Geum.ru

История взаимоотношений власти и ислама в Центральной Азии (конец XX начало XXI вв.) 07. 00. 03 Всеобщая история (восточные страны)

Вид материалаДиссертация

Содержание


Основная часть
Религиозный ренессанс как вызов национальной идентичности народов Центральной Азии»
Подобный материал:
1   2   3

ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ


Во введении обосновывается актуальность, раскрывается научная новизна темы, обозначаются объект исследования, цель и задачи, хронологические рамки, методологические и теоретические основы исследования, научная и практическая значимость, анализируется степень изученности темы, приведены данные по апробации результатов исследования.

Первый раздел «Власть и ислам в истории Центральной Азии» состоит из двух подразделов. В первом подразделе «Власть и религия: методологические подходы в изучении проблемы» дан обзор и анализ концепций теоретиков истории и социологии религии, классиков мусульманско-правовой политической мысли, концепции и подходы к изучению проблемы современных исследователей.

В исламоведении, особенно при рассмотрении взаимоотношений между политической властью и религией, в теоретико-методологическом плане наиболее существенными представляются несколько аспектов. Во-первых, анализ цивилизационного фундамента и его связи с религиозной традицией этносов того или иного региона, оказывающих прямое воздействие не только на характер политической власти любого государства, но и на особенности взаимоотношений государства с религиозными институтами. Исходной моделью в данной связи для нашего исследования послужили идеи выдающегося немецкого социолога М. Вебера в его социологии религии.

Концепция социологии религии М. Вебера, снабжена большими историко-социологическими экскурсами, посвященными анализу мировых религий. Для нашего исследования особый интерес представляет предложенный Вебером метод идеального типизирования религиозных систем, в основе которого в качестве средства анализа принят принцип сравнения. В нашей работе, основанием для сравнения служит, прежде всего, степень рационализации религиозной традиции, допускаемая той или иной цивилизацией и существующей политической системы.

В свою очередь, классическая мусульманско-правовая политическая мысль уделяла особое внимание содержанию и сущности мусульманского государства, рассматривая халифат как определенный политический режим и форму правления. Основные свои усилия она сосредоточивала на анализе государственного аппарата и соотношения властей сквозь призму правового положения халифата. Халифат, как форма государства, по сути дела, сводился к исполнительной власти и лично главе государства – центральной фигуре всех мусульманских политических концепций. Именно на основе сравнения форм исполнительной власти и правового положения главы мусульманского государства на различных этапах его развития с политическими режимами в условиях иных государств, мусульманская политическая мысль к XIV в. смогла разработать классификацию форм правления. Это достижение прежде всего связано с именем выдающегося ученого Ибн Халдуна. Отличительной особенностью учения Ибн Халдуна о государстве и власти является соединение философского и юридического подходов к государству на общем фоне историко-социологического анализа.

Если политические концепции Ибн Халдуна можно отнести к разряду «классической» мусульманской мысли средневековья, то основоположником идейного течения исламской реформации по праву считается не менее выдающийся мусульманский мыслитель Джамал ад-дин ал-Афгани, в основе политико-правовых воззрений которого лежит его общий подход к исламу. Решительно отвергая атеизм, ал-Афгани отстаивал возрождение ислама, освобождение его от «новшеств», которые исказили его истинную суть и привели мусульман к отсталости. Политическому объединению мусульман он предпочитал их духовное единство и восстановление исламских институтов в каждой отдельной стране. Ал-Афгани высказывался в пользу ограниченной конституционной монархии, замене абсолютизма «представительной консультативной формой».

Реформистский подход к политико-правовой проблематике, шариату и исламской власти получил наиболее обстоятельную разработку в трудах Мухаммада ‘Абдо, ученика и последователя ал-Афгани, энергично отстаивавшего идею реформации ислама через возврат к его основам. Во взглядах ‘Абдо на принципы справедливого государственного устройства мусульманско-правовые представления тесно переплетались с европейскими политическими концепциями.

Большой интерес для нашего исследования представляет классификация религиозно-этических систем, данная в свое время М. Вебером. Здесь, наиболее удачной мы находим прямую параллель между веберовским «воинствующим духом мусульман» и фундаментальными исследованиями идеологов исламского фундаментализма, в которых этот дух нашел свое буквальное отражение. Именно труды таких теоретиков исламского фундаментализма, как Джамал ад-дин ал-Афгани, Хасан ал-Банна’, ‘Абд ал-Кадир ‘Ауда, ‘Абд ал-Хамид Бен Бадис, Рашид Рида, Абу-л-‘Ала’ Маудуди, Саййида Кутба, имам Хомейни на многие десятилетия вперед стали идеологической базой для деятельности исламистов.

Согласно западному видению, отраженному в концепции, предложенной американскими учеными Дж. Воллом и М. Эткином, исламский фундаментализм является своего рода своеобразным ответом на огромные социальные и культурные перемены, воспринимаемые как угроза расшатывания и разрушения исламской идентичности или подавления этой идентичности. Фундаменталисты – одновременно модернизаторы и охранители ислама. Они, по мнению части западных авторов, хотели бы «получить западную технологию, но – без культуры и социальных норм Запада». Однако другая часть авторов, также преимущественно западных, отождествляет фундаментализм с «фанатизмом», «терроризмом» и «экстремизмом». На наш взгляд, различная политическая окраска и направленность фундаментализма не снимает вопроса о его до известной степени общих корнях и практически едином происхождении во всех странах его распространения. Соответственно этому в нашем исследовании предложена целостная концепция рассмотрения феноменов «исламского фундаментализма» и практики реализации его идей – «политического ислама» через призму истории исследуемого нами региона.

Особое место в ряду идеологов исламского фундаментализма занимают концепции религии и власти в трудах известнейшего теоретика египетской ассоциации «Братья-мусульмане» Саййида Кутба, взгляды которого легли в основу программных документов многих исламистских группировок.

Отдельного внимания заслуживают взгляды на природу государства и религии имама Хомейни и поныне активно используемые многими исламскими лидерами. Отличительная особенность доктрины Хомейни заключается в том, что в ней в большей степени присутствовали элементы разделения мира по нескольким противопоставлениям. Согласно этому, мир разделен на два лагеря: те страны и народы, которые имеют силу и возможности, чтобы доминировать и эксплуатировать другие страны и народы (страны Запада), и на лагерь эксплуатируемых и притесняемых (все исламские страны и большинство т.н. «развивающихся» стран). Второе противопоставление делит мир на тех, кто следует «правильному пути – пути Бога и веры» (то есть Ислама и Корана), и тех, кто идет «искаженным путем – путем безверия и сатаны».

Наиболее серьезные теоретико-религиозные аргументы в пользу возрождения халифата выдвинул Рашид Рида, стремившийся восстановить «истинную» концепцию халифата без искажений и фальсификаций, привнесенных в нее в угоду недальновидным правителям, и на этой основе доказать преимущество халифата перед иными формами правления, противопоставить мусульманско-правовой институт консультации европейским принципам демократии.

Значительный вклад в развитие исламской философской мысли внес выдающийся татарский революционер и мыслитель Мирсаид Султан-Галиев, сумевший интегрировать, казалось, несоединимые постулаты социализма и ислама, сведя их к общему знаменателю идей социальной справедливости, общественного блага, взаимопомощи и взаимного доверия, традиционной нравственности и трудовой морали.

Логика взаимоотношений религии и власти подводит нас к тому, что главной проблемой в этом контексте является обеспечение политической власти своей легитимности, формирование системы мер и символов, гарантирующих доверие к этой власти со стороны подчиненного большинства. Политическая система, не учитывающая тенденций развития общества и влияния традиционной культуры, пытаясь строить свою легитимность только на рациональной основе, рано или поздно столкнется с духовным кризисом общества, не склонным доверять этой легитимности. Именно в этом, на наш взгляд, и заключается основной императив в системе современных отношений между религией и политикой.

Второй подраздел – «Ислам в истории Центральной Азии: религия и идентичность». Тюркские народы Центральной Азии прошли в своем духовном поиске через множество религий. Язычество, зороастризм, манихейство, христианство, буддизм и ислам являются ко всему прочему также и системообразующим элементом того, что после длительного процесса эволюции и синтеза мы сегодня можем называть исторически сложившимися специфическими признаками тюркской культуры в регионе.

Ислам стал «последней» религией тюрков. Именно историческая жизнь государств Центральной Азии исламской эпохи и религиозная политика, практикуемая их правителями представляет собой основной фокус данного раздела.

Западный взгляд на проблемы истории ислама, зачастую разграничивает доктринальные теории идеального исламского государства с проблемами их конкретной реализации на практике. Отсутствие гибкости в нормах правового регулирования явилось основным препятствием для их эффективного применения в рамках процесса отправления правосудия; ограничения на ведение коммерческой деятельности (такие, как запрет на получение процентной прибыли, «риба») были абсолютно неприемлемы для торговцев; политические и военные требования выходили за рамки достижимого любым из когда-либо существовавших государств. Историей доказано, что ни один из людей никогда не жил длительное время по этим законам ислама, но каждый, кто когда-либо принимал веру, неизбежно сталкивался с серьезным пробелом между идеализируемым и реальным [12, Р. 17].

Оценивая смелость высказываний Д. Пайпса, все же нельзя обойти стороной противоречивость многих из них. В частности, американский исследователь впадает в широко распространенную ошибку, приписывая исламу несовместимость с капитализмом. Противопоставить мнению Д. Пайпса можно труды известного исламоведа М. Родинсона, сумевшего доказать, что ислам сам по себе не препятствует ни рыночной экономике, ни свободе предпринимательства. Но, являясь религией, наиболее полно регулирующей и контролирующей жизнь верующих, ислам препятствует проникновению в мусульманскую среду всего «немусульманского», особенно «импортных идеологий» любого вида и направления. Несомненно, это в какой-то степени мешает «осовремениванию» мира ислама, затрудняет его модернизацию.

В рамках проведенного исторического анализа, мы пришли к выводу, что стойкость исламских ценностей в менталитете тюрков обусловлена тем, что ислам сыграл значительную роль в интенсификации этнических процессов внутри самой тюркской общности. Выступая как интегрирующая культурная сила, он способствовал формированию специфического мировоззрения, органически слившись с конфессиональными и этническими особенностями тюрков. Так или иначе, учение Пророка Мухаммада стало одним из мощных факторов идентификации народов региона. При этом степень религиозности была наибольшей у оседлых народов и наименьшей – у кочевников.

Второй раздел – «Светские концепции власти в истории Центральной Азии» – также состоит из двух подразделов. В настоящем разделе предпринята попытка рассмотреть ряд вопросов, связанных со взаимоотношением ислама и светских идеологий в общественно-политической жизни государств Центральной Азии, а также провести сравнительный анализ между исламом и светской идеологией национализма.

Первый подраздел – «Особенности моделей государственности в независимых странах Центральной Азии». Одной из основных особенностей формирования новых национальных государств Центральной Азии является конституционное закрепление их светского характера. Тем не менее, в секулярном государстве, отделение религии от государства далеко не означает отделение религии от народа. Соответственно, в идеальном виде, современное национальное государство, прежде всего, должно исходить из предмета своего соответствия нормам конституционализма (главенства права). С этой точки зрения, такое государство должно гарантировать равенство прав, в том числе и политических, для всех граждан и обеспечить условия для развития индивидуальной или коллективной идентичности, куда в качестве основополагающих, входят и религиозные ценности. Поскольку уже сейчас вполне очевидно, что возрождение роли религии в идентичности народных масс стало необратимым процессом для государств Центральной Азии, сам собой напрашивается важнейший вопрос политико-социального спектра современности, касающийся необходимости легитимации светского национального государства в рамках самой религии. Речь идет, прежде всего, о вопросах соотношения религиозной и национальной идентичности по отношению к власти в современных государствах Центральной Азии и, соответственно, о выстраивании гармоничных и равнообязывающих взаимоотношений по линии двух ценностных и правовых систем – светской и религиозной в рамках светского национального государства. В рамках данного исследования представлен анализ существующих принципов взаимоотношений между государством и религией, роли религии в общественной жизни, и что крайне важно, модели взаимоотношений светских институтов и религии. Данный вектор взаимоотношений оказывает прямое воздействие на перспективы возникновения и дальнейшей эскалации конфликтов между секулярной и религиозной частями общества, равно как и между светской властью и религиозной оппозицией. Незнание истории, и вырастающее отсюда непонимание тонкой специфики взаимоотношений между политическими силами, религиозной и светской частями общества, является основным препятствием в формировании и поддержании необходимого политического диалога и толерантности. На сегодня, именно идеологическое строительство с учетом духовно-нравственных потребностей общества, является наиболее действенным средством выхода из политической и социально-экономической нестабильности для большей части государств Центральной Азии.

Второй подраздел – « Религиозный ренессанс как вызов национальной идентичности народов Центральной Азии». В конце XX – начале XXI вв. мусульманские народы Центральной Азии оказались перед серьезным вызовом, заключающимся в необходимости гармонизации своих этнонациональных чувств с традиционными ценностями ислама, во многих частях региона все более перетекающего из умеренной в радикальную плоскость. И если безусловным преимуществом идеологии светского национализма является его нынешний союз с властью, то исламский фундаментализм обладает куда более гибкой и слаженной, отточенной веками системой норм, аппелирующих к базовым принципам человеческой морали и духовности. Ислам не признает этнонациональных границ, объединяя верующих и интегрируя их всех, независимо от происхождения, социального статуса, национальной и расовой принадлежности, в единую общину. Эта особенность во все времена служила серьезным препятствием для любых изменений менталитета, привычек и миропонимания мусульман, для их расхождений и тем более раскола по нерелигиозным мотивам.

На сегодняшний день, именно «политический ислам» выступает в качестве одного из основных источников угроз светскому гражданскому обществу, создаваемому в Центральной Азии на протяжении последних десятилетий, оказывая серьезное влияние на различные стороны жизни государств региона и превратившись в серьезный фактор, формирующий социально-политическую напряженность. При этом, в некоторых государствах региона, попытки решения проблем, связанных с различными формами религиозного экстремизма, повлекли за собой обострение внутриполитической ситуации, и даже военные конфликты. В этой связи вернули свою актуальность когда-то экспортированные в регион идеи создания «исламского государства – халифата», как альтернативы действующим режимам. Другим важным элементом рассматриваемых процессов является «феномен», именуемый исторической памятью народов, определенным образом сохранивший в себе события недавнего прошлого, будь то движение джадидов или басмачей, что в немалой степени влияет на мировоззрение и взгляды этносов в их современной жизни, а также и на сам процесс радикализации религии. Т.е. идеи, питавшие в Центральной Азии фундаменталистские исламские движения досоветского периода, успешно реанимируются на современном этапе, находя широкую поддержку в лице народных масс и являясь частью их исторической памяти.

Таким образом, в авангарде современного процесса исламизации Центральной Азии находится исламский фундаментализм, постепенно вытесняя с политической арены, и что наиболее опасно, интегрируя в свои ряды «умеренную» часть мусульман, приобщая последних к своим радикальным взглядам в отношении природы религии и власти. Но главное, что религиозный ренессанс, переживаемый ныне всеми без исключения народами Центральной Азии, и генерирующийся в его недрах исламский фундаментализм, ставят под угрозу этнонациональную идентичность и культурную самобытность народов региона, ведущую к утрате национального самосознания, объявляя безусловным требованием интеграцию всех мусульман в рамках единой исламской общности (уммы), создание общего для всех мусульман теократического государства-халифата и, как справедливо замечает Р. Ланда, «замену национализма апологией Корана и шариата» [9, С. 22].

Для большинства народов Центральной Азии, апофеозом и классическим выражением секулярной этнонациональной идентичности является тюркизм – идеология объединения всех тюркских народов по этническому признаку. Тем самым, в рамках категоризации, тюркизм стоит выше остальных национальных концепций, в общем смысле представляя собой более высокую ступень эволюции национализма, поскольку пропагандирует идеи общетюркской интеграции, что уже само по себе наделяет его серьезным потенциалом устойчивости в период религиозного ренессанса. Об этом свидетельствует и тот факт, что начиная с эпохальных 90-х годов XX в., а особенно в последние годы, правящие элиты государств региона демонстрируют глубокий интерес к идеям тюркизма, что свидетельствует как об успешной политике Турецкой Республики в регионе, традиционно являющейся проводником «общетюркских идей», так и о росте национального самосознания народов его населяющих. В этом свете, обращение к идейным истокам «тюркизма» видится нам особо актуальным.

Третий раздел – «Религиозные концепции власти в истории Центральной Азии» состоит из трех подразделов. Данный раздел посвящен анализу концепта исламского государства-халифата, а также деятельности экстремистских религиозных организаций на территории Центральной Азии. В настоящем разделе соискателем предпринята попытка проанализировать возможности построения теократического государства-халифата в Центральной Азии и, следовательно, оценить потенциал устойчивости нынешних светских моделей государственности в странах региона.

Первый подраздел – «Радикализация религиозной концепции власти на примере Исламского Движения Узбекистана». «Исламский ренессанс» в Центральной Азии обнажил существующие проблемы взаимоотношений светской власти и религии, выдвинув на первый план проблемы предотвращения религиозного экстремизма. Американский исламовед М.Б. Олкотт видит причины этого в советском прошлом. Она считает, что именно опыт взаимодействия власти с исламом, стал основной предпосылкой к формированию будущего «исламского возрождения», ныне происходящего в Центральной Азии. Для молодых республик региона, вставших на путь демократического развития и обновления общественных отношений, обострение религиозных противоречий может привести к серьезным политическим потрясениям, связанным, прежде всего, с угрозой военного свержения светской власти и установлением халифата.

В этом отношении, именно Узбекистан является наиболее нестабильным государством региона, где деятельность исламских фундаменталистов приняла крайние формы, напрямую угрожающие правящему режиму президента И. Каримова. В 1995 году по аналогии с Партией исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ) было образовано Движение исламского возрождения Узбекистана (ДИВУ); иногда называемое Исламское движение возрождения Узбекистана (ИДВУ). В 1998 г. организация стала именоваться «Исламским движением Узбекистана» (ИДУ).

Помимо ИДУ, в Центральной Азии существуют различные исламистские организации, которые, несмотря на свою нелегальность, являются значительной политической силой и представляют серьезную угрозу национальной безопасности государств региона. ……..

Второй подраздел – «Ислам и гражданская война в Таджикистане (1992-1997 гг.)». После распада Советского Союза в Таджикистане, как и в других советских республиках, начался процесс перехода от одного общественно-политического состояния к другому. Практика постсоветского периода, за исключением прибалтийских республик показала, что в таких ситуациях обостряется борьба за власть, поскольку правящие круги не хотят расставаться с ней, а претенденты разной ориентации стремятся получить ее любыми средствами. В результате общество оказывается втянутым в политическое противостояние, которое в Таджикистане, например, в силу различных причин и особенностей перешло в военное противостояние.

В подразделе анализируется развитие событий в Таджикистане, начиная с 80-х годов, а также осуществлена их классификация в несколько периодов по параметрам политической значимости и содержанию: 1) до 1985 г., то есть конца советского периода развития; 2) 1985–1990-е гг. – период горбачевской перестройки; 3) 1990 – до середины 1992 гг. – период политического противостояния; 4) середина 1992 – июнь 1997 гг. – военное противостояние и процесс межтаджикских переговоров; 5) июнь 1997 – 2000 гг. – период подписания и реализации Общего соглашения об установлении мира и национального примирения в РТ; 6) с 2000 г. по настоящее время – период постконфликтного восстановления.

С 1992 года в Таджикистане начались регулярные вооруженные столкновения между противоборствующими сторонами. В боевых действиях с обеих сторон активно участвовали наемники из России, Узбекистана, Прибалтики, Кавказа, афганские муджахидины, инструкторы-арабы, а также значительное число уголовных элементов, выпущенных из тюрем РТ. ……

Третий подраздел посвящен «Концепции построения исламского государства в Центральной Азии». Идейно-политическое возрождение ислама, затрагивает все стороны человеческой деятельности, заставляя заново переосмысливать весь накопленный исторический опыт развития исламской и общечеловеческой цивилизации, идей демократии, социального равенства и политической свободы через призму исламских ценностей. Стремление же национальных «режимов» многих стран контролировать данный процесс, показывает, что ислам как система представляет собой серьезного конкурента, способного не только мобилизовать огромные людские ресурсы, но и представить альтернативный путь развития на основах ислама. То, что мы наблюдаем сейчас на арене исламского мира, на наш взгляд является очередной переходной фазой противоборства умеренных и радикальных исламских идей. Исход этого противостояния в итоге может значительно трансформировать общую ситуацию, связанную с политическим исламом.

Популярность идей исламской государственности, возрождения халифата в прежних исторических границах среди широких масс мусульман вызвана серьезной дискредитацией концепций светского государства, прежде всего по причине отсутствия у многих таких государств сколько-нибудь внятной и сбалансированной религиозной политики. На фоне этого, большим успехом начинают пользоваться идеи теоретиков «исламского государства», возвышенные в своей утопичности и, как правило, апеллирующие к попранному чувству справедливости, что приобретает особую актуальность в условиях экономического кризиса.

Тем самым, идеи построения исламского государства – «халифата» имеют широкий мобилизующий потенциал в любом регионе проживания мусульман, что уже само по себе бросает вызов официальной светской власти, утвердившейся в этих странах.

Таким образом, в третьем подразделе предпринята попытка анализа и идентификации корней и причин резко возросшей популярности идей создания «исламского государства» в Центральной Азии, а также изучения существующих возможностей и угроз построения халифата в регионе.