Первая. Появление молоканских общин на кавказе
Вид материала | Документы |
Содержание1.2 Государственная политика Российской Империи в отношении русских переселенцев-молокан на Кавказе в первой половине XIX -начал |
- А. В. Очерки по истории общин сестер милосердия, 2975.99kb.
- Деятельность московских общин сестер милосердия во второй половине XIX – начале, 347.13kb.
- Зарождение общинного местного самоуправления, 135.09kb.
- Сведения о преподавателях Ричард Байндер, 53.28kb.
- Территория: 9 985 тыс, 340.86kb.
- Первая. Появление богини среди людей глава вторая, 5073.31kb.
- Ситуация на Северном Кавказе – оценка неоднозначная, 137.25kb.
- Секция краеведения и туризма Сочинского отдела Русского географического общества Сочинский, 564.17kb.
- Кремль выступает за реальные программы развития туризма на Северном Кавказе, а не "хотелки", 1078.41kb.
- Ф. М. Таказов старший научный сотрудник соигси, 225.66kb.
3 мая 1883 г. был издан закон, по которому паспорта всем раскольникам, за исключением скопцов, стали выдаться на общем основании. Теперь им дозволялось на общем основании вести торговлю и заниматься промыслами. С разрешения министра внутренних дел они допускались в иконописные цехи. Им разрешалось занимать общественные должности, но с тем, чтобы при избрании раскольника, например, старшиной, - помощник его обязательно должен быть православный. С разрешения губернатора раскольникам позволялось творить общественную молитву, исполнять духовные требы, совершать богослужение по их обрядам как в частных домах, так и в предназначенных для этого зданиях. Им дозволялось исправлять и возобновлять часовни при условии, чтобы наружный вид их не был изменен. Разрешили даже распечатывание их молитвенных зданий (хотя и с разрешения министерства внутренних дел и обер-прокурора Св. Синода, и без всякой торжественности). В местах большого проживания раскольников, где отсутствовали молитвенные дома, допускалось обращать для общественных молитв существующие здания, с условием, чтобы им не придавался вид православных храмов и не вешались колокола, хотя и разрешалось ставить наддверные кресты и иконы. При погребении разрешалось нести впереди усопшего икону и петь на кладбищах, но без облачения. Уставщики, наставники не признавались лицами духовными, но им не возбраняется совершать требы, теперь они преследовались только за распространение веры. При этом запрещались крестные ходы, публичное ношение икон, употребление вне домов, часовен и др. молитвенных домов церковных облачений, монашеской одежды, пение на улицах и площадях.
XX век открыл новую эпоху во взаимоотношениях раскольников и сектантов с государством. 12 декабря 1904 г. было учреждено особое ведомственное совещание во главе с доверенным лицом государя с правом пригласить к участию в суждениях лиц, которые своими знаниями опытом могут помочь в работе с общинами. В результате вышел «Именной высочайший указ Правительственному Сенату об укреплении веротерпимости от 17 апреля 1905 г.», когда на законодательном уровне было установлено разделение раскольников на старообрядцев, сектантов и последователей «изуверных» учений. Тогда впервые было введено понятие «старообрядчества». Так называли последователей Раскола, признающих основные догматы православной церкви, но не признающих некоторых её обрядов и использующих старые книги. Им было присвоено наименование «общин», а духовные лица получили право свободного проведения духовных треб с учетом записей актов гражданского состояния и освобождались от призыва на военную службу. Что касается последователей «изуверных», как их называли представители официальной церкви, учений, то они признавались особо вредными, так как исповедовали принципы, признанные государственной властью преступными. Это были различные секты, не признающие церковного брака, отказывающиеся молиться за царя. Сюда относились старообрядцы-беспоповцы, скопцы, хлысты, штундисты и молокане. Они не преследовались за личные мнения, но религиозные убеждения не освобождали их от уголовной ответственности за поступки, связанные с религиозной деятельностью. Им было запрещено принимать на воспитание христианских детей и иметь православную прислугу или работников. В целом можно сказать, что в это время сектанты и старообрядцы были уравнены в правах с неправославными религиями.
Наиболее существенные изменения в правах старообрядцев были связаны с революцией 1905 – 1907 годов и деятельностью Государственной Думы, в которой уже были представлены и последователи Раскола и сектантства. На основе Манифеста 17 октября 1905 года был утвержден принцип, в силу которого подданным была представлена свобода создавать новые религии и образовывать новые религиозные общества. Новый принцип заключался в следующих положениях: во-первых, для основания нового вероисповедания не требовалось разрешения государственной власти, хотя обязательно об этом нужно было оповестить местную власть. Кроме того, образование такого вероисповедания не являлось преступлением, если оно не нарушало права и законы, охраняемые государством. Нарушители преследовались уже не как раскольники, а как преступники. Последователи нового вероучения могли требовать от государства предоставления специальных прав юридического лица или корпорации. Во-вторых, религия не должна была иметь влияние на граждан и на политические права отдельных лиц. Подданные обладали политическими правами независимо от вероисповедания. Причем религиозная свобода в области права должна быть совместима с религиозной свободой других людей и обществ.
Религиозная община превращается в орудие государства по обеспечению порядка. Община наделяется правом самоуправления, но в то же время она подотчетна местным властям. На это указывают 15 – 26 статьи именного указа от 17 октября 1906 года. Кроме того, 27 – 58 статьи строго объясняют права и обязанности духовных поставщиков, деятельность которых также подотчетн агубернатору.
Проблемы нового законодательства обсуждались и в Государственной Думе в мае 1909 года. В целом новый законопроект поддерживали центристы и левые, которые не хотели допускать монополию православной церкви. В течение многих веков Православная Церковь являлась главным оплотом самодержавия, и в данной ситуации её поддержка являлась традиционной царской политикой.
Нужно отдать должное представителям молоканских общин, которые смогли воспользоваться отсутствием каких-либо прав по сравнению с православным населением и вовремя сами попросили переселить их на неизвестные закавказские земли, где большинство антисектантских законов просто не работало. Там, на окраине, они жили по своим законам, поэтому никаких притеснений со стороны государства не ощущали. Более того, вся общественная деятельность их говорила об их преданности государю и монархии, даже в период первой революции, когда страна отвернулась от царя.
Таким образом, на протяжении нескольких веков последователи церковного раскола и сектанты так и не получили признания со стороны государства. Если старообрядцы и получали религиозные и гражданские права, то обязаны были выполнять определенные требования государства. Старообрядцы становились на службу государству, как это делала Русская Православная Церковь. Что касается молокан, то они не относили себя к гонимым религиям. Это было связано с так называемым «разрешением» молоканского вероисповедания Александром I. Впоследствии, при переселении на Кавказ, они получили многие льготы, которыми они не обладали в центральной России.
1.2 Государственная политика Российской Империи в отношении русских переселенцев-молокан на Кавказе в первой половине XIX -начале XX века.
В результате успешных войн с Османской империей и Ираном, хозяйственного освоения степного Предкавказья и добровольного вхождения кавказских народов под покровительство России начинают складываться предпосылки для её прочного утверждения на Кавказе. При этом необходимо отметить, что здесь Россия выступала не только как держава-завоевательница, как Западная Европа, где завоевания проходили при помощи военной силы, а коренное население имело дело лишь с отдельными купцами, миссионерами, чиновниками и крупными землевладельцами в процессе колонизации. На Кавказе дела обстояли иначе: из различных регионов России в первой половине XIX в. сюда стекалось множество народа, недовольного своим положением. Русские крестьяне стали свободно обрабатывать землю, разводить скот, разбивать сады и огороды, и поэтому навсегда становились частью населения Кавказа. Они вступали в мирные, хозяйственные и культурно-бытовые связи с местным населением. Большое значение в освоении края имели и различные правительственные меры, связанные с переселением крестьян в регион.
Первые государственные переселения молокан на юг страны начинаются уже в конце XVIII века. Земли в низовьях Волги были обустроены ещё со времён Петра I, который в 1720 г. устроил шелковичный завод, и молокане, которые впоследствии переселились сюда, были лучшими шелководами. В то время Астраханская губерния была заселена многими народами, что само по себе обещало спокойное отправление религиозных обрядов. Поэтому проповеди основателя молоканства Семёна Уклеина, прибывшего сюда во второй половине XVIII в. имели здесь большой успех. После посещения этих мест, он стал зазывать молокан центральных губерний переселиться на «Землю Обетованную». Особенностью данной территории было и то, что здесь не спрашивали, кто приехал, какого вероисповедания, сословия, беглый ли, поэтому молокане без препятствий ходили из села в село и проповедовали своё учение. По донесениям губернатору в первом десятилетии XIX в. в одном селе Пришибе уже проживало около 772 человека из молокан.
При Александре I под влиянием европейских идей отношение государства к сектантам было либеральным, но впоследствии его политика изменилась. В течение первых десятилетий представители молоканских общин несколько раз встречались с императором Александром I. Они жаловались на жестокое обращение со стороны местной власти и просили дать возможность свободно исповедовать свою религию. «Губернское начальство преследует нас незаконно и обращается плохо, хотя нраву мы тихого и ничего плохого не делаем, а нас бьют и грубо обращаются». Молокане просили переселить их в южные районы Астраханской губернии. Молокане были откровенны перед Александром I и апеллировали к указу царя от 23 февраля 1803 г. Тамбовскому губернатору. «Общее правило в отношении религиозных обществ» предписывало, чтобы «и не делая насилия совести, и не выходя в разыскание внутреннего исповедания веры, не допускать внешних отпусканий от церкви и строго воспрещать всякие соблазны». Так молоканам Тамбовской губернии было отказано в прошении им особого места под кладбище.
Иными словами, священники Тамбовской губернии должны были избегать общения с молоканами. Следовательно, с переселением молокан в одно место со всей России могли исчезнуть поводы ко всем раздорам, постоянно возникавшими между ними и православными жителями.
Первые поселения молокан на юге страны находились на Молочных Водах в Таврической губернии. Эта территория представляла собой степь. Только по берегам Днепра, служащим границей уезда со стороны Екатеринославской и Херсонской губерний, встречались остатки городищ, относимые к временам Мамая. С середины XVIII в. появляются здесь запорожские зимовники, на самих же Молочных Водах было безлюдье. С 1802 г. начинается колонизация, когда сюда стали выдворять меннонитов, духоборов и молокан. В 1809 году в Екатеринославской губернии впервые обнаружились молокане-субботники, которые были высланы на Кавказ.
Указом от 22 марта 1820 г. в Мелитопольском уезде Таврической губернии были отведены 30 тыс. десятин для водворения сектантов. Перед этим было назначено необходимое количество чиновников, которые бы выбрали удобные места для заселения, сняли план местности и представили государю на утверждение. В соответствии с положением Комитета Министров от 4 ноября 1822 г. духоборов и
молокан наделяли землей по 15 дес. на душу. Остальную оставляли для тех, кто будет переселяться позднее, а пока эту землю отдавали в аренду по 20 копеек за десятину. Сюда переселяли молокан и духоборов как из Тамбовской губернии, так и из других районов Таврической и Екатеринославской губерний, и в соответствии с данным постановлением, в другие места их переселять не разрешалось. Необходимо отметить, что на первые пять лет поселенцы освобождались от государственных податей, кроме того им выдавались «на подъем» взаймы по 100 руб. на семью на 10 лет. В случае неуплаты долг распространялся ещё на 10 лет, при этом они платили не более 5 руб. в год. В случае принятия сектантами православия, они могли переселяться в любое другое место по желанию. Эти положения касались только государственных крестьян. Помещичьих же крестьян, в случае непослушания и попыток распространения своей веры, отдавали в рекруты или ссылали на поселения в Сибирь.
Такая государственная политика привела к тому, что молокане сами стали просить царя о переселении на Молочные Воды. Ведь здесь они могли спокойно, вдали от полиции и православных священников исполнять свои культы, да и более мягкий климат здесь позволял собирать неплохие урожаи. Поэтому не удивительно, что молокане Центральной России просили переселить их в Таврическую губернию. Причем, они в основном хотели переселиться к уже проживающим там родственникам, либо писали обращения, где просили переселить их всем селом. В 1821 г. в Тамбовской губернии 306 молокан просили о переселении их с семействами в Таврическую губернию к их единомышленникам. Основной причиной они называли то, что были не в состоянии платить взимаемых ежегодно с них денег за освобождение от городских служб. Кроме того, тамбовский гражданский губернатор представил в министерство 20 донесений о том, что в разных уездах Тамбовской губернии вновь обнаруживаются молокане около 450 душ в год (в их числе были удельные, экономические, помещичьи крестьяне и однодворцы.) Большая часть вновь обращенных людей сказала, что в секту вступили за несколько лет перед этим, вдохновившись чтением священных книг, некоторые – по просьбе родственников. Но больше всего в молоканстве жителей привлекало обилие земли в Закавказье или возможность развода с неугодным мужем.
Массовое переселение молокан на Кавказ начинается с их выселения сюда в 30-х годах XIX века. Переселение носило исключительно судебно–карательные цели (этот регион называли даже «теплой Сибирью»), хотя уже в предшествующие годы ставился вопрос о привлечении в край славянского населения. Молокане стремились на Кавказ, где их ждала привольная жизнь, нередко они даже шли на мелкие преступления, чтобы их сослали. Остановить распространение, по мнению Варадинова, было возможным только лишением православных материальных выгод от присоединения к молоканству, не случайно в народе говорили: «быть молоканом – значит быть вне бедности».
Некоторые исследователи одной из причин переселения молокан на Кавказ называют деятельность различных проповедников – «пророков». Один из преемников Уклеина, возвратившись из Персии, пророчествовал, что скоро явится Избавитель, который соберет всех верных, т. е. молокан, в земле, кипящей медом и млеком, — где-то близ Арарата. В 1835 г. в среде молокан появилось учение о близком наступлении тысячелетнего царства Христова (в Новом Иерусалиме, также близ Арарата), заимствованное из проникшей в их среду книги Юнга Штиллинга "Победная песнь или торжество веры Христовой", переведенной на русский язык в 1815 году. Большую роль сыграло и особое толкование Апокалипсиса. Так как по учению Штиллинга наступлению тысячелетнего царства Христова должно предшествовать пришествие Илии и Еноха, то в 1833 г. мелитопольский молоканин Терентий Беловзоров провозгласил себя Илиею и в подтверждение этого учения объявил, что в известный день сам он вознесется на небо. Когда чудо не совершилось, Беловзоров был самими молоканами отдан в руки полиции.
В это время молоканство раздробилось на несколько отдельных течений,отличающихся одна от другой неодинаковым пониманием тех или других отдельных пунктов учения. Так существует упоминание о «пресниках», которые на основании слов Иисуса Христа: "блюдитеся от кваса фарисейска и саддукейска" запрещают употребление в пищу квасного, кислого, а затем, чтобы не уподобляться в пище жидовствующим, — употребление любимых еврейским простонародьем лука и чеснока, также сахара и хмеля. Этот обычай до сих пор сохранился у молокан.
Выделялись и так называемые последователи Исаии Крылова, который, имея хорошую память и знал наизусть почти все Св. Писание, указывал на то, что в Новом Завете говорится о многих обрядах, не существующих у молокан, и настаивал, чтобы такие обряды были ими непременно усвоены. В этом смысле он ввел коленопреклонения и воздевания рук при молитве, преломление хлеба на "тайной вечери". Постепенно оба течения, как и многие другие, слились с другими сектами, в том числе и молоканскими.
Его тенденцию продолжал некто Маслов, введший при совершении вечери у молокан чтение наставником Евангелия и раздачу благословенного хлеба, который сектанты вкушали, запивая вином. Учение Маслова перенесено было в 1823 г. Андреем Саламатиным в Таврическую губернию, откуда произошли "молокане донского толка", именующие себя "евангелическими христианами". Это — самая близкая к православной церкви из всех рационалистических русских сект. Они подчинялись властям без каких-либо ограничительных условий, молились за них, не уклонялись от военной службы и признавали присягу. Донские молокане признают водное крещение, во время молитвенных собраний пресвитер совершает «преломление хлеба и превращение вина в кровь». Во время богослужения поются многие православные молитвы. Постепенно молокане Донского толка слились с баптистами и евангелистами.
В 30 –х годах XIX в. появляется течение «общих». Его основатель Михаил Акинфиев Попов, найдя в Деяниях апостольских выражение: "все верующие были вместе и имели все общее", потребовал, чтобы в его общине (в Шемахинском уезде) был общий труд и чтобы все вырученное этим трудом не было чьею-либо собственностью, а становилось достоянием общины. С первого же раза у него нашлось много последователей. Они принесли к его ногам все свое имущество, для которого Попов устроил особый склад в Шемахинском уезде, затем избрал 12 апостолов и казначея. Впоследствии пожертвование всего имущества в пользу общины было заменено взносом десятой его части и, кроме того, пожертвованиями добровольными, деньгами и вещами (холст, нитки и т. п.), которые клались на стол под полотенце во время общих собраний, а оттуда поступали в общую кассу. Из нее выдавались пособия нуждающимся под условием возврата или поста по дню за каждый взятый рубль.
Община управлялась 12-ю избранными лицами, во главе которых стоял "судья", на котором лежала обязанность объяснять Св. Писание в собрании и наблюдать за другими управителями ("жертвенник", "распорядитель", "словесник", "молитвенник" и т. д.). В отношении культа "общие" отличаются тем, что у них была узаконена публичная исповедь перед "судиею ". Основной принцип молоканства — право свободного толкования Св. Писания — у общих не существовал. Коммунистические принципы, которые провозглашали «общие», не ужились в крестьянской среде. В конечном итоге произошел серьезный конфликт между молодым поколением и стариками, «которые не хотели работать, а только лежа на печи подсчитывали доходы». Секта исчезла еще до революции, слившись с другими толками.
В 1836 г. явился у молокан лжехристос Лукиан Петров, который убедил их оставить все работы и, одевшись в лучшие одежды, идти в обетованную землю на Кавказ, где и начнется тысячелетнее царство Христово. Свое учение он подтверждал мнимыми чудесами, например воскрешением нескольких женщин, которых он убедил притвориться умершими. Он положил начало течению «прыгунов». Чтобы возбудить большую деятельность духа в верующих, Петров ввел в собраниях прыганье и скаканье с произнесением каких-то слов и пением стихов, якобы по примеру царя Давида, который "пред сенным ковчегом скакаше играя". Этот обряд, возможно, был заимствован у хлыстов. Прыгуны и в настоящее время считают себя "избранными" среди молоканства и думают, что в тысячелетнем царстве Христовом они займут привилегированное положение.
После этого появлялись еще два лжехриста в Самарской губернии. В Закавказье один наставник учил молиться лишь на горе Сионской, близ Александрополя, и делал попытку с этой горы вознестись на небо при помощи каких-то приспособлений в одежде. Другие пытались вознестись на небо с крыши дома и с горы, покрытой облаками. В целом таких людей довольно быстро разоблачали, но учитывая безграмотность и забитость русского крестьянства этого времени, подобные случаи не стоит сбрасывать со счетов. В 30-е годы десятки тысяч молокан устремились на Кавказ. Они шли с пением гимнов, песен, одетые в белые одежды. Даже царский закон 1830 г. о выселении они толковали как промысел божий.
Для государства переселение на Кавказ было выходом в разрешении проблемы распространения ереси в центральных губерниях. 20 октября 1830 г. последовало первое правительственное распоряжение о переселении раскольников и сектантов в так называемые «закавказские провинции». С утверждением этого указа прекращалось переселение их в Новороссийский край, до того времени служивший на юге России основным местом ссылки раскольников и сектантов. Согласно указу переселение раскольников и сектантов осуществлялось на следующих основаниях: крестьянина, признанного по суду виновным в распространении ереси и привлечении к ней других, отдавали в солдаты на службу в Кавказский корпус. Не способных же к несению военной службы, равно как и женщин, отсылали для водворения в закавказские провинции. Указ, будучи судебно–карательным, содержал соответствующие статьи относительно правового статуса переселяемых; определение места для поселения раскольников и сектантов предоставлялось местной администрации с учетом как интересов заселения края, так и необходимости пресечения раскола.
Однако с первых шагов по реализации указа 1830 г. местная администрация старалась всячески тормозить устройство в крае переселенцев. В 1832 г. главноуправляющий в Грузии барон Розен Г. В. обратился к министру внутренних дел, который предложил запретить вообще в настоящее время переселение раскольников и сектантов в Закавказский край, поскольку оно не приносит пользы ни государству, ни краю, но «стеснит коренных жителей относительно их кочевьев и пастбищ».
Предложения Розена послужили поводом для специального обсуждения вопроса поселения раскольников в Закавказье в комитете министров 29 ноября 1832 года. В результате право решения вопроса о размещении в крае переселенцев всецело возлагалось на местную администрацию – главноуправляющего Закавказским краем. Для переселяющихся в судебном порядке местная администрация должна была подготовить соответствующие места для поселения, что же касается переселяющихся добровольно «для соединения со своими единомышленниками», то забота об их устройстве возлагалась на них самих.