Этнографическое изучение финно-угорских народов россии в XVIII начале XX вв.: История, теория и практика

Вид материала

Автореферат

Содержание Общая характеристика работы Объект исследования Территориальные рамки исследования Хронологические рамки. Первый этап Степень изученности темы. Третье направление Источниковая база Методология исследования Научная новизна Научно-практическая значимость. Основные положения, выносимые на защиту Апробация работы. Структура диссертации. Основное содержание работы Первая глава «Этнография финно-угорских народов: эпохи – идеи – герои» Третий параграф «Финно-угроведение в эпоху позитивизма» Глава третья «Проблемы этнической идентификации финно-угорских народов в историографии XVIII – начала XX вв.» Четвертый параграф «Проблемы прародины и ранней этнической истории финно-угорских народов в свете исследований XVIII– начала XX Третий параграф «Проблемы изучения системы родства, брачно-семейных отношений и социальной организации финно-угорских народов Ро ... Полное содержание

Подобный материал:

• Этнографическое изучение финно-угорских народов России в XVIII – начале XX вв.: история,, 3233.97kb.
• Информационно-аналитический отдел, 115.39kb.
• Заседание Ассоциации финно-угорских университетов г. Саранск, 209.13kb.
• Автор рассматривает этнические процессы, проходившие у финно-угорских народов в Уральском, 45.19kb.
• Список участников Всероссийской выставки-ярмарки народных художественных промыслов, 66.87kb.
• Учебный план по дополнительной образовательной программе «Материальная культура и хозяйство, 54.27kb.
• Учебный план по дополнительной образовательной программе «Аграрная история финно-угорских, 51.68kb.
• Положение о I международном этнофутуристическом финно-угорском фестивале моды, 44.09kb.
• Списо к журналистов, аккредитованных на освещение V всемирного конгресса финно-угорских, 1096.37kb.
• Организаторы Форума, 685.5kb.

На правах рукописи


Загребин Алексей Егорович


ЭТНОГРАФИЧЕСКОЕ ИЗУЧЕНИЕ
ФИННО-УГОРСКИХ НАРОДОВ РОССИИ

В XVIII – НАЧАЛЕ XX вв.: ИСТОРИЯ,
ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА


Специальность 07.00.07 – Этнография, этнология и антропология


АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук


Чебоксары – 2009

Работа выполнена на кафедре этнологии и регионоведения ГОУ ВПО «Удмуртский государственный университет»


Научный консультант: доктор исторических наук, профессор

Владыкин Владимир Емельянович


Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Иванов Ананий Герасимович


доктор исторических наук, профессор

Никишенков Алексей Алексеевич


доктор исторических наук, профессор

Чагин Георгий Николаевич


Ведущая организация: Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН


Защита состоится «___» _________ 2009 г. в ___ часов на заседании объединенного совета по защите докторских и кандидатских диссертаций ДМ 212.301.05 при Чувашском государственном университете имени И.Н. Ульянова по адресу: 428034, Чувашская Республика, г. Чебоксары, ул. Университетская, 38 (учебный корпус № 1), ауд. № 513.


С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке ФГОУ ВПО «Чувашский государственный университет имени И.Н. Ульянова» по адресу: 428034, Чувашская Республика, г. Чебоксары, ул. Университетская, 38; с авторефератом диссертации – на сайте Высшей аттестационной комиссии Министерства образования и науки РФ v.ru.


Автореферат разослан «___» __________ 2009 г.


Ученый секретарь

диссертационного совета

доктор исторических наук С.Ю. Михайлова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ


Актуальность темы. Движение идей, возникновение научных школ и исследовательских направлений, как правило, корреспондирует с уровнем общественного внимания к проблемам науки и образования с учетом того, что динамика той или иной отрасли знания часто зависима от внешних воздействий политического и социокультурного характера¹. История этнографического изучения финно-угорских народов России в XVIII – начале XX вв. представляет тому яркий пример как в теоретико-методологическом, так и в научно-практическом отношениях.

Пройдя длительный этап накопления и первичного обобщения этнографических фактов, финно-угроведение приобрело со временем роль особого научного направления, институционализация которого отразилась на академическом и университетском уровнях². Внимание к проблемам традиционной материальной и духовной культуры живущих в России родственных народов со стороны финляндских, венгерских и эстонских этнографов вело к интеграции исследовательских усилий с русскими учеными, создавая дискуссионный контекст, необходимый для позитивного развития науки³. Таким образом, финно-угорская проблематика стала для отечественной этнографии одной из связующих нитей с европейским народоведческим процессом, наложив свой отпечаток на предметную сферу, полевые практики и личностные научные ориентации ученых.

Систематизируя и критически осмысливая историографические факты, связанные с этнографией финно-угорских народов России, мы обозначаем научные приоритеты и выявляем элементы научной традиции, оказавшие серьезное влияние на современные поиски в области этнографического финно-угроведения⁴.

Финно-угорские народы России, включающие в себя финнов (ингерманландцев), саамов, водь, ижору, карелов, вепсов, марийцев, мордву, удмуртов, бесермян, коми, коми-пермяков, хантов и манси, являются частью древнего автохтонного населения Евразии⁵. Народы, чей жизненный ареал находится в Западной Сибири, на Урале, в Среднем Поволжье и на Европейском Севере России, отделены огромными расстояниями, спецификой хозяйственной деятельности, отличиями образа жизни и религии. Тем не менее, на протяжении длительного времени российские финно-угры осознают себя не только в качестве носителей определенной этничности, но и как представителей более широкой историко-культурной общности⁶. В этой связи думается, что истоки современного финно-угорского мира можно искать не только в пределах предметной сферы этнографии, но также в истории науки.

Финно-угроведение (финно-угристика, позднее уралистика), зародившись как историко-филологическое направление компаративистского характера, довольно скоро приобрело этнографическую (в широком понимании) сущность⁷. Результаты научных открытий, отражаясь на страницах академических изданий, учебников и популярной периодики постепенно формировали чувство финно-угорского родства⁸. Изучение процесса развития этнографии финно-угорских народов России видится актуальным исследовательским направлением, позволяющим надежно связать историографические факты с этнографической реальностью.

В диссертационной работе история этнографического изучения финно-угорских народов России в XVIII – начале XX вв. понимается как процесс подготовки и реализации исследовательских инициатив, образующих специфическую область научного знания. Анализ источникового материала позволил выделить в рассматриваемом периоде три основополагающих этапа, выявление которых во многом связано с генерирующими общественными идеями, парадигмальными понятиями и выдающимися персоналиями.

Объект исследования – история этнографии финно-угорских народов России.

Предметом исследования являются историографические, теоретико-методологические и научно-практические аспекты этнографии финно-угорских народов России в XVIII – начале XX вв.

Территориальные рамки исследования предполагают локализацию рассматриваемых событий, явлений, фактов и артефактов на территориях традиционного расселения финно-угорских народов России, а также мест нахождения научных центров этнографического финно-угроведения.

Хронологические рамки. Важным представляется вопрос о времени и обстоятельствах зарождения этнографических исследований⁹. Изначально следует разграничить длительный период накопления материалов о народной культуре финно-угорских народов и хронологически более скромный период научного осмысления собранного, связанный с профессионализацией этнографических исследований¹⁰.

Предлагаемая автором хронология этнографического изучения финно-угорских народов России в XVIII – начале XX вв. предполагает выделение трех последовательно сменяющих друг друга периодов, динамика которых обусловлена историческими, идеологическими и социокультурными трансформациями.

Первый этап, охватывающий весь XVIII в., непосредственно связан с идеями европейского Просвещения, включавшими народоведение как часть общей программы рационального познания окружающего мира. Академические экспедиции, работавшие в те годы на пространствах Российской империи, подняли широкий пласт этнокультурной информации, осмысление которой было начато выдающимися деятелями эпохи. Исследовательский импульс, воплотившийся в трудах Ф.И. Страленберга¹¹ и В.Н. Татищева¹², Г.Ф. Миллера¹³ и А.Л. Шлёцера¹⁴, И.Г. Георги¹⁵ и др., был распространен на финно-угорские народы России, делая их субъектами просветительской ойкумены.

Финно-угорские этнографические исследования получили новое звучание в трудах ученых, опиравшихся на идеи национального романтизма, чья научная деятельность рассматривается в пределах второго этапа предложенной периодизации. Когда в первые десятилетия XIX в. активизировался процесс строительства европейских наций, финские, венгерские и несколько позднее эстонские ученые посчитали делом чести восстановить историю своих народов, обратившись к изучению материальных и духовных свидетельств прошлого. Поиски финно-угорской (уральской) прародины и родственных народов привели в Россию финнов А.И. Шёгрена¹⁶ и М.А. Кастрена¹⁷, венгра А. Регули¹⁸, трудами которых начал складываться базис этнографического финно-угроведения.

События, имевшие место в области этнографического финно-угроведения во второй половине XIX – начале XX вв., анализируются в рамках третьего этапа, особенностью которого стало распространение позитивистской методологии и теории развития применительно к изучению традиционной народной культуры. Многочисленные экспедиции, публикации и организационные усилия, равно как теоретические концепции, выдвинутые в те годы И.Н. Смирновым¹⁹, Я. Янко²⁰, У.Т. Сирелиусом²¹ и их коллегами, способствовали продвижению финно-угорской этнографической проблематики не только в специализированные научные общества, на университетские кафедры и страницы ведущих научных журналов, но и в массовое общественное сознание.

Целью настоящей работы является реконструкция истории этнографического изучения финно-угорских народов России в XVIII – начале XX вв., что достижимо при решении ряда конкретных исследовательских задач:

– охарактеризовать основные этапы истории этнографического финно-угроведения в России в рамках научной концепции «эпохи – идеи – герои»;

– проанализировать институциональные формы и методы финно-угорских этнографических исследований;

– представить хронологию проблемы этнической идентификации и поисков прародины финно-угорских народов;

– определить основные направления исследований традиционной (материальной, духовной и социальной) культуры финно-угорских народов России;

– выявить роль личностного фактора в процессе становления и развития финно-угорских этнографических исследований;

– показать многообразие отношений между наукой, обществом и государством в контексте истории этнографического финно-угроведения.

Степень изученности темы. В научной литературе, посвященной истории этнографии финно-угорских народов, можно проследить несколько направлений.

Первое направление обращено к научным биографиям ученых-первопроходцев, организаторов этнографического изучения финно-угорских народов России. Наиболее развитой в этом плане представляется финляндская историография, так как история финской этнографии до определенного периода была непосредственно связана с изучением культур родственных народов²². История науки в этом случае чаще всего раскрывается на основе сочетания нескольких сюжетных линий – личности ученого, свойственного его эпохе мира идей и той этнографической реальности, в которой он работал. Значимыми исследованиями, выполненными в этом ключе, являются книги С. Халтсонена²³, Ю.У.Э. Лехтонена²⁴, В. Анттонена²⁵ и Т. Нииранена²⁶. Близкой к ним в теоретико-методологическом отношении является работа английского финно-угроведа М. Брэнча²⁷. В отечественной науке пока недостаточно монографических исследований, выполненных в данном ключе²⁸. Вместе с тем на протяжении длительного времени издаются сборники статей и материалы конференций, посвященные жизненному пути пионеров этнографического финно-угроведения²⁹.

Работы второго направления прослеживают историю этнографического изучения отдельных народов, в том числе в контексте этнографического финно-угроведения. Одним из первых удачных опытов обобщения историографических материалов по проблеме традиционной культуры этноса является работа удмуртских этнографов В.Е. Владыкина и Л.С. Христолюбовой³⁰. Позднее появились публикации по истории этнографии коми³¹. Во многих аспектах обобщающей стала книга Н.В. Шлыгиной по истории финской этнологии, представляющая различные способы группировки историографического материала³². Более профилированной в методологическом отношении выглядит работа финской исследовательницы Н. Сяяскилахти, в которой автор предлагает взглянуть на историю науки как можно более стратифицировано, когда каждое направление и даже крупное открытие является самостоятельным и самоценным объектом осмысления, когда непрерывная связь имен не имеет определяющего значения для деятельности новых поколений ученых³³. В работах мордовских ученых Н.Ф. Мокшина и В.А. Юрченкова используется подход, который возможно обозначить как «взгляд со стороны», заключающийся в попытке отображения историко-культурного облика народа в публикациях любопытствующих путешественников, профессиональных этнографов и историографов³⁴. Еще ранее данный подход был использован В.В. Пименовым и Е.М. Эпштейном в работах, посвященных истории этнографического знакомства с Карелией³⁵. До некоторой степени близкий подход использовался диссертантом при анализе научного вклада финских ученых в этнографическое изучение удмуртов³⁶. В монографии эстонского этнолога А. Леэте анализируется изменяющаяся текстология этнографических описаний хантов, манси и ненцев с античных времен до современности³⁷.

Третье направление, стремящееся показать финно-угорские этнографические исследования в качестве самостоятельного научного феномена, представлено работами Э.Н. Сетяля³⁸, Н.Н. Поппе³⁹, У.Т. Сирелиуса⁴⁰, А. Хямяляйнена⁴¹, К. Вилкуна⁴², Б. Коромпая⁴³, Н. Валонена⁴⁴, Б. Гунда⁴⁵, А. Петерсона⁴⁶. Данное направление подкрепляется традицией организации научных форумов – Международных конгрессов финно-угроведов (с 1960 г.), Международных студенческих конференций по финно-угроведению / IFUSCO (с 1985 г.), Всесоюзных, ныне Всероссийских конференций финно-угроведов (с 1965 г.), Конгрессов историков-финно-угроведов (с 1993 г.) и наличием периодических научных изданий – Journal de la Société Finno-Ougrienne, Helsinki (с 1886 г.), Mémoires de la Société Finno-Ougrienne, Helsinki (с 1890 г.), Finnisch-Ugrische Forschungen, Helsinki (с 1901 г.), Finnisch-Ugrischen Mitteilungen, Hamburg (с 1977 г.), Hamburger Sibirische und Finno-Ugrische Materialien, Hamburg (с 1999 г.), Ural-Altaische Jahrbücher, Wiesbaden (с 1921 г.), Советское финно-угроведение / Linguistica Uralica, Tartu (с 1965 г.), Финно-угроведение, Йошкар-Ола (с 1994 г.), Finno-Ugrica, Казань (с 1998 г.), Ежегодник финно-угорских исследований, Ижевск (с 2007 г.), Финно-угорский мир, Саранск (с 2008 г.).

В целом следует отметить, что тема настоящего исследования ранее не являлась предметом специального изучения в исторической науке, что и обусловливает новизну проблематики диссертации.

Источниковая база диссертационного исследования обладает своей спецификой, исходящей из общей концепции работы. Так, при историографической направленности и высокой степени биографичности используемых текстов корпус источников должен отражать этнографическую сущность предпринимаемого научного поиска⁴⁷. Этим обстоятельством обусловлена взаимодополняемость различных групп источниковых материалов, среди которых можно выделить опубликованные письменные источники, архивные материалы и музейные этнографические коллекции.

Логика работы предопределяет приоритетное значение опубликованных письменных источников. В первую очередь трудов ученых, работавших в области этнографического финно-угроведения в XVIII – начале XX вв., среди которых можно выделить:

1. Общетеоретические работы, посвященные определению места и роли финно-угорских этнографических исследований.

2. Полевые дневники и записки, опубликованные в научной и популярной периодике.

3. Официальные документы и уставы научных организаций, занимавшихся организацией финно-угорских этнографических исследований;

4. Исследования, посвященные конкретным этнографическим фактам и явлениям.

5. Автобиографические материалы.

Под неопубликованными письменными источниками понимаются архивные документы, классифицирующиеся по месту хранения и типологическим признакам, а также личная переписка финно-угроведов⁴⁸. Основным критерием отбора архивных источников являлось сочетание «этнографичности» и «биографичности» используемых материалов, поскольку в истории науки важно соблюсти баланс между предметной сферой, изучаемой личностью и ее социальным окружением. В данной диссертационной работе использованы материалы следующих архивов:

1. Санкт-Петербургский филиал архива РАН (ПФА РАН) хранит уникальные документы, свидетельствующие о вкладе научных сотрудников Императорской Санкт-Петербургской Академии наук в разработку проблем этнографии финно-угорских народов России. В настоящем исследовании активно использовались материалы: Ф. 21, содержащего рукописи Г.Ф. Миллера; Р. I, включающего в себя бумаги И.Г. Георги и Ф. 94, укомплектованного полевыми дневниками, отчетами и рукописями А.И. Шёгрена.

2. Архив Финно-Угорского Общества (Suomalais-Ugrilaisen Seuran Arkisto, Helsinki) располагает материалами, принадлежащими разным поколениям финно-угроведов, преимущественно этнографам и лингвистам второй половины XIX – первой половины XX в. Непосредственное отношение к рассматриваемой проблематике имеют личные фонды Т.Г. Аминоффа (T.G. Aminoffin käsikirjoitus), Ю. Вихманна (Y. Wichmannin jäämistöä), А. Хямяляйнена (A. Hämäläisen kansatieteellisiä muistiinpanoja), В.П. Налимова (V. Nalimov: Kansatieteellisiä kirjoituksia ja muistiinpanoja syrjääneistä. I–III), Т.Е. Евсевьева (T. Jevsevjevin Ethnografican I–XIII suomennos), содержащие записки, корреспонденции, фотографии и рисунки, сделанные во время экспедиций к финно-угорским народам России. Значительно облегчает работу в настоящем архиве подробный каталог, составленный И. Кечкемети ⁴⁹.

3. Архив Финского Литературного Общества (Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran Arkisto, Helsinki) является старейшим в Финляндии хранилищем фольклорных и этнографических материалов, немалая часть из которых была собрана в экспедициях к родственным финнам народам России. Информативностью отличаются фонды А.И. Шёгрена (Sjögren A.J. III. 1.79. I. F 8,4), где хранится дневник ученого «Allmänna Ephemerider, 1806–1828», и У. (Хольмберга-) Харва, содержащий полевые записки, фотографии, рукописи научных работ и университетских лекций основоположника сравнительного финно-угорского религиоведения.

4. Архив Хельсинкского университета (Helsingin yliopiston arkisto, Helsinki) обладает собранием документов финно-угроведов, чья научная и педагогическая деятельность была связана с университетом. Архивные материалы подразделяются на факультетские и кафедральные фонды (фонды кафедр финно-угорской этнографии, финского языка и литературы и др.), отдельно выделяется фонд канцлера университета, хранящий личные дела преподавателей. Часть рукописей переведена на диапозитивы, как это сделано с полевыми дневниками А.И. Шёгрена (Allmänna Ephemerider. 01.01.1826–31.12.1829.), находящимися в университетской библиотеке (Helsingin yliopiston kirjasto).

5. Архив этнографических рукописей Музейного ведомства Финляндии (Museovirasto: kansatieteen käsikirjoitusarkisto, Helsinki) отличается богатством материалов, связанных с научно-организационной деятельностью пионеров финно-угорской этнографии и музеологии – А.О. Хейкеля (Heikeliana. A.O. Heikelin kirjekokoelma), У.Т. Сирелиуса (U.T. Sirelius. Obinugrilaisia kansoja koskevia muistiinpanoja. Permalaismatka muistiinpanovihkoja) и А. Хямяляйнена (A. Hämäläisen käsikirjoitus). Наряду с описанием коллекций и экспозиционными планами, здесь хранятся экспедиционные дневники, переписка и разного рода деловые бумаги.

6. Фото-изобразительный архив Музейного ведомства Финляндии (Museovirasto: Kuva-arkisto, Helsinki) содержит фотографии, акварели и графические рисунки, сделанные финскими учеными в ходе экспедиционных поездок к родственным народам России. Выделенные в особую финно-угорскую коллекцию (Suomalais-ugrilainen kokoelmat) фотоматериалы У.Т. Сирелиуса, А. Хямяляйнена, У. (Хольмберга-) Харва, Ю. Вихманна, Э.Н. Сетяля и др., вкупе с этнографическими рисунками профессиональных художников А. Рейнгольма и Г. Екимова, не только создают иллюстративный фон научного произведения, но и сами выступают в качестве полноценного этнографического источника⁵⁰.

7. Фото-коллекция Этнографического музея Казанского государственного университета (ЭМ КГУ) дополняет финляндские собрания экспедиционными фотографиями русских этнографов. Наиболее информативны в этом отношении фонды И.Н. Смирнова и П.М. Богаевского, посвященные восточно-финским народам.

Музейные коллекции, являющиеся одним из самых репрезентативных типов этнографических источников, также обладают своими биографическими и нередко автобиографическими особенностями. Коллекции, собранные финно-угроведами, включаются в трехмерную систему отношений, олицетворяя опредмеченное пространство этноса, указывая на творческие и функциональные мотивации владельцев (изготовителей) и, наконец, эти вещи связаны с личностью собирателя, руководствующегося личной исследовательской программой и субъективным восприятием изучаемой культуры. Собранные в России финно-угорские этнографические коллекции наиболее полно представлены в Музее антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН, Российском этнографическом музее, Национальном музее Финляндии, Этнографическом музее Венгрии, Эстонском национальном музее, а также в музейных центрах финно-угорских регионов РФ⁵¹.

Методология исследования предполагает рассмотрение историографических фактов и этнографических реалий во взаимосвязи, развитии и критической оценке⁵². В работе используются общеисторические методы: проблемно-хронологический, согласно которому исследуемая проблематика рассматривается во временной последовательности; историко-генетический, выявляющий основные причины, тенденции и факты преемственности в деле этнографического изучения финно-угорских народов России; историко-сравнительный, положеный в основу оценки научного вклада разных поколений ученых в разработку проблем финно-угроведения; культурно-антропологический, реконструирующий ценностные ориентации финно-угроведов; историко-биографический, позволяющий показать роль лидеров, ученых-первопроходцев в становлении и развитии научного направления.

Размышления и некоторые предварительные опыты над тем, как надежней всего связать в единый текст довольно разнородный материал, предопределили способ изложения, который можно отобразить в виде концептуальной схемы: эпохи – идеи – герои.

Исторический период диктует определенные нормы поведения, мышления и письма, одновременно определяя цель интеллектуальной деятельности, направляющей усилия ученых-профессионалов и энтузиастов-любителей. Форма и стилистика научных произведений, датируемых примерно одним временем, также указывают на их связь с некими общими идеями, которые позволяют авторам особым образом интерпретировать находящийся в их распоряжении материал, одновременно выступая в качестве проводников инновационного знания⁵³. Мир идей, по-видимому, превращает историческое время в историческую эпоху, выделяя исследовательские приоритеты, указывая на ориентиры и вырабатывая систему оценивания⁵⁴. Устойчивое развитие науки зависело от достижительных способностей ее лидеров, от их умения демонстрировать познавательные возможности выработанной методологии и готовности вести за собой молодое поколение. Проблема лидеров состояла еще в том, что, добиваясь выдающихся научных успехов, они ломали прежние установки, своими трудами и биографиями задавая столь высокую планку, за которой как будто бы возникала пустота⁵⁵. Но эта кажущаяся пустота была не бесплодным пространством, а своеобразной точкой отсчета для поисков новых героев, новых идей, новой эпохи.

Расположение и отслеживание движения избранных персоналий в историческом времени и географическом пространстве потребовало применения ряда специальных приемов, первостепенное значение среди которых занимает метод биографического анализа. Научная биография как жанр предполагает не только рассказ о личных успехах и неудачах ученого, но, прежде всего, исследование его мироощущения и, если можно так сказать, позиционирования в различных социальных средах⁵⁶. Таким образом, научные биографии выделенных персоналий в буквальном смысле находятся между социологией и историей, если учитывать индивидуальные импульсы и коллективные решения, имеющие место в конкретной ситуации. Биографические данные фокусируют внимание на истории тех научных сообществ, в которых формируются и работают интересующие нас ученые. Академические традиции, университетская жизнь и сведения о неформальных объединениях интеллектуалов создают «рабочий контекст», позволяющий определить степень вовлеченности ученого в общее дело, рассмотреть его взаимоотношения с коллегами и работодателями.

Сделанные М. Фуко наблюдения из европейской истории знаний, подчеркнули общественную значимость научных изысканий, открытий и инноваций, показав тесную связь интеллектуальной и политической истории. Финансирующие этнографическую науку государственные институты, равно как и покровительствующие ученым сановники-меценаты, становились участниками исследовательского процесса, пытаясь извлечь из него практическую пользу, а порой и личную выгоду⁵⁷. Тонкая игра между этнографами и властью продолжалась с переменным успехом, точно так же, как и дружба/вражда между отдельными представителями науки и правительства⁵⁸. В этой связи, в работе значительное внимание уделено истории взаимоотношений ученых и империи. Теория и практика европейского национализма, широко обсуждающаяся в последнее время в рамках имперского дискурса, представила достаточно оригинальный угол зрения на, казалось бы, давно известные факты⁵⁹. Так, имперское государство, чья устойчивость, как известно, зиждилась на наднациональной природе власти, должно было быть достаточно чутким к поликультурной реальности своего внутреннего бытия. В том случае, если империя начинала изменять правила в пользу одного или нескольких доминирующих народов, ответный ход не заставлял себя долго ждать, принимая формы культурно-просветительских обществ, позднее – национальных движений, программы которых также создавались на основе научных рекомендаций.

Невозможно представить личность ученого безотносительно его текстов. Другое дело, каким образом извлечь из научных сочинений необходимую информацию об авторе, его позиции и мировоззрении. В этом случае был предпринят опыт прочтения интересующих нас трудов, во многом опирающийся на методологические разработки ученых-литературоведов. В частности, привлекла внимание поднятая в работах М.М. Бахтина проблема отношения автора к герою, применительно к этнографическим текстам – к героям, под которыми следует понимать весь описываемый ученым народ(ы)⁶⁰. Специфика этнографического текста отдаленной от современности эпохи становится ближе и понятнее, если учитывать идеологические и стилистические особенности времени, разглядеть которые может помочь «нулевая степень письма», поиски которой советовал вести Р. Барт, отделявший ангажированную оболочку текста от его глубинного ценностного ядра⁶¹. Идеологическая пристрастность автора выступает не столько декларацией его политической позиции, сколько способом его личной ориентации в историческом периоде. Одновременно «метафоричность» научных произведений часто указывает на подлинное отношение авторов к исследуемому материалу. Умение писать правду или максимально приближенные к правде вещи стала своеобразной визитной карточкой многих этнографов. И финно-угорская проблематика не была исключением.

Большой вклад в становление отечественной этнографии внесли приглашенные из различных европейских стран ученые, опиравшиеся не только на свои полевые собрания, но и использовавшие наследие предшествующей литературы. Историографическая значимость так называемых «высказываний иностранцев о России» стала предметом исследования М.П. Алексеева и его школы, воспринятая затем исследователями финно-угорских народов⁶². Далеко не всегда лицеприятные сочинения иностранных авторов, проанализированные с исторической и культурно-антропологической точек зрения, приобретали порой совсем иное звучание. Как отмечал Ю.М. Лотман, следует «подходить к источникам этого типа как к текстам, нуждающимся в дешифровке, своеобразном раскодировании, которое должно предшествовать цитатному их использованию»⁶³. Кроме того, работая с текстами историко-географической и этнографической направленности, многие исследователи замечали некоторые закономерности, связанные со стереотипизацией рассматриваемых объектов и событий⁶⁴. Создаваемые таким путем ментальные карты отображали субъективированную историю стран и народов, на долгое время закрепляя в литературе те или иные этнические символы и маркеры, изучение которых видится весьма перспективным.

Научная новизна диссертации состоит в том, что впервые в отечественной и зарубежной историографии предпринята попытка комплексного рассмотрения истории этнографического изучения финно-угорских народов России как научного феномена. В рамках исследовательской концепции «эпохи – идеи – герои» представлена хронология и процесс развития этнографического финно-угроведения в XVIII – начале XX вв., проанализированы основные проблемно-тематические сферы, показаны механизмы трансляции полученного знания и факты преемственности научной традиции. Исследованы идейные истоки и интеллектуальные основы этнографического изучения финно-угорских народов России, теоретико-методологические установки и организационные формы, в рамках которых протекала научная деятельность пионеров финно-угорской этнографии. В диссертации использован широкий круг источников, значительная часть которых переведена автором с финского, венгерского, английского, немецкого, шведского на русский язык и впервые введенных в научный оборот отечественной этнографии.

Научно-практическая значимость. Материалы диссертационного исследования предоставляют широкие возможности для применения в научно-исследовательской и учебно-методической деятельности. Собранные и систематизированные в работе этнографические и историографические факты позволяют более глубоко подходить к изучению проблем истории этнографической науки и финно-угорской составляющей этнографии России. Монографическая перспектива диссертации видится в создании обобщающего труда по истории этнографического изучения финно-угорских этносов страны в пространственно-временном изложении. Сведения, собранные и проанализированные в диссертации, могут быть полезны при подготовке обобщающих трудов по истории финно-угроведения, по этнической истории, этнографии, лингвистике финно-угорских народов России, а также по истории российско-финских, российско-венгерских и российско-эстонских научных связей. Прикладное значение выполненного исследования заключается в подготовке академических, энциклопедических и учебно-методических изданий, лекционных курсов по истории, этнографии, истории и историографии исторической науки.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Этнография финно-угорских народов России имеет свое особое место в истории науки о народах и культурах. Формировавшиеся на протяжении XVIII – начала XX вв. цели, задачи и понятийный аппарат, методы сбора и интерпретации полевого материала позволили взглянуть на финно-угорское этническое сообщество как на единое поле приложения исследовательских усилий.

2. Интеллектуальный переворот в европейской науке XVIII в. затронул ойкумену, ранее находившуюся на историографической периферии. Осуществление практических шагов по реконструкции исторического прошлого финно-угорских народов России продвигалось в те годы параллельно с процессом их этнической идентификации.

3. Первые десятилетия XIX в. были связаны с распространением в научных кругах идей романтизма, вобравших в себя многие понятия, связанные с народной самобытностью, языковой политикой и нациестроительством. Отличительной чертой многих этнографических инициатив той эпохи стало совмещение романтической мотивации с прагматическими задачами изучения народной культуры.

4. Финно-угорская этнографическая проблематика во второй половине XIX – начале XX вв. была включена в общий процесс научного оценивания с позиций позитивистской методологии. Эволюционистская ценностная шкала, применительно к проблемам этнографии, показывала, что многочисленные и до того мало связанные друг с другом описания «туземной жизни», происходящие из разных времен и регионов, теперь могли складываться в определенную последовательность.

5. В истории этнографического финно-угроведения в России дореволюционного периода можно выделить ряд научных центров, аккумулировавших теоретические наработки и практические результаты в области этнографического финно-угроведения. В эпоху Просвещения таким центром стала Императорская Санкт-Петербургская Академия наук, сохранявшая лидерство в финно-угорских исследованиях вплоть до середины XIX века. Профессионализация этнографической науки во второй половине XIX – начале XX вв. была связана с тем, что финно-угорская проблематика стала частью многих инициатив отечественных и зарубежных научных обществ, приобретя для некоторых из них профильное значение, учитывая региональную специфику их деятельности.

6. Этнографическая реальность, как правило, была непростым испытанием для пионеров этнографического финно-угроведения. В этой связи многократно повышалась роль местных жителей, заинтересованных в изучении родного края и способных помочь ученым в организации полевых исследований. Наиболее продвинувшиеся в научном отношении местные корреспонденты со временем начинали самостоятельно заниматься этнографией своих народов. Процесс формирования финно-угорской этнографии достиг к началу XX в. той стадии, когда ценность народной культуры и необходимость ее изучения была осознана российскими финно-уграми, для которых этнография стала средством, с помощью которого можно было заявить о себе научному миру.

7. Появление этноса в историографическом пространстве находится в тесной связи с проблемой идентификации этнических общностей. Этнографические классификации, позволившие определить круг родственных языков и народов, одновременно выявили разную скорость адаптации финно-угров к благам цивилизации и государственным институтам. Одним из аспектов предпринимаемых научных поисков стала разработка проблемы прародины финно-угорских народов, призванная указать на «точку отсчета» современных этнических культур. При этом идеологическая сторона не превалировала над ее научной составляющей, вкупе образуя дискуссионное поле финно-угроведения.

8. Формирование в общественном сознании устойчивых представлений о прошлом предполагало наличие неких базовых ценностей, выявление которых было важнейшей задачей ученых-профессионалов и краеведов-любителей, чьими трудами складывался свод знаний о народной жизни, ныне ассоциируемый с традиционной культурой. Предварительные поиски и наблюдения ученых за жизнью и бытом народов на рубеже XIX–XX вв. получили методологический импульс в виде идей эволюции и диффузии культуры. Неслучайно в сфере этнографического финно-угроведения эти десятилетия стали временем утверждения сравнительного изучения вещного мира родственных народов и максимально плодотворных исследований.

9. История этнографического изучения финно-угорских народов России прошла к настоящему моменту немалый путь, на котором были времена открытий и научного подвижничества, но имелись и случаи безликого тиражирования очевидных фактов. Тем не менее, у автора сложилось стойкое убеждение в том, что ушедшие поколения ученых, их мысли и труды не должны остаться в забвении, несмотря на то, кажутся ли они нам важными и актуальными, либо не вписывающимися в контекст сегодняшнего дня. Современная этнография финно-угорских народов России в равной степени опирается как на данные эмпирического характера, так и на свое историографическое наследие.

Апробация работы. Материалы и выводы диссертационного исследования обсуждены на расширенном заседании кафедры этнологии и регионоведения Удмуртского государственного университета и отдела исторических исследований Удмуртского института истории, языка и литературы УрО РАН; изложены в докладах на 15 международных конгрессах, научных конференциях, симпозиумах и семинарах, на 9 всероссийских конгрессах и научных конференциях; использованы в авторских лекционных курсах «История зарубежной этнологии», «Методика и методология полевой этнографии», «Этнография финно-угорских народов»; отражены в 2 монографиях, 41 статье, в том числе 8 – в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК, 5 – в зарубежных рецензируемых научных изданиях, 2 учебно-методических пособиях. Общий объем публикаций по теме более 68 п.л.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, разделенных на параграфы, заключения, списка использованных источников и литературы.


ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ


Во «Введении» обосновываются актуальность темы, хронологические рамки и территориальный охват; определяются объект, предмет, цель и задачи диссертационного сочинения; представлен анализ научной разработки проблемы и анализ источниковой базы, приведены использованные в ходе работы научные методы, отмечаются научная новизна и практическая значимость исследования.

Первая глава «Этнография финно-угорских народов: эпохи – идеи – герои» посвящена обоснованию общей схемы периодизации рассматриваемых в диссертации событий и явлений, связанных со становлением и развитием этнографического финно-угроведения в России в досоветский период.

В первом параграфе «Этнографическое финно-угроведение в эпоху Просвещения» дан обзор источников и анализ историографических фактов, свидетельствующих о том, что интеллектуальный переворот в европейской науке XVIII в. затронул область научного знания, включавшего в себя историю народов, не обладавших длительной письменной традицией, историей которых являлась этнография. Стремление к рациональному познанию мира коснулось в те годы историко-географического освоения европейской периферии и сопредельных с ней азиатских земель, где в массе своей жили финно-угорские народы. Работы Д.Г. Мессершмидта, Ф.И. Страленберга, В.Н. Татищева показали в этой сфере серьезную исследовательскую перспективу.

Известный прагматизм эпохи часто предопределял цели, задачи и источники финансирования научного предприятия. В России изучение финно-угорских народов стало частью большого государственного проекта «узнавания» собственной страны, ее ресурсов, пределов и возможностей. В этом ключе следует рассматривать финно-угорские штудии участников академических экспедиций XVIII века. С другой стороны для финских и венгерских ученых работы в области истории и культуры родственных народов России являлись важными элементами в складывании этнического самосознания. Разрушение прежней европоцентричной модели предполагало распространение среди самых разных народов чувства сопричастности к всеобщей истории.

Возникновение научного понятия «этнография» было связано с интеллектуальной историей европейского Просвещения, в определенной степени имея отношение к изучению финно-угорских народов. Вторая половина XVIII в. была отмечена попытками синтеза историко-архивных и полевых фольклорно-этнографических материалов в контексте решения этногенетических проблем. Метод синхронизации событий, применительно к обществам не обладавшим давней письменной традицией, был воспринят многими представителями зарождающихся национальных научных школ. Основоположник финляндской исторической науки Х.Г. Портан писал о перспективах изучения финских древностей в сравнении с культурным наследием родственных народов России, что сыграло определяющую роль в возникновении финно-угорской этнографии.

Во втором параграфе «Финно-угроведение в эпоху романтизма» показано, что с распространением в европейских научных кругах идей романтизма, вобравших в себя многие понятия, связанные с традициями, языковой политикой и нациестроительством, незаменимым средством для обретения знаний о собственном народе стала этнография. Национально-культурное движение, начатое интеллектуалами, постепенно привлечет к себе внимание третьего сословия и даже знати, чтобы затем с помощью институтов власти, пропаганды и образования воздействовать на крестьянские массы. Применительно к финнам, венграм и отчасти к эстонцам данная схема работает почти безупречно. Что касается российских финно-угров, которые в данный период не имели ни собственной интеллигенции, ни буржуазии, следует говорить скорее о подготовительной стадии, когда образ народной истории и культуры создавался благодаря воздействию внешних сил.

Обращение к «народной идее», народному творчеству, традициям живой старины было присуще романтическому сознанию пионеров этнографического финно-угроведения. Так, А.И. Шёгрен, М.А. Кастрен и А. Регули выступают в своих текстах далеко не равнодушными зрителями, фиксирующими те или иные яркие и запоминающиеся аспекты народной жизни. Они восхищаются, ужасаются и нередко скорбят об увиденном, собственными трудами создавая биографический миф о великом первопроходце, без которого невозможно было бы дальнейшее развитие науки.

Понимание предмета этнографии приобретает в первой половине XIX в. все более прочные основания, поскольку в ученых кругах постепенно осознается источниковая ценность этнографического факта и артефакта в решении проблем ранней этнической истории, одновременно стимулируя поиски новых методологических подходов. Среди оригинально мыслящих ученых той поры был академик К.М. Бэр, которому суждено было внести существенный вклад в развитие этнографической науки в России. Согласно его воззрениям, неминуемая волна социальной и технологической модернизации захватывает все пространства ойкумены, стирая уникальные и единично встречающиеся произведения культуры. Сотрудничая с А.И. Шёгреном и П.И. Кёппеном, академик Бэр одновременно поддерживал начинания более молодых энтузиастов финно-угроведения – Ф.И. Видемана, А. Регули и М.А. Кастрена, стараясь использовать их полевые наблюдения в своих теоретических размышлениях. Отличительной чертой многих этнографических инициатив той эпохи стало совмещение романтической мотивации с прагматическими задачами изучения народной культуры.

Третий параграф «Финно-угроведение в эпоху позитивизма» посвящен тому периоду, когда финно-угорская этнографическая проблематика была включена в общий процесс научного оценивания на предмет выявления архаики и так называемых «чистых форм». Открытое в предыдущий период население территорий, где функционировали еще древняя сказительская традиция, языческая религия и общинные порядки, вдохновляло новую генерацию финно-угроведов на поиски уходящей натуры. Прогресс, наметившийся на рубеже XIX–XX вв. в работе этнографов, по всей видимости, был связан с радикальными изменениями в методологическом обеспечении исследований, когда рациональные практики занимали все большее значение в научной аргументации.

Универсальным решением проблем, стоявших перед финно-угроведами в этот период, казалась набиравшая популярность среди этнографов теория развития. Смена научной парадигмы протекала в связи с более широкими общественными процессами, затронувшими мировоззрение различных слоев населения. Романтические устремления интеллектуалов предыдущей эпохи, сыгравшие важную роль в формировании национальной науки, показали, что узконаправленные проекты, не имеющие выхода на проблемы межкультурного диалога, оставались недостаточно востребованными на европейском научном поле.

Одним из первых эволюционистское видение предмета этнографии представил Н.Н. Харузин, полевые исследования которого в немалой степени были связаны с изучением финно-угорских народов. Знакомство с идеями западных этнографов было свойственно и провинциальным ученым. Последовательным сторонником эволюционизма был профессор Казанского университета И.Н. Смирнов. Отрицательное влияние принятых им ряда искусственных теоретических моделей сказалось при оценке ряда конкретных этнографических фактов из жизни российских финно-угров. Не менее остро стоял вопрос о предметной сфере этнографии для финских и венгерских ученых. Проводниками идей эволюции культуры в финно-угроведении стали финские ученые, фольклорист Ю. Крон и археолог И.Р. Аспелин. В 1889 г. их ученик А.О. Хейкель был назначен на должность доцента Императорского Александровского университета с правом чтения лекций по этнографии родственных народов, что стало началом движения к официальному признанию новой дисциплины. Новое поколение финских этнографов в большинстве своем также разделяло идеи эволюционизма. У.Т. Сирелиус, готовя лекционный курс в качестве доцента финно-угорской этнографии, писал, что его наука одновременно исследует материальные и духовные традиции. В образовавшемся пространстве ученый мог, изучая свою частную (финскую) культуру, проводить сравнения в рамках общего (финно-угорского) народоведения. В 1915 г. профессор Э.Н. Сетяля опубликовал программную статью о предмете, цели и задачах этнографии, еще раз подчеркнув стремление финских ученых рассматривать этнографию родственных народов в качестве сравнительного исследовательского поля, необходимого для понимания своей культуры.

Позитивистский методологический переворот в финно-угорской этнографии во многом был связан с научной деятельностью венгерского этнографа Я. Янко, сформулировавшего так называемую «теорию треугольника», согласно которой на вершине виртуальной пирамиды находились развитые индустриализирующиеся культуры финнов, венгров и эстонцев; в средней части помещались земледельческие культуры финноязычных народов России; в основании же располагались кочевые и охотничье-рыболовческие культуры саамов и обских-угров. Таким образом, им предполагалось возможным реконструировать некоторые элементы традиционной культуры более развитых (западных) народов путем обращения к быту восточных родственников.