Geum.ru

Тропы науки геродот Геглов

Вид материалаДокументы

Содержание


Автопортрет Н.А. Заболоцкого. Карандаш, 1925 г.
Противостояние Марса
Подобный материал:

ТРОПЫ НАУКИ

Геродот Геглов

Космические струны


Легендарный Пифагор и его ученики оставили миру учение о «музыке сфер»[1]. Пифагорейская модель мироздания напоминала вселенскую «музыкальную шкатулку» с совершенным аккордом необыкновенных звуков, порождаемых стремительным движением космических тел по своим замкнутым небесам. Расстояниям между сферами приписывалась та же пропорция, что и тонам музыкальной гаммы. Платон из космографической гаммы пифагорейцев вывел геоцентрическую систему небесного семиструнника («гептахорда») - семи движущихся сфер (Солнца, Луны и пяти планет), настроенных в музыкальных соотношениях, как струны единого инструмента: тон от Земли до Луны, полутон от Луны до Меркурия, полутон от Меркурия до Венеры, полтора тона от Венеры до Солнца, тон от Солнца до Марса, полутон от Марса до Юпитера, полутон от Юпитера до Сатурна, полтора тона от Сатурна до сферы «неподвижных» звезд.

Римляне Цицерон и Макробий, описывая вслед за греками слаженный концерт небесных светил, отводили небу «неподвижных» звезд партию верхних нот, а Луне – басовую партию: «крайние оконечности вселенной издают противоположные звуки, как в октаве»[2].

Две тысячи лет спустя после Платона неутомимый искатель «гармонии мира» Иоганн Кеплер, моделируя уже не гео-, а гелиоцентрическую систему, продолжал верить в планетный концерт, полагая, что Юпитер и Сатурн исполняют партию баса, Марс – тенора, Земля и Венера – контральто, а Меркурий – сопрано.

Первооткрыватель новой, не известной древности и средневековью планеты Уран Вильям Гершель (1738-1822) уже не связывал ее с каким-либо регистром и аккордом, хотя вырос потомственным музыкантом. Его отец был мастером игры на гобое и служил в этом качестве в гвардейском полку германского княжества Ганновер, курфюрсты которого унаследовали британскую корону. На британские берега и уехал в 1757 г. военный музыкант Вильям (настоящее имя – Вильгельм) Гершель, воспитанный в родительском доме в духе любви к музицированию и мироведению. Он пошел по стопам отца, гастролируя как гобоист и скрипач, а после переезда в Англию первоначально обеспечивал себе достаток исполнением игры на органе в капелле и преподаванием музыки.
Вильям Гершель открывает планету Уран. Рисунок из «Популярной астрономии» Камиля Фламмариона. Рядом с ученым изображена его сестра и многолетняя помощница Каролина Гершель, открывшая 8 комет и 14 туманностей.

Но свободное время Гершель уделял астрономии и оптике, почти 10 лет собственноручно занимался изготовлением величайших телескопов-рефлекторов своего времени, с помощью которых не только обнаружил движение Солнечной системы в пространстве, открыл Уран и несколько спутников планет, но и положил начало звездной астрономии как новому разделу древнейшей науки, изучающему звездные скопления и галактики.

В отличие от Вильяма Гершеля, виолончелист и кандидат искусствоведения Андрей Алексеевич Борисяк (1885-1962) проделал противоположный путь – от астрономии к музыке. Ему, уроженцу Киева, еще гимназистом посчастливилось первым заметить 8 (21) февраля 1901 г. Новую звезду, вспыхнувшую в созвездии Персея. Принятый за это открытие в Русское астрономическое общество, юный наблюдатель неба вскоре поступил в Петербургский университет, но стать профессиональным астрономом ему не довелось, поскольку специальность требовала основательного знания математики, оказавшейся не по зубам молодому человеку, воспринимавшему науку о звездах прежде всего с эстетической стороны. Борисяк ушел из университета в… Петербургскую консерваторию. Окончив ее в 1911 г. по классу виолончели, он затем совершенствовался во Франции под руководством знаменитого виртуоза и дирижера Пабло Касальса (1876-1973) и в то же время был принят во Французское астрономическое общество по рекомендации не менее знаменитого «певца Урании» Камиля Фламмариона (1842-1925), с которым встречался в Париже. 

А вот известный астроном Митрофан Степанович Зверев (1903-1991), вековая годовщина со дня рождения которого пришлась на май 2003 года, много десятилетий совмещал пребывания в мире звезд и в мире музыки. В 9 лет сорвавший аплодисменты игрой на рояле на благотворительном концерте в зале дворянского собрания Воронежа, он в 1923 г. с блеском закончил фортепианное отделение Воронежского музыкального техникума и получил направление в Московскую консерваторию. Но к тому времени уже не один год вел астрономические дневники, учился на физмате открытого вскоре после революции Воронежского университета и был ближайшим соратником своего талантливого друга-математика Николая Романова по организации местного астрономического кружка «Астероид». После переезда в Москву, подрабатывая обучением нэпманских дочек вальсам, успешно завершил в 1929 г. музыкальное образование в виртуозном классе самого ректора консерватории, выдающегося пианиста К.Н.Игумнова (1873-1948). И… сразу поступил на 3-й курс физмата МГУ, хотя за год до этого давал концерт в родном Воронеже, о чем восторженно писала газета «Воронежская коммуна». Однако Зверев учился в консерватории вместе с более молодыми Львом Обориным, Яковом Флиером и видел, что уступает им в даре пианистического искусства. Поэтому, несмотря на любовь к Баху и Скрябину, стал искать подлинного призвания в мире иных светил.

И нашел его, хотя поначалу пришлось спуститься с небесных струн на земную прозу социалистического строительства: с партийно-правительственным курсом на индустриализацию высшее образование было перестроено в соответствии с ее задачами, и в Московском университете астрономическую специальность заменили геодезией и гравиметрией. С 1932 г. М.С.Зверев – астрометрист, сотрудник ГАИШа, каталогизатор звезд разных типов; в военные годы – руководитель эвакуированной на Урал службы точного времени; в послевоенные – профессор, член-корреспондент Академии наук СССР, президент одной из комиссий Международного астрономического союза. Наибольшую известность в научном сообществе он получил как руководитель масштабной работы по составлению Каталога слабых звезд.

В 1958 г. приехавший в Москву на съезд Международного астрономического союза директор обсерватории Сантьяго Ф.Руттлант предложил наладить советско-чилийское сотрудничество в звездной науке, и с 1962 г. на холме Серро-Калан близ чилийской столицы астрономы двух стран более 10 лет осуществляли совместную программу исследований. Под руководством М.С.Зверева, который в далекой стране Южного полушария стал известен не только как научное светило – исследователь, лектор, консультант, - но и как «звезда первой величины в музыке».




Большой, высокий, с густой седеющей шевелюрой, Зверев производил впечатление человека радостно-шумного, он словно непрерывно излучал мощные потоки веселой энергии, и глаза его светились жадным интересом ко всему, что его окружало.
Писатель С.С.Смирнов

В 1966 г. в связи со столетним юбилеем Московской консерватории ее выпускник Митрофан Зверев дал фортепианный концерт в национальной библиотеке Сантьяго, вызвавший восторженные отклики; газеты писали о «пианисте, упавшем с неба», «вселенской игре русского астронома» и т.д. Не ставший профессионалом сцены, Зверев сохранил верность роялю, и не раз демонстрировал мастерство владения не только астрономическими, но и ударно-клавишным струнным инструментом. Слушавший игру астронома в обсерватории Сантьяго известный поэт Михаил Дудин в восхищении сложил стихи:

 
Разумная мера,
Безмерная даль.
Небесная сфера
И черный рояль.
Чем душу одаришь,
Восторгом дыша?
И - Скрябина с клавиш
Слетает душа.
В гармонию бездны
И хаоса спор.
Планет и созвездий
Идет разговор.
Где мысли означен
Свой путь и разбег,
Ликует и плачет
Меж звезд человек.
Усталые руки -
И прорванный круг,
И в радугу звуки
Сливаются вдруг.

 

На холм Серро-Калан к М.С.Звереву не раз захаживал советский торгпред в Чили А.П.Малков. Однажды поздно вечером он пришел вместе с красивым человеком в очках, с тронутыми сединой черными волосами, представив его: «Сенатор Сальвадор Альенде». Выслушав рассказы хозяина о советской астрономии, будущий Товарищ Президент с задумчивой улыбкой промолвил: «Да… Звезды не так коварны, как люди»[3]. Работа советских астрономов в Чили была свернута после убийства Альенде науськанной империалистами США военной хунтой…

О людском коварстве напоминает и трагическая судьба выдающегося русского поэта Николая Алексеевича Заболоцкого (1903-1958), столетие со дня рождения которого также выпало на минувшую весну. Через сердце его классического стиха протянулась звездная струна («Меркнут знаки Зодиака», 1929, «Бетховен», 1946, «Рубрук наблюдает небесные светила», 1958), зазвучавшая возвышенно и грустно нотами горького опыта выживания в лагерях и проникновенной лирикой «мировой скорби» («Где-то в поле возле Магадана», 1956, «Во многом знании – немалая печаль», 1958).

Автопортрет Н.А. Заболоцкого.
Карандаш, 1925 г.

Среди «песен небесных высот» Заболоцкого - два шедевра, навеянных знаковым астрономическим событием - «великим противостоянием» планеты Марс в 1956 г. Лирический голос Заболоцкого внес особую ноту в звучание «марсианской» струны в «космической» поэзии минувшего века.

 
Противостояние Марса

Подобный огненному зверю,
Глядишь на землю ты мою,
Но я ни в чем тебе не верю
И славословий не пою.
Звезда зловещая! Во мраке
Печальных лет моей страны
Ты в небесах чертила знаки
Страданья, крови и войны.
Когда над крышами селений
Ты открывала сонный глаз,
Какая боль предположений
Всегда охватывала нас!
И был он в руку — сон зловещий:
Война с ружьем наперевес
В селеньях жгла дома и вещи
И угоняла семьи в лес.
Был бой и гром, и дождь, и слякоть,
Печаль скитаний и разлук,
И уставало сердце плакать
От нестерпимых этих мук.
И над безжизненной пустыней
Подняв ресницы в поздний час,
Кровавый Марс из бездны синей
Смотрел внимательно на нас.
И тень сознательности злобной
Кривила смутные черты,
Как будто дух звероподобный
Смотрел на землю с высоты.
Тот дух, что выстроил каналы
Для неизвестных нам судов
И стекловидные вокзалы
Средь марсианских городов.
Дух, полный разума и воли,
Лишенный сердца и души,
Кто о чужой не страждет боли,
Кому все средства хороши.
Но знаю я, что есть на свете
Планета малая одна,
Где из столетия в столетье
Живут иные племена.
И там есть муки и печали,
И там есть пища для страстей,
Но люди там не утеряли
Души естественной своей.
Там золотые волны света
Плывут сквозь сумрак бытия,
И эта малая планета –
Земля злосчастная моя.

1956

                      *  *  *

Медленно земля поворотилась
В сторону, несвойственную ей,
Белым светом резко озарилась,
Выделила множество огней.

Звездные припали астрономы
К трубам из железа и стекла:
Источая молнии и громы,
Пламенем планета истекла.

И по всей вселенной полетело
Множество обугленных частиц,
И мое расплавленное тело
Пало, окровавленное, ниц.

И цветок в саду у марсианки
Вырос, полыхая, как костер,
И листок неведомой чеканки
Наподобье сердца распростер.

Мир подобен арфе многострунной:
Лишь струну заденешь — и тотчас
Кто-то сверху, радостный и юный,
Поглядит внимательно на нас.

Красный Марс очами дико светит,
Поредел железный круг планет.
Сердце сердцу вовремя ответит,
Лишь бы сердце верило в ответ.

1957
 





[1] См.: Фламмарион К. История неба. М. – изд-во АДЕ «Золотой век». – 1994. Беседа 8-я – «Гармония неба». Волошинов А.В. Математика и искусство. М. – «Просвещение» - 2000. – Гл. 8 – «Пифагорова гамма», гл. 9 – «Космическая музыка» от Платона до Кеплера».

[2] Цит. по: Фламмарион К. – Указ. Соч. – С. 200.

[3] Кузнецов В. Звезды открывают на Земле // Истоки – 81. Портреты, очерки, этюды. – Воронеж. – Центрально-Черноземное книжное изд-во. – 1981.  С. 57.