И в жизни. Это первая на русском языке книга
| Вид материала | Книга |
| Слишком человеческое в категорически безусловном М. Волошин |
- И. А. Тогоевой Литературный портал, 5184.31kb.
- Руководство по древнему искусству исцеления «софия», 19006.95kb.
- Руководство по древнемуискусству исцеления «софия», 3676.94kb.
- «Книга- мой лучший друг», 15.15kb.
- Книга английского ученого М. Барбсра посвящена одному из самых скандальных событий, 4957.44kb.
- Дайяна Стайн – Основы рейки полное руководство по древнему искусству исцеления оглавление, 3235.57kb.
- Новое духовно-философское учение, переданное миру через Семью Рерихов, не случайно, 961.25kb.
- Кодекс Республики Казахстан о налогах и других обязательных платежах в бюджет, 26555.72kb.
- Филология, 142.07kb.
- «Использование английских слов в русском языке», 184.91kb.
СЛИШКОМ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ В КАТЕГОРИЧЕСКИ БЕЗУСЛОВНОМ
Хорошо жить справедливо, не совершать неправедного дела, хотя бы грозило это утратой жизни, не обращаться с просьбой к недостойным, не искать помощи у друга, даже если в ней нуждаешься, быть несокрушимо стойким в несчастье, идти по стопам великих — кем предписан этот суровый обет, подобный обету стояния на лезвии меча?
Бхартрихари
С тех пор как в мире живёт человек, существует и нравственность. Нужна ли она для жизни или мешает ей?
Нравственные нормы — вроде присутствующих в мире сил сопротивления движению: тяготения, трения, поверхностного натяжения, инерции и др. Немногим они мешают летать, но зато всем дают возможность ходить по земле или даже ездить на велосипеде или автомобиле.
Нравственность рассматривают кто как божественное установление, кто как общественный закон, выведенный из общественного договора, кто как жертву, кто, подобно позитивистам (Д. Юм), как аффекты. Отмечали её двоякость: с одной стороны, это подчинение поведения строго установленным нормам, внешнему психологическому принуждению и контролю, зависимость от общественного мнения и т. д., а с другой — область внутренней свободы, самоуправления и творчества личности, самостоятельно принимающей нравственные решения и ответственность за них.
Но, в общем, все подходы к источникам нравственности сводятся к трём и выводятся:
1. Из естественных человеческих качеств и потребностей («нравственность в природе вещей», во взаимной пользе и даже в стремлении к наслаждению и т. д.).
2. Из высших сущностей и целей (Бог, прогресс, светлое будущее и т. д.).
3. На основе соответствия построенной картине мира (мир устроен так-то и так-то, поэтому надо делать то-то и то-то). Таков подход стоиков, марксистов, ссылающихся на теорию смены общественно-экономических формаций, или авторов и последователей «Живой этики», для которых в этом качестве выступает Эволюция.
Но из чего бы её ни выводили, оказывается, никто не перекинул мосток неопровергаемых следствий от истока до вытекающего из него поступка.
Так, у вульгарных материалистов XIX века (базаровых да Рахметовых) выводы почему-то оказывались примерно такими. Утверждали
...(Свидетель — Соловьёв),
что «человек рождён от обезьяны,
А потому — нет больший любви,
Как положить свою за ближних душу».
М. Волошин
В общем, подобным образом думали и более поздние социобиологи, выискивая в поведении животных факты альтруизма и истоки человеческой нравственности. Они верили, что человек по природе добр, что достаточно слушать голос своей природы и стараться поступать соответственно его «указаниям». Отсюда — неоправданное прекраснодушие, выделение и восхваление пацифизма и альтруизма и закрывание глаз на насилие и страдание в мире.
Последователи взгляда на добрую естественную природу человека верили, что она сияла бы во всём незапятнанном блеске, если бы не влияние дурной среды, не религиозный дурман. Отсюда был один шаг до вывода, что нужно убрать эту дурную среду. И во время Великой французской революции культ Разума не мешал гильотинировать носителей разума. Особо практично-цинично такой взгляд проявился у нас — в попытке коммунизма. Вера в коммунизм как высшую ценность и выведение нравственности из необходимости его достижения — всего лишь одна вера из многих — такая же, как в Бога.
Но человек также способен, и очень и очень способен, на зло. Принимая те же материалистические взгляды, революционеры борьбой за существование и за лучшее будущее оправдывали человекоистребление. Люди с обособленным, раздробленным и узконаправленным мышлением извращённо могут оправдать какими-либо высшими целями, скажем, благом человечества или прогресса, любую мерзопакость. И даже «общечеловеческие ценности» посредством средств массовой информации можно, оказывается, превратить в политическую дубину.
Некоторые философы даже полагали, что коренным свойством человека является зло, умеряемое государственным принуждением в виде правового и морального законодательства.
Весьма распространено мнение, что нет нравственности без религии, дающей в своих религиозных писаниях её основы. В силу европоцентризма, сложившегося во времена рождения и развития науки на почве иудо-христианского симбиоза, обычно наибольшее внимание уделяют религиям Ближнего Востока.
Для многих таковым авторитетом является Библия. Обычно за основу нравственности берут ветхозаветные заповеди «не убий», «не прелюбодействуй», «не укради», «не лжесвидетельствуй» и т. п. (Исход, 20.13-16) — упуская из виду, что они являются всего лишь последними из десяти и раньше них следуют такие чисто иудейские заповеди, как несмешение с язычниками, запрет делать изображения богов и почитание субботы... Да и сам первосвященник Моисей, получивший от бога Израиля эти заповеди, считал себя обязанным следовать им далеко не всегда. Он честил военачальников после победы над мадианитянами: «Для чего вы оставили в живых всех женщин?.. Итак, убейте всех детей мужеского пола и всех женщин, познавших мужа на мужеском ложе, убейте; а всех детей женского пола, которые не познали мужеского ложа, оставьте в живых для себя» (Числа, 14-18).
Религиозная мораль в истории, как п завило, была двойной: для своих и для чужих. Ради торжества моральных принципов своей религии или идеологии считалось богоугодным или благим делом истреблять последователей других без оглядки на ix нравственные достоинства и даже, может быть, как раз поэтому.
«Убей лучшего из гоев» — призывал талмудистов. «И убивайте их (неверных), где изгоняйте их оттуда, откуда они изгнали вас: ведь соблазн хуже, чем убиение!... И сражайтесь с ними, пока не будет больше искушения, а (вся) религия будет принадлежать Аллаху» (Коран, 2.187, 189). Взяв за руководство слова Христа «Не мир я принёс, но меч», христиане искореняли язычество, то есть «эллинскую», римскую, друидскую, славянскую и другие культуры. Во имя Христа истребляли друг друга католики и протестанты, но одинаково рьяно уничтожали еретиков.
Ничем не лучше оказываются и неоправданные надежды на прогресс и светлое будущее!, с которыми особенно носится либеральное общество. О нём говорят как о чём-то, как Бог, непогрешимом, всемогущем, которого «нельзя остановить», который когда-то решит все проблемы и установит справедливость.
Упования на Эволюцию и Иерархию, которые в качестве высшей ценности и руководства предлагают, например, рериховцы, примыкают к тому же возведению прогресса в качестве высшего творца и высшего судии.
Всё это мы уже проходили. Отрекались от старого мира: православия, самодержавия и народности. Жили в обществе, где в совсем недавнем прошлом господствовала классовая, пролетарская, коммунистическая, партийная мораль, родившаяся как омерзительный картавый аморализм и выродившаяся в лохмобровый маразм. И надежды на рыночную демократию, при которой «Россия обязательно возродится!» расцветёт культура! улыбчивые граждане, выходя из лимузинов в магазины, будут дарить друг другу цветы! и не будет ни вражды между богатыми и бедными, между народами и государствами, ни грубости, ни преступности... для нас уже не убедительны.
Нравственные искания и вопросы не разрешаются научными методами и чтением научных трудов о категориях морали. Так как нравственность по своей природе связана больше с чувствами и эмоциями, чем с рассудком, здесь недостижима такая точность и однозначность, как, например, в математике. Ещё Аристотель понимал, что истина в этике устанавливается «приблизительно и в общих чертах». Недостаточно жёсткости научной логики и научной терминологии, так как вопросами нравственности занимались больше религия и искусство, а не наука. Никуда не деться от «неопределённых», «расплывчатых» для науки, но весьма значимых для людей и истории понятий: совершенство, духовность, истина, долг, совесть.1 Невозможно вывести «математические» законы нравственности и на основе их создать программу нравственного поведения, которая будет предписывать, как поступать в том или ином случае и какие результаты будут получены. Ещё Гегель язвительно замечал, что думать, будто наука сделает людей моральными, — то же самое, что считать, будто знание физиологии и анатомии научит нас переваривать пищу.
Механистичный схематизм непременно обращается в лицемерие и ханжество. Убедительность в нравственных вопросах, видимо, важнее доказательности. Надо иметь силу и уметь признать, что не всё в нравственности доказуемо и не всё управляемо правилами. И это прекрасно! Иначе уже сейчас поведение человека было бы настолько управляемо кучкой власть и деньги имущих, что и надежды не осталось бы на личную свободу и совершенствование.
Много было потрачено сил и времени на то, чтобы показать и доказать условность моральных норм. Распространены утверждения о «субъективности нравственности», понимаемой как её ущербность, о её «научной неполноценности», логических ошибках при выражении её положений и т. д.
Нравственность нельзя логически вывести из чего-то и обосновать разумом. «Этика, если она вообще чем-то является, сверхъестественна и не поддаётся высказыванию»1. И значит, источник её должен быть в не выводимом ни из чего другого, в Запредельном. Нравственность самодостаточна и самоценна. Не какие-то ценности обосновывают нравственность, а она их. И творит эти ценности и связывает вроде бы противоречащие один другому мнения — Человек. Человек всё очеловечивает. Разным надчеловеческим ценностям приписывает общечеловеческие нравственные чаяния, идеалы, надежды. И когда, как кажется, извлекает критерий морали из Природы, Прогресса, Эволюции, Иерархии, Коммунизма и т. п., на самом деле наделяет эти понятия нравственными качествами, которые хотел бы видеть.
Ныне постепенно изживается заблуждение о непогрешимости объективного познания. Прежде считалось, что если убрать всё субъективное, человеческое — останется настоящая, беспримесная, ощутимая как объект, объективная истина. Только вот убрав человека, мы оказываемся без такого большого объекта, что в дыре на месте него пропадает и всё остальное. И зачем эта истина об объектах без человека?
Я не собираюсь притворяться объективным, без предпочтений и эмоций рассуждающим о нравственности йоги в отрыве от человека и моего скромного понимания йоги. Это то же самое, что притворяться, что можно рассуждать о нравственности человека без человека. Поскольку моё отношение к йоге, естественно, субъективно, доброжелательно и, значит, в какой-то мере пристрастно, эта работа непременно будет субъективной. Но есть надежда, что мой субъективный подход окажется интересным какому-то числу субъектов.
Поэтому-то одни исследователи морали видят в ней средство подавления (например, Ницше), другие считают, что она имеет животное происхождение (К. Каутский), третьи — что она порождена практикой сотрудничества и взаимопомощи людей (П. Кропоткин).
Западная этика больше занята отношениями среди людей и нормированием поведения в целях управления обществом. Но такую этику, ограничивающуюся только взаимоотношениями между людьми, нельзя по-настоящему соединить с мировоззрением — считал А. Швейцер. Только если человек сознает единство всего сущего, тогда и в поведении он будет стремиться не нарушать этого единства.
Индийская нравственность была направлена на внутреннее освобождение от неведения и связанности личности её психическими явлениями. Она исходит из единства человека со всем сущим. Нравственность в большей степени объясняется из картины мира. Но только в большей степени, а не целиком и полностью. Ибо и осуществление собственной природы, и высшее духовное развитие человека, и ведущее его мировоззрение сходились в одной точке — в Безусловном.
В Индии не было даже отдельной ветви философского знания, которую мы могли бы назвать этикой. В отличие от западной мысли там не существовало религии, философии, логики и морали как отдельных дисциплин.1 Все они, и нравственность вместе с ними, входили в мировоззрение и изучались в качестве неотъемлемых и .взаимозависимых частей. Оливье Лакомб в своё время отметил, что три составляющих совершенствования — нравственность, обуздание ума и мудрость — чётко прослеживаются и в противостоящих вероучениях — буддизме, йоге и веданте.
Философское мировоззрение преобразовывается в вероисповедание и нравственные правила, которым следуют мыслители, а простые правила поведения истолковываются как воплощение в действии философских и религиозных идей.
Нравственность при этом нужна не как некий предварительный взнос для обретения какого-то отдалённого совершенства, но уже сама по себе есть его признак, являющийся необходимым условием и плодом познания.
Мы будем исходить из того, что в йоге как Единении сходятся потоки из всех трёх источников нравственности. Все три главные составляющие нравственности — биологическая, общественно полезная и познавательная — присутствуют в нравственности йоги.
В той или иной мере мы коснёмся их при рассмотрении отдельных нравственных правил. Хотя нравственность нельзя отделить от мировоззрения и мироустройства, рассматривая её в разных срезах, мы особо постараемся уделить внимание освобождающей и познавательной сущности нравственности.