Крупнейшие русские писатели, современники Александра Солженицына, встретили его приход в литературу очень тепло, кое-кто даже восторженно

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 44

А ведь у всех есть ещё жены, дети, братья и сестры, наконец, тёщи. Что может помешать часть состояния зачислить на их имена? Нет такого закона в демократической России! За что боролись!.. Да почему бы, черт возьми, не тряхнуть и Хакамаду, живущую в квартире великой Марии Бабановой? Ведь она так много говорила о своей любви к народу в передаче НТВ 27 мая. И так нежно! Так пламенно! её личное состояние, по данным все той же НТВ, в 2002 году составляло 19 млн. 503 тыс. А за четвертое место в президентской кампании мадам выложила 84 млн. рублей, отмусоленных ей дружками-единомышленниками. Досадно, конечно, что за такую цену всего лишь четвертое бесполезное место, но все-таки обогнала крупногабаритного интеллектуала Сергея Миронова, набравшего 0,8% голосов. Наконец, и сам президент с апреля этого года получает 147 тысяч в месяц. При такой зарплате наверняка есть в кубышке или на сберкнижке искомые 6 млн., а с другой стороны, можно будет уж не так и торопить с отдачей долга Гайдару или Чубайсу, Коху или мадам Хакамаде. Если, конечно, они к тому времени ещё будут дышать свежим воздухом.

Но если все эти миллионщики стали жидиться, как сказал бы Эдуард Тополь, то уж последняя дорога - к Александру Исаевичу. Ведь второго подобного радетеля и защитника русского народа у нас нет. Уж он-то раскошелится, уж он-то прикажет:

"Наталья Дмитриевна, где там у нас кубышка?.." Да ещё в укор скупердяям напишет новые слова к старой песне, допустим, в таком роде:

За столом никто у нас не лишний,

Никому отказа нет в еде.

Но преобрази тот стол, Всевышний,

В ту скамью, что есть в любом суде.

Что ж, на 12-й день голодовки шахтеры "Енисейской" выбили свою зарплату, президенту, который любит повторять, что он отвечает за все, не пришлось раскошеливаться. Но уже объявили сухую голодовку на шахте "Интинская" в Республике Коми. Там хозяева-бандиты задолжали горнякам не 6, а 124 миллиона рублей. И уже наряду с шоссейными, железными дорогами ограбленные труженики добрались до самых великих рек России. В районе Киренска более тридцати судов перегородили Лену с тем же требованием: "Деньги на бочку и катитесь ко всем чертям!" То же и на Иртыше... Не страшно, товарищ президент?.. Но вернемся к Дунаевскому:

Наше слово гордое "товарищ"

Нам дороже всех красивых слов...

А теперь нам навязывают красивые слова "господин", "частная собственность", "прибыль", "взятка", "банкротство" и т.п. И ваша шарага все это подхватила.

С этим словом мы повсюду дома,

Нет у нас ни чёрных, ни цветных...

А попробуй-ка сейчас сунуться с этим словом хотя бы к Лужкову, мужу миллиардерши Батуриной, или Грызлову, герою "Норд-Оста", или к Слизке, влюбленной в Буша и в Аяцкова, или к помянутым Тен Ен Таку и Махмудову. Они тебе объяснят, белый ты или черный.

Но сурово брови мы насупим,

Если враг захочет нас сломать, -

Как невесту, Родину мы любим,

Бережём, как ласковую мать.

А тут что не так? Это вы, Солженицын, как только враг вознамерился сломать нас, тотчас оказались в тыловом городке Морозовске, и там, насупив брови, преподавали школьникам астрономию, а на фронте объявились лишь в мае 43-го. Но тысячи и тысячи ваших ровесников к тому времени уже полегли, защищая Родину-мать.

"Список Исааковича" продолжается так: "Тут - и Матвей Блантер, и братья Покрасс: "Если завтра война", а ещё раньше знаменитый "Марш Буденного". Начнем с конца. Чем вам, эстет сермяжный, не нравится "Марш", если он знаменитый, и не просто, а всенародно и восторженно знаменитый в 20-е годы? Может, из-за этих строк:

Буденный - наш братишка.

С нами весь народ.

Приказ голов не вешать

И глядеть вперёд!

Ведь с нами Ворошилов,

Первый красный офицер.

Сумеем кровь пролить

За СССР.

Да, можно предположить, что именно здесь все особенно ненавистно Солженицыну. Во-первых, Ворошилов тут назван - в 20-е годы! - офицером, и это оплеуха эстету, ибо он божился, что слово "офицер" было под запретом, что за него чуть ли не срок давали. Во-вторых, своей крови за СССР Исаакович, разумеется, не пролил ни капли, а чужую - случалось. Так, однажды, чтобы только угодить начальству, опасаясь, как бы оно вдруг не попрекнуло, приказал солдату Андреяшкину восстановить под обстрелом порванную связь, т.е. послал на верную смерть, и тот из-за холуйства своего командира перед начальством "сумел пролить кровь за СССР", погиб.

О песне "Если завтра война" (1937) пишет: "благодушно-успокоительная, как мы моментально разобьем врага". Ну хоть бы раз правду сказал, козел!.. Какая благодушность, какая успокоительность, если в ней говорилось, что война может разразиться в любой час - если не сегодня, то завтра - и что к этому надо быть заранее готовым:

Если завтра война,

Если завтра в поход -

Будь сегодня к походу готов!

Больше того, в песне звучал призыв даже не дожидаться, когда враг завтра нападет, а уже сегодня:

Поднимайся, народ, собирайся в поход,

Барабаны, сильней барабаньте!

Музыканты вперёд! Запевалы вперёд!

Нашу песню победную гряньте!

И нет в ней ни слова о "моментальности разгрома" врага, но есть твердая уверенность в конечной победе: "Мы врага разгромим". Это и произошло.

Из песен М. Блантера дремучий ревизор не посмел назвать ни одну песню, а лишь поставил его в один ряд с коллегами: "Сколько же они все (!) настукали оглушительных советских агиток в оморачивание и оглупление массового сознания - начиняя головы ложью и коверкая чувства и вкус" (там же, с. 321). Господи, и этот фабрикатор несъедобщины, настукавший её в десятках томов, ещё лепечет о вкусе!..

Блантер около двадцати песен написал на слова гениального Михаила Исаковского, только по недоразумению не зачисленного Солженицыным в евреи. Так что, их "Катюша", облетевшая весь мир, ставшая в годы войны гимном итальянских партизан, это советская агитка? А их же "Летят перелётные птицы" - "начинка голов ложью"?

Пускай утопал я в болотах,

Пускай замерзал я во льду,

Но если прикажешь ты снова,

Я всё это снова пройду...

К Солженицыну это никакого касательства не имеет. Не утопал он и не замерзал, порой в землянке жена была под боком, грела. И прошёл он далеко не "всё это", что выпало народу. А уж о готовности "снова пройти" и говорить смешно.

Вспомним, наконец, и это:

Враги сожгли родную хату,

Сгубили всю его семью.

Куда ж теперь идти солдату,

Кому снести печаль свою?

Пошёл солдат в глубоком горе

На перекресток двух дорог,

Нашел солдат в широком поле

Травой заросший бугорок.

Стоит солдат - и словно комья

Застряли в горле у него.

Сказал солдат: "Встречай, Прасковья,

Героя - мужа своего...

Готовь для гостя угощенье,

Накрой в избе широкий стол, -

Свой день, свой праздник возвращенья

К тебе я праздновать пришел..."

Никто солдату не ответил,

Никто его не повстречал,

И только теплый летний ветер

Траву могильную качал.

Вздохнул солдат, ремень поправил,

Раскрыл мешок походный свой,

Бутылку горькую поставил

На серый камень гробовой.

"Не осуждай меня, Прасковья,

Что я пришел к тебе такой:

Хотел я выпить за здоровье,

А должен пить за упокой.

Сойдутся вновь друзья, подружки,

Но не сойтись вовеки нам..."

И пил солдат из медной кружки

Вино с печалью пополам.

Он пил, солдат - слуга народа,

И с болью в сердце говорил:

"Я шел к тебе четыре года,

Я три державы покорил..."

Хмелел солдат, слеза катилась,

Слеза несбывшихся надежд,

И на груди его светилась

Медаль за город Будапешт.

И это - ложь, агитка, оглупление, коверкание чувств и вкуса? Примерно так же сочла Вера Инбер при публикации стихотворения в "Знамени" и разнесла его: "Это что за слеза несбывшихся надежд? Откуда она у солдата-победителя?" - строго вопрошала известная своим высоким родством дама. В результате несколько лет песню могли петь и пели только безногие инвалиды войны в поездах...

Можно себе представить, каким мучением для Солженицына был недавний концерт Дмитрия Хворостовского на Красной площади. Поди, и корчился, и ногами топал, и волосы из бороды рвал. Ведь из уст великого певца взметнулись и полетели с Красной площади по всей стране и пронеслись по всему миру и "Катюша" Исаковского - Блантера, и "Моя Москва" Лисянского

- Дунаевского, и "Журавли" Гамзатова - Френкеля, и "Подмосковные вечера"

Матусовского - Соловьева-Седого, и "Случайный вальс" Долматовского -

Фрадкина, и другие прекрасные советские песни, упоминавшиеся нами...

Вы думаете, что это у козла-ревизора всё? Как бы не так! Тут же ещё и спазм зависти: "Миллионные тиражи, ордена, слава, гонорары, - ну кто назовет этих деятелей культуры угнетенными?" Да, никто не назовет. И были ещё у них ордена, премии, дома творчества. А кто назовет угнетённым козла, у которого тираж в одном только "Новом мире" составил почти три миллиона? А какими тиражами его грязная и малограмотная антисоветчина издавалась во всем мире? А кто отхватил за эти русофобские писания Нобелевскую, а потом кое-что ещё в несколько раз больше? Кто приобрел в штате Вермонт персональный Дом творчества на двадцати гектарах угодий? Кому Ельцин отвалил чуть поменьше кусок земли с дворцом по последнему слову техники в Троице-Лыкове под Москвой? Кто издал свою последнюю книгу "Двести лет" тиражом 100 тысяч, а она вот уже четыре года пылится на всех перекрестках? Последний раз я видел её в подземном переходе у метро "Войковская" в мае этого года. Первый том - 150 рублей, второй - 190. Ну где найти дураков, чтобы выложили 340 за сборник цитат о евреях! Даже евреи не берут...

Как только зашла речь о премиях и наградах, тут, как черт из табакерки, возник и Владимир Бондаренко, вездесущий и непотопляемый обожатель козла: "В советской культуре все семьдесят лет царили (!) выходцы из еврейских местечек, а русская культура от Клюева до Тряпкина, от Рубцова до Распутина развивалась как бы параллельно..." Да, были из местечек, ещё больше - из Одессы и Киева, Москвы и Ленинграда, Бердичева и Жмеринки. Да, были. Но - "царили", т.е. главенствовали, были первыми, ведущими? Невежественная чушь обожателя. "Царили" - русские имена: Горький и Блок, Маяковский и Есенин, Шолохов и Леонов, Симонов и Твардовский, Шукшин и Бондарев, Шостакович и Свиридов, Станиславский и Охлопков, Качалов и Москвин, братья Васильевы и Владимир Петров ("Петр Первый", "Кутузов" и др.), Пырьев и Бондарчук, Уланова и Лепешинская, Нестеров и Корин, Лемешев и Козловский, наконец, Олег Попов и Юрий Никулин....

А такие фигуры, как Клюев или Рубцов, всегда лишь составляли "фон" русской культуры и никогда не "царили" в ней, хотя второму из них уже три памятника соорудили, а первого, как известно, обессмертил его же когда-то любезный гениальный друг:

Вот Клюев, ладожский дьячок.

Его стихи - как телогрейка.

Но я их вслух вчера прочел -

И в клетке сдохла канарейка.

И полный вздор насчет "параллельности". Как уже говорилось, два десятка стихотворений русского поэта Исаковского стали песнями еврея Блантера, а стихотворение еврея Долматовского "Если бы парни всей Земли" стало песней русского композитора Соловьева-Седого. Ещё? Можно. И в немом черно-белом "Тихом Доне" 1930 года, и в звуковом цветном 1958-го роль Аксиньи, может быть, самого дорогого для Шолохова образа во всём его творчестве, играли Эмма Цесарская и Элина Быстрицкая - обе еврейки! Что, Бондаренко, местечковым душком шибает? А ведь если бы Шолохов был антисемитом, как его изображают еврейские олухи дейчевской породы, ему при его славе и влиянии ничего не стоило бы предложить, даже потребовать других артисток на роль.

Или вот ещё. Великолепна была Вера Пашенная в роли Вассы Железновой, но замечательна и Серафима Бирман. А каков был еврей Прудкин в роли Федора Карамазова в фильме Ивана Пырьева!..

Но Бондаренко жмет дальше, уверяет, что в советское время русская культура была "почти недопускаемая до кремлёвских высот, где царили Дунаевские и Долматовские...".

Выражался бы яснее, писатель. Что значит "кремлевские высоты"? Никто из перечисленных выше евреев ни разу не сидел на такой кремлевской высоте, как советник президента, а изображенный здесь далеким от этих высот Распутин не только сидел, но и на шестом году правления Горбачева, когда уже давно было ясно, что это предатель и могильщик страны, нахваливал его печатно как необыкновенного мудреца.

Тут возникает ещё один "завтринский" антисоветчик такого же уровня и пошиба - искусствовед Савва Ямщиков. Он объявляет покойного

Бондарчука, и покойного Пырьева, как и ныне здравствующих Хренникова да

Бондарева "имевшими доступ к номенклатурным кладовым". Опять иносказания!

Да, но все они талантливые художники, и за свои произведения получали премии, ордена, порой им поручали и важные должности. Так было и есть во всем мире. Что тут не по душе антисоветчику?

А он, дабы вконец осрамить вышеназванных, противопоставляет им когорту страдальцев: "Талантливые провинциальные самородки Распутин, Носов, Белов, Астафьев и близко не подпускались к кормушке". Кладовые, кормушки - таков его лексикон. Не сечет искусствовед, что такие речения оскорбительны не только для тех, кто ему не по душе, но и для его любимцев.

И вообще не соображает, что лепечет! Во-первых, какие самородки? Так можно назвать, например, Горького и Шолохова, у которых за плечами было 3-4 года школьной учебы, а тут - кто в Литературном институте учился, кто там же Высшие курсы окончил, кто историко-филологический факультет университета одолел. Ничего себе самородки! С дипломами за голенищем. Чего ещё надо, если есть способность?

Во-вторых, никто из перечисленных "провинциальных самородков" мимо "кормушки", если уж прибегнуть к этому искусствоведческому термину, не прошёл.

Ни один. Все имели от советской власти и премии, и ордена, и собрания сочинений, не говоря уж о квартирах. Взять хотя бы Распутина. Он вполне сопоставим по наградам и премиям с Л.И. Брежневым. Правда, в геройском звании Распутин несколько приотстал от конкурента: имеет лишь одну Золотую Звезду, а у того было, кажется, пять. Но зато обогнал по литературным премиям: у Леонида Ильича была только Ленинская за "Малую землю", а у Распутина - и Ленинская, и Государственная, и солженицынская, и вот недавно, улучив момент между премиями Жванецкому и Войновичу, Путин выдал Распутину ещё и свою, президентскую. Как видим, премии он получал при всех режимах. Примечательны здесь премии за повесть "Живи и помни". В 1977 году автор получил за неё премию в рублях от советской власти, а в 2001-м - в долларах от Солженицына, антисоветчика N1. Поэтому для меня остаются загадкой слова Ямщикова: "Валентин Григорьевич концы с концами еле сводит". Конечно, концы бывают разные... Когда люди, неспособные обойтись без громких слов, как Бондаренко, называют Распутина великим или выдающимся писателем, он скромно поправляет: "Нет, я не великий, но я честный писатель". Да, его честность можно измерить и в рублях, и в долларах. Не знаю, какова цифра в первом случае, а во втором она хорошо известна: 25 тысяч.

А Виктор Астафьев? Три премии и шеститомник от советской власти, Золотая Звезда от мерзавца Горбачева, 15-томное собрание сочинений лично от кровавого Ельцина. И это не считая разных "Букеров", "Триумфов" и какой-то там ещё неведомой мне премии Альфреда Тепфера.

В нынешнюю пору на Распутина награды посыпались после того, как он назвал Октябрьскую революцию подлой и принялся рьяно нахваливать и защищать Горбачева и Солженицына. А на Астафьева - после того, как он стал врать о Великой Отечественной войне и клеветать на советское время. И что тут скажешь? Заслужили...

Но вернемся к Бондаренке, который уверяет, что на кремлевских высотах царили Дунаевские и Долматовские. Правда, тут же, как всегда путаясь в словах, рядом с "высотами" называет "вершины". Вот, мол, на этих "вершинах" - а чем они отличны от высот? - обитали, но не царили русские.

Так вот, о двух названных. Да, получил первый из них две Сталинские премии, были и ордена. Получил и второй одну Сталинскую. Ты это называешь "царением"? А в юности Долматовский работал проходчиком на строительстве Московского метро. Знаешь, Вова, что такое проходчик? Когда будешь проезжать "Охотный ряд", вспомни Евгения Ароновича, он именно там орудовал не перышком, как ты в его годы, а отбойным молотком. Потом, уже став писателем, Долматовский был на финской войне. Слышал о финской? А в начале Отечественной его часть попала в окружение, потом плен, из плена он бежал; не спрашивая, местечковый он или из столицы, его спрятала русская крестьянка; отлежавшись, окрепнув, перешел линию фронта. Ты, Бондаренко, ни в каком плену, кажется, не был, кроме плена своих антисоветских фантасмагорий, и не бежал из него, но как переходить линию фронта, это ты хорошо знаешь, переходил. Перейдя фронт, Долматовский продолжал службу в армии, был дважды ранен. Ты-то ведь, кажется, не ранен, а только контужен, правда, контужен тяжело...

К этому остается добавить, если уж не выходить за пределы песенного творчества, что на слова Долматовского написаны такие прекрасные песни, как "Дальняя сторожка", "Украина золотая, Белоруссия родная", "Любимый город", "Моя любимая", "Песня о Днепре", "Случайный вальс", "Провожают гармониста", "Сормовская лирическая", "За фабричной заставой", "Мы жили по соседству", "Если бы парни всей Земли", "Венок Дуная"...

Так что, как бы Солженицын и его обожатели ни верещали, а надо признать: в советское время евреи внесли в русскую культуру (и не только!) достойный вклад.

Другое дело, что вытворяют в области культуры и информации ныне, в условиях ельцинко-путинской свободы такие их соплеменники, как защитники германского фашизма Швыдкой и Сарнов, профессиональные лжецы Познер и Радзинский, гитлерюгенд Сванидзе или беглый рижанин Альфред Шапиро... Последний из названных, режиссёр, поставил во МХАТе имени Чехова пьесу Чехова "Вишневый сад". Роль Раневской там играет артистка Рената Литвинова. 28 мая, в день премьеры, мадам прямо заявила по телевидению: "Чехова я ненавижу". Думаю, она могла сказать это от имени всех участников спектакля и главного режиссера театра Олега Табакова.

Но завершим наконец "список Исааковича": "Ещё же Оскар Фельцман, Ян Френкель, Владимир Шаинский..." Боясь утомить читателя обилием имен и цитат, скажу только о гениальных "Журавлях" Расула Гамзатова в гениальном переводе Наума Гребнева и гениально положенных на музыку Яном Френкелем. "Журавли" эти летят в вечность. Их будут петь, пока живет в людях потребность в песне. Там есть слова:

Летит, летит по небу клин усталый,

Летит в тумане на исходе дня.

И в том строю есть промежуток малый.

Быть может, он оставлен для меня...

Этот промежуток для полета в вечность оставлен для Расула Гамзатова, для Дунаевского, для шедевров советской поэзии и песни, для "Тихого Дона", для фильма "Чапаев", для Улановой... А для Солженицына, с "Телемахидой" его собрания сочинений в 20 томах, там места нет. Он будет предан забвению при жизни. Как сказал ещё в январе 1974 года наш замечательный артист Михаил Жаров, *"этому сукину сыну не место среди нас"* ("Кремлевский самосуд", М, 1994, с. 375).

XIX. Как убивали Солженицына

Мученик. Подвижник. Герой

Известно (в частности, из этой книги тоже), что вся-то жизнь Александра Исааковича Солженицына была сплошным мучением и подвигом. Детство, говорит, я провел в очередях; в школе, говорит, одноклассники срывали с меня нательный крестик, а учителя так истязали придирками, что однажды я грохнулся в припадке отчаяния на пол и об парту так разбил себе лоб, что жуткий шрам красуется до сих пор; как-то в начале учебного года, говорит, меня даже исключили на три дня из школы, но в то же время в издевку каждый год избирали старостой класса да ещё вынудили стать пионером, потом загнали в комсомол. А после школы? Пришлось поступить в Ростовский университет, а там измыслили для него новую пытку: заставили получать Сталинскую стипендию! Только кончил университет - война. Попал в обозную роту. Меня, говорит, интеллектуала суперкласса, обрекли за лошадьми навоз убирать. Потом целый год терзали в военном училище. К середине войны попал на фронт.

Тут вообще сплошной кошмар. Судите сами: из Ростова доставил ординарец молодую жену прямо в землянку на 2-м Белорусском фронте. Ведь как приятно и удобно бить захватчиков, когда жена под боком. Побил-побил и

- в жаркие объятья молодой супруги...Как отрадно!.. Так нет же! Спустя месяц-полтора командир части выставил ее, лишил боевого офицера супружеского внимания и ласки, решив, что ему достаточно пищевого, вещевого и денежного довольствия. Вот он, звериный оскал социализма. ещё когда он узнал его... В сорок пятом, говорит, попал я в окружение. Немцы тогда драпали со всех ног, но все-таки меня окружили. И ведь могли убить, в плен взять, но я вышел из окружения, вскоре вернулся туда за любимым портсигаром, благополучно вышел, а после и Сам, кажется, окружил немцев. За это, говорит, меня представили в ордену Красного Знамени, но - вдруг арест за любовь к эпистолярному жанру. Всего лишь!.. А уж чего в лагере натерпелся, ни в сказке сказать, ни пером описать. Дал бы дуба на тяжелых работах, но удавалось устраиваться то бригадиром, то библиотекарем, то просто ничего не делал.

Мог бы умереть с голода, но кормили, гады, три раза в день, да ещё жена, тетушки регулярно посылки слали... А что началось, когда стал писателем! КГБ дохнуть не давал. Каждый шаг гения фиксировался, все

Blog

Крупнейшие русские писатели, современники Александра Солженицына, встретили его приход в литературу очень тепло, кое-кто даже восторженно