Одно лето из жизни Степана Трофимовича

Вид материалаДокументы

Содержание


Тамила – А лучше и вспоминай про него! Опять наверное в камышах сидит. Лягушкин
Тамила – А мы думали он у тебя. Еще со вчерашнего дня пошел – улюбается ехидно. Потупчик
Моисеев – Премного благодарен. Но ваше безразличие, меня удивляет. Безразличие и ваша черствость к Юрочке Беленькому - и всплакн
Тамила – Все, шабаш, дальше не несите. Не пущу Борис
Тамила – Туда его. Вот вот. Молодец Борис. Лягушкин
Тамила – Господи, как это мы его сбагрили. Чудо. Надо чаще Моисеева приглашать – мокает печенку в чай. Кузница
Тома – Что? Что случилось? Завальнюк
Тамила –Ну, не томи! Завальнюк
Бабич – Так, что это у нас на крики. Хорош петь. И почему это у вас, гражданин, штаны мокрые? – смотрит на Беленького подозрител
Тамила – Ладно. Матка, Батька. Дальше что? – резко перебивает Завальнюка Завальнюк
Тамила – Ладно, твои штаны целы? Завальнюк
Тамила – А Белеьний, объявился значит. Заходи, не стои в дверях. Как дела? Беленький
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

Волки

Мы вообще Беленького не допускали к музыке, особенно к инструментам. Так, за бутылкой сбегать, ворон поганять на даче у Агамировых. Пару раз бывало отправляли Беленького за ягодами в лес. Лес же там рядом. Так его волки погрызли, да! И где он только их выкопал, волков. Нет, нашел человек. Помню в четверг вечером Тамила и говорит ему: «Беленький, ты бы вместо того, чтобы глаза мозолить, сходил бы в лес, ей Богу, грибов собрал, ягод. Вообще, пошерсти там в лесу, побегай. Может найдешь чего?» А Юра так обрадовался и говорит: « А можно я еще за бутылкой сбегаю. Я быстро.» И улыбка такая у него сладкая, приторная как чай в заводской столовой.

Тамила - Нет, нет. Хорош за бутылками бегать. Достаточно. Потом прячем тебя от деревенских девок в туалете. А сами к Завальнюку в нужник сигаем. На, вот тебе корзину, и завтра чуть свет в лес. Только назад не торопись. Если грибов нет, так ты ягод набери.

Беленький - А если ни того ни другого?

Тамила - Ну тогда шишек сосновых собери ведро

Беленький – А на хрена нам шишки?

Тамила – Не твоего ума дело! Рассуждать удумал. Варенье будем варить.

Беленький – Какое?

Тамила – Шишковое.

А дело вот в чем. Деревенские девки, которых Беленький, измазавшись в саже пугал, узнали где он обитает и стали его караулить. Наградить, наверное хотели. Скорее всего кулаками наградить собирались. Мы прятать Беленького. А Беленький, чтоб ему пусто было, в туалете прятался. Любил человек это место. Затаиться. И сидит часов по шесть сряду. Ну спрятался бы, допустим, на чердаке, в погребе. Нет. Прописался Беленький в туалете. А нам приключение - бегали к Завальнюку или к Саганиишвили. Завальнюк сначала пускал, добрый был, а потом ни в какую. Выйдет Юра из укрытия под вечер и просит барабан. А у Тамилы на даче всякого инструмента было – завались. Даже контрабас был. На нем Нана Сагинашвили наяривала. Просит человек инструмент, к культуре, так сказать, тянеться. Дали ему барабан. Что делать, как-то надо же занять.

Сидим репетируем…Какое там?! У Беленького руки были потные. И чем Тамила его только не лечила?! И борной кислотой и смазывала салидолом. Все равно потные. Однажды пришла Сагинашвили и принесла рецепт от потливости, которы вычитала у себя в журнале. Оказалось, чтобы избавить Беленького от потливости рук, его, Беленького, нужно было испугать. Да, вот так у них там и написано в журнале. Мы принялись за дело. Тамила сказала, что надо Бабич пригласить. Она, если после дежурства, очень даже угрожающий вид имела. Стали думать. Беленький тоже принимал активное участие в обсуждении чем и как его пугать будут. Но предалагал все какие-то детские забавы. То просил, чтобы крапивой его напугали, то просил, чтобы его напугали лягушкой из нашей речки. И тут Завальнюк предложил идею. Сагинашвили накрыла Беленького покрывалом. В это время пришел Завальнюк и держал за спиной что-то блестящее. Мы понадеялись на изобретательность Завальнюка и творческий подход, который, с незапамятных времен, был характерен Завальнюку в деле самогоноварения и мог оказать положительное влияние и в случае исцеления Белнького. Завальнюк оправдал наши надежды только частично, перестарался. Тихо, но повелительно он скомандовал Нане: «снимай покрывало.» И вытащил из-за спины распятие. Беленький не то что подскочил, его в трубочку скрутило. Оказалось, что мы зря старались. Наврал модный журнал. Как был Беленький потный так и остался. С тех пор мы не давали Беленькому инструментов, кроме барабана.

Короче, на следующее утро пошел Юра Белеький в лес, чуть свет. Взял я собой корзинку, с которой Тамила Агамирова на базар за яйцами ходила и ведро, обыкновенное железное ведро. Мы обрадовались, репетировали азербайджанские напевы. Так кое чего из классики, ну вы знаете. Все прошло хорошо. Я же тогда, у них, на акордеоне играл, да. Скажу как старый театрал, очень хорошо репетировали. Даже местные жители и в том числе Завальнюк, который, как ты знаешь сосед Агамировых, и тот вышел. Постоял на крылечке, у него тогда петух сдох, не кормил он его. И ушел. Борис Моисеев приходил, весь такой в розовом, но без букета. Мы его пригласили к нам на веранду, пусть посидит. Но Борис плясал лезгинку, хотя иы его об этом не просили, и обещал приити еще. Мало того, лезгинка там была ни уму ни сердцу, но чувствительность Моисеева подсказала именно такой вариант. К следующей репетиции Моисеев обещал разучить сальсу. Тамила сказала, что вот только сальсы нам не хватало, а так пускай приходит. Мы сразу поняли, что он пришел Беленького повидать и мы ему сказали, что Беленького нет, так он почти и не расстроился. Так, смахнул слезинку платочком и заковылял к себе. День прошел без проишествии. Мы вообще на даче у Агамировых много репетируем, работаем, стараемся. Иногда чиним инструменты, по хозяйству там. Вечер, значит, мы чай принялись пить с азербайджанским вареньем. Чай, кстати, у нас тоже азербайджанский, а не какой-то там. Так вот, Тамила напекла кределей, ты, навреное, уже догадался, азербайджанских кренделей конечно и сидим, чаевничаем. Самовар у Тамилы знатный, только вот Потупчик, ободрал с него все азербайджанские фигурки. Уж мы его секли, но не сильно, так в целях профилактики. Непомогло, самовар испортил. Так вот, Потупчик за самоваром следит, чай подает, сахарок. Мед принесли и пирога кусок. И тут как-то вспомнили про Беленького. Лет пять тому назад, да, примерно так, Беленький яблочным пирогом подавился, чуть не умер. Борис Моисеев ему искуственное дыхание делал. С особенным даже удовольствие делал. Даже когда Беленький уже отошел, Борис продолжал. Чуть отняли Беленького. Беленький вообще малохольный. То пирогом подавится, то чаем захлебнется. Хлопот с ним – тьма!

Чаи попили и я говорю: «Тома, а где это наш собиратель?»

Тамила – А лучше и вспоминай про него! Опять наверное в камышах сидит.

Лягушкин – Странно, уже ночь на дворе, а Беленького все нету. Ни с грибами, ни с сосновыми шишками? Может случилось что?

Тамила – а то с ним, с мерзавцем, сможет случиться. Вот возьми еще пирога.

Ну, что делать, переночевали. Сагинашвили видела во сне парикмахерскую, в которой ее побрили на лысо. Бабич видела во сне Ледовой побоище. Завальнюку снился очень срашный сон-запретили дрожжи. В эту ночь Тамиле снился черный человек в черном плаще и черных туфлях, у которого были очень черные мясли. Утром она спросила у меня, к чему бы это. На что я ответил ей, что скорее всего это она Беленького во сне видела и беспокоиться не стоит.

Утром, все нормально, я на реку сходил. Искупался. Вода там чистая и глубоко. Пришел, а наши уже на стол накрывают. Моисеев пришел. Сидит, папироску курит, задумчивый. Поздоровались. Самовар несет Потупчик, пироги, позавтракать там. Все свежее, азербайджанское, да! Сели, а Беленького-то и нету.

Моиссеев – А позвольте полюбопытствовать, что Юрия опять нету?

Тамила – А мы думали он у тебя. Еще со вчерашнего дня пошел – улюбается ехидно.

Потупчик – Его продавщицы отметелили. В кустах лежит, наверное.

Переглянулись.

Лягушкин – Вот тебе ,Борис, шоколадка, не переживай, появится.

Моисеев – Премного благодарен. Но ваше безразличие, меня удивляет. Безразличие и ваша черствость к Юрочке Беленькому - и всплакнул.

Тамила – Безразличие, тоже заладил. Что с ним может статься?! Ну что? Он даже в воде не тонет – и как хлопнет с горяча ладошкой по столу.

Что делать, испортил завтрак. Начали мы собирать в лес, Беленького искать. Взяли веревки, Моисеев кусок пирога взял, Потупчик сапоги и спички. Сагинашвили взяла новый номер журнала по иоге. Всем нам с самого начала казалось, что ни аптечка, ни бинты, ни реанимация не понадобяться. Единственное замечательное событие, которое было в жизни Беленького – это желудочно кишечные расстроиства. Все. Ничего более значительного с ним в принципе не могло случиться. Ни какие подвиги, ни героические события, ни чего подобного за Беленьким никогда не значилось. Поэтому никто особенно не волновался. Так, если только подгузники взять. А другого снаряжения для Беленького не понадобиться.

Пошли искать Беленького. Завальнюка позвали. Решили разделится. Завальнюк с Моисеевым идут на лево. А мы, значит на право. Потупчик первый побежал. Обшарили весь лес, где Беленький? Ходили по лесу пару часов. Непонятно как, но про это событие пронюхала Татьяна Бабич и начала распрашивать. Мы ей ничего не сказали. Нана наврала ей, что мы, мол, в дочки-матери играем. Бабич сделала вид, что идет дальше по своим ментовским делам, а на самом деле затаилась в камышах и наблюдала.

Тут видим – чудо. На дереве сидит Беленький, бледный весь и штаны мокрые. Борис как увидел Беленького, бросил пироги, веревки, всплеснул руками, заплакал и что есть силы полез на дерево Беленького снимать. И Юрии зашевелился тоже. Моисеев вверх лезет, а Беленький тоже вверх, но уже от Моисеева.

Моисеев – Юрий, вы куда! Куда же вы Юрий! Сейчас минуточку, одну минуточку. Вот. Еще чуть-чуть – и лезет что есть мочи

Беленький ничего не говорит, но лезет тоже вверх не оглядываясь, словно от смертной казни бежит.

Моисеев – Юрий, я вас дершу. Держу, держу, держу. Вот за бедро вас ухватил! Ха-ха-ха – а сам нагнал Беленького на дереве и гладит его за ляжку. Беленьктий начал было ногой дрягать, отцепись мол, не вышло. Руки отпустил и обой с грохотом, будто лес валят,

свалились на землю.

Моисеев – Смотрите, ему наверное надо искуственное дыхание сделать. Господь Бог, на нем же лица нет – и тянется уже к Беленькому. Юра зазевался а Моисеев нет. Как давай делать ему дыхание искуственное, караул. Чуть растащили. Сидит Беленький на земля, глазами хлопает и молчит. Пропал у него дар речи. Мы его расспрашивать, как да что, а он молчит. Только штаны мокрые. Мокрые насквозь и мокрые в том самом месте, о котором промолчу. Что делать. Боря опять было кинулся к нему со своим искуственным дыханием, но в этот раз мы уже не допустили. Стали думать, чем бы оживить Беленького. И тут Завальнюк вытащил из голифе фляшку и говорит:

Завальнюк - Вот, вы все говорите, что я плохой человек. А мне ради беленького даже самогону не жалко!

И стал Беленькому вливать в рот самогонку. Беленький сперва отчаянно сопротивлялся словно его кастрировать пытаются, а потом всю флягу один и выдул у Завальнюка. И

,вдруг, сидя с открытым ртом как запоет: «По старосибирской дороге, на сорок девятой версте» Даже потупчика напугал, а он у нас, знаешь, какой смелый, что ты! Борис и Завальнюк его под руки взяли и потащили. Всю дорогу нельзя было толку добится от Беленького. Он пел. Его несло. Он пел все песни подряд, колыбельные в том числе, но русским народным отдавал предпочтение. Я и не знал, что у Беленького такой богатый репертуар. Сразу могло показаться, что друзья несут загулявшего товарища домой. Все бы хорошо, но вот мокрые штаны не давали покоя и порождали вопросы. Даже Борис Моисеев сильно не прижимался к Беленькому. Принесли его на дачу к Агамировым, положили на крыльце.

Тамила – Все, шабаш, дальше не несите. Не пущу

Борис – как вы можете7 Он же замерзнет. Давайте я его на диванчик помещу – и тащит этого обормота

Тамила – Черта с два – становится звездой в проходе

Борис – а может его ко мне. У меня тепло.

Тамила – Туда его. Вот вот. Молодец Борис.

Лягушкин – Завальнюк, помоги Борису дотянуть этого «певца» к нему на квартиру.

Завальнюк – Ладно

Тамила – Вы, любезный Завальнюк, приходите потом, чайку откушать с алычой. У нас все свое –азербайджанское – улыбается словно ее от пожара спасли.

Потащили они этого Беленького в каморку к Моисееву. А мы вздохнули с облегчением. Потупчик даже пританцовывал. Подали на стол, коврижек, печенья заварного, крепленого. Тоесть всего того, что как полагается у хороших людей. Потупчик самовар принес, тот самый самовар, с которого он отодрал все вертушки. Отдыхаем. Погода, благодать.

Тамила – Господи, как это мы его сбагрили. Чудо. Надо чаще Моисеева приглашать – мокает печенку в чай.


Кузница

Вечереть стало, а Завальнюк все никак не возвращался. Всем нам давно хотел узнать чем закончилось дело. Сагинашвили раз сорок подбегала к калитке и смотрела в даль, но Завальнюк там не значился. Потом мы подумали, что Завальнюк уже у себя дрыхнет. Посылали к нему Потупчика, но безрезультатно. На дверях висел огромный ржавый самодельный замок. Когда было уже почти часов 11, мы решили, что Завальнюк погиб смертью храбрых или попал под лошадь, и собрались спать. Потупчик предположил, что Завальнюка похители инопланетяне, чтобы выведать рецепт хорошего самогона.

Вдруг, когда Сагинашвили уже начала засыпать, а мы мысленно пожелали Беленькому и Моисеев неспокойной ночи и пожелали пану Завальнюку не разочаровать марсиан и их «духовную» жажду как кто-то со страшной силой начинает колотить в калитку, будто сломать пытаеться.

Тамила - Кто там.

Завальнюк – Открой хозяюшка. Открой голубушка. Свои – дышит так словно стометровку за 9 секунд отмахал.

Открыли. Завальнюк весь в пуху и вся сутана в сене. Какие-то огрызки прилипли к спине, словно из помойки выскочил. Глаза у Завальнюка были так широко открыты, что и глазное дно и глазной нерв пана Завальнюка просматривались без специальных медицинским инструментов.

Тома – Что? Что случилось?

Завальнюк – Ой, отдышаться дай. Ой грехи мои тяжкие – схватился за волосы

Лягушкин – добродетельный Завальнюк, зайдите, что вы, на улице свежо. Не дай Бог еще лихоманка с вами приключиться.

Взяли Завальнюка под руки, в кресло посадили. Сагинашвили принесла крепленого и стакан. Завальнюк налил себе стакан и выпил его залпом словно воду из колодца и занюхал полою.

Тамила –Ну, не томи!

Завальнюк - Значит, тащили мы вашего Беленького через всю деревню. Принесли к кузнецу Моисееву не совсем благополучно. По дороге, участковый привязался. А участковым у них в ту пору Татьяна Бабич работала. Не хорошая девушка.

Бабич – Так, что это у нас на крики. Хорош петь. И почему это у вас, гражданин, штаны мокрые? – смотрит на Беленького подозрительно

Завальнюк – Так бы и прекратил Беленький, чтоб он от гомероя здох, так нет. Постоял минуту, смотрел на Бабич с ртом открытым и тут как заорет: «Бродяга к Байкалу похдодит, рыбацкую лодкуууу берет, унылую песню зааааааводит....» Бабич потащила нас в каталашку. Но Беленький петь не переставал. Местные мальчишки, увидев Беленького в мокрых штанах, бежали за них всю дорогу да самой каталашки и передразнивали его песни.

И тут Моисеев, добрый человек, возьми, да и сунь Бабичу двугривенный в карман. Отпустила, только все нервы истрепала. Одно слово –фурия. Пришли к кузнецу в каморку. Положили Беленького плашмя в штанах, в мокрых. Ну, я грешным делом, говорю, что мол, пойду я. Пора и мне по своим делам, того, идти. Что зря шататься.

И тут дернул меня черт, иссскушение, Моисеев рюмку коньку принес. Ой, иссскушение. Ой грехи мой тяжкие. Ой, матка бозка.

Тамила – Ладно. Матка, Батька. Дальше что? – резко перебивает Завальнюка

Завальнюк – Так вкусил я того яду зменииного из рук исскусителя Моисеева и упал как озимый. Вот только недавно Господь сподобил глаза открыть. Смотрю, никого рядом. Ой дайте еще коньяку. Ой дайте.

Тамила – На тебе всю бутылку – ставит на стол 0.7 азербайджанского

Завальнюк – вышел значит и смотрю, в предбаннике, Моисеев с Беленького брюки снимает. Ой, иссскушение. Не могу больше. Караул! - И как заплачет горючими слезами.

Тамила – Ладно, твои штаны целы?

Завальнюк – Покамест Господь хранит. – креститься дрожащей рукой

Тамила – Ладно Завальнюк. Береги штаны и ложимся спать. Сегодня был тяжелый день. Сагинашвили! Постели Завальнюку на веранде

Обитатели дачи разошлись по комнатам. Все как-то сразу заснули. Заснул Моисеев с Беленьким. Беленькому снилось что он снайпер. Моисееву снились пограничники с усами. Сагинаишвили видела во сне казино, в котором она проиграла свою виолончель.

Спала Бабич с милицейской дубинкой. Ей всю ночь снились какие-то ужасно вредные микробы. Всю ночь она гоняла их коромыслом, но ни одного не поймала. Заснули даже вороны в саду у Агамировых. Завальнюк заснул прямо в сапогах. Всю ночь ему снились сны…


Первый сон Владислава Завальнюка

Он умер и попал в ад. В аду ужасно много народу, все кричат и толкаются. Завальнюк в аду оказался совершенно голым, но в сапогах. В тех самых сапогах, где он обычно прячет фляжку с самогонкой от паствы. Он понимает, что стоит в какой-то очереди, которой нет конца и начала. Кошмар состоит в том, что он понять не может за чем эта очередь. Он хочет все бросить, но боиться проворонить что-то ценное. Кругом черти, чумазые, решительные и грубые, ругают его всякими словами. Сзади на него напирает какой-то грешник, весь потный, дышит ему прямо в шею и орет страшным голосом, что он занимал, что он уже давно стоит, что это Завальнюк занял его место, что он сейчас милицию позовет. Завальнюк хочет повернуться и посмотреть - кто это, но не может. Кругом его давят другие грешники как в троллейбусе. И грешник, стоящий впереди него, в той же очереди, больно упираеться в Завальнюка и становиться ему на ногу. Завальнюк пихает его сапогом что есть мочи и кричит: «Ты это что вытворяешь?! Что ногам места не найдешь! Так я сейчас найду им место!» Впереди стоящий грешник оборчавается и Завальнюк видит, что это Беленький, который улыбается и протягивает ему полную рюмку коньяку. Ту самую рюмку, которую накануне ему дал Моисеев и говорит: «Вкуси ко свещенному успению». Рюмка даже налита ровно столько, сколько и в прошлый раз.

Он отказывается пить. Пытается бежать, но не может. Сапоги становятся такими тесными, что и шагу нельзя ступить. Завальнюк падает. Сбегаются грешники и хватаю Завальнюка за руки, ноги и за горло. Один грешник пытается своими грязными руками открыть рот Завальнюку и лезет грязными пальцами ему в рот. Завальнюк чувствует во рту грязные пальцы одного из нападавших и открывает рот. Улыбающийся Беленький вливает ему в рот коньяк такой противный, похожий на капли Зеленина, что Завальнюк просыпается с жутким привкусов во рту, будто он всю неделю лизал пепельницы в барах Заводского района. Завальнюк вскакивате на ноги и что есть мочи побежал к умывальнику, чтобы попить водыи прополоскать рот.

По дороге к умывальнику, Завальнюк случайно наступил на машики, которые еще вчера вечером разбросал маленький Потупчик. Завальнюк, наступив на машинки, начал катиться и, чтобы не упасть, отчаянно хватался руками за воздух, но это ему не помогало. Наоборот, махания руками еще сильнее увеличили скорость пана Владислава до таких размеров, что если бы не Беленький, набил бы себе шишек Завальнюк, как есть убился бы в усмерть. А дело в том, что в то самое время, пока Завальнюк мчался по веранде, случайно наступив на одну из машинок Потупчика, вернулся Беленький и мирно, чинно, благородно, в чистых штанах поднимался по лестнице с букетиком полевых ромашек. И поднялся бы благополучно если бы Потупчик убрал машинки. В то время, когда Завальнюк катился, ему навстречу шел Юра Беленький. И суждено им было встретиться на крылечке. Завальнюк после пережитого, после страшных снов с коньяком, меньше всего на свете мечтал увидеть одного человека – Юрия. И как обманчивы иногда бывают надежды? Именно на него пан Владислав налетел на крылечке, именно его и сбил как вертолет бабу-ягу. Находясь в горизонтальном положении Завальнюк увидел, что лежит на Беленбком, причем лежит в позе, до ужаса напоминаюшей цифру 69! Этого, и без того расшатанные нервы, Завальнюка вынести не смогли. Он вскочил на ноги и с удивительной, акробатической быстротой перепрыгнул через четырехметровый забор и скрылся у себя в кустах. Юрочка некоторое время сидел на траве, наблюдал за трюкачеством и олимпийской ловкостью Завалбнюка, которого, кстати, за ним никогда не водилось, а потом мирно продолжил свои путь на веранду Агамировых.

Забегая вперед скажу, Завальнюка нашли через 9 дней на вокзале в Елабуге. Он был в сутане и без сапог. Одна нога его была забинтована наскорую руку. В руках он держал книжку, которую выдавал за священное писание, но, на проверку, оказалось, что это справочник по урологий для студентов медицинских ВУЗов, издательства Медицинская книга 1982 год, Москва. Когда его схватила милиция, Завальнюк стоял босой со справочником в руках перед дальнобойщиками и пел им противным голосом католические гимны. Его не обижали, и местные жители почему то приняли его за сумашедшего итальянца, называли его Чилентано и даже кормили его. Он жил под одной из скамеек в зале ожидания. Странно, но Завальнюк откликался на кличку итальянец. Милиция привезла его в Москву, к нам. Я же коренной москвич, а не какой-то там тебе лимитчик. Так вот. Завальнюк сидел месяц в Кашенко и оклемался. Но это уже другая история.

Юрочка Беленький пришел назад к Агамировым на дачу. Он несколько удивился увидев

«летающего» Завальнюка, но принял это как должное. Мало ли чего не бывает. Отряхнув мусор и ветки, Беленький вощел в гостинную и тихо и смущенно поздоровался – добрый день

Тамила – А Белеьний, объявился значит. Заходи, не стои в дверях. Как дела?

Беленький – Не плохо. А что это с Завальнюклм случилось?

Тамила – А что с ним?! Все как всегда – накрывает на стол

Мы молчали, но всем нам до ужаса было интересно узнать что случилось. Что случилось в коморке у Моисеева мы все знали, ну или догадывались. А вот каким образом Беленький на дереве оказался – вот этот вопрос нас мягко говоря интересовал.

Лягушкин – Да, погода сегодня замечательная, только и в лес сходить – стряхиваю пепел

Сагинаишвили – А правда, айда в лес за подснежниками.