Полигенетичность художественного мира романа б. Л. Пастернака «доктор живаго» >10. 01. 01 Русская литература
| Вид материала | Литература |
| Основные положения, выносимые на защиту Научная новизна Теоретическая значимость Практическая значимость Апробация работы. Структура работы Основное содержание диссертации |
- Примерный план анализа стихотворения "Гамлет", 25.65kb.
- Н. А. Горбанев вершины русского романа «МЫ» «жизнь арсеньева» «доктор живаго» Учебное, 1869.46kb.
- Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго» Учитель русского языка и литературы моу «Бежаницкая, 33.22kb.
- Образы леса и сада в поэтике романа Б. Пастернака «Доктор Живаго», 281.36kb.
- Особенности художественного мира романа солнцева 10. 01. 02 Литература народов Российской, 309.03kb.
- Анализ стихотворения Б. Пастернака «Гамлет» Вромане «Доктор Живаго» (1957) Пастернак, 56.57kb.
- Юрий Живаго и Кощей Бессмертный Растительная и теллурическая стихии в романе Пастернака, 363.81kb.
- Б. Л. Пастернак в 1914 году вышла первая книга стихов Пастернака «Близнец в тучах»., 61.01kb.
- Средства массовой информации за 23-24 августа 2011 года Федеральные и инорегиональные, 192.67kb.
- Стихи Юрия Живаго (из романа «Доктор Живаго»). Поэзия Серебряного века (Гумилёв Н.,, 21.31kb.
В исследовании использованы герменевтико-интерпретационный, структурно-семиотический, интертекстуальный, историко-функциональный, сравнительно-типологический и биографический методы, а также методика мотивного анализа. При рассмотрении художественной практики Пастернака учитывались не только идейно-эстетические и социально-политические факторы, воздействовавшие на формирование и эволюцию художественного мира писателя, но и факты его биографии. Правомерность применения к «Доктору Живаго» интертекстуального анализа, вскрывающего связи романа с широким кругом литературных, критических, политических и др. текстов, произведений музыки и живописи, обусловлена тем, что во «вторичной культуре» постмодернизма «отдельное произведение […] может быть истолковано только в его интертекстуальных связях, то есть как итог совместной работы разных текстов» (И.П. Смирнов).
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Роман «Доктор Живаго» представляет собой жанровую модель на поздней стадии эволюции модернизма. Реставрация традиционной жанровой формы происходит после периода «конца литературы», разрушения сюжетности в жанре романа и работы в параметрах бессюжетной прозы. Вместе с тем реанимированный роман впитывает как достижения последней, так и многочисленные «прививки» разнообразных культурных систем, становясь произведением, подытоживающим эпоху.
2. Несмотря на «воинствующую креативность» (И.П. Смирнов) Пастернака, его роман (и шире – все творчество) обнаруживает органическую связь с предшествующими литературными течениями: реализмом, символизмом, футуризмом и представляет собой синтезирующее произведение, вступающее с ними в отношения притяжения-отталкивания.
3. Конструктивно важные мотивы воспроизводятся в своих вариантах в зависимости от развертывания линейной структуры повествования и являются общими для романов Серебряного века. Ключевыми являются мотив отправки героя на ‘Восток’ (на испытания) и возвращения в свой Дом. Если романы XIX века («Евгений Онегин», «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы» и др.) завершались отправкой на ‘Восток’ (в широком смысле), то романы XX-го, в частности «Доктор Живаго», воспроизводили (часто в свернутом виде) движение героя к отправке, но основной упор их авторами делался на испытаниях, которым подвергались герои на ‘Востоке’, и на возвращении домой, в ‘Центр’. «Доктор Живаго» представляет собой роман, не только вобравший в себя модель романов XIX века, но и алгоритмически воспроизводящий ее трижды: отправка Юрия Живаго на Первую мировую войну (на ‘Запад’); на Урал и гражданскую войну (на ‘Восток’); смерть доктора, свидетельством «возвращения» в ‘Центр’ (в Москву) при этом служат «Стихотворения Юрия Живаго».
4. Эволюция протагониста зависит от одновременного кодирования текста литературными, сказочными, мифологическими претекстами, доминирование которых на фоне других по мере продвижения повествования в будущее ориентировано на все большую архаику.
5. В генерировании импликативных смыслов произведения участвуют не только литературные тексты, но и биографии писателей – предшественников и современников Пастернака. Степень апологетизации и/или отторжения Пастернака от текстов и биографий последних зависит от меры профанирования ими таинственного, обусловливающего принципы поэтики Пастернака.
6. Разворачивание в тексте той или иной «чужой» структуры происходит амбивалентно – не только в апологетических, но и в дезавуирующих целях, что производится за счет инверсирования. Претексты участвуют в движении повествования и генерировании смыслов в соответствии с алгоритмами линейной структуры текста, всякий раз подвергаясь различному инверсированию. Последнее представляет собой важнейший прием скрытой полемики Пастернака с источником или его апологетизации.
7. Для полноценного научного осмысления жанровой формы и генезиса «Доктора Живаго» необходимо перенести центр внимания исследований произведения на его структуру и интертекстуальные связи, что позволит видеть генезис текста и порождение смыслов, происходящее за счет столкновений на его пространстве внетекстовых структур.
Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые:
1. Произведен комплексный анализ романа «Доктор Живаго» как со стороны его типологических связей с русской литературой Серебряного века, так и в плане влияний целого круга авторов и их произведений. Исследованы факторы, определившие эволюцию индивидуально-творческой системы писателя и русской литературы данного периода, важнейшим из которых является установка на создание произведения, подытоживающего эпоху как со стороны тематической, так и со стороны операциональной.
2. Особенностью настоящего исследования является то, что генезис романа вскрывается с помощью такой системообразующей категории художественного дискурса постмодернизма как интертекстуальность. Благодаря этому стало возможным как выявление максимально прочитываемого числа источников (в том числе и интратекстуальных связей с произведениями самого Пастернака), участвующих наряду со специально исследуемыми в построении художественной ткани произведения, так и анализ результатов их взаимодействий на пространстве текста и роли в организации повествования.
3. Выявлен механизм инверсирования претекстов, что в контексте поэтики таинственного Пастернака позволяет им оставаться неузнанными и служит своего рода средством культурной мимикрии в условиях советской литературы и идеологического прессинга 1950-х годов.
4. Предложен подробный анализ отражений в тексте «Доктора Живаго» отдельных произведений и фактов биографий таких авторов как И.Ф. Анненский, А.А. Ахматова, Вяч. Ив. Иванов, В.В. Маяковский, М.И. Цветаева, П.А. Флоренский и др. Конкретные случаи данных влияний по большей части еще не попадали в сферу внимания исследователей. Почти не рассматривались и результаты столкновений на определенных участках и в деталях романа нескольких претекстов.
5. Феномен «Доктора Живаго» исследован с учетом результатов, полученных как отечественным, так и зарубежным пастернаковедением. Сделанные в диссертации наблюдения и выводы вносят определенный вклад в разработку проблем типологии русской литературы Серебряного века и генезиса поздней прозы Пастернака, расширяют круг источников романа, позволяют оценить значимость для писателя того или иного явления культуры и определить его отношение к ним.
Теоретическая значимость диссертации заключается в выдвижении новой модели интерпретации крупного произведения русской литературы XX века. Эта модель предполагает рассмотрение текста в системе герменевтического круга, регрессивно-прогрессивного метода П. Рикёра и с применением метода интертекстуального анализа. «Доктор Живаго» исследуется как в отношении аспектов поэтики, так и в плане интертекстуальных влияний, определивших функционирование его структур и порождение смыслов. В диссертации предложено рассмотрение полигенетичности «Доктора Живаго» как синхронной работы структурно разнородных рядов, скрыто подключающих смысловые комплексы чужих текстов (и актуализирующих память культуры) и явно – гетерогенные темы и мотивы. При этом значимым является как то, что претексты подвергаются инверсированию, так и то, что анализ их проявленности позволяет определять значимое отсутствие в тексте структур, не менее важных для формирования семантики произведения. С учетом алгоритмов, определяющих динамику внутренних структур романа и свойственных и другим романам Серебряного века, такой анализ позволяет не только с оптимальной полнотой демонстрировать картину источников «Доктора Живаго», но и определять его скрытые смысловые интенции. Аналогичный подход к другим романам упомянутого периода может быть весьма продуктивным. Исследование художественной прозы Пастернака позволяет углубить представление о многомерности дискурса литературы модернизма и расширить диапазон подходов к ней. Результаты работы могут применяться при исследовании культурно-семиотических механизмов, работающих в русской литературе Серебряного века, закономерностей литературного процесса, выявления особенностей динамики и смены литературных течений.
Практическая значимость исследования состоит в расширении круга источников текста «Доктора Живаго», возможности применения выявленного и проанализированного в работе материала для дальнейшего изучения как данного произведения, так и всего творчества Пастернака, а также для использования результатов работы при научном издании и комментировании романа Пастернака. Положения и выводы исследования могут быть использованы в построении курсов по истории русской литературы ХХ века, теории литературы, культурологии, литературы и искусства, нарратологии, мифопоэтике, методологии литературоведческого исследования, спецкурсов и спецсеминаров, посвященных изучению жизни и творчества Пастернака, при составлении учебных пособий, а также при написании курсовых и дипломных работ. Материалы диссертации могут быть востребованы при написании исследований, посвященных интерпретации текста, взаимодействию литературы и других видов искусства. Исследователям творчества писателей Серебряного века, и в частности Пастернака, результаты работы позволят углубить методику исследования художественного дискурса модернизма, использовать их при исследовании взаимоотношений произведений литературы, а также взаимоотношений литературного текста и биографии писателя. Методологические принципы, предложенные в диссертации, могут быть использованы для анализа типологически близких произведений литературы, а также для исследования интертекстуальных связей художественного текста.
Апробация работы. Основные положения и результаты диссертационного исследования докладывались и обсуждались на заседании кафедры истории новейшей русской литературы Ставропольского государственного университета. Результаты работы были изложены на международных, всероссийских, межвузовских научных и научно-практических конференциях: в Москве (1990), Воронеже (1991), Донецке (1992), Киеве (1995); Пятигорске (2006), Армавире (2007, 2008, 2010).
Структура работы обусловлена поставленными целью и задачами. Диссертация состоит из введения, четырех глав (включающих 18 параграфов), заключения и библиографического списка, включающего 420 наименований. Общий объем исследования – 650 с.
Общая логика исследования заключается в последовательном рассмотрении произведения сначала в фокусе типологической близости с романами Серебряного века, затем – в контексте отношений к футуризму, символизму и реализму, и наконец (по ходу исследования) – в выявлении следов конкретных источников и определении особенностей оперирования писателя с ними. Притяжения и отталкивания с упомянутыми литературными течениями конкретизируются на примерах отраженной в романе реакции Пастернака на факты биографий отдельных авторов и их произведения. Такая логика обращения к роману и исследования претекстов продиктована разновекторностью интенций произведения и внутренней динамикой взаимодействующих друг с другом кодов, организующих текст.
Роль 1-й главы заключается в исследовании работы некоторых из этих кодов в романе, а также в рассмотрении особенностей «Доктора Живаго», определяющих его принадлежность к литературе Серебряного века. В романе выделяются три основных локуса: московский (Центр), мелюзеевский (Запад) и уральский (Восток). Соответственно, во 2-й главе предметом исследования становится московское повествование, разделяющее и обрамляющее мелюзеевский и уральский локусы. В 3-й главе преимущественное внимание уделяется мелюзеевскому участку текста, в 4-й – уральскому.
Поскольку Пастернак стремился написать реалистический роман и проецировал по ходу текста изображаемую действительность на все более отдаленное прошлое, Первая книга «Доктора Живаго» полемизирует преимущественно с футуризмом, а Вторая – с символизмом. Выявление следов произведений писателей, принадлежащих к этим течениям, а также следов их биографических «текстов» сосредоточено в основном в 3-й и 4-й главах, тогда как во 2-й исследуются интертекстуальные переклички с писателями и мыслителями, находившимися вне течений.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Во введении определено направление исследования, обоснованы актуальность и научная новизна работы, указаны объект и предмет, поставлены цель и задачи, определены теоретическая и методологическая основы, изложены основные положения, выносимые на защиту, описаны теоретическая и практическая значимость, даны сведения об апробации, описана структура.
В первой главе «Б.Л. Пастернак и его роман в контексте традиции: литература и история как механизмы организации повествования» рассмотрены жанровые и сюжетные особенности «Доктора Живаго» в контексте эволюции модернистской литературы. Роман исследуется как одно из «итоговых» произведений Серебряного века, отвечающее идеям «конца литературы», ее бесписьменного бытования и впитывающее в трансформируемом виде культурную толщу предшествующего времени и современности. Прежде всего, речь идет об органической связи и притяжении-отталкивании с реализмом, символизмом, футуризмом. Множественность кодирования текста литературными, сказочными, мифологическими претекстами обусловливает эволюцию протагониста как ориентированного на все более архаические культурные слои.
В параграфе 1.1. «Корреляция художественной системы Б.Л. Пастернака с идейно-эстетическими установками литературы Серебряного века: “Доктор Живаго” как явление “конца литературы”» определяется место писателя и его произведения в духовной культуре его времени, особенности его «внелитературности» как исключения себя из сферы официальной культуры и как стремления автора выйти за пределы литературы. Последнее реализовывалось за счет того, что, стремясь написать именно роман, Пастернак не только оживлял, но и отменял жанр романа. Прагматика «плохого качества» произведения заключается в том, какими писатель видел аудитории читателей и особенности воздействия романа. Тенденции, подводящие к «распадающемуся» «Эпилогу», определены как стремление к минималистичности; как упрощенчество, соответствующее примитивизации советского мира и все более обозначающейся социальной идентификации повествователя-Евграфа; как намеренную наивность в шиллеровском смысле, парадоксально компенсированную стремлением избегать наивности; как установка на спрессовывание информации.
Поскольку «Доктор Живаго» генетически связан с Серебряным веком русской литературы, полемическому обсуждению подвергнут термин «Серебряный век» и трактовка границ этого периода истории литературы, предложенная в работе О. Ронена. Доводы подкрепляются дальнейшим анализом особенностей романа, общих для литературы упомянутого периода.
Значимое отсутствие Пастернака в литературе (и в плане официального признания, и как позиция) влекло за собой соответствующую недоступность: физическую недоступность текста для советского читателя и недоступность романа для понимания. С последней связаны противоречивые оценки, которые давались роману со времени его публикации в 1957 году. Они объясняются множественностью способов прочтения, обусловленной множественностью кодирования текста, к которому прибег автор. Попытки вскрыть роман с помощью кодов-ключей предполагают видение структуры линейного пространства текста, как изоморфной отраженной в романе линейной картине хода истории. Такая картина, в свою очередь, выступает противовесом контрастирующей с ней нелинейной и полифонической картине мира, показанного в романе. Композиционную структуру мы исследовали путем анализа линейной структуры пространства, описанной через определение относительно изолированных участков текста – алгоритмической системы субтекстов7. В параграфе кратко представлены итоги данного исследования. «Горизонтальное» строение романа, выявленная система параллелизма позволили прослеживать внутритекстовые переклички и составлять картину интертекстуальных связей. С учетом структуры линейного пространства «Доктора Живаго» в диссертации рассмотрены особенности инверсирования в романе некоторых литературных произведений, фактов биографий писателей, культурных и других реалий. Инверсирование представляется основной процедурой, которая как метод интертекстуальной работы потребовалась Пастернаку для компрометации и апологетизирования претекстов, а также моделирования и остранения как культурных, так и социально-политических конфликтов. «Доктор Живаго» рассмотрен как произведение, испытавшее «внутреннее функциональное воздействие» (Б.Л. Пастернак) разнообразных культурных текстов как в отношении жанровом, так и хронологическом. Для читателя текст романа оказывается губкой-генератором чужих структур. Скрыто вводя в текст ту или иную скрытую цитату, Пастернак подвергал ее многоступенчатому инверсированию, что позволяло придать тому или иному персонажу или ситуации необходимую степень профанности. Этим объясняется наличие в романе разветвленной системы двойников.
В произведении, полном «случайных» событий и деталей, встреч и совпадений, которые сразу же были по большей части с неудовольствием отмечены многими критиками, парадоксальным образом нет ничего случайного. Проблеме совпадений уделено особое внимание. Мы связываем ее с поиском поздним Пастернаком «неслыханной простоты», нового языка прозы, установкой на создание текста, «дописывающего» Откровение.
В литературе Серебряного века и биографиях художников исследователи выделяют ряд стабильных мотивов, каждый из которых в творчестве конкретного писателя реализуется индивидуально. Рассмотрению некоторых таких мотивов у Пастернака и исследованию особенностей ориентации «Доктора Живаго» на Апокалипсис посвящен параграф 1.2. «Апокалиптические мотивы в романе: “Доктор Живаго” как подытоживание эпохи и “дописывание” Откровения Иоанна». Итоги эпохи подводились представителями Серебряного века в течение нескольких десятилетий после 1917 года. У Пастернака такое подытоживание шло в каждой выпускаемой книге. Очень сильны «финальные» настроения были у него в течение 1920-х годов и достигли пика к 1929-му. И не случайно главный герой «Доктора Живаго» умирает именно в этом году – переломном в истории страны и судьбах писателей. Другим критичным моментом было решение уже после войны писать «итоговый» роман. «Доктор Живаго», который создавался с установкой на антилитературность, стремится слиться с «жизнью» путем отталкивания от литературы и ее течений, стать актом жизнетворчества. «Дописывая» символизм, тяготея к реализму и отталкиваясь от футуризма, Пастернак одновременно отталкивался и от советской официальной литературы, и от собственного «стиля до 1940 года». К этой определенности Пастернак шел все 1930-е годы, когда для него особенно важным стало следование традиции. Приступив к работе над «Доктором Живаго», Пастернак (после «Охранной грамоты» и других произведений) вернулся к сюжетной прозе, учитывая опыт бессюжетности в литературе. Эволюционный процесс в искусстве и, в частности, переход Пастернака «от усложненности стиля в начале творческого пути к “классической” простоте в конце» Ю.М. Лотман обозначил (в статье «Риторика») формулой: «переход от риторической ориентации к стилистической». В таком ракурсе особенность «Доктора Живаго» мы определяем как скрываемую от внимания читателя наполненность чужими текстами, пропущенными через организующее авторское начало. Последнее обусловливает выдержанный стиль при видимости его эстетического «распада». Это было обусловлено тем, что стремление Пастернака написать сюжетную вещь включало противоборство с установками левой литературы на разложение письма. Воскрешая роман и полагая, что только большая сюжетная проза оправдывает его как писателя, Пастернак стремился воспользоваться всеми возможностями жанра по впитыванию культурной толщи и создавал своего рода метапрозу. Огромное количество информации, «замурованное» в «Докторе Живаго», требует пристального и медленного чтения, остановок, расшифровки, однако жанр романа требует достаточно быстрого продвижения читателя. Главное произведение Пастернака мимикрически соответствует обоим способам чтения. При этом, чем ближе к концу, тем явственнее проступают признаки «распада» текста, разрушения сюжетности. Ответом на эту деструкцию, которая на новом витке воспроизводит «конец литературы» и невозможность сюжетной прозы, преодоленные когда-то Пастернаком, оказываются «Стихотворения Юрия Живаго», функционально выступающие в роли нового мифа, дающего новый сюжет. По ходу повествования сакральное с «переднего» плана уходит «вглубь», остается лишь профанный план происходящего. «Внешне» части «Окончание» и «Эпилог» предстают образцом «распада» литературы. Вместе с тем усиление по мере приближения к концу романа «простоты» и множественности прочтений текста является результатом интерференции кодов. Тенденция к неразрешимости, множественности и создает «простую» поверхность текста.
В условиях катастрофизма эпохи, вызвавшего «прочтение» писателями своего времени как являющего и «конец литературы», и «конец истории», ответом социальной и культурной ломке и нарождающимся советским мифам было выдвижение мифологического же противовеса. Далеко не старые писатели неоднократно начинали подводить итоги. Таким «последним» произведением эпохи и был для Пастернака его мифологизирующий метароман.
Провидение светлого будущего в финалах романов, ориентированного на последние главы Откровения, имеет свою традицию в русской литературе: от сна Раскольникова – до чтения писаний Сковороды Николаем Аблеуховым и обретения вечного покоя Мастером и Маргаритой. «Доктор Живаго» – чрезвычайно значимое звено в этой традиции и едва ли не последний роман в русской литературе XX века, строившийся и как «биороман, отстаивающий ценность родовой жизни и завершающийся деторождением – генерированием не знака, а тела», и в то же время как «апокалиптический роман» (И.П. Смирнов). В параграфе предпринят анализ «Доктора Живаго» как символико-аллегорической версии Откровения Иоанна Богослова, фабульным «дописыванием» которого он, по мысли Пастернака, является. Рассмотрены точки зрения исследователей и эволюция восприятия Откровения Пастернаком. Апокалиптический код организует текст романа на сюжетно-фабульном, композиционном и мотивном уровнях. По ходу повествования фигура рассказчика становится все более значительной, а изображаемое историческое время все более «сжимается». «Сжатие» времени заканчивается вечностью мифа (часть шестнадцатая, глава 5). Отражается это и на пространственной структуре, разрешающейся в дисконтинуум. Апокалиптичность романа поддерживается очевидным влиянием блоковской идеи возмездия и ненависти к «теориям прогресса», отразившимся также в построении романа как демонстрации смены трех поколений семьи Живаго (Р.Л. Джексон).
Исследована ориентация романа на Апокалипсис в жанровом отношении, соотношения с Иоанном Богословом Юрия и Евграфа Живаго, для которых он выступает общим прототипом. При этом образ Юрия Живаго совмещает черты духовного облика как Иоанна, так и Христа. Через постановку вопросов о цели истории, ее смысле и значении предстает в «Докторе Живаго» эсхатология России. Явное выведение кода на «поверхность» текста проявляется в стремлении отождествить повествовательную «фактуру» «Доктора Живаго» с «фактурой» Откровения. Пастернак сделал это в конце произведения, что дает усиленную проекцию на Откровение всего предшествующего текста. Этическая программа автора сливается с эстетической. Текст романа оказывается «дописывающим» «большое, истинное искусство, то, которое называется Откровением Иоанна» (Б.Л. Пастернак), дух произведения – тождественным духу Откровения.
В параграфе 1.3. «Полемика романа с художественными направлениями литературы Серебряного века: от футуризма через символизм к реализму» обрисована проблема отношения Пастернака к традиции и вопрос, актуальный со времени выхода «Доктора Живаго» в свет: по какому ведомству – реалистическому или символистскому – числить роман. Позиция Пастернака объясняется не только канонизированностью футуристов и неканонизированностью символистов в литературной ситуации 1950-х, но и логикой внутреннего пути Пастернака, которая определяется сменой циклов его отталкивания от одних культурных моделей и следования другим.
Неосимволизм «Доктора Живаго» проявляется, в частности, в том, что повествование подхватывает сосредоточенность символистских текстов на начальной фазе пути и апокалиптическом конце, но в гораздо большей мере интересуется тем, как герой его проходит. «Начальная пора» жизни Юрия Живаго изображается автором подчеркнуто реалистично. А символичность постепенно усиливается по мере продвижения к концу. Нарастает и апокалиптичность изображаемых событий, в чем сказывается усиление ориентации текста на Откровение Иоанна. Эта закономерность – общая для прозы Серебряного века, в которой Апокалипсис становится важнейшим кодом повествования (в случае «Доктора Живаго» – особенно Второй книги). «Сближение» Пастернака (усиливающееся к концу романа) с символизмом – инверсионное. Выступая в романе, а также в переписке апологетом символизма, «дописывающим» его, Пастернак боролся тем самым с «десимволизирующей ориентацией культуры в целом» (Ю.М. Лотман). Впрочем, актуальной для него была и борьба с тотальной советской мифологизацией жизни, символизировавшей действительность на свой манер.
С тенденцией к ослаблению и устранению авторского начала в «Докторе Живаго» напрямую связана интертекстуальная многослойность произведения, его смысловая работа, организованная по принципу палимпсеста. Если текст приобретал черты анонимного, это означало, что он приобретал статус рукописи догуттенберговой эпохи. Это «обезличивающее» начало отмечает тяготение романа к эпопее (как называл роман сам Пастернак). Однако авторское начало выполняет и функцию обесценивания множества голосов участников. Таким образом, работают две тенденции: а) яркой индивидуализации жанровости «Доктора Живаго» и б) ее разложения, в частности, за счет обезличивания авторского начала и персонажей, говорящих по сути тем же авторским голосом. Первая тенденция, кроме прочего, обусловливает формульность стиля, которая отличается от фольклорной тем, что в последней обусловлена «не недостаточностью, но избыточностью авторства, свойственной этому этапу в развитии словесного искусства» (И.П. Смирнов).
У Пастернака действуют две стратегии утаивания: внешняя – через отрицание символичности, внутренняя – через устранение большей части намеков на источники текста и «редукции претекстов до их простейших семантических составляющих» (И.П. Смирнов). Разумеется, перечнем задействованных источников, смысл повествования не исчерпывается. Главное – та система, в которую они помещаются и, вступая во взаимодействие, порождают новые смыслы. Тяготение к реализму и стремление «дописать» символизм, выраженное, в частности, через отталкивание от футуризма и инверсированное использование опыта как символистов, так и предшествовавших им реалистов XIX века, выражаются в том, что текст обретает не явное, как у символистов, символическое значение, а тайное, содержащееся в нем не только в силу символической природы языка, но и как результат преодоления и в то же время продолжения символизма. Нельзя сбрасывать со счетов и отталкивание Пастернака в своей реалистической манере от «социалистического реализма». Всем этим определяются особенности цитации в романе. Поскольку «Доктор Живаго» представляет собой сплошную шифровку (или: сплошное поле скрытых цитат), а ключами к шифрам являются тексты – мифологические, художественные, научные и пр., постольку функция исследователя сводится к тому, чтобы продемонстрировать, как эти ключи действуют, склеить мозаику расшифровок в убедительное прочтение.
Символизм для Пастернака, ощущавшего себя в «нашей современности», представлялся осевым явлением, относительно которого по хронологической линии симметрично располагались враждебные ему и «нашей современности» и контрастирующие по отношению друг к другу реализм и постсимволизм. Именно в силу того, что Пастернак ощущал трудность отделения себя от футуризма (и тем настойчивее подчеркивал свое отталкивание от него), гораздо ближе оказался ему реализм, подготовивший символизм, а не развенчивавший его, как футуризм. В «Докторе Живаго» он «обновлял» символизм, проводя мысль, что самой подлинной является действительность, себя преодолевшая, то есть ставшая искусством, в то время как считающаяся настоящей, неотменимой – на самом деле призрачна. В романе символы наполняются «реальным», «буквальным» содержанием, приобретают «реалистический» вес и оказываются, так сказать, сверх-футуристическими. При этом общая символическая система произведения размывается, и символы становятся автономными. Синтез триады стилей в романе предстает продуктивной «тяжбой борющихся качеств», любое из которых инверсировалось Пастернаком с позиции «нашего времени». Каждый из стилей в чем-то проигрывал, но и приобретал за счет других. Если символисты теоретически обосновывали возможность творчества-теургии, но были недовольны тем, что получается, то Пастернак о теургии не теоретизировал, но создавал роман как произведение именно теургическое. Это утверждение не только не противоречит тому, что «Доктор Живаго» в то же время и роман реалистический, но, более того, развивает мнение А. Ливингстон о том, что «Pasternak had no inclination to repeat that either. His desire was to name what was ‘as yet unnamed and new’». В таком качестве роман являет читателю буквальность воплощения в жизни мифа, сказки, литературы. Отметим и обращенность ориентации произведения: отталкивание автора от постсимволизма, к которому он принадлежал – через апологию (трансформируемого) символизма – к реализму. Роман в таком ракурсе предстает реалистической прозой будущего, которая, впитав достижения предыдущих школ, футуристически отражает прошлое на всех языках культуры.
В параграфе 1.4. «Установки на устную речь и эпистолярность как принципы работы Б. Л. Пастернака над романом. Традиция как этический выбор» внимание сосредоточено на том, что «конец литературы» актуализировал традицию устной передачи опыта, устного слова. Тема бесписьменности литературы была одной из наиболее занимавших писателей пореволюционного времени. Реализация в тексте установки на его чтение вслух выступала условием истинности, запоминаемости и гарантии его дальнейшей, также устной, передачи. Писатель рассчитывал уже не на читателя, а на слушателя, как соучастника в действе, которое описывается в тексте. Работа над романом была связана у Пастернака именно с установкой на устную передачу. Расчет на герметичность текста, его обращенность к кругу «избранных» читателей был также общим для писателей Серебряного века. В советское время он получил дополнительную акцентировку. Но в любом случае воспроизводилась ситуация времен первохристианства.
В литературе модернизма особое значение имел конец. В «Докторе Живаго», не только учитывающем опыт символистского романа, но и продолжающем его, важное значение конца проявилось воспроизводством апокалиптической фабулы и переменой ориентации на время. Если литература символизма, как явление письменной культуры, ориентирована на прошлое, то «Доктор Живаго» – на будущее, но обращенное «назад», в глубины истории, и потому представляющее собой прошлое навыворот. Такая устремленность в будущее определила установку на устную передачу содержания кругу «избранных», наделявшую роман статусом предания.
Установка на бесписьменное бытование литературы, на устное слово тесно связана с возрастанием роли эпистолярного жанра и приобретением прозой его свойств. Если в XIX веке печатное слово было обращено от государства к обществу, а письменное от одного частного лица к другому (Ю.М. Лотман), то в 1920–30-е годы в связи с усилением идеологического контроля и подавлением свободного выражения мыслей в литературе возникла не только тенденция устного бытования литературы, но и произошел «возврат» к частной переписке. Удельный вес и значение эпистолярного жанра в жизни и творчестве многих писателей, и в частности Пастернака, резко возросли. Общим свойством, отмечающим работу в эпистолярном жанре многих писателей как до революции, так и после нее, является автометаописательность. В условиях 1940–50-х для Пастернака апокалиптичность исторических событий и духовной жизни последних десятилетий обусловила расчет на «избранных», который, создавая высокое духовное напряжение, вступал в конфликт со стремлением Пастернака быть услышанным широким кругом читателей. Роман приобрел качество послания к «избранным», которое оказалось предназначено всему миру и было прочитано им.
Пастернак считал свой роман удачей, «какая не снилась». Добиться успеха ему помогло следование традиции. Прослежена эволюция отношения Пастернака к традиции с 1920-х годов до времени создания «Доктора Живаго». Так, в 1920-е в выборе Пушкина как образца и традиции как противовеса послереволюционной современности Пастернаку помогла своей созвучностью статья Б.М. Эйхенбаума «Проблемы поэтики Пушкина» (1921). Преемственность Пастернака по отношению к Пушкину особенно выразительна при сравнении романа с «Капитанской дочкой». Проанализированы некоторые пушкинские мотивы и сюжетные ходы, трансформация которых показательна для интертекстуальной работы Пастернака.
Параграф 1.5. «Образ протагониста романа как конденсатор культурной памяти» посвящен проблеме генезиса образа главного героя. Связь с традицией выражается в том, что, если в ХIХ веке на смену активному герою романтизма приходил герой безвольный и стареющий душою, то в «Докторе Живаго» коллизию смены героя Пастернак воспроизвел в обновленном виде: и безвольный Живаго, и кончающий самоубийством его волевой двойник Антипов-Стрельников наделены живой душой и сердцем. Сходство и отличие Живаго по отношению к героям литературы ХIХ века проявляется и в том, что он тоже – «маленький человек», но совсем иной, чем в прошлом веке: амплуа «маленького человека» и «лишнего человека» работают лишь в отношении социума. Тем выше в личностном плане оказывается трагедия героя. «Доктор Живаго» реализует оба варианта судьбы «лишнего человека». Через Стрельникова, воплощающего ролевые действия героя, и Живаго, сохраняющего статусное амплуа, в романе представлены обе проблемы романа ХIХ века: изменения социальной действительности и преображения духовного облика героя. Роль демонического героя-«губителя» – у Комаровского. Живаго и Стрельников наделяются отличительными чертами противопоставленного ему героя-«спасителя», который обычно приходит со стороны. Оба они по отношению к Ларе (России) выступают как пришлые «спасители» – подлинный и ложный. Отказ Живаго от того, чтобы быть волевым – это отказ от придания смыслов новому порядку, однако он при этом (а также повествователь) оперирует смыслами, археология которых позволяет прогрессивно (в рикёровском смысле) реконструировать мир, вошедший в стадию разложения. Эта реконструкция призвана служить противовесом советской «сознательности», претендующей быть источником смысла.
Для Пастернака самым важным было дать протагониста как свидетеля времени, повторяющего путь страданий Христа. Главный герой романа духовно пребывает в сфере сакрального, и читатель может «прорваться» в этот скрытый план, лишь расшифровав «внешние» знаки (текст), использовав их, как ключи к «внутреннему». В момент смерти Живаго физически переходит как раз в эту невидимую сферу – план бессмертия, Царства Божьего. При этом доктор – не только отверженный миром, но и отвергающий его. И наоборот: не только приемлющий мир, но и совпавший с ним. Его реинтеграция в мир посредством стихов возможна только из состояния бессмертия.
Пастернак сделал своего героя врачом и писателем по «рецепту» М.Ю. Лермонтова, сравнившего в предисловии к «Герою нашего времени» писателя с врачом. «Доктор Живаго» оказывается в инверсионных отношениях с «Героем нашего времени». Если врач был «одной из центральных фигур художественных текстов» реализма (И.П. Смирнов), то поэт, писатель имели тот же статус в символизме. Весьма значимы для Пастернака были и личности писателей-врачей В.И. Даля, А.П. Чехова и М.А. Булгакова. В романах Серебряного века герой часто – художник (писатель, поэт, философ), юродивый, пророк, неузнанный мессия, безумец. Христианское, или, вернее, неохристианское начало в нем – главное. Эпизоды его биографии прочитываются как инверсированные реализации житийных сюжетов, поскольку, кроме прочих культурных моделей, биография строится по схеме агиографической. Протагонист в то же время – персонаж автобиографический. На примере Живаго демонстрируется необратимое разрушение социальной, но не духовной биографии героя. Он «лишний» человек, продолжающий плеяду подобных фигур литературы XIX и начала XX веков. Прослежена эволюция такого героя и в других произведениях писателя.
Во