Илья Ильф и Евгений Петров. Золотой теленок
| Вид материала | Закон |
| Глава xxxi. багдад Уважай себя Городской музеи изящных искусств |
- Илья Ильф и Евгений Петров. Двенадцать стульев (1956г.), 4612.11kb.
- Илья Ильф и Евгений Петров. Двенадцать стульев 1956г, 3917.18kb.
- Ильф Илья, Петров Евгений Записные книжки (1925—1937), 1389.02kb.
- Илья Ильф, Евгений Петров Золотой теленок, 3860.62kb.
- Илья Ильф, Евгений Петров. Одноэтажная Америка, 5563.75kb.
- Русская литература. Электронный учебник, 348kb.
- Илья Ильф, Евгений Петров. Фельетоны, статьи, речи, 3663.62kb.
- Илья Ильф, Евгений Петров. 1001 день, или новая Шахерезада, 524.57kb.
- Илья Ильф, Евгений Петров, 4450.57kb.
- Евгений Петров, Илья Ильф, 5938.79kb.
ГЛАВА XXXI. БАГДАД
Семь дней верблюды тащили через пустыню новоявленных
шейхов. В начале путешествия Остап веселился от души. Все его
потешало: и барахтающийся между верблюжьими кочками Александр
Ибн-Иванович, и ледащий корабль пустыни, старавшийся увернуться
от своих обязанностей, и мешок с миллионом, ударами которого
великий комбинатор иногда подбадривал непокорных баранов. Себя
Остап называл полковником Лоуренсом.
-- Я -- эмир-динамит! -- кричал он, покачиваясь на высоком
хребте. -- Если через два дня мы не получим приличной пищи, я
взбунтую какие-либо племена. Честное слово! Назначу себя
уполномоченным пророка и объявлю священную войну, джихад.
Например, Дании. Зачем датчане замучили своего принца Гамлета?
При современной политической обстановке даже Лига наций
удовлетворится таким поводом к войне. Ей-богу, куплю у англичан
на миллион винтовок, - они любят продавать огнестрельное оружие
племенам, -- и маршмарш в Данию. Германия пропустит - в счет
репараций. Представляете себе вторжение племен в Копенгаген?
Впереди всех я на белом верблюде. Ах! Паниковского нет! Ему бы
датского гуся!..
Но через несколько дней, когда от баранов остались только
веревочки, а кумыс был весь выпит, даже эмир-динамит погрустнел
и только меланхолически бормотал:
-- В песчаных степях аравийской земли три гордые пальмы
зачем-то росли.
Оба шейха сильно похудели, оборвались, поросли бородками и
стали похожи на дервишей из небогатого прихода.
-- Еще немного терпения, Ибн-Корейко, -- и мы приедем в
городок, не уступающий Багдаду. Плоские кровли, туземные
оркестры, ресторанчики в восточном вкусе, сладкие вина,
легендарные девицы и сорок тысяч вертелов с шашлыками карскими,
турецкими, татарскими, месопотамскими и одесскими. И, наконец,
железная дорога.
На восьмой день путники подъехали к древнему кладбищу. До
самого горизонта окаменевшими волнами протянулись ряды
полуциркульных гробниц. Покойников здесь не зарывали. Их клали
на землю, обстраивая каменными колпаками. Над пепельным городом
мертвых сверкало страшное солнце. Древний Восток лежал в своих
горячих гробах.
Комбинаторы стегнули верблюдов и вскоре въехали в оазис.
Далеко вокруг озаряли город зеленые факелы тополей,
отражавшиеся в залитых водой квадратных рисовых полях. Одиноко
стояли карагачи, точно воспроизводящие форму гигантского
глобуса на деревянной ножке. Стали попадаться ослики, несшие на
себе толстых седоков в халатах и вязанки клевера.
Корейко и Бендер ехали мимо лавочек, торгующих зеленым
табаком в порошке и вонючим коническим мылом, похожим на
головки шрапнелей. Ремесленники с белыми кисейными бородами
возились над медными листами, свертывая их в тазы и узкогорлые
кувшины. Сапожники сушили на солнце маленькие кожи, выкрашенные
чернилами. Темно-синие, желтые и голубые изразцы мечетей
блестели жидким стеклянным светом.
Остаток дня и ночь миллионеры тяжело и бесчувственно
проспали в гостинице, а утром выкупались в белых ваннах,
побрились и вышли в город. Безоблачное настроение шейхов
портила необходимость тащить с собою чемодан и мешок.
-- Я считаю первейшей своей обязанностью, -- сказал Бендер
хвастливо, -- познакомить вас с волшебным погребком. Он
называется "Под луной". Я тут был лет пять тому назад, читал
лекции о борьбе с абортами. Какой погребок! Полутьма, прохлада,
хозяин из Тифлиса, местный оркестр, холодная водка, танцовщицы
с бубнами и кимвалами. Закатимся туда на весь день. Могут же
быть у врачей-общественников свои миниатюрные слабости? Я
угощаю. Золотой теленок отвечает за все.
И великий комбинатор тряхнул своим мешком. Однако погребка
"Под луной" уже не было. К удивлению Остапа, не были даже той
улицы, на которой звучали его бубны и кимвалы. Здесь шла прямая
европейская улица, которая обстраивалась сразу вовсю длину.
Стояли заборы, висела алебастровая пыль, и грузовики раскаляли
и без того горячий воздух. Посмотрев минутку на фасады из
серого кирпича с длинными лежачими окнами, Остап толкнул
Корейко и, промолвив: "Есть еще местечко, содержит один из
Баку", повел его на другой конец города. Но на местечке не было
уже стихотворной вывески, сочиненной лично духанщиком из Баку:
УВАЖАЙ СЕБЯ,
УВАЖАЙ НАС,
УВАЖАЙ КАВКАЗ,
ПОСЕТИ НАС.
Вместо того глазам шейхов предстал картонный плакат с
арабскими и русскими буквами:
ГОРОДСКОЙ МУЗЕИ ИЗЯЩНЫХ ИСКУССТВ
-- Войдем, -- печально сказал Остап, -- там по крайней
мере прохладно. И потом посещение музея входит в программу
путешествующих врачей-общественников!
Они вступили в большую, выбеленную мелом комнату, опустили
на пол свои миллионы и долго отирали горячие лбы рукавами. В
музее было только восемь экспонатов: зуб мамонта, подаренный
молодому музею городом Ташкентом, картина маслом "Стычка с
басмачами", два эмирских халата, золотая рыбка в аквариуме,
витрина с засушенной саранчой, фарфоровая статуэтка фабрики
Кузнецова и, наконец, макет обелиска, который город собирался
поста1вить на главной площади. Тут же, у подножия проекта,
лежал большой жестяной венок с лентами. Его привезла недавно
специальная делегация из соседней республики, но так как
обелиска еще не было (ассигнованные на него средства ушли на
постройку бани, которая оказалась гораздо нужнее), делегация,
произнеся соответствующие речи, возложила венок на проект.
К посетителям тотчас же подошел юноша в ковровой бухарской
тюбетейке на бритой голове и, волнуясь, как автор, спросил:
-- Ваши впечатления, товарищи?
-- Ничего себе, -- сказал Остап. Молодой человек заведовал
музеем и без промедления стал говорить о затруднениях, которые
переживает его детище. Кредиты недостаточны. Ташкент отделался
одним зубом, а своих ценностей, художественных и исторических,
некому собирать. Не присылают специалиста.
-- Мне бы триста рублей! - вскричал заведующий. -- Я бы
здесь Лувр сделал!
-- Скажите, вы хорошо знаете город? -- спросил Остап,
мигнув Александру Ивановичу, -- Не могли бы вы указать нам
некоторые достопримечательности? Я знал ваш город, но он как-то
переменился.
Заведующий очень обрадовался. Крича, что все покажет
лично, он запер музей на замок и повел миллионеров на ту же
улицу, где они полчаса назад искали погребок "Под луной".
-- Проспект имени Социализма! - сказал он, с удовольствием
втягивая в себя алебастровую пыль. -- Ах! Какой чудный воздух!
Что здесь будет через год! Асфальт! Автобус! Институт по
ирригации! Тропический институт! Ну, если Ташкент на этот раз
не даст научных сил... Вы знаете, у них есть столько костей
мамонта, а мне они прислали только один зуб, в то время как в
нашей республике такая тяга к естествознанию.
-- Вот как? -- заметил Корейко, с укором глядя на Остапа.
-- И вы знаете, -- зашептал энтузиаст, -- я подозреваю,
что это не зуб мамонта. Они подсунули слоновый!
-- А как у вас с такими... с кабачками в азиатском роде,
знаете, с тимпанами и флейтами? -- нетерпеливо спросил великий
комбинатор.
-- Изжили, - равнодушно ответил юноша, - давно уже надо
было истребить эту заразу, рассадник эпидемий. Весною как раз
последний вертеп придушили. Назывался "Под луной".
-- Придушили? -- ахнул Корейко.
-- Честное слово! Но зато открыта фабрика-кухня.
Европейский стол. Тарелки моются и сушатся при помощи
электричества. Кривая желудочных заболеваний резко пошла вниз.
-- Что делается! - воскликнул великий комбинатор, закрывая
лицо руками.
-- Вы еще ничего не видели, -- сказал заведующий музеем,
застенчиво смеясь, -- Едем на фабрику-кухню обедать.
Они уселись в линейку под полотняным навесом с фестонами,
обшитыми синей каймой, и поехали. По пути любезный проводник
поминутно заставлял миллионеров высовываться из-под балдахина и
показывал им здания уже возведенные, здания возводящиеся и
места, где они еще только будут возводиться. Корейко смотрел на
Остапа злыми глазами. Остап отворачивался и говорил:
-- Какой чудный туземный базарчик! Багдад!
-- Семнадцатого числа начнем сносить, -- сказал молодой
человек, - здесь будет больница и коопцентр.
-- И вам не жалко этой экзотики? Ведь Багдад!
-- Очень красиво! -- вздохнул Корейко.
Молодой человек рассердился:
-- Это для вас красиво, для приезжих, а нам тут жить
приходится.
В большом зале фабрики-кухни, среди кафельных стен, под
ленточными мухоморами, свисавшими с потолка, путешественники
ели перловый суп и маленькие коричневые биточки. Остап
осведомился насчет вина, но получил восторженный ответ, что
недавно недалеко от города открыт источник минеральной воды,
превосходящей своими вкусовыми данными прославленный нарзан. В
доказательство была потребована бутылка новой воды и распита
при гробовом молчании.
-- А как кривая проституции? - с надеждой спросил
Александр Ибн-Иванович.
-- Резко пошла на снижение, - ответил неумолимый молодой
человек.
-- Ай, что делается! - сказал Остап с фальшивым смехом.
Но он действительно не знал, что делается. Когда встали
из-за стола, выяснилось, что молодой человек успел заплатить за
всех. Он ни за что не соглашался взять деньги у миллионеров,
уверяя, что послезавтра все равно получит жалованье, а до этого
времени какнибудь обернется.
-- Ну, а веселье? Как город веселится? -- уже без экстаза
спрашивал Остап. -- Тимпаны, кимвалы?
-- Разве вы не знаете! -- удивился заведующий музеем. --
На прошлой неделе у нас открылась городская филармония. Большой
симфонический квартет имени Бебеля и Паганини. Едем сейчас же.
Как это я упустил из виду!
После того, что он заплатил за обед, отказаться от
посещения филармонии было-невозможно из этических соображений.
Выйдя оттуда, Александр Ибн-Иванович сказал дворницким-голосом:
-- Городская фисгармония! Великий комбинатор покраснел. По
дороге в гостиницу молодой человек неожиданно остановит
возницу, высадил миллионеров, взял их за руки и, подымаясь от
распиравшего его восторга на Цыпочки, подвел к маленькому
камню, отгороженному решеточкой.
-- Здесь будет стоять обелиск! -- сказал он значительно.
-- Колонна марксизма!
Прощаясь, молодой человек просил приезжать почаще.
Добродушный Остап пообещал обязательно приехать, потому что
никогда не проводил такого радостного дня, как сегодня.
-- Я--на вокзал, -- сказал Корейко, оставшись наедине с
Бендером.
-- Поедем в другой город кутить? -- спросил Остап. -- В
Ташкенте можно весело провести дня три.
-- С меня хватит, -- ответил Александр Иванович, - я поеду
на вокзал сдавать чемодан на хранение, буду здесь служить
где-нибудь в конторщиках. Подожду капитализма. Тогда и
повеселюсь.
-- Ну и ждите, - сказал Остап довольно грубо, - а я поеду.
Сегодняшний день -- это досадное недоразумение, перегибы на
местах. Золотой теленочек в нашей стране еще имеет кое-какую
власть!
На вокзальной площади они увидели толпу литерных
корреспондентов, которые после смычки совершали экскурсионную
поездку по Средней Азии. Они окружали Ухудшанского. Обладатель
торжественного комплекта самодовольно поворачивался во все
стороны, показывая свои приобретения. На нем была бархатная
шапка, отороченная шакальим хвостом, и халат, скроенный из
ватного одеяла.
Предсказания плюшевого пророка продолжали исполняться.