Заглавие «Сто лет философии» обещает больше того, что предлагается книгой. Во-первых, она ограничивается вопросами эпистемологии, логики и метафизики
| Вид материала | Документы |
- Книга представляет собой продолжение другой книги Пассмора «Сто лет философии», 2851.47kb.
- Гарсия Маркеса «Сто лет одиночества», 36.54kb.
- Общепринято, что любой объект попадает в одну из двух категорий: одни вещи являются, 400.27kb.
- Отчет по практике 5, 248.97kb.
- 1. Место философии в системе культуры, 242.79kb.
- Программа вступительного экзамена в аспирантуру по специальности 09. 00. 01 «Онтология, 188.78kb.
- С. Н. Труфанов "наука логики", 2350.97kb.
- 1. я благодарна бабушке за её теплоту, за то, что она растила, воспитывала меня. Она, 20.41kb.
- И. Г. Митченков Современное философское знание постоянно обращается к проблеме среды, 105.34kb.
- Св. Галлен, март 24, 1991 г. Джон Кюнзли фон Фиммелъсберг, 2749kb.
средство говорить об отношениях между различными температурами. Третья позиция (эмерджентизм) утверждает, что температура представляет собой эмерджентное свойство, проявляющееся лишь на высших уровнях развития природы, а не на молекулярном уровне. С этой точки зрения кинетическая теория «объясняет» температуру только в смысле указания на те физические условия, при которых температура проявляется как некоторое свойство.
Нагель не хочет вставать ни на одну из этих трех позиций. «Редукция», говорит он, всегда связана с редукцией одной теории к другой, поэтому неясно, в каком смысле можно говорить о редукции понятий 34. Грубо говоря, редукция заключается в доказательстве того, что одно множество подтверждаемых утверждений, например утверждений о температуре, выводимо из другого подобного множества утверждений, относящихся в данном случае к энергии молекул. Но в любой такой вывод утверждений о температуре из утверждений об энергии молекул включаются определенные соединительные утверждения, в которых энергия молекул соотносится с температурой. Утверждение о температуре нельзя вывести только из одних утверждений о молекулах. Точная природа таких соединительных утверждений на самом деле может быть спорной, соглашается Нагель, но уже ясно, что это не просто утверждения о синонимии.
Одно дело утверждать, например, что головная боль появляется только при определенных физических и химических условиях, и тогда утверждение «у меня болит голова» в принципе выводимо из утверждения «в моем теле происходят такие-то и такие-то физико-химические изменения». И совсем другое и, очевидно, ошибочное дело — утверждать, что выражение «головная боль» является синонимом какого-то выражения физической теории. И мы не имеем права, согласно Нагелю, делать вывод о том, что головная боль является лишь иллюзией или что физико-химическая теория представляет собой лишь более удобный способ говорить о головной боли. Все, что мы имеем право сказать, это следующее: головная боль появляется только в тех случаях, когда имеются определенные физические и химические условия. Не заставляет ли это нас признать, что головная боль является «эмерджентной»?
Это так только в том случае, говорит Нагель, если, называя головную боль «эмерджентной», мы имеем в виду лишь следующее: утверждения о «головной боли» не могут быть выведены только из утверждений о частицах. Однако это вовсе не означает, что головная боль существует на какомто более высоком уровне, чем частицы, или что существует особый класс «высших качеств», которые возникают над физико-химическими качествами 35. То, что верно в учении об эмерджентности, верно как на физикохимическом уровне, так и на любом другом. Для описания термодинамических свойств как «эмерджентных» по отношению к механическим свойствам имеются такие же основания, как и для того, чтобы называть их психологическими или биологическими свойствами.
Подход Нагеля и близких к нему авторов к объяснению и редукции подвергался критике с различных точек зрения. Доказывали, что он ошибается, предполагая, что в принципе можно редуцировать биологию и психологию к физике и химии. Недостаточно допускать, как это делают Нагель и
_________________Описание, объяснение или исправление?_______________
==405
Куайн, что биологи и психологи, социологи и историки часто прибегают к объяснениям, содержащим телеологические термины, просто для практических целей; это единственный способ объяснения, свойственный истории, психологии, биологии. Иными словами, понятия здравого смысла, обычно используемые нами для того, чтобы говорить о людях, являются именно теми понятиями, которыми надлежит пользоваться при описании поведения как отличного от простых телодвижений 36.
Однако эта критика не затрагивает истолкование объяснения Нагелем применительно к физическим наукам. Новые представители телеологии в значительной мере, хотя и более подробно и основательно, возродили антинатуралистские аргументы, на рубеже столетий высказанные Риккертом, Виндельбандом и Уордом. Гораздо более радикальной является критика П. К. Фейерабенда 37.
Гипотетико-дедуктивная модель объяснения, утверждает Фейерабенд, опирается на неприемлемое допущение, а именно допущение о том, что значения терминов остаются инвариантными в ходе всего процесса объяснения, так что, например, то, что понимается под «теплотой», не затрагивается разработкой кинетической теории температуры. С более общей точки зрения это предполагает, что теория объясняет «установленные факты». Реальная же ситуация, полагает Фейерабенд, такова, что, принимая новую теорию, мы одновременно изменяем понятия и «факты», из которых исходили.
Часто считали, что наука прогрессирует благодаря изобретению новых теорий, по отношению к которым прежние теории оказываются лишь частными случаями, например, физическая теория Ньютона является просто более узкой, нежели теория Эйнштейна, и применимой лишь к некоторому множеству специальных случаев. Следуя Дюгему и Попперу, Фейерабенд утверждает, что новые теории всегда несовместимы со старыми теориями и включают в себя отрицание последних. То же самое, говорит он, относится и к фактам: в свете новых теорий мы можем отвергнуть то, что ранее было «установленным фактом». Более того, теперь мы имеем дело с новой онтологией и с соответствующим изменением значений тех дескриптивных терминов, которыми все еще продолжаем пользоваться. Так, новая теория температуры не просто объясняет, почему молоко теплое — в том смысле, что позволяет нам из утверждений о значении кинетической энергии молекул и определенных связующих утверждений дедуцировать, что молоко теплое (в первоначальном смысле этого слова), скорее она изменяет значение выражения «быть теплым». Утверждения, выводимые из кинетической теории температуры, являются уже другими утверждениями — хотя мы можем продолжать использовать ту же самую терминологию, — отличными от тех утверждений о температуре, которые мы высказали до ее появления 38.
Некоторая теория, продолжает Фейерабенд, может иметь столь широкое и прочное признание, что нам трудно представить какой-то новый способ описания наблюдаемых явлений, нежели тот, который задает эта теория. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Нильс Бор, например, считал, будто «предложения наблюдения» могут быть сформулированы только в терминах классического физического описания, а не в терминах квантовой механики. Но привязанность к одной-единственной теории Фей-
==406
Глава 20
ерабенд считает серьезным недостатком науки. Ученые, по его мнению, должны всегда стремиться к разработке альтернативных теорий, чтобы защитить науку от догматизма.
Наш повседневный язык, по мнению Фейерабенда, включает в себя теории, поэтому мы не можем избежать теоретических допущений, как предполагали феноменологи и представители философии обычного языка, ограничившись использованием понятий, включенных в повседневные дескриптивные выражения. Совершенно ошибочно полагать, например, что, несмотря на все успехи теоретической науки, такое выражение, как «боль», сохранит свое современное значение 39. Действительно, мы можем надеяться на успех в таких сложных областях, как проблема соотношения сознания и мозга, доказывает Фейерабенд, только в том случае, если готовы признать, что существует необходимость полностью изменить наш привычный способ употребления таких выражений, как «мышление» и «чувство». Утверждать, как делает Стросон, что существует общепризнанная центральная совокупность понятий, которые не имеют и не могут иметь истории, или подобно философам-психологам считать, что мы навсегда привязаны к распространенным сейчас методам описания поведения, значит, в глазах Фейерабенда, защищать крайний догматизм.
Можно прояснить пункты расхождений, если рассмотреть различные способы формулировки тезиса материализма «центрального состояния», который с некоторыми оговорками принимают как Фейерабенд, так и Куайн. У. Т. Плейс защищает теорию тождества в своей статье «Является ли сознание мозговым процессом?»40. Плейс начинает с предположения, что бихевиористское истолкование таких понятий, как «знание», «понимание», «намерение», по сути своей является верным: все они выражают предрасположенность к определенному поведению. Бихевиористская теория все еще способна, считает Плейс, разъяснить множество понятий, концентрирующихся вокруг таких понятий, как «сознание», «опыт», «впечатление», «воображение», где невозможно избежать употребления терминов, относящихся к процессам, не сводимым к внешнему поведению. Плейс пытается найти место для таких понятий в натуралистическом истолковании человека, утверждая, что сознание является мозговым процессом.
По его мнению, это означает, что сознание эмпирически тождественно мозговому процессу в том же самом смысле, в котором облако, как было обнаружено, тождественно большой совокупности мелких частиц, плавающих в воздухе, или молния тождественна электрическому разряду. Это простой эмпирический факт, что облако мы видим как большую аморфную массу, которая фактически является массой мелких частиц. Могло бы оказаться, что облака являются некоторой тонкой текучей субстанцией; в действительности же выяснилось, что они состоят из водяных (и других) частиц. Сходным образом оказывается, что состояния сознания являются мозговыми процессами.
Если гипотеза о том, что сознание является мозговым процессом, звучит для нас странно и кажется даже логически невозможной, то это, говорит Плейс, объясняется тем, что мы легко впадаем в определенную ошибку, которую он называет «феноменологической» ошибкой. Эта ошибка заключается в том, что когда мы описываем, как вещи выглядят, звучат, пахнут
Описание, объяснение или исправление?_______________
==407
или каковы они на вкус, то мы предполагаем, что описываем реальные свойства объектов или событий в некотором «внутреннем кинофильме». Если допустить, например, что человек, сообщающий о зеленом остаточном образе, утверждает, что в нем существует объект, зеленый в буквальном смысле, то «мы получаем в руки сущность, для которой нет места в мире физики». В таком случае кажется абсурдным вывод о том, что фактически зеленым является состояние мозга. Согласно Плейсу, иногда случается так, что мы не воспринимаем зеленый объект, а нам кажется, что мы его воспринимаем. Задача физиолога состоит в том, чтобы объяснить, почему это происходит. Для того чтобы понять способность человека к «интроспективным отчетам», мы должны поставить вопрос о том, каким образом он обучается отличать случаи, в которых таким отчетом является «это зеленое», от тех случаев, в которых отчетом служит фраза: «Это кажется мне зеленым». Вопрос о том, является ли «зеленым то, что он реально видит», в данном случае не возникает.
Фейгль разработал теорию тождества в ее наименее радикальном варианте, принимающем традиционно британское эмпиристское учение о том, что в нашем опыте мы имеем дело с «чистыми ощущениями», а затем по аналогии приписываем их другим людям 41. С этой точки зрения предложение «Я чувствую боль» говорит о том, что я испытываю конкретное чувство. Эти «чистые ощущения», утверждает Фейгль, эмпирически определимы с помощью «ссылок на некоторые нейрофизиологические понятия». Логических трудностей с идентификацией последних не существует, поскольку эта идентификация не содержит «категориальной ошибки». Предполагать это — значит в духе раннего позитивизма спутать способ познания с самим знанием. Чистые ощущения мы знаем путем непосредственного ознакомления, но наших нервных процессов мы непосредственно не знаем. Однако отсюда вовсе не следует, что то, что мы знаем, будет различаться в этих двух случаях. И это не вытекает также и из того факта, что форма, в которой мы обычно говорим о чистых ощущениях, отличается от той формы, в которой мы обычно говорим о нервных процессах 42.
Здесь подразумевается тезис не просто о «чистых ощущениях», а вообще о ментальных состояниях и событиях. В качестве такового он был подвергнут критике последователями Брентано на том, например, основании, что этот тезис не может объяснить «интенциональность» наших ментальных актов и тот факт, что все наши «желания», «убеждения», «мысли и т. д. ссылаются на объекты 43. Поэтому «я думаю о битве при Ватерлоо», например, никогда не может быть выражено на нейрофизиологическом языке. А это, с чем Фейгль готов согласиться, является решающим возражением против тех вариантов физикализма, которые настаивают на том, что все предложения, содержащие ментальные термины, должны быть переводимы в предложения о физических событиях 44. Но теория тождества говорит не о переводимости. Конечно, она признает, что между человеком, думающим о битве при Ватерлоо, и человеком, думающим о переходе Цезаря через Рубикон, существуют качественные, или структурные, различия, но она не утверждает, будто предложение «Я думаю о битве при Ватерлоо» можно перевести в предложение о нервных процессах. Существует семантическая проблема прояснения отношения между интенциональными и
==408
Глава 20
другими отношениями, но семантические особенности интенциональных утверждений никак не затрагивают тезиса о тождестве.
В случае Фейерабенда чрезвычайно сомнительно, следует ли вообще говорить о теории «теории тождества». Сам он выразил серьезные сомнения на этот счет 45. Фейгль считает несомненным существование «чистых ощущений»; Плейс не вполне с этим согласен, однако считает своим долгом показать, каким образом отчеты субъекта о том, что он испытывает такие-то и такие-то переживания, можно интерпретировать в терминах нервных процессов. Оба согласны с тем, что существует проблема соотношения «сознания и тела»46.
Даже если предположить, что такая проблема существует, возражает Фейерабенд, это еще не гарантирует истинности некоторой теории; вполне может оказаться, что «сознания» — в том смысле, в каком обычно употребляется это слово, — вообще не существует, следовательно, не существует анализируемого отношения между сознанием и телом. «Ну что хорошего повторять, как делает Фейгль, — пишет Фейерабенд, — что я испытываю Л>? Вопрос о том, что мы испытываем, может быть решен в рамках теории. Нет никаких априорных причин, препятствующих тому, чтобы однажды наши повседневные дескриптивные понятия совершенно исчезли из нашего мышления, и нет оснований считать эти понятия несомненными и искать способы их отождествления или соотнесения с понятиями научных теорий. Стросон прав, когда говорит о том, что мы достигли успеха в объяснении значений научных понятий с помощью повседневных понятий. Но почему в дальнейшем мы не должны пользоваться этими новыми понятиями? Говорим же мы теперь о кислороде как о газе, а не как о «дефлогистированном воздухе», как то делал в свое время Пристли.
С этой точки зрения повседневные понятия подобны строительным лесам Витгенштейна, которые должны быть отброшены после того, как по ним поднялись. Или, как однажды выразился Лотце, они «похожи на вспомогательные конструкции, не принадлежащие собственной форме здания, сооружаемого с их помощью, напротив, они должны быть сняты для того, чтобы вполне был виден результат». Тем не менее для Стросона, по крайней мере, некоторые из них являются вершиной нашего мышления; пытаться устранить их — значит рисковать полностью разрушить наше мышление. Установить, какая из этих позиций верна, — одна из главных философских проблем нашего времени.
==409