23 апреля 2007 года скончался первый Президент России Борис Николаевич Ельцин. Уход из жизни этого человека вызвал шквал откликов и в нашей стране, и за рубежом

  1   2   3   4

Россия скорбит

Борис Освободитель


23 апреля 2007 года скончался первый Президент России Борис Николаевич Ельцин. Уход из жизни этого человека вызвал шквал откликов и в нашей стране, и за рубежом. Свое мнение высказывали политики, общественные деятели, писатели, журналисты, музыканты, правозащитники. В принципе, все сходились в одном: Борис Ельцин войдет в историю как великий реформатор, совершивший то, что ранее казалось немыслимым, – превратил Россию из тоталитарного, замкнутого государства в демократическую европейскую страну.

Заслуги Б. Ельцина перед Россией и миром хорошо известны. Он дважды (в 1991 и 1993 годах) спас демократию, предотвратил гражданскую войну, разруху и голод, сделал так, что неизбежный развал СССР прошел относительно бескровно и не повторил кровавый югославский сценарий, который в наших условиях был бы во сто крат ужасней, чем в Югославии. Он закончил «холодную войну», да, в конечном счете, именно его надо поблагодарить за все, что сегодня мы все считаем естественными бытовыми спутниками нашей жизни: возможность свободно обменять валюту, возможность свободно поехать за границу, возможность купить и прочитать любую книгу, посмотреть любой фильм, послушать любую музыку. Перечислять можно и дальше: Интернет, мобильные телефоны, спутниковое телевидение и многое, многое другое.

Дважды в начале 90-х годов мир назвал его «спасителем», и это не преувеличение. Будем справедливы и объективны. Какие бы мужество и самоотверженность ни проявили защитники демократии в августе 1991 года, безоружных людей легко расстреляли бы, передавили танками, запытали в застенках (и то же самое сделали бы с их сторонниками в армии, правоохранительных органах), если бы не нашелся тогда решительный и твердый «главнокомандующий» армии свободы. Таким «главнокомандующим» и стал Ельцин. Не только в Москве, но и в Лондоне, Париже, Вашингтоне, Берлине понимали, что в случае победы ГКЧП голод и террор в России очень скоро привели бы к мировой термоядерной войне. И когда в конце августа 1991 года Бориса Ельцина на рисунках в западных СМИ изображали в синем трико и красном плаще, то есть в костюме знаменитого Супермена, спасителя мира, это выглядело вполне естественно и обоснованно.

Некоторые демократы до сих пор стонут по поводу «расстрела парламента» в октябре 1993 года, забыв о том, что это был уже никакой не парламент, а штаб озверевших, вооруженных до зубов коммунистических и нацистских боевиков. И «борцам за парламентаризм» следовало бы не стонать, а поблагодарить Ельцина за то, что они не повторили судьбу своих идейных предшественников – тех демократов 1920 года, которые сначала предали большевикам адмирала Колчака, а потом были уничтожены вслед за ним.

Да, в конечном счете, должны благодарить Б. Ельцина за октябрь 1993 года и коммунисты, те самые, которые в апреле 2007 года демонстративно отказались в Госдуме почтить вставанием память первого Президента России. Если бы той осенью не вмешалась армия, если бы началась полномасштабная гражданская война, не отделались бы так легко Анпилов, Макашов, Алкснис, Проханов и прочие лидеры коммунистического реванша…

Вспоминая Ельцина, люди говорят не только о его заслугах, но и о серьезных ошибках. Конечно же, о войне в Чечне, о методах приватизации. Назначение Владимира Путина преемником многие правозащитники и активисты демократического движения считают даже не ошибкой, а преступлением. Ельцина порой сравнивали с Гинденбургом, президентом Германии, который в 1933 году назначил канцлером Адольфа Гитлера. Правда, такая обидная параллель звучала еще при жизни покойного экс-Президента.

Гораздо реже говорят еще об одной очень серьезной его ошибке. В середине 90-х годов Ельцин, поддавшись давлению некоторых лиц из своего политического и военного окружения, начал более чем недальновидную кампанию против «расширения НАТО на восток», то есть против приема в Североатлантический альянс восточноевропейских стран. Предложение президента США Билла Клинтона начать переговоры о вступлении в НАТО самой России Б. Ельцин с ходу отверг.

Но надо сказать, что слово «недальновидный» можно применять именно к Б. Ельцину. Многие из его советников преследовали вполне конкретную цель: конфликт по поводу НАТО приведет к новой разделительной линии между Россией и западным демократическим миром, эта разделительная линия рано или поздно приведет к новой «холодной войне», а следствием «холодной войны» неизбежно станет гибель демократии и реставрация тоталитаризма. Дважды потерпев поражение в России, враги свободы хотели добиться своей цели через внешнюю политику.

Сейчас, кстати, этот губительный (для России, прежде всего) внешнеполитический курс не только продолжается, но и развивается. И его последствия могут привести к самым печальным результатам.

Великий реформатор и демократ Борис Ельцин был все же выходцем из советской номенклатурной системы. Полностью избавиться от советского менталитета он не мог, и его легко было сбить с толку, разворачивая на столе карты с изображением натовских баз в пугающей близости от Смоленска.

Впрочем, остается лишь согласиться с точкой зрения тех, кто полагает, что заслуги первого Президента РФ более важны, чем его ошибки. В отечественной истории немного людей, которые по праву носят такое гордое звание, как «освободитель». Борис Николаевич, несомненно, принадлежит к их числу. И это ясно уже сегодня.

Андрей Антонов, Центр общественной информации


Гармония совести


От редакции. 27 апреля 2007 года скончался великий русский музыкант Мстислав Ростропович. Этот человек останется в истории России не только великим музыкантом, но и мужественным борцом за демократию и свободу. Об этом пишет в своей статье член правления общества «Мемориал» Александр Черкасов.

Умер Мстислав Леопольдович Ростропович, наш великий соотечественник. Ровно месяц назад страна отмечала его 80-летие, юбилей великого музыканта, дирижера... но не великого гражданина: об этом старательно пытались забыть. Вспомним хотя бы сегодня эту грань личности Мстислава Ростроповича.

Многие знают фотографию: август 1991-го, Мстислав Леопольдович в Белом доме, вместо привычной виолончели в руках «Калашников». В Москве тогда проходил Конгресс соотечественников, куда приехал лишенный еще в 1978 году гражданства музыкант.

Среди случайных свидетелей путча – ставших сознательными участниками сопротивления – были многие из приехавших на Конгресс, например, Кронид Любарский. Все они стали «соотечественниками», то есть эмигрантами, именно по причине наличия в России коммунистов, советской власти и органов госбезопасности. Осенью 1970-го, когда Нобелевская премия по литературе была присуждена Александру Солженицыну, со страниц «Правды», «Известий», «Литературной газеты», «Советской культуры» хлынули потоки помоев. Для человека с обостренным музыкальным слухом эта какофония фальшивых нот была невыносима. 31 октября Ростропович пишет открытое письмо главным редакторам этих газет. Письмо это и сегодня кажется современным:

«... На моей памяти уже третий советский писатель получает Нобелевскую премию, причем в двух случаях из трех мы рассматриваем присуждение премии как грязную политическую игру, а в одном (Шолохов) — как справедливое признание ведущего мирового значения нашей литературы. Если бы в свое время Шолохов отказался бы принять премию из рук, присудивших ее Пастернаку «по соображениям холодной войны», я бы понял, что и дальше мы не доверяем объективности и честности шведских академиков. А теперь получается так, что мы избирательно то с благодарностью принимаем Нобелевские премии по литературе, то бранимся. ... Почему через день после присуждения премии Солженицыну в наших газетах появляется странное сообщение о беседе корреспондента «Икс» с представителем секретариата СП «Икс» о том, что вся общественность страны (т.е., очевидно, и все ученые, и все музыканты и т. д.) активно поддержала его исключение из Союза писателей? Почему «Литературная газета» тенденциозно подбирает из множества западных газет лишь высказывания американской и шведской коммунистических газет, обходя такие несравненно более популярные и значительные коммунистические газеты, как «Юманите», «Леттр франсез», «Унита», не говоря уже о множестве некоммунистических? Если мы верим некоему Боноски, то как быть с мнением таких крупных писателей, как Белль, Арагон, Франсуа Мориак?

Я помню и хотел бы напомнить Вам наши газеты 1948 года, сколько вздора писалось там по поводу признанных теперь гигантов нашей музыки Прокофьева и Шостаковича... Сейчас, когда посмотришь на газеты тех лет, становится за многое нестерпимо стыдно. За то, что три десятка лет не звучала опера «Катерина Измайлова»... что существовали официальные списки запретных произведений Шостаковича, Прокофьева, Мясковского, Хачатуряна.

Неужели прожитое время не научило нас осторожно относиться к сокрушению талантливых людей? Не говорить от имени всего народа? Не заставлять людей высказываться о том, чего они попросту не читали или не слышали? Я с гордостью вспоминаю, что не пришел на собрание деятелей культуры в ЦДРИ, где поносили Б. Пастернака и намечалось мое выступление, где мне «поручили» критиковать «Доктора Живаго», в то время мною еще нечитанного.

... У кого возникло «мнение», что Солженицына надо выгнать из Союза писателей, мне выяснить не удалось, хотя я этим очень интересовался. Вряд ли пять рязанских писателей-мушкетеров отважились сделать это сами без таинственного «мнения».

... Очевидно, мнение же помешало выпустить в свет «Раковый корпус» Солженицына, который уже был набран в «Новом мире». Вот когда б его напечатали у нас, тогда б его и широко обсудили на пользу автору и читателям.

Я не касаюсь ни политических, ни экономических вопросов нашей страны. Есть люди, которые в этом разбираются лучше меня, но объясните мне, пожалуйста, почему именно в нашей литературе и искусстве так часто решающее слово принадлежит лицам, абсолютно некомпетентным в этом? Почему дается им право дискредитировать наше искусство в глазах нашего народа?

Я ворошу старое не для того, чтобы брюзжать, а чтобы не пришлось в будущем, скажем, еще через двадцать лет, стыдливо припрятывать сегодняшние газеты.

Каждый человек должен иметь право безбоязненно самостоятельно мыслить и высказываться о том, что ему известно, лично продумано, пережито, а не только слабо варьировать заложенное в него мнение. К свободному обсуждению без подсказок и одергиваний мы обязательно придем! Я знаю, что после моего письма непременно появится мнение и обо мне, но не боюсь его и откровенно высказываю то, что думаю. Таланты, которые составляют нашу гордость, не должны подвергаться предварительному избиению. Я знаю многие произведения Солженицына, люблю их, считаю, что он выстрадал право писать правду, как ее видит, и не вижу причины скрывать свое отношение к нему, когда против него развернута кампания».

Как видим, Ростропович понимал, что начнется после выхода этого открытого письма. И действительно началось... Об этом писали – правда, не в советских газетах, а в «Хронике текущих событий».

С конца ноября 1970 года в советском эфире не было ни одной радио- и телепередачи с участием музыканта. На некоторое время были сняты и передачи с участием его жены Галины Вишневской. В декабре 1970-го Мстислав Леопольдович возвращался из-за границы. На Брестской таможне Родина ждала его придирчивым обыском, с прочтением личных писем.

В январе 1971 года в газете «Советская культура» было опубликовано сообщение о присуждении советским музыкантам «Гран-при» за запись во Франции оперы «Евгений Онегин». Премию Ростроповичу вручил лично министр финансов Франции. В газете были перечислены не только главные исполнители, но даже директор фирмы звукозаписи, но фамилии Ростроповича не было! Лично замминистра культуры СССР объявил Мстиславу Леопольдовичу, что на полгода отменяются его уже назначенные концерты за рубежом.

В феврале 1971 года отмечалось 50-летие Большого оркестра радиовещания – из юбилейной стенгазеты по указанию парткома убрана фотография Ростроповича. 1 апреля вышел приказ директора Московской филармонии Ознобищева: Мстислав Ростропович уволен из числа солистов. Уволенному об этом даже не сообщили.

28 апреля «Комсомольская правда», единственная из советских газет, откликнулась на гастроли в Москве Британского филармонического оркестра под руководством Бриттена. В качестве солистов выступали Святослав Рихтер и Мстислав Ростропович. В газете, однако, упоминался только Рихтер. Должна была появиться еще статья в «Известиях», но ее сняли – автор отказался вычеркнуть упоминание о Ростроповиче.

В конце апреля были отменены уже анонсированные концерты Ростроповича. 11 мая был отменен объявленный ранее концерт Ростроповича в Московском университете – якобы из-за болезни исполнителя. И только в конце мая, после всемирных протестов крупных музыкальных деятелей, Мстислав Леопольдович был восстановлен на работе в филармонии.

Еще одна подробность: как раз зимою 1970-1971 годов на даче Ростроповича жил опальный Александр Солженицын. В январе 1974 года Александр Солженицын был выслан из Советского Союза.

В конце мая профессор Московской консерватории, лауреат Ленинской премии, народный артист СССР Мстислав Ростропович выехал из СССР на длительные гастроли. Вскоре выехала его жена, певица, народная артистка СССР Галина Вишневская. Решено было какое-то время не возвращаться – преследования, уже не газетные, могли начаться в любой момент.

В 1977 году Ростропович стал руководителем Национального симфонического оркестра Вашингтона. Весной 1978-го музыкантов лишили советского гражданства. Так, собственно, началась дорога Ростроповича к Белому дому августа 1991-го.

Александр Черкасов

Портал «Права человека в России» (hro.org)

Мы помним

Праздник свободных людей


20 мая 2007 года в Москве, в сквере у Музея и общественного центра имени Андрея Сахарова состоялась «Сахаровская маевка», посвященная 86-й годовщине со дня рождения великого гражданина России. Организовали это мероприятие Музей и общественный центр имени Андрея Сахарова, Движение «За права человека», Московская Хельсинкская группа, Институт прав человека, Комитет «Гражданское содействие».

Такие маевки стали уже традиционными. Они носят и другое название – «Праздник свободы». То, что слова «свобода» и «Сахаров» неразрывно связаны между собой, знает весь мир. Андрей Дмитриевич Сахаров в своей деятельности выступал не только за политические и гражданские права, но и против тирании в любой сфере: в театральном и изобразительном искусстве, педагогике, музыке и так далее. Поэтому никто не удивлялся тому, что на сахаровском празднике демонстрировались картины, звучала гитара, люди читали стихи.

Всем, кто пришел на маевку, вручали значок и воздушный шарик с неожиданной надписью «Сообщник». Пришедшему как бы говорили: «Ты пришел сюда, значит, ты свободный человек».

Каждый из выступающих говорил о том, что означает, в его понимании, быть свободным человеком. А это были люди, которые в свое время заплатили весьма дорогую цену в борьбе за свои убеждения и свое достоинство. Председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева, правозащитник Сергей Ковалев. Их жизненный путь не был усыпан розами, они знали, что такое бросить вызов могучему тоталитарному режиму.

Собравшиеся слушали выступления правозащитников с особым вниманием, потому что каждый понимал: ситуация в стране сложилась такая, что в один прекрасный день подобное мужество может потребоваться и от него.

Л. Алексеева прямо назвала происходящее в нынешней России реставрацией тоталитарного режима. С. Ковалев сказал, что никто из близко знавших А.Д. Сахарова не сомневается в том, какую позицию занял бы он сегодня. «Сахаров никогда не согласился бы с хамским, наглым враньем, пронизавшим всю атмосферу нашей страны. Страны, где Конституция не стоит бумаги, на которой она написана, где снова есть политзаключенные», – заявил правозащитник.

Слова Л. Алексеевой и С. Ковалева отразили то чувство тревоги, которое примешивалось к праздничной атмосфере маевки. Эта тревога, которую испытывают все мыслящие люди России, заключается в одном вопросе: стали ли перемены действительно необратимыми или тирания вернется?

«Все зависит от нас», – убежден известный публицист Сергей Пархоменко, один из тех, кого, благодаря его смелым, ярким статьям, называют «идеологом и практиком свободы слова». По мнению С. Пархоменко, никакой цензуры не будет, если сами журналисты ее не допустят.

На маевке проходили две выставки – «Политическая сатира Михаила Златковского» и «Марш несогласных» глазами его участников. Исполнительный директор Русского ПЕН-центра Александр Ткаченко прочитал свое стихотворение «Анна» – памяти Анны Политковской. Поэтесса и певица Лиза Умарова исполнила несколько песен о своей родине – Чечне. Вообще, как и в предыдущие годы, атмосфера сахаровской маевки была очень теплой и доброй. Она как бы отражала характер самого Андрея Дмитриевича – интеллигентного, доброго и в то же время очень решительного и твердого человека.

Соб. корр.

Люди благородной отваги


21 мая 2007 года Андрею Дмитриевичу Сахарову исполнилось бы 86 лет. Предлагаем вашему вниманию рецензию на трехтомник «Андрей Сахаров, Елена Боннэр. Дневники. Роман-документ», выпущенный в Москве в 2006 году издательством «Время», когда отмечалась 85-я годовщина со дня его рождения.

Конечно, я не собирался читать все подряд, от корки до корки: чуть не две с половиной тысячи страниц (изящное издание, между прочим). Не собирался – и не собираюсь – обсуждать характеры и отношения действующих лиц. Но нельзя же промолчать про такую книгу: прогляжу – и почтительно похвалю, – соображал я.

Однако же текст этих пухлых томиков впивается в вас, как вампир. Первый раз вижу, чтобы собрание реальных, довольно обыкновенных, без всякого блеска исполненных документов превращалось прямо у вас в руках, по ходу чтения, в настоящий роман – то есть в такую вещь, с которой нельзя расстаться, пока не узнаешь, чем все кончится. Хотя, казалось бы, чего там узнавать: А.Д. умрет, Е.Г. уедет в Америку, вот и все.

Это мучительное любопытство вызвано, вероятно, тем, что таких людей, как эти двое, вообще-то не бывает. Оба исключительно странные, причем бесконечно не похожи друг на друга. И чужды, как инопланетяне, окружающей среде. И буквально каждый день с утра до вечера только и делают, что совершают поступки, мотивированные чем угодно, только не житейским интересом.

А.Д. отчасти описан Достоевским в Мышкине, Набоковым – в Лужине. (Сходство поразительное и что-нибудь да значит.) Понятно, что наблюдать, как его мучают, – а его мучают почти все и почти все время, – нет никаких сил.

Так что выходки Е.Г. – раздражают они вас или восхищают – вносят освежающий комизм в атмосферу безнадежного абсурда.

Отнюдь не Настасья Филипповна (только этого не хватало). Из друзей Мышкина больше всех похож на нее поручик Келлер – помните? – боксер.

Надеюсь, она не рассердится на такую шутку. Как только не третируют ее в этом тексте – она все печатает слово в слово, брезгуя ретушью. И сама рассказывает о себе разное такое, о чем другой мемуарист (в особенности – дама) непременно бы позабыл. Не знаю, правдой ли вообще она так дорожит, или у нее завышенное чувство собственной реальности. Как бы там ни было, благородной отваги не отнимешь. Только такой человек и мог затеять подобную книгу и довести затею до конца.

Это семейная сага и политическая хроника. Семью оставим в покое. Политика представлена действиями ГБ (партии, правительства, милиции, суда, ОВИРа, жилконторы), АН (будем считать – интеллигенции) – ну и народа, само собой.

Из вязкого кошмара вытянем наудачу два-три звена.

Из ГБ в ЦК (20 апреля 1970 года): «В целях своевременного получения данных о намерениях Сахарова, выявления связей, провоцирующих его на враждебные действия, считали бы целесообразным квартиру Сахарова оборудовать техникой прослушивающего оборудования. Просим согласия.

Председатель КГБ Андропов».

(27 апреля наложена резолюция: «Согласиться. Л. Брежнев»).

Теперь насчет интеллигенции. Возьмем смешной эпизод: А.Д. составил Обращения – об амнистии, об отмене смертной казни, уговаривает приличных знакомых присоединить подписи. Те, конечно, увиливают и отлынивают.

(1972 год), но (драгоценная черта, и спасибо Е.Г., что ее сохранила!) – не под разными благовидными предлогами, а под одним и тем же:

«Всегда это было как бы Дело, направленное на пользу общества…

Лихачев говорил, что он занят спасением Царскосельского и других ленинградских парков (Дело!). Евтушенко пришел к нам сам в каком-то поразившем Андрея розовом шелковом костюме. Я думала – раз сам пришел, значит, подпишет. Но, похоже, пришел просто отметиться. Говорил, что если он подпишет обращения, то ему не дадут создать журнал современной поэзии и печатать стихи молодых (Дело!). Бруно Понтекорво говорил что-то о своей лаборатории (Дело!). <…> Лиза Драбкина <…> – что для нее важно опубликовать повесть «Кастальский ключ», которая будет очень полезна современной молодежи… «Короче, каждый участвовал в какой-нибудь борьбе и не имел права оголить свой участок фронта. Только один академик «сказал, что не будет подписывать, потому что советская власть его тридцать шесть раз посылала за границу».

Ну и что касается народа. В Горьком к А.Д. иногда подпускали какого-нибудь агрессивного резонера, зачем, сейчас увидите. Вот вам конспект диспута:

«Когда я копал яму под дубок, ко мне подошел полумолодой человек в военной форме, не понял какой специальн(ости). На мой вопрос, где работает, он, засмущавшись, сказал – в части, в произв(одственном) отделе. Он был слегка выпивши (а может, не слегка). Он хотел со мной поговорить по душам. Его вопросы – чего я добиваюсь? Его тезисы – 1) Не надо с…ть против ветра. 2) Не надо идти на поводу у жены. 3) Русский Иван проливал кровь, он должен быть главным в мире. Я сказал – добиваюсь – 1) чтобы оружие (он говорил об оружии) не было использовано для нападения или шантажа; 2) чтобы хорошие люди не сидели по тюрьмам (его реплика: «…с ними, пусть сидят»)…».

Собственно, вся история сводится к этому диалогу. Последнюю фразу исполняет многомиллионный хор в сопровождении оркестра.

С. Гедройц

«Звезда», № 3, 2007

От редакции «ХМХГ»: А.Д. – Андрей Дмитриевич Сахаров, Е.Г. – Елена Георгиевна Боннэр; ГБ – госбезопасность; АН – Академия наук.

Пушкин, стихи, музыка

в «Дневниках» Андрея Сахарова


21 мая 2007 года Андрею Дмитриевичу исполнилось бы 86 лет. Не знаю, много это или мало. Вот недавно я познакомился с актером одного московского театра Александром Розенталем, который в свои 92 года не только играет на сцене, но прошлой зимой занял первое место в соревнованиях по скоростному спуску на горных лыжах в возрастной категории «старше 70». Годы, которые «как птицы летят», – это все-таки условность. Пушкин погиб в 37 лет, но он всегда с нами, «наше все». Как справедливо заметил один современный поэт, «очень не хочется умирать, ведь там не будет стихов Пушкина». Андрей Дмитриевич Сахаров тоже всегда остается с нами. А Пушкина он боготворил. Об этом – и в «Воспоминаниях» самого Сахарова (Андрей Сахаров, «Воспоминания». Изд. им. Чехова, Нью-Йорк, 1990/«Права человека», Москва, 1996/«Время», Москва, 2006) и в замечательном эссе «Прогулки с Пушкиным» его однокурсника Михаила Левина (в книге «Он между нами жил… Воспоминания о Сахарове» / Физический институт им. П.Н. Лебедева – «Практика», Москва, 1996). Пронизаны Пушкиным и вышедшие в 2006 году три тома «Дневников» Сахарова (А. Сахаров, Е. Боннэр. «Дневники. Роман-документ». Изд. «Время», Москва, 2006).

Андрей Дмитриевич и Елена Георгиевна пользовались Пушкиным даже для шифровки, цитата Пушкина в письме или в переданной в больницу записке имели особый смысл: «Любая строка из Пушкина по договоренности означала просьбу прекратить голодовку» (Елена Боннэр. «Дневники», том II, стр. 829). Этот уникальный «роман-документ» подготовлен к изданию и обильно прокомментирован Еленой Георгиевной, так что она является его законным соавтором.

Об этой книге можно говорить долго, читая ее, заново переживаешь во многом невероятные события не такого уж давнего прошлого. Многие эпизоды, к которым был причастен и которые Андрей Дмитриевич лишь кратко упоминает в дневниковой записи, хочется расшифровать. Но это как-нибудь в другой раз. В этой заметке я хочу сказать о вечном словами Сахарова из «Дневников». А цитировать Андрея Дмитриевича всегда приятно.

* * *

«Дневники», Горький, 7 апреля 1981 года. Немного поясню о моменте. Сахаров уже более года в ссылке, а Елена Боннэр совершает свой великий «челночный» подвиг по маршруту Горький – Москва – Горький… Поскольку в отсутствие хозяев квартиру постоянно посещали похитители документов, Андрей Дмитриевич всегда носил с собой в сумке ценные бумаги, включая огромную рукопись «Воспоминаний». 13 марта 1981 года сумка была украдена ГБ. Среди прочего пропали также и статьи-эссе Сахарова о стихах Пушкина «Пора, мой друг, пора», «Три ключа», «Орион». Андрей Дмитриевич пишет об этой трагедии в «Воспоминаниях», которые он сумел восстановить. Публикуемый ниже отрывок из «Дневников» – это восстановленный вариант эссе о стихотворении Пушкина «Пора, мой друг, пора».

Из «Дневников» (том II, стр. 177-181)

А. Сахаров:

«7/IV. До обеда (18 ч.) писал автобио.

А вот стихи Тютчева, пишу по памяти (интересно, в чем ошибки):

Не то, что мните вы, Природа –

Не слепок, не бездушный лик –

В ней есть душа, в ней есть свобода,

Томленье, мудрость и язык!

Я не могу, конечно, вспомнить, что я писал в сент. – октябре по Люсиной просьбе на стихи Пушкина (3 ключа, «Арион», «Пора, мой друг, пора» и др.). Напишу, что ляжет на ум.

Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит –

Летят за днями дни, и каждый час уносит

Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем

Предполагаем жить, и глядь – как раз умрем.

На свете счастья нет, но есть покой и воля.

(Пропущена строка «Давно завидная мечтается мне доля». – Е. Боннэр)

Давно, усталый раб, замыслил я побег

В обитель дальнюю трудов и чистых нег...

Это такое простое на вид, задумчивое стихотворе­ние – одно из ключевых в поэзии Пушкина. Написано оно за год до смерти, которую мы все воспринимаем как смерть близкого человека, как несправедливость судьбы. Ведь Пушкин для нас – не просто автор замечательных стихов – то озорных, то страстных, то торжественно-звонких, то сердечных и теплых, то созерцательно величественных, то по-бытовому приниженных, то лукавых, то оскорбленных и гордых, даже заносчивых, то проникнутых болью, тоской и раскаянием. Пушкин – это наши глаза, наше восприятие мира, зимнего солнца, страны, истории, любви и дружбы, жизни. В Пушкине мы проживаем вторую жизнь. Поэтому его боль последних лет – наша боль. Его обиды, сомнения и философские озарения – наши. Конечно, мы – совсем другие. Но, как странник во времена Джека Лондона, мы проживаем в Пушкине его жизнь – через его стихи. И вот перед нами одно из последних стихотворений, написанное в Петербурге усталым и замученным человеком, обремененным огромными по его доходам долгами. Он только что вернулся с бала (что греха таить, он любит эту столичную жизнь и ее блеск, любит надеть свой дорогой фрак и на дрожках прокатиться по Невскому, заехать к цыганам, где его знают весьма близко, или к своему другу Н.). Сегодня Натали опять была центром восторженного внимания, и это ему льстило, но потом он вдруг помрачнел и стал кусать ногти (эта дурная привычка у него еще с Лицея). И ему захотелось бежать скорей домой, к письменному столу, где в ящике лежит стопка бумаги, к которой он (сейчас он думает об этом с досадой и со стыдом) не прикасался больше месяца. (Прошло время, когда он мог писать на любых клочках, в любое время дня и ночи, замусоленным карандашом, не обращая внимания на шумные разговоры за стеной веселых приятелей и их не менее веселых подруг).

И вот он пишет – обращаясь к самому себе и Натали, и к нам, читающим его через 150 лет:

... На свете счастья нет, но есть покой и воля.

А правда – есть счастье, или его нет? И что это та­кое? А, может, покой и воля + работа – это и есть счас­тье, ведь труды и чистые неги, человеческое тепло – это то, что ты можешь иметь, что никто у тебя не отнимает? И возникает ощущение, что слова – на свете счастья нет – это только способ выражения, дань традиции, что ли. Но нет – давно, усталый раб, замыслил я побег. То есть путь в эту обитель трудов и нег – в обитель счас­тья – через борьбу, через преодоление (заметим в скоб­ках – радость – всегда через преодоление). И еще это горькое – усталый раб. Т.е. борьба с самим собой, в которой ты – уже устал до ее начала, и ты раб – раб привычек, раб условностей, раб собственных слабостей и раб предрассудков, прихотей и злой воли других.

Борьба проиграна. Впереди нацеленный на сердце пистолет Дантеса.

Опять нет! Надежда есть. Счастье есть. Работа, гений, любовь, семья, все это есть. И если все же пуля попадет в тебя, то не это настоящее, главное, а то – что ты успел сде­лать, мог сделать, мог ощутить в мире, в таинственной ноч­ной бормоте... смысла я в тебе ищу. И гад морских подвод­ный ход... и горний ангелов полет. Пора, пора – это обра­щено к самому себе и к нам, его потомкам. Через несколь­ко месяцев Пушкин напишет гордый и торжественный «Памятник» – его последнее стихотворение, его завещание, как и то стихотворение, которое мы сейчас читали. Горький. 7/IV-81. 2 часа ночи».

Е. Боннэр:

«Уезжая в Москву, я задавала Андрею «урок» (была у нас такая игра) – написать что-нибудь близкое к литературе – о каком-нибудь стихотворении, о книге, которую прочли. Кроме Пушкина, помню «задания» по Блоку и по Фету. О Фете возникло после слов Лидии Корнеевны (Л.К. Чуковская. – Б.А.) «Работа – моя молитва». Может, это не дословно, но смысл был такой. И, рассказывая Андрею об этих словах Л.К., я сказала, что моей Молитвой с очень ранних отроческих лет (после ареста мамы и папы) стало стихотворение Фета: «Учись у них – у дуба, у березы. / Кругом зима. Жестокая пора! / Напрасные на них застыли слезы, / И треснула, сжимаяся, кора. / Все злей метель и с каждою минутой / Сердито рвет последние листы, / И за сердце хватает холод лютый; / Они стоят, молчат; молчи и ты! / Но верь весне. Ее промчится гений, / Опять теплом и жизнию дыша. / Для ясных дней, для новых откровений / Переболит скорбящая душа». После этого разговора Андрей попросил, чтобы я привезла в Горький Фета. Особенно жаль мне, что украдено и небольшое его эссе о романе Фолкнера «Авессалом… Авессалом».

* * *

Из «Дневников» (том II, стр. 184-185)

А. Сахаров:

«Ретроспектива – лето 1980 (№ 6, записано 13 ап­реля 1981 г. после пропажи части дневников 13 марта 1981 г. – Ред.).

Поехали с Люсей (Е.Г. Боннэр. – Ред.) на концерт Рихтера (2 билета принес Феликс?). (Феликс – Б. Красавин. – Б.А.). Опасаясь опоздать, взяли такси. Но вскоре его остановил инспектор ГАИ. (Ай ли?). Очень долго проверял документы, что-то писал. Прошло 20 минут. Якобы наш водитель «поставлен на задержание». Мы уже опаздыва­ли, поехали дальше. Через 100 метров опять нас остано­вил другой инсп. ГАИ. Стали пытаться взять (другое) такси. Нам помог первый инспектор, он приехал и взял нам так­си. Всего мы потеряли минут 40. Внизу и в зале полно зна­комых лиц ГБ, в их числе Снежницкий. Это ГБ устроило весь этот спектакль. Якобы кто-то из молодых людей грозился сообщить Рихтеру, что в зале Сахаров, с просьбой заявить об этом. В перерыве ГБ предупредило Рихтера, ему стало плохо (по слухам, циркулировавшим в Горьком. – Е. Боннэр), но концерт он провел с большим блеском. Вообще-то Люся считает, а я с ней согласен, игру Рихтера не­сколько холодной и слишком «формально»-виртуозной. Но в некоторых вещах он был неподражаем, велик. Мы полу­чили большое удовольствие, несмотря на фокусы ГБ.

В этот день (или после концерта Гилельса) (после концерта Э. Гилельса, который был в ту же зиму. – Е. Боннэр) мы еще успели к телевизору, по которому Лакшин читал нечто о Блоке – очень хорошо, без подлаживания, с серьезно­стью и большой любовью к Блоку. Кончил он, встав и стоя прочитав последнее блоковское:

Пушкин, тайную свободу пели мы вослед тебе.

Дай нам руку в непогоду, помоги в немой борьбе.

Оттого-то в час заката, уходя в ночную тьму,

С белой площади Сената тихо кланяюсь ему.

Нужна смелость, чтобы так закончить — по телеви­зору! Зря Солженицын так третирует Лакшина (в «Те­ленке»).

Люся после, за ужином, сама стала читать Блока. Она очень давно не читала стихов, к сожалению. В этот день она читала очень хорошо, с большим волнением».

* * *

Запись в дневнике 7 феврале 2004 года, Елена Георгиевна уехала на несколько дней в Москву. Через 3 месяца, в начале мая, ее больше не выпустят из Горького и Андрей Дмитриевич объявит свою самую мучительную бессрочную голодовку с требованием отпустить ее на лечение за рубеж (примерно за год до этого Елена Георгиевна перенесла на ногах обширный инфаркт).

Из «Дневников» (том II, стр. 574-576)

А. Сахаров:

«В первые дни после Люсиного отъезда была интересная передача – «День поэзии» – до и после «Времени». «До» я случайно включил на минутку и слышал, что что-то читает Римма Казакова военное, не стал вслушиваться. После «Времени» я тоже случайно включил с опоздани­ем минут на 15. Межиров читал стихи Смелякова (Мне снилось, что я стал чугунным... – прибл. так – и другие) и стихи «какого-то Заболоцкого» (тут я цитирую Танину школьную учительницу).

Заметили ли вы, что выглядит порой

Насельник вятский, вологодский

Германцем истинным? Казался немчурой

И аккуратный Заболоцкий.

Но чисто русское безумье было в нем

И бурь подавленных величье,

Обэриутский бред союзничал с огнем

И зажигал глаза мужичьи...

А тут я уже цитирую С. Липкина «Вячеславу, жизнь Переделкинская» (кажется, нужно с мал[енькой] буквы). С эпиграфом из Державина «О, коль прекрасен мир! Что ж дух мой бременю?» – «Континент» № 35 за 1983 год. Кто не читал, прочтите обязательно!!!

Оказалось, что поэты читали не свои стихи, а стихи других поэтов, любимых ими, и тут уж они могли дать себе волю. Следующим после Межирова выступал некто, не помню, прочитавший Блока – но не «12», а «Пушкин, тай­ную свободу пели мы вослед тебе, дай нам руку в непогоду, помоги в немой борьбе». Потом Сулейменов читал отрывки из «Скифов»: «А если нет, нам нечего терять / И нам доступно вероломство. Века, века вас будет прокли­нать / Больное позднее потомство» (дескать, и нам досту­пен «Первый удар» – что бы мы ни заявляли). Потом Белла Ахмадулина читала Цветаеву, Ахматову, Пастернака («…диктует(?) чувство – оно на сцену шлет раба. И тут кончается искусство И дышат (не помню) (пропущены слова «дышат почва и». – Е. Боннэр) судьба!». Хорошее стихотворение, зря я его не помню. Председательство­вал Межиров, он сам читал стихи в несколько приемов, перемежая остальных. Вознесенский читал (скажем, мне не очень понравилось как) – но читал он «Черного чело­века» Есенина. И я вдруг как-то понял, что это совсем не белая горячка, а очень серьезно. И еще – черный чело­век – это прямая ассоциация с Черным человеком Пуш­кина-Моцарта, «...вот и теперь мне кажется, он с нами сам третей сидит», Сальери: «И полно, что за страх ребя­чий...», «Там есть один мотив, я все твержу его, когда я счастлив (весел?)».

В конце вечера опять читал Межиров: Смелякова «Манон Леско» и – в завершение вечера – Блока: «Рожденные в года глухие / Пути не помнят своего. / Мы дети страшных лет России / Забыть не в силах ничего». Стихи (это, по-моему, «Возмездие») – написаны до ре­волюции и к Советской поэзии относятся с большой натяжкой. Межиров, глядя невинными глазами, объяс­нял, что Блок в них предчувствовал величие историче­ских судеб России».

* * *

Январь 1986 года. Елена Георгиевна – в США, где ей только что сделали операцию на сердце. Ее поездка оказалась возможной в результате победы Сахарова во второй, долгосрочной, полугодовой голодовке 1985 года. Андрей Дмитриевич живет в Горьком один в практически полной изоляции.

Из «Дневников» (том III, стр. 35-36)

А. Сахаров:

«29 января. Главный инженер встречал в 14.00 на ули­це. С большой предупредительностью взяли машину в бесплатный ремонт (дверца, карбюратор). Ну и ну!».

Е. Боннэр:

«Позже эти кадры вошли в фильмы, переданные на Запад Виктором Луи, и были показаны по TV как иллюстрация внимательного отношения к Сахарову даже на станции обслуживания авто­любителей».

А. Сахаров:

«Читаю «Историзм Пушкина» Эйдельмана. Все очень интересно. И Жуковский, и письмо Сергея Львовича, и многое другое. Пушкин о Петре: «Все состояния были равны перед его дубинкой (сравни у Ал. Толст[ого]). Петр не страшился народной свободы, неминуемого след­ствия просвещения, ибо доверял своему могуществу и презирал человечество, может быть более, чем Напо­леон». Ну, чем не Сталин. Но потом Пушкин сместил свои оценки, и еще раз сместил и дал «синтез» в «Медном всаднике» (тезис – антитезис – синтез по Гегелю). Я не знал, что «М.В.» [Медный всадник] не был опублико­ван при жизни.

Свободная ассоциация. Славский (Е.П. Славский, министр Средмаша – министерства, осуществлявшего атомный проект СССР. – Б.А.) в авг. 1968 г., обсуждая «Размышления», упрекал меня за антиисторический подход к Сталину, его окружению и помощникам и его политике. Он говорил: «В 1945-47 году страна ле­жала в развалинах. Люди ели лебеду, бабы на себе тянули бороны. Вам, нынешним, легко упрекать Сталина за жестокость, за лагеря. Но иначе было нельзя. А мы все это вынесли, отстроили города, создали атомную промышленность и смогли противостоять атомному шан­тажу США. Вы не можете упрекать нас (не имеете пра­ва), используя плоды нашей работы, нашей жизни». Жаль, что всего этого нет в «Воспоминаниях». Вспомнил только сегодня!!

Стихотворение Карамзина о Таците. О Риме: «Кроме убийц и жертв, не вижу ничего. Он стоил лютых жертв несчастья своего, терпя, чего терпеть без подлости не можно» (опять возвращаюсь к беседе со Славским о Ста­лине: терпели, чего терпеть без подлости не можно).

Очень взволновала история (переделок) стихотворе­ния «Мой первый друг, мой друг бесценный, и я судьбу благословил...». Друзья, наконец, объяснились.

«Правды чистый свет» – слова Пушкина, взятые Эйдельманом эпиграфом (внутренним).

Когда я возвращался со станции, меня остановил мужчина средних лет, стал расспрашивать о твоей операции. Вчера он слышал по радио, что тебе сделали операцию, и что ты нуждаешься в послеоперационном дли­тельном наблюдении. Я ему очень подробно рассказал, что сам знаю. Никто не мешал».

* * *

Декабрь 1986 г., Горький. 9 декабря Андрей Дмитриевич и Елена Георгиевна услышали по радио страшную новость – в Чистопольской тюрьме скончался, или был фактически убит, Анатолий Марченко.

Из «Дневников» (том III, стр. 254-255)

А. Сахаров:

«11 дек. Толю похоронили около Чистопольск. тюрьмы. На просьбу Лары (Л.И. Богораз. – Б.А.) выдать ей останки мужа для похорон в Москве с отпеванием – отказ. На его лице (P.S. на теле!) она, когда открыли гроб, увидела кровоподтеки. Видимо, она только тогда видела Толю. По «Свободе» слышали выступление Горбаневской. Толина книга «Мои показания» – первый камень («Хроника» – продолж. этой мысли). КГБ никогда не могло простить ему этого разоблачения. Смертный приговор приведен в исполнение. Слышали также рассказ о Толе, видимо, Павла Литвинова.

13 дек. По телевизору пьеса Радзинского «Лунин, или Смерть Жака». Пьеса хорошая, не поверхностная и с не поверх­ностными аналогиями. Толя Марченко – Лунин. Эта ана­логия поразительна, вплоть до деталей. Хозяин привык думать, что Жак убегает. Но всегда находится в империи человек, который говорит «Нет». Лунина в пьесе убивают в тюрьме, и он перед смертью перебирает свою жизнь, то, что связывает воедино его в разные периоды его жизни – Любовь к Свободе. В человеческом обществе он видит «инвариантные» фигуры: Авель, Каин, Цезарь. (И жандарм). (Я почему-то вспомнил «Во всех сти­хиях человек Тиран, предатель или узник» (правильно: «На всех стихиях человек – тиран, предатель или узник». А.С. Пушкин. «К Вяземскому». – Е. Боннэр).

Марченко тоже человек, сказавший «Нет».

Параллели: Чернышев – ГБ.

Общество после дек. восст. и общество наше.

Царь – и...

Все это поразительно!».

В книге «Горький, Москва, далее везде» (вторая книга «Воспоминаний») Андрей Дмитриевич пишет об этой аналогии более четко, чем в дневниках: «Лунин в камере перед смертью – он знает, что скоро придут убийцы – вспоминает всю свою жизнь, сопоставляя ее с жизнью другого бунтаря из прочитанной им когда-то книжки. Он вспоминает как Константин (брат царя) предлагал ему бежать, чтобы избежать ареста, а он не воспользовался предложением, и думает словами из книги: «Хозяин думает, что раб всегда убегает» (если у него есть такая возможность). И далее: «Но всегда в империи находится человек, который говорит: Нет! Это Лунин! И это – Марченко!». (Анатолию Марченко предлагали выехать за рубеж, но он отказался. – Б.А.).

Борис Альтшулер, член Московской Хельсинкской группы,

ОО «Право ребенка»

Выступления и заявления

С Днем Победы!


Дорогие друзья! Поздравляю с Днем Победы!

Хотя с днем этим у меня сложности. Праздную его 62-й раз. И сама с собой, и с близкими, и с друзьями, и со всей страной.

Но с каждым годом все глубже и горше понимаю, что Победа и павших, и вернувшихся живыми – украдена. Она 364 дня в году принадлежит мародерам. И только один день – 9 мая – она принадлежит нам. А в нынешнем году и его испоганила лжепатриотическая юная шваль, разыгрывающая спектакль «Оскорбленный победитель-освободитель».

Это они-то освободители-победители?

Меня не оскорбляет перенос праха погибших и памятника. Покоиться гораздо почетней на воинском кладбище, чем в суете и шуме троллейбусной остановки. Меня оскорбляла и оскорбляет надпись на памятнике. Там должно было быть (и в Эстонии, и в любой другой стране!) не «Воину-освободителю», а «Павшему воину».

Никого мы не освобождали, да и себя не смогли освободить, хотя четыре тяжких года войны надеялись на освобождение. Даже говорили «После войны – если доживу – вся жизнь будет по-другому». Не получилось! Ни в 1945-м, ни 1991-м!

Елена Боннэр, лейтенант медицинской службы Советской армии,

ветеран и инвалид Великой Отечественной войны 2-й группы

Портал «Права человека в России» (hro.org)

Российская Федерация: применение силы

против выступлений несогласных


Международная Амнистия призывает российские власти провести тщательное, независимое расследование всех заявлений о жестоком обращении со стороны милиции, включая избиения ногами и дубинками, во время демонстраций в Москве и Санкт-Петербурге 14 и 15 апреля, участники которых протестовали против действий правительства.

«Российским властям следует провести расследование по всем жалобам на жестокость со стороны милиции. Их обязанность – создать обстановку, способствующую тому, чтобы те, кому были нанесены телесные повреждения, а также те, кого преследовали и запугивали, смогли подать жалобы», – сказала директор региональной программы Международной Амнистии по Европе и Центральной Азии Никола Дакворт.

«Действия сотрудников правоохранительных органов можно квалифицировать как нарушение прав на свободу слова и свободу собраний, соблюдение которых обязаны гарантировать власти страны. Кроме того, работники органов правопорядка нарушили запрет на жестокое обращение», – говорится в заявление МА.

Несмотря на официальные заявления сотрудников правоохранительных органов, что с демонстрантами будут обращаться «вежливо» и в рамках закона, представители Международной Амнистии видели, что власти не сдержали обещание, что подтверждается информацией, полученной от ряда участников и наблюдателей. И в Москве, и в Санкт-Петербурге сотрудники ОМОНа избивали мирных участников «Марша несогласных». По данным медицинского персонала одной из московских больниц, расположенной неподалеку от места событий, в субботу за медицинской помощью к ним обратились 54 человека, получивших травмы в результате силового разгона «Марша несогласных».

Международная Амнистия внимательно следила за событиями в Москве и отметила целый ряд нарушений прав человека, совершенных в течение дня сотрудниками правоохранительных органов: незаконное превышение силы; произвольные задержания участников «Марша несогласных»; произвольные задержания журналистов, освещавших «Марш несогласных»; отказ в предоставлении помощи адвоката задержанным, представшим перед судом.

Среди задержанных оказался правозащитник Станислав Дмитриевский. Его задержали еще на подходе к Пушкинской площади в центре Москвы, где организаторы «Марша несогласных» планировали начать митинг. А освободили только спустя пять часов, что является нарушением российского законодательства. Некоторые участники московского «Марша несогласных» вечерним поездом отправились в Санкт-Петербург, чтобы попасть на митинг, санкционированный администрацией города. По словам одного из активистов, им помешали участвовать в митинге, задержав по прибытии на вокзал более чем на три часа, что по российским законам является максимальном сроком, предусмотренным в подобных обстоятельствах.

Наблюдатели от Международной Амнистии также были свидетелями задержания двоих сотрудников немецкого телеканала ZDF, которые снимали в Москве санкционированный митинг на Тургеневской площади, несмотря на то, что они предъявили документы, подтверждающие их аккредитацию. По словам представителей канала ZDF, их сотрудников отпустили через час.

Как говорит петербургский адвокат-правозащитник Юрий Шмидт, нескольким задержанным в Санкт-Петербурге, осужденным за мелкое хулиганство, отказали в предоставлении помощи адвоката. Не было никаких свидетелей, которые подтвердили бы заявленные нарушения Административного кодекса.

Международная Амнистия призывает российские власти провести расследование произошедших во время марша злоупотреблений, а также уважать и защищать право граждан на свободу собраний и свободу слова.