И в жизни. Это первая на русском языке книга
| Вид материала | Книга |
| Освобождающие возможности нравственности Приложима ли к жизни нравственность йоги? |
- И. А. Тогоевой Литературный портал, 5184.31kb.
- Руководство по древнему искусству исцеления «софия», 19006.95kb.
- Руководство по древнемуискусству исцеления «софия», 3676.94kb.
- «Книга- мой лучший друг», 15.15kb.
- Книга английского ученого М. Барбсра посвящена одному из самых скандальных событий, 4957.44kb.
- Дайяна Стайн – Основы рейки полное руководство по древнему искусству исцеления оглавление, 3235.57kb.
- Новое духовно-философское учение, переданное миру через Семью Рерихов, не случайно, 961.25kb.
- Кодекс Республики Казахстан о налогах и других обязательных платежах в бюджет, 26555.72kb.
- Филология, 142.07kb.
- «Использование английских слов в русском языке», 184.91kb.
ОСВОБОЖДАЮЩИЕ ВОЗМОЖНОСТИ НРАВСТВЕННОСТИ
Одно из самых распространённых недоумений относительно нравственности — что совершенная мораль похожа на смертельный мор.
Если все люди будут безусловно целомудренны — то перестанут плодиться, и жизнь на земле прекратится.
Если все будут следовать безусловному невреждению — нельзя будет ни отогнать палкой бешеного пса, ни хищника, ни опрыскать растения от вредителей.
Безусловное нестяжание — почти безусловное умирание.
Безусловная правдивость, как говорил Ницше, равносильна самоубийству.
Любое совершенство обращается в Ноль, который — невыразимо — то ли совершенная пустота, то ли безусловная Полнота.
Но там же исчезают пороки, страдания, заблуждения, там ниспадает завеса марева и прекращается маята, там пропадает сама смерть (или целый ряд смертей). И оказывается, даже при приближении к такому состоянию бывают необычные прозрения, обретения и удовлетворение. Потому, с точки зрения рассудка вроде бы недостижимое, совершенство влечёт к себе людей во все времена.
Многие мыслители Востока, а в Европе Кант и Гегель относили нравственность к области свободы. Свобода воплощается в ходе нравственного совершенствования.
То, что нравственно для телесного выживания, не обязательно будет таковым с точки зрения пользы для общества, но и то, и другое может быть совсем безнравственным с точки зрения добродетели. Есть некая обобщающая цель, более высокая, чем эти три.
Эта цель — мокша или мукти — Избавление, Освобождение (имеется в виду — от неистинного, изменчивого, невечного существования); она является одним из определяющих признаков шести ортодоксальных мировоззрений Индии, включая йогу.
Нравственность санкхья йоги Патанджали направлена на искоренение неведения (авидьи) и достижение истинного знания природы человеческого Духа (Пуруши). Конечной целью видоизменений Природы (Пракрита) является освобождение человеческого Духа и его безусловная свобода, выступающая в виде Единичности, Исключительности (кайвалья).
Мирча Элиаде считал Освобождение йоги, в сущности, освобождением от идеи зла и скорби. Эта идея — проявление неведения и существует только до личностного уровня; она уничтожается сама собой, когда личность сливается со Вселенским сознанием. Если мучения и связанность существуют в сознании, то одно из средств их удаления — правильное понимание картины мира.
ПРИЛОЖИМА ЛИ К ЖИЗНИ НРАВСТВЕННОСТЬ ЙОГИ?
В наш слишком практический век мы требуем пользы от всякого дела. Даже чтобы его предпринять, нам нужны доказательства пользы. Одной веры в необходимость и благотворность нравственности нам теперь недостаточно. Некогда мыслители призывали к добру и нравственному поведению, а с конца XIX века приходится обосновывать, доказывать и даже оправдывать существование и необходимость добра и нравственности1.
Вроде бы нравственность — это нечто весьма далекое от пользы и даже противоположное ей. Её часто представляют в противоположных образах: как тихую, незаметную, бесконфликтную отшельническую жизнь или как жертвенный подвиг, на который способны лишь немногие.
Нравственные правила йоги можно выполнять не только когда «занимаются йогой», но и в обыденной жизни. Но в каких условиях и в какой мере?
Все вроде бы признают, что нравственные правила и обязанности представляют неотъемлемую часть и даже основу йоги. Это такое правильное общее место, что перестаёт замечаться, будто пустое. И если мы будем внушительно повторять эти общие места, переписываемые из одной книжки в другую, перечислив, что йог должен (или, скорее, не должен) делать, тогда наша работа, в общем, бессмысленна и не стоило её затевать
Ибо больше сказать вроде бы и нечего. То ли дело о разнообразных асанах или незримых, таинственных, труднообъяснимых и именно поэтому столь привлекательных кундалини, чакрах, сверхъестественных силах и прочем!
Признание важности нравственных правил йоги никак не отражается на жизни большинства увлечённых ею, а у некоторых, наоборот, так искажает её, что лучше бы они и не брались за йогу и ничего не говорили о ней другим.
«Практики» йоги тоже не в восторге. Кое-кто считает йогой всего-навсего вычурные телесные действия или дыхательные упражнения, не видя при этом главного: что настоящая йога — это, прежде всего, управление сознанием и что в этом управлении мировоззренческая составляющая играет важную направляющую роль.
Или рассуждают примерно так: мол, не до отвлеченных сейчас рассуждений, главное — упражнение. И неужто нельзя согнуться, скрутиться, задержать дыхание и т. д. без соблюдения каких-то заповедей? И как, скажите, с нравственными правилами работать? В асанах, пранайамах или созерцательных техниках действие и польза проявляются явно и довольно быстро. Заметно нарастает гибкость, длительность дыхательного цикла, выносливость, сопротивляемость болезням, сосредоточенность... А от доброты или правдивости — в иных случаях явный вред для жизненного благополучия и даже здоровья.
И, поверхностно проглядев несколько посвящённых йаме и нийаме страничек, их «проскакивают», не считая необходимыми для себя, «хорошего», или желая сразу обрести сверхъестественные силы и «прыгнуть» в самадхи.
Другие сомневаются: «А принадлежат ли нравственные принципы к йоге»? Или мягче: «Где границы, с которых начинается невозможность продвижения в йоге без нужных нравственных качеств»? Кое-кто вообще полагает, что йогин находится «по ту сторону добра и зла». Представляя йогу как дело сугубо личное, уединённое, которое «выше» мира, думают, что йогину совсем нет дела до мира и человеческого общества. Внешне вроде бы верное, такое представление является выражением коренного и трудноустранимого заблуждения обычного человека — убеждения в своей отдельности от мира.
Другие, напротив, слишком озабочены «вопросами этики», не совсем понимая даже содержание этого понятия, но желая видеть вокруг нравственно совершенных людей. Настолько озабочены, что, застряв на нерешённых нравственных вопросах, не способны достичь ни мирских успехов, ни йоговских. Их слишком мучает сознание собственного несовершенства, наличие своих недостатков или «грехов». И заняты они больше тем, что подмечают отклонения — свои и других — от слишком поверхностно понятых нравственных правил. Эти беспокойства мешают им выбрать соответствующего их способностям и развитию учителя и способ упражнений и плодотворно заниматься. Искренно желая соответствовать идеалам, упоминаемым в книгах, портят себе и окружающим жизнь или нервы, вертясь в мире со своими добрыми намерениями, как слонопотамы в посудных лавках.
В индийском мировоззрении соблюдение нравственных правил обосновывается тремя главными намерениями:
• Для духовного и в какой-то мере вытекающего из него мирского благополучия личности
• Для устойчивости общества
• Для поддержания мирового порядка
С точки зрения пользы нравственность йоги, как и всякая нравственность, имеет два стороны, которыми она обращена к жизни. Во-первых, для общества. Во-вторых, для себя.
С первым, вроде бы, более-менее понятно: как и в большинстве признанных в Индии мировоззренческих систем, в йоге присутствуют, как любят сейчас говорить, общечеловеческие ценности: проповедь доброты, правдивости, осуждение насилия, воровства, разврата и т. п. И это хорошо для общества. Но наряду с этим есть и «обособление от общественных проблем». И это пугает «цивилизованное» общество, для которого нравственность хороша лишь в небольших дозах, как приправа его всеядности. Мол, если все станут йогами — вся общественная жизнь прекратится. Успокоим: этого никогда не случится. А вот само наличие высоких идеалов и хотя бы немногих, кто пытается достичь их и следовать им, оказывает облагораживающее действие на окружающий мир. В Индии существует даже поверье, что местность, где поселяется святой или йогин, обходят стихийные бедствия.
Второе — для себя. Тут тоже не всё безмятежно. Нравственные поиски не всегда ведут к благополучной жизни и даже к нравственной. Ибо зачем поиски, если нет потерь? И повседневный опыт вопит, что нравственные убеждения лишь увеличивают трудности жизни и гораздо благополучнее живут беспринципные и безнравственные, да ещё и притворяющиеся «убеждёнными».
Когда повторяют, что безнравственный человек не должен и не может заниматься йогой, что тогда он ничего от неё не получит или получит какую-то кару, этому, кажется, противоречат многие примеры.
В индийских преданиях немало великих йогинов, которые, по христианским меркам, вели далеко не праведную жизнь или до обращения к йоге (как в христианстве Саул, до того как стать Павлом), или, что необычнее, даже потом. Это много лет разбойничавший Вальмики, который после встречи с риши Нарадой предался созерцанию и стал величайшим провидцем и поэтом, создателем Рамайаны, сложенной для помощи другим. Это и царь Вишвамитра, который пытался отнять у риши Васиштхи корову, исполняющую желания, положил на это всю свою армию, а потом из зависти и самолюбия решил стать таким же великим мудрецом. И после тысяч лет героического подвижничества и тщеславного соперничества с Васиштхой достиг этого! И уже став божественным риши, во время голода украл у неприкасаемого собачью ногу на похлебку. Это и великий риши Дурваса, который обладал таким скверным характером, что проклинал всякого, кто чуть не так поглядит на него или встретит недостаточно почтительно.
Да и в более исторические времена тоже были знаменитые йогины, которые не отличались хрестоматийно-глянцевой праведностью. Есть предание, как Кабир с сыном пошли воровать, ибо у них не было еды, чтобы угостить почитателей Бога. Когда они вылезали из подкопа, сына схватили за ноги. Тот взмолился к отцу: «Отруби мне голову, чтобы меня не узнали и не было позора!» Что Кабир и сделал. (Потом, как полагается в преданиях, сына воскресил.) Свами Джйотиру-пананда рассказывал как-то об одном садху XIX века, который был раньше вором, да и став признанным святым (!), уже без всякого желания и корысти, а просто по карминной привычке тащил всё, что плохо лежит.
Можно ли заниматься йогой хирургу, вовсю кромсающему пациентов? Милиционеру или спецназовцу, вынужденному, хотя бы иногда, дубасить нехороших или хороших граждан по приказу? Политику, журналисту, рекламному или разведывательному агенту, по профессии вынужденным, мягко скажем, лукавить?
Но мы знаем, что таких профессионалов иногда даже учат каким-то приёмам йоги — чтобы уметь сбрасывать напряжение, сохранять спокойное сознание в критических положениях, уметь сосредотачиваться на нужной работе и т. д. И гром небесный их не поражает. А в Индии и на Западе проводились успешные опыты по применению йоги для перевоспитания преступников в тюрьмах и реабилитации наркоманов. Значит, даже таким людям какой-то йогой заниматься можно. Но какой и до каких пределов?
Ну а обычным людям, чьи профессии прямо не связаны с насилием и профессиональной ложью, которые не являются, не способны и, слава богу, не претендуют на то, чтобы стать святыми? Как они могут использовать нравственные правила йоги в обыденной жизни?
Когда человек делает дома несколько асан для здоровья, нравственность мало влияет на его упражнение и поведение. Если он решил посвятить себя всецело йоге или преподаёт в группе, то влияет значительно больше, ибо он в какой-то мере является образцом и примером для окружающих. Ну а если он мнит себя учителем, то нравственные вопросы уже должны быть им для себя решены.
В вопросах о нравственности в йоге заблуждений, путаниц и опасностей не меньше, а может, даже и больше, чем, скажем, в технике овладения асанами и дыхательными упражнениями или подъёма таинственной кундалини. Слепое следование каким-то писаниям и примерам без понимания их смысла чревато заблуждениями, которые в лучшем случае смешны, а в худшем — опасны как для самого заблудшего, так и для окружающих.
Оказывается, и в нравственности нужна техника безопасности. Обычный человек, с натугой поднимающий 50 кг, не будет столь безрассуден, чтобы рвать штангу свыше 200 кг (и пуп), тягаясь с тяжеловесом. Но в нравственных усилиях почему-то требуют от себя или другого мирянина того же, что от святого, и считают возможным без тренировки сразу взвалить на себя великую тяжесть — стать совершенным в ненасилии, правдивости, нестяжании.
Кто выполнит всё это в идеале и полностью — несомненно, станет святым, освободится от материальных условий. Он, может быть, станет освобождённым при жизни. Но, скорее всего, надорвётся. И освободится от тела раньше, чем станет совершенным. Свами Сатьянанда указывает, что большинство пациентов психиатрических клиник — религиозные люди, поставившие перед своим умом неразрешимые проблемы и не сумевшие с ними справиться. Если же ум болен, никакие занятия йогой невозможны.
Поэтому нравственности надо учиться, многое понимать, знать, с чего начинать, как и в какой мере её применять соответственно своим возможностям и условиям, избегая срывов и неумного мученичества.