не дожил до новых торжеств Екатерины над врагами внешними. В самый год его смерти султан, подстрекаемый французским послом, совершенно неожиданно предъявил русскому послу в Константинополе такие требования, которые прямо противоречили последним трактатам России с Турцией и были оскорбительны для русской народной гордости. Русский посол отвечал султану отказом, и, вопреки всем условиям международных отношений, был заключен под стражу. Такие действия султана вынудили Екатерину объявить Турции войну.
Россия не была подготовлена к этой Второй Турецкой войне, а потому вначале вела ее очень осторожно; но тут впервые проявился гениальный военный талант Суворова, который вынес всю эту войну на своих плечах. Турки дерзнули сделать высадку у Кинбурна (тогда - крепость у входа в Днепровский лиман), но потерпели страшное поражение от Суворова. Затем русская армия перешла границу и осадила сильную турецкую крепость Очаков.
В то время, когда значительнейшие русские силы были отвлечены на юг, Швеция вздумала воспользоваться затруднительным положением России для возвращения себе завоеваний Петра Великого и Елизаветы в Финляндии. На этом основании Швеция объявила России в 1788 году войну, без всякого существенного повода, но ошиблась в расчете: Россия выдержала войну со Швецией на севере и блистательно повела ее на юге, в Турции. В декабре 1788 году, Потемкин взял Очаков, а в 1789 году Суворов нанес туркам два страшных поражения, при Фокшанах и Рымнике; затем в 1790 году взял неприступную крепость Измаил, после кровопролитнейшего штурма. Турция вынуждена была заключить мир в Яссах (декабрь 1791 г.), и по условию этого мира Россия приобрела все северное побережье Черного моря, с крепостью Очаковом. За год до этого мира с Россией помирилась и Швеция, ничего не выигравшая от своей четырехлетней войны с Россией, так как границы обоих государств остались прежние.
Внутригосударственные преобразования Екатерины II
В высшей степени замечательно в царствование Екатерины то, что несмотря на все эти непрерывные и тяжелые войны, требовавшие большого напряжения сил и огромных финансовых затрат, все запутанные и мудрые политические отношения к Польше, Австрии и Пруссии нимало не ослабляли чрезвычайно сложной внутренней работы, которую неустанно несла на себе Екатерина, сознававшая необходимость многих преобразований в государственном устройстве России вообще и, в частности, в ее сословной, городской и общественной жизни, а главное - в поднятии общего уровня образованности.
Особенно важны были преобразования Екатерины в управлении губерниями. Разделение на губернии и провинции было введено уже при Петре Великом. Но этого разделения было недостаточно для правильного наблюдения за правосудием и для охранения общественной безопасности. Необходимо было разделить громадную территорию России на большее число губерний, и во всех губерниях значительно умножить число правительственных учреждений. С этою целью вся Россия была вновь поделена на 50 губернии и каждая губерния на уезды; а в 1765 году было обнародовано "Учреждение для управления губерний" и, на основании его, в губерниях было введено новое устройство и новое распределение власти. Управление губернией вверялось губернатору, назначаемому самой императрицей. Другие начальствующие в губернии лица назначались на службу Сенатом; многие избирались из местных дворян и купечества. Судебные учреждения были отделены от учреждений административных и финансовых, и суд гражданский был тоже отделен от уголовного. В каждом губернском городе были учреждены три палаты: уголовная - для уголовных дел всех граждан губернии, какого бы то ни было сословия; гражданская - для гражданских, и казенная палата - для собирания государственных доходов. Особые сиротские суды были учреждены для разбора дел вдовьих и сиротских; а самые попечения о вдовах и сиротах были предоставлены особому собранию выборных из дворян (дворянской опеки). Все дела благотворительности, заботы о сиротских домах, больницах и богадельнях были возложены на особые учреждения под названием "приютов общественного призрения".
Права и обязанности сословий были выражены совершенно определенно и каждому из них даны значительные льготы. Все права и обязанности горожан (как купцов, так и мещан) были изложены в особом городовом положении, а все права дворян - в дворянской грамоте: и то, и другое было обнародовано в 1785 году. Во избежание слишком большого развития бюрократизма, всюду, где была возможно, применено было выборное начало и дано сословиям самоуправление.
Важные преобразования были внесены Екатериной и в быт русского духовенства и монашества. По мысли императрицы была учреждена комиссия, которой было поручено привести в известность имущества и доходы монастырей. Императрица повелела все эти имущества и крестьян, приписанных к монастырям, взять в казну и из доходов с этого громадного фонда выдавать, по особому штату, суммы, необходимые на содержание монастырей, архиерейских домов, церквей и духовенства. Все же остатки от доходов Екатерина приказала обратить на распространение просвещения в народе и на дела благотворительности.
Чрезвычайно важны и разнообразны были меры, принятые Екатериной для охраны народного здравия и предупреждения некоторых условий, вредивших увеличению численности ее населения. Так, Екатерина заботилась о распространении и усилении медицинской помощи в отдаленнейших углах России; ею же введено было всюду обязательное оспопрививание, значительно ослабившее страшные оспенные эпидемии, опустошавшие Россию. Зная, что эти нововведения встретят в народе сильнейшее противодействие, Екатерина сама решилась всем подать пример для подражания. Она прежде всех приказала привить оспу себе и своему 14-летнему сыну, цесаревичу Павлу Петровичу. При ней же и по ее мысли был учрежден в Москве первый громадный воспитательный дом (1763 г.), а затем такой же в Петербурге (1767 г.), и в обязанность приказам общественного призрения вменено учреждение по городам приютов для покинутых матерями младенцев.
Весьма многое было сделано Екатериной для распространения образования в народе. Первый университет был основан в Москве еще при Елизавете (в 1755 г.); но среднее образование было до Екатерины не развито: она первая обратила внимание на эту существенную потребность общества и стала заботиться об учреждении по губернским городам гимназий, а также учредила первые в России женские воспитательные и учебные заведения (институты). При ней же во многих городах России были открыты первые народные училища (двуклассные), по весьма разумному и практическому плану, выработанному особой комиссией.
Сама Екатерина была одной из образованнейших женщин того времени, не только в России, но и в Европе. Воспитав себя на либеральных основах современной французской философии и близко знакомая с творениями энциклопедистов, она была глубоко проникнута уважением к представителям нового литературного направления и просветительным идеям XVIII века; доказательством этого уважения служит сохранившаяся, весьма обширная переписка ее с Вольтером и Дидеротом, и те щедрые награды и пенсии, которыми она их обоих наделяла. Сама принимая участие в различных отраслях литературы и возникающей русской журналистики, Екатерина много писала для сцены, преимущественно в сатирическом и назидательном роде, и весьма усердно поощряла развитие появившихся при ней крупных литературных талантов. В великую заслугу Екатерине должно быть поставлено и то, что она, продолжая преобразовательную деятельность Петра, многого сумела достигнуть без всякого принуждения, без крутых мер и суровых взысканий. В этом именно смысле способ действий Екатерины значительно отличается от способа действий Петра Великого. Петр принуждал, а Екатерина привлекала к подражанию Западу. Петр, увлекаясь западной цивилизацией, старался перенести в Россию западные обычаи и западные порядки целиком, без всякого изменения. Екатерина тоже многое заимствовала с Запада, но все свои преобразования старалась согласовать с нравами, обычаями и мировоззрениями русских людей.