Geum.ru

Программа африканской культурной революции 111 Слово к русским депутатам 123 Кевропейским и американским интеллектуалам 137

Вид материалаПрограмма
Выступление перед судьями и работниками юстиции
В своей речи лидер революции, в частности, сказал
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   26

Выступление перед судьями
и работниками юстиции

22 октября 2004   


На встрече с членами Высшего совета по судебным органам и главами судебных органов Великой Джамахирии лидер революции выступил с речью, в которой призвал ливийский народ ликвидировать чрезвычайный народный суд со всеми его полномочиями, а также отменить пенитенциарные акты, принятые Советом руководства революции до провозглашения власти народа, и вернуться к применению обычного процессуального и уголовного законодательства.

Он потребовал провести окончательное расследование дела о тюрьме Аби Салим и прекратить применение таких мер, как арест без ордера прокуратуры или внесудебное наказание, если эти нарушения до сих пор имеют место.

Он сказал, что ни один задержанный или заключенный не может быть лишен свиданий с родными и общения со своим адвокатом. Он должен иметь право выбора адвоката, согласно своему желанию, вне рамок Народной адвокатуры. Заключенные как и ранее должны иметь возможность покидать места заключения для посещения родственников в дни общественных мероприятий и праздников.

Лидер революции потребовал, чтобы ливийский народ незамедлительно ратифицировал все конвенции, запрещающие пытки, и резко осудил правительства, которые до сих пор не ратифицировали их, а также те государства, где в отношении заключенных применяются методы насилия, а сотрудники полиции и тюрем, которые к ним прибегают, не подвергаются судебному преследованию.

Лидер выразил глубокое огорчение в связи с жестоким обращением с собственными и иностранными гражданами со стороны правительств ряда стран мира, о чем сообщается в докладах организации «Амнести Интернэшнл», которые он распространил среди присутствующих. Он призвал Народные комиссии по юстиции в Ливии сотрудничать с этой и другими правозащитными организациями.

Он похвально отозвался о работе этих организаций и призвал Ливию, как первое государство в мире, где власть принадлежит народным массам, сыграть ведущую роль в мире в деле защиты прав человека.

В своей речи лидер революции, в частности, сказал:

Во имя Аллаха!

Причиной этой встречи с элитой юридического сообщества и судебного корпуса Джамахирии стало желание прояснить ряд вопросов, в том числе и международного характера, которые требуют внимания и размышления. На ранних этапах революции был принят ряд процессуальных и пенитенциарных актов, которые, как представляется, были продиктованы моментом. Всем юристам и политикам известно, что любая революция неизбежно сопровождается принятием жестких мер, которые носят временный и чрезвычайный характер, подобно законам военного времени. Однако нельзя допустить, чтобы эти меры приобрели постоянный характер, ибо в этом случае они превращаются в своего рода произвол.

Другими словами, если какое-то явление изжило себя, необходимо пересмотреть его.

То, за что нас в свое время критиковали и что вменяли нам в вину, тогда, возможно, было продиктовано конкретными условиями, и было временной мерой. Но превращать это в постоянное явление было бы ошибочно, с одной стороны, и делало бы нас объектом критики, с другой стороны. Мы стремились совершить в Ливии революцию, чтобы она с ее всемирными идеями и вкладом в мировой освободительный процесс, с ее Зеленой книгой стала образцом свободы и народной демократии, государством, свободным от произвола и эксплуатации. Такой мы ее видели, когда приступали к революции.

Однако несмотря на это, Ливия стала еще одним традиционным, а кое в чем даже диктаторским и полицейским государством. Это вызывает глубочайшее сожаление. Ведь мы не такие и не хотим быть такими.

Мы относимся к региону, который принято обвинять во всех грехах. Это – третий мир, мир колониальный, на котором лежит клеймо отсталости. Люди не очень хорошо различают то, что происходит в той или иной стране этого мира.

Ну, произошел военный переворот, их много происходит в разных местах. Военный переворот в Судане, в Ираке, в Мали, в Индонезии или в Аргентине… Все перевороты и потрясения прошлого года носили верхушечный характер и сопровождались разного рода проявлениями несправедливости и произвола. Это естественно. Когда в одной из этих отсталых стран генералы совершают военный переворот, то неизменно прибегают к этим методам. Но было бы неверно ставить Ливию в один ряд с ними, поскольку мы не генералы, совершившие военный переворот. Мы совершили народную революцию, которая созрела еще до того, как мы поставили ей на службу вооруженные силы.

То есть, у нас в противовес тому, что происходило в большинстве стран третьего мира была идеология, была доктрина, теоретическая программа и программа практических действий. Мы считаем, что ливийская революция внесла поправки в методы, которые применялись в третьем мире. Да, произошел военный переворот, который сопровождался определенным насилием.

Но уже на раннем этапе революции установилась власть народа. Были созданы народные комитеты, которые представили на рассмотрение народным конгрессам политические идеи и законы. Мы, руководство революцией, стали свидетелями того, как народ стал создавать свои комитеты и другие органы, которые организуют жизнь народа и общества. Мы не можем принять закон, который противоречил бы воле народа. Но некоторые меры, которые должны были носить временный характер, продолжали действовать в нашем обществе. Например, народный суд возник еще в начале революции.

В странах третьего мира, когда происходит переворот или революция, всегда создается так называемый революционный суд, где судьями служат военные, генералы. Так было в Сирии, в Ираке, и даже в Египте в начале революции. Но мы не приняли даже название. Мы, как уже говорилось, стремились исправить ошибки прежних революций и переворотов, хотя не все они сопровождались фактами диктатуры и произвола.

Свой суд мы назвали «народным судом», поскольку революция изначально носила народный характер. Когда я возглавил революцию, я не был военным, не был офицером. Я был студентом. И когда мы создавали суд, то назвали его народным, поскольку в него входил представитель армии, представитель полиции, представитель духовенства и гражданский юрист. Вы знаете, из кого состоял народный суд. Чтобы он был действительно народным, в него должны были входить представители всех слоев. Мы могли составить его из молодых офицеров по примеру революционных судов в странах третьего мира, в которых офицеры выносили смертные приговоры. Но наш суд по своему составу был народным. Как бы то ни было, этот суд просуществовал у нас до 2000 года. Хотя этого не должно было быть. Нас упрекали в том, что в стране действует чрезвычайный суд, хотя она не находится в состоянии войны, в ней нет анархии и беспорядков, жизнь общества стабильна... И справедливо. Правозащитные организации, «Амнести Интернэшнл» и другие анализировали ситуацию и критиковали ее.

Переходя с одного этапа на другой мы тащили за собой народный суд, статут которого пересматривался четыре раза. Уже сам этот факт свидетельствует о том, что он не соответствовал каждому новому этапу, и мы принимались его исправлять. Народный суд был создал для того, чтобы судить монархические элементы, которые правили страной до революции.

После того, как народный суд выполнил свою миссию, как временный чрезвычайный суд, созданный специально для данной конкретной цели, он должен был перестать существовать. К сожалению, этого не произошло. Мы начали вносить поправки в его работу, наделять его дополнительными полномочиями. Я был поражен, когда узнал, что народному суду приходится заниматься делом человека, продавшего свою ферму. Почему?

Потому что эту ферму дало ему государство, и продав ее он нарушил закон. Потому, якобы, что народный суд стоит на страже общественной собственности. Человек въехал на машине в фонарный столб, и его дело передали в народный суд, потому что фонарный столб это общественное имущество. И как, мол, он мог попортить общественную собственность, нарушив правила движения и совершив дорожное происшествие. Комедия какая-то. Это же просто смешно, что народный суд занимается такими делами. В стране должны быть нормальные суды, которые занимаются правонарушениями такого рода. Статут народного суда изменялся четырежды для того, чтобы учесть новые моменты, которыми он по самой своей природе не должен был заниматься.

Я хочу предложить народным собраниям проект закона, который ликвидировал бы народный суд. Его полномочия должны быть переданы обычным судам.

Мы не Америка, которая, как там считают, подверглась нападению террористов и приняла после этого чрезвычайные законы, создала чрезвычайные суды, вернула министерство внутренних дел и безопасности, открыла тюрьму в Гуантанамо, разрешила арест без соответствующих судебных процедур и исполнение внесудебных приговоров. Они там заявляют: «Идет мировая война. Это – мировая война против терроризма, и поэтому мы предпринимаем чрезвычайные меры». Мы, в отличие от Америки, не подвергались ничему подобному, мы не находимся в состоянии войны, чтобы принимать чрезвычайное законодательство и применять чрезвычайные меры в спокойной и стабильной стране. У нас нет борьбы за власть, поскольку вся она находится в руках наших граждан. Все они, мужчины и женщины, участвуют в ней, принимают законы, разрабатывают политику своей страны, распределяют ее бюджет.

У нас нет борьбы за власть, мы не ведем ни внешней, ни внутренней войны. Ливийское общество однородно с расовой, религиозной и этнической точки зрения. Благословение Богу, что наше общество живет в стабильности, покое и довольстве. Так зачем нам чрезвычайные меры. Потому что Сирия так сделала? Потому что Китай так сделал? Потому что Ирак или уж я не знаю кто так сделал? У них там свои проблемы. США и Великобритания поступили таким образом, потому что находятся в состоянии войны. Они испуганы террористическими актами.

Страх заставляет их реагировать несоразмерно обстоятельствам. Там, где раньше хватало полиции, они вызывают «Ф-16», которые прилетают и сносят все дома в округе. Но это – Америка, она очень напугана.

Мы живем по-другому. Даже если США все свое законодательство сделают чрезвычайным, мы этого повторять не станем. Мы – не Америка, и не имеем к ней отношения. Каждый живет по-своему. Мы цельное, стабильное, спокойной общество, у которого нет проблем. Так зачем же нам вводить чрезвычайные меры? Зачем копировать других? Когда-то было принято подшучивать над арабскими коммунистами, которые во всем следовали Москве.

О них говорили, что, когда в Москве идет снег, в Адене раскрывают зонтик. Они в Адене ни разу в жизни не видели снега, но слепо подражали всему, что делали в Москве.

Я хочу сказать, что у нас нет больше нужды в народном суде. Его следует ликвидировать. Мы ценим заслуги тех, кто его создал в качестве карательного органа, направленного против тех, кто эксплуатировал ливийский народ с отктября 1951 до 1969 года. Нужно ликвидировать этот суд и начать новый этап обычных судов с обычной процедурой. В 1969 году Совет революционного командования принял закон о защите революции.

В то время это было оправдано. Сегодня же, после установления народной власти пора перестать говорить о защите революции. Настало время говорить о защите народной власти, о защите джамахирийского режима, на котором зиждется наше государство.

В момент принятия закона это было необходимо, потому что тогда многое могло случиться. В Ливии было пять американских баз, несколько британских. Киренаика полностью находилась под английской оккупацией. Вся экономическая жизнь контролировалась 20 тыс. итальянских поселенцев.

Кроме того, в стране и за ее пределами оставались и продолжали действовать сторонники монархического режима. А значит, сохранялась опасность заговоров, и принятие закона о защите революции было необходимостью. Он предусматривал суровое наказание для ее врагов, которое должно было стать уроком для всех, кто задумал бы организовать контрреволюционный переворот.

Когда Ливия получила независимость и положила конец военному и экономическому присутствию колониализма, Совет революционного командования сложил свои полномочия, и на его место пришел режим народной власти. Тогда мы называли себя республикой, а затем наступило время Джамахирии. Больше нет оснований для применения этого закона. Это противоречит логике.

Сегодня есть другие законы, которых вполне достаточно, чтобы защитить наш режим прямого народовластия, не прибегая к особым или чрезвычайным мерам.

Создание народного суда привело к учреждению прокуратуры революционной безопасности. Сегодня у нас система обычных судов и обычные прокуратуры. Зачем нам сохранять еще и прокуратуру революционной безопасности?

Может быть и можно было бы во времена революции избежать принятия закона о защите революции и других чрезвычайных законов и наказаний.

Можно было предположить, что с наступлением революционной эпохи прежние законы утратили бы свою силу, и мы смогли бы управиться со страной без чрезвычайного законодательств. Тем не менее, как я уже сказал, мы были в начале пути и сочли необходимым принять закон, предусматривающий суровое наказание, закон, который бы защищал революцию и новый порядок. Но чрезвычайные меры рождают страх и подавленность.

Страны третьего мира, в которых действуют чрезвычайные суды, военные трибуналы и деспотические законы, не сумели добиться прогресса и даже стабильности. В них происходят перевороты, идет внутренняя борьба, и такого рода решения не упрочили их положения и не принесли им пользы.

Эти законы ничего не решают, а мы добиваемся коренного решения проблем жизни людей, всего общества. В других обществах люди, партии, племена, кланы, классы борются друг с другом за власть. Эта борьба не прекращается, и законы, провозглашающие власть того или иного класса, партии или человека не обеспечивают ни решения проблем, ни стабильности в обществе.

Чтобы решить проблему в корне, чтобы прекратить борьбу за власть, недостаточно запугать борющиеся стороны. Нужно установить власть всего народа. Если весь народ целиком находится у власти, как в Ливии, то прекращается и борьба за власть. Сегодня власть в стране осуществляют все совершеннолетние ливийцы независимо от пола и в ней больше нет борьбы за власть. Любой может высказать свое мнение в народном собрании, где он может свободно убеждать других людей в своей правоте. Нет сегодня нужды и в прокуратуре революционной безопасности.

Теперь еще об одном законе – законе, который квалифицирует принадлежность к партиям как преступление. Я не против этого закона по сути. Но я лично против тех строгих мер наказания, которые им предусмотрены. С другой стороны, следует учитывать исчезновение возможности совершения предусмотренных им деяний в условиях народовластия.

Когда принимается закон о правилах дорожного движения, то это делается исходя из предположения, что на дороге в какой-то момент может произойти авария, и закон необходим, чтобы бороться с умышленными или неумышленными наездами, превышением скорости, запрещенными поворотами, ездой без прав, управлением автомобилем слабовидящими или слабослышащими людьми, ездой с неисправными тормозами и т.п.

У нас же сегодня возникновение партии вещь невозможная. Предположим, что кто-то захочет создать партию. Что он будет с ней делать?

В нее никто не вступит. Что толку от партии в стране, где действуют народные собрания, создаются народные комитеты, где действует метод прямого демократического правления.

Партии и партийность давно вышли из моды. Их нужно сдать в музей. Их время прошло. Мы живем сегодня в эпоху народных масс, а в мире множество партий, которые никак не могут решить проблем своих обществ. Если я создам партию, то люди скажут, что я рвусь командовать ими или хочу присвоить себе их богатства. Они начнут спрашивать себя, зачем им голосовать за партию, которая будет править ими, монополизировав власть и богатство. Сегодня партии правят в интересах только своих создателей.

С самого момента основания партии простые ее члены начинают обвинять ее центральный комитет в том, что он узурпировал власть в партии, что он злоупотребляет этой властью, присваивает себе все партийные деньги и манипулирует ими, а сами они ничего не значат и ничего не имеют. В результате мы наблюдаем во всем мире выход людей из партий и раскол их рядов. Члены партии оставляют ее, и от нее остается один скелет. В свою очередь члены центрального комитета партии начинают обвинять его политбюро в том, что оно захватило всю власть, превратив ЦК в декоративный орган, лишенный полномочий. В конечном счете, мы видим, что вся партия – это пять членов политбюро. Но и политбюро имеет своего председателя, которого оно начинает обвинять в диктаторских методах управления, что, мол, он все берет на себя, полностью игнорируя политбюро. Вот так, в одиночестве остались Брежнев, Горбачев, Сухарто и др. Так что, где партии, и где народ!

Народ на улицах выступает против войны в Ираке. Люди ищут поддержки в партиях, но не находят ее ни в Америке, ни в Великобритании, ни в России, ни в Китае, ни в Индии. Массы демонстрантов выходят на улицы, безработные устраивают марши, растет насилие, а партии ничего не делают. Поэтому, говоря о законе о партийной принадлежности, я имею в виду, что вероятность такого события ничтожна. Сегодня сложились новые условия, партии дискредитировали себя, и люди уже больше не вступают в партии.

В условиях, когда власть принадлежит народу, разве отдаст он ее партии? Попробуйте, соберите людей, и создайте из них партию. Да они вас засмеют. Вот, например, Ливан. Страна многоконфессиональная. В основе его политической системы лежат три конфессии: христиане, мусульмане-сунниты и мусульмане-шииты. Президент страны должен быть христианином, премьер-министр – суннитом, министр внутренних дел – друзом. В семидесятых или восьмидесятых один генерал, не помню точно его имени, совершил в Ливане переворот. Он поднял армию и выступил по радио с заявлением о том, что армия захватила власть в Ливане и что он, генерал, возглавил переворот. Он хотел изменить положение в стране, но ничего сделать не сумел. На следующий день утром он обнаружил тот же парламент с его конфессиональным составом, того же президента республики, представляющего свою конфессию, и увидел, что все идет как прежде. Он понял, что осрамился и отправился домой. Его даже судить не стали.

Его просто спросили, зачем он это затеял в стране, где власть устроена по конфессиональному принципу. Ты что, можешь сделать христианина мусульманином, или мусульманина христианином, можешь переучить суннита на шиита? Никто в Ливане и не помышляет о военном перевороте или революции, потому что все конфессии представлены в парламенте и в правительстве. Здесь у нас имеются народные собрания и народные комитеты. Зачем нам партии? Можно создать десяток партий, но куда их девать?

Другими словами, вопрос о партийности не заслуживает внимания. Можно бороться с ней, можно назначать еще более строгие наказания за нее, но зачем, если ее больше не существует. Партии исчезают во всем мире. Они устарели. Сегодня сложились новые реалии, которые не укладываются в старые стереотипы. Старые стереотипы сломаны. Единоличная власть, партийная власть, клановая власть – все это в прошлом. Сегодня нужно говорить не о партиях, а о том, как сохранить общественные институты. Нужно добиваться того, чтобы действия и поведение отдельных людей и корпораций не наносили вреда этим институтам. Это лежит в основе всех конституций в странах, которые называют себя демократическими. Взгляните на конституцию Франции. В ней говорится о правах человека и гражданина. Для того, чтобы соблюдались эти права, чтобы требования людей опирались на неоспоримые принципы, необходимо соблюдать конституцию. Другими словами, для того, чтобы были обеспечены права и требования французов, сами они во всех своих делах и поступках должны соблюдать конституцию. В случае же нарушения конституции, нанесения ущерба обществу и его институтам, человек может оказаться в тюрьме, или получить в суде какое-либо иное наказание. Никто не говорит человеку, что ему позволено попирать конституцию.

Напротив, его учат уважать ее. Вот и мы тоже говорим своим гражданам: оберегайте Джамахирию, уважайте джамахирийский строй, то есть власть народа. Никому не позволено наносить вред общественным институтам. Еще один принцип – это принцип суверенитета нации. Никакой государственный орган, ни один человек не могут осуществлять власти, если он не уполномочен на это нацией. Никто не может единолично присвоить себе этого суверенитета.

Во всех конституциях в мире говорится, что он принадлежит всей нации и осуществляется через ее представителей. Мы же говорим, что суверенитет принадлежит народу, который осуществляет его непосредственно и самостоятельно. Зачем делать это через депутатов, если есть народ? Зачем лишать его этого права?

А если кто-нибудь причиняет вред общественным институтам, то ничего не остается, как наказать его. Любой такой гражданин должен быть вызван в суд или доставлен туда под стражей и понести соответствующее наказание, согласно закону. Так делается во всем мире. Другими словами, запрещается делать то, что вредит обществу и противоречит его законам. Во всех прочих случаях человек волен вести себя, как ему хочется. Но если ты вредишь Джамахирии и власти народа, то значит, вступаешь в противоречие с общественными институтами. Это неоспоримый факт.

Передо мной конституция Германии, не Восточной Германии как раньше, а нынешней Германии, которая считается демократической. В ней говорится, что граждане страны имеют право собираться без предварительного уведомления властей, при условии, что у них не будет оружия и они будут себя спокойно вести. Что же касается массовых митингов, то их проведение может быть оговорено специальным законом. Другими словами, тихие собрания без оружия с благими целями можно проводить без уведомления.

Но если речь идет о массовых митингах, то для их проведения существует отдельный закон. То же самое имеет место и во Франции, где не разрешено организовывать группы, выступающие против республиканского строя.