А. В. Карпов (отв ред.), Л. Ю. Субботина (зам отв ред.), А. Л. Журавлев, М. М. Кашапов, Н. В. Клюева, Ю. К. Корнилов, В. А. Мазилов, Ю. П. Поваренков, В. Д. Шадриков
| Вид материала | Документы |
- Выпуск 48 Э. Ф. Шарафутдинова чеченский конфликт: этноконфессиональный аспект отв редактор, 3024.85kb.
- Центр системных региональных исследований и прогнозирования иппк ргу и испи ран, 3282.27kb.
- Книга памяти. Йошкар-Ола: Map кн изд-во, 1995. 528 с, К53 ил.,, 1691.88kb.
- Акаев В. Х., Волков Ю. Г., Добаев И. П. зам отв ред, 1632.77kb.
- М. П. Горчакова-Сибирская (отв ред., Спбгиэу), д-р философ наук, проф, 6853.82kb.
- В. М. Пивоев (отв ред.), М. П. Бархота, А. В. Мазур «Свое», 2224.87kb.
- О. Г. Носкова Раздел работа психолога в системе образования и в социальном обслуживании, 10227.59kb.
- В. М. Пивоев (отв ред.), А. М. Пашков, М. В. Пулькин, 3114.99kb.
- Т. А. Ткачева (отв редактор), Е. В. Кузнецова (зам отв редактора), 4827.93kb.
- Редколлегия: Э. П. Кругляков отв редактор, 161.35kb.
ЛИТЕРАТУРА
- Выготский Л. С. Психология развития ребенка. М., 2003.
- Холодная М. А. Психология интеллекта. М., 2002.
- Холодная М. А. Когнитивные стили: о природе индивидуального ума.
М., 2002.
Н. В. Зверева, И. Ф. Рощина
Практические задачи работы медицинского психолога с семьей в системе здравоохранения
Одной из важных практических задач клинической психологии является работа с семьей. Семейному фактору отводится существенная роль в возникновении, протекании и преодолении нервно-психических, психосоматических и соматических болезней (В. В. Николаева, Г. А. Арина, И. М. Никольская, Э. Г. Эйдемиллер, И. В. Добряков, А. Б. Холмогорова, А. Я. Варга и др.).
Опираясь на богатый опыт диагностической и исследовательской работы в различных областях клинической психологии и разделяя взгляды коллег на значение семейного фактора в клинической психологии, авторы считают необходимым выделить несколько аспектов практической работы медицинского психолога с семьей. Основными фокусами работы могут быть следующие: больной и семья, больной и лечение, семья и врач, представления о семье у больного, семья и адаптация больного, психологическая поддержка семьи, имеющей членов с ограниченными возможностями здоровья.
Все медицинские психологи хорошо знают, что появление в семье больного (при постановке медицинского диагноза), как правило, не только является стрессом для других членов семьи, но и меняет модус ее функционирования в связи с теми ограничениями, которые привносит болезнь в жизнь больного и его окружения. Эти ограничения в большой степени зависят от тех нарушений, которые вносит специфика болезни (неврологическая, психическая, психосоматическая и др.) в статус больного.
Например, постановка диагноза «деменция» одному из старших членов семьи требует от остальных организации постоянного контроля и ухода за больным, что значительно сужает возможности их собственной свободы (в том числе вынуждает к дополнительным материальным затратам). Описанная ситуация может по-разному восприниматься разными членами семьи, тем самым проявляя различные возможности личности адаптироваться к сложным, травмирующим обстоятельствам жизни. Задача психолога в подобных случаях заключается в психотерапевтической помощи членам семьи (разъяснение симптомов болезни, обучение приемам ухода за больными, когнитивного тренинга с больным). Постановка ребенку в возрасте 10 лет диагноза «шизофрения» может целиком менять линию семейного развития. Работа психолога требует информационной помощи семье в планировании и организации лечения, обучения и досуга ребенка, психологического сопровождения больного ребенка, а также осуществления психологической поддержки взрослых членов семьи и сибсов (построение и коррекция собственных жизненных планов).
Хорошо известно, что на выбор форм лечения пациентов влияют этно- и социокультурные параметры семьи. Бывают случаи, когда психическая болезнь рассматривается членами семьи как проявление «бесовства», и вместо необходимого лечения больной подвергается процедуре «изгнания бесов», что часто утяжеляет психическое состояние больного. Другим примером влияния семьи на способы лечения больного является приверженность к «натуральным» препаратам, что приводит к использованию, например, траволечения по отношению к тяжелым психическим (онкологическим, сердечно-сосудистым и др.) заболеваниям. Важным аспектом этой проблемы является отказ родственников от применения современных медикаментозных средств, форм хирургического вмешательства, лучевой и химиотерапии. Работа психолога с этими проблемами должна быть построена на разъяснении и убеждении, как родственников, так и самого больного в необходимости применения адекватных медицинских мероприятий, создании установки на лечение и использование ресурсов личности в борьбе с болезнью.
В клинической психологии существенной проблемой является стигматизация и самостигматизация больных. Чрезвычайно важно для семьи сохранение конфиденциальности сведений о болезни члена семьи. Родственники небезосновательно опасаются отрицательных социальных последствий в связи с наличием в семье больного. Опыт показывает, что многие родители с трудом соглашаются на особые формы обучения ребенка с нарушенным психическим или соматическим развитием из-за боязни негативного отношения общества к их детям и к ним самим. Другим серьезным аспектом проблемы стигматизации может быть появление у здоровых детей, чьи родители страдают серьезным заболеванием, страхов перед неотвратимостью собственной болезни или негативного отношения социального окружения. Психологи должны проводить как индивидуальную психотерапевтическую работу с членами семьи, так и создавать групповые формы работы с больными. В качестве примера можно привести создание ассоциаций родственников больных и клубов для больных, в работе которых принимают участие сами больные, их родственники, психологи.
Наличие наследственной предрасположенности и даже генетической обусловленности значительного числа заболеваний отрицать невозможно. В семье подобная информация может быть причиной конфликтов, например, между супругами при выяснении генетической «вины» одной из семейных ветвей. Задача психолога — выстроить правильное поведение членов семьи, которое бы существенно смягчало проявления болезни.
Очевидно, что жизнь больного в семье создает гораздо лучшие условия для адаптации и, в конечном счете, улучшает качество жизни больного, чем его одинокое проживание. Профессиональная задача психолога в отмеченном контексте — способствовать сохранению структуры и качества жизни семьи, включающей члена с ограниченными возможностями здоровья.
Необходимость работы психолога с семьей, в которой живет больной, не вызывает сомнений. Можно выделить несколько форм психологической, психотерапевтической и психокоррекционной работы с такими семьями: краткосрочная интенсивная помощь на этапе принятия болезни родственника, поддерживающая семейная психотерапия, индивидуальная психотерапия по отношению к членам семьи и самому пациенту, тренинг общения с больным, тренинг социальных навыков у больного, различные виды когнитивного тренинга и др. (А. Б. Холмогорова, 2006; Э. Голдберг, 2007; Н.В.Зверева, О.Ю.Казьмина, Е. Г. Каримулина, 2008; Л. М. Колпакова, 2009 и др.).
Научно-практические подходы к проблемам семьи, имеющей больного с соматической и нервно-психической и другой патологией, могут быть различными. Необходимо использовать существующие достижения и опыт психологии семьи, комплексной семейной терапии, системной семейной психотерапии, которые должны быть адаптированы и использованы по отношению к таким семьям.
ЛИТЕРАТУРА
- Вильдавская Л. М. Роль семьи в социальной адаптации больных эндогенными психическими расстройствами юношеского возраста: автореф. дис. ... канд. психол. наук. М., 1995.
- Голдберг Э. Парадоксы мудрости. М.: Поколение, 2007.
- Зверева Н. В., Казьмина О. Ю., Каримулина Е. Г. Патопсихология детского и юношеского возраста. М.: Академия, 2008.
- Колпакова Л. М. Личностно-типологические особенности матерей в ситуации трудноизлечимого ребенка. Казань, 2009.
- Никольская И. М. Клиническая психология семьи // Вопросы психического здоровья детей и подростков. 2005 (5), № 2.
- Михайлова И. И. Самостигматизация психически больных: автореф. дис. .. канд. мед. наук. М., 2005.
- Психосоматика: телесность и культура / Ред. В. В. Николаева. М.: Академический Проект, 2009.
- Холмогорова А. Б. Теоретические и эмпирические основания интегра-тивной психотерапии расстройств аффективного спектра: автореф. дис.. докт. психол. наук. М., 2006.
- Эйдемиллер Э. Г., Добряков И. В., Никольская И. М. Семейный диагноз и семейная психотерапия. СПб.: «Речь», 2006.
И. Н. Земзюлина
Динамика типов готовности к материнству у женщин, ожидающих первого ребенка
Исследования в области изучения материнства подчеркивают, что материнство как психосоциальный феномен рассматривается с двух основных позиций: как обеспечение условий для развития ребенка и как изменения личностной сферы женщины.
Проблеме материнства посвящено множество теоретических и при-кладныхисследований(Г. Г. Филиппова,В.И.Брутман,И.Ю.Ха-митова,С.Ю.Мещерякова,С.А.Минюрова,Е.А.Тетерлева, В. В. Абрамченко,А.А.Анохин, О. В. Баженова,Л.Л.Баз,О.А.Ко-пыл, С. Белобородов, Ч. Шмаков, В. Бергум, М. Е. Блох, О. Б. Подо-бина,И.В.Братусь,О.С.Васильева,Е.В.Могилевская,Ю.Н.Клоч-ко,Н.Ю.Ермилова,А.Ю.Клочко,Г.С.Костюк, Л. В. Кочанова, В. Е. Новожилова, Р. В. Овчарова, Е. А. Ряплова). В современной психологии личности материнство изучается в аспекте удовлетворенности женщиной своей материнской ролью, как стадия личностной и половой идентификации, а также с точки зрения личностного развития женщины, психологических и физиологических особенностей разных периодов репродуктивного цикла [1, 3].
Психологическая готовность к материнству рассматривается как специфическое личностное образование, стержневой образующей которого является субъект-объектная ориентация в отношении к еще не родившемуся ребенку, как способность матери обеспечивать адекватные условия для развития ребенка, эта способность проявляется в определенном типе отношения матери к ребенку, который соответствует готовности к материнству и связан с ценностью ребенка для матери (Г. Г. Филиппова, В. И. Брутман, И. Ю. Хамитова, С. Ю. Мещерякова, С. А. Минюрова, Е. А. Тетерлева). Исследования в этой области выявляют такие факторы формирования готовности к материнству как возраст, благополучие в браке, паттерны материнского поведения (Р. В. Овчарова) [2].
Целью исследования является выявить особенности динамики типов готовности к материнству у женщин в возрасте от 22 до 27 лет и в группе женщин в возрасте от 28 до 32 лет.
Для достижения поставленной цели мы использовали проективную методику — тест «Фигуры» Г. Г. Филипповой (2002) [3].
В результате статистической обработки данных с достоверным уровнем значимости p<0,05 были выявлены значимые различия в группе беременных женщин в возрасте 22—27 лет, находящихся на первом и втором триместрах беременности, по игнорирующему типу готовности к материнству, а также в группе нормородящих, находящихся на первом и третьем триместрах беременности.
В группе нормородящих, находящихся на первом триместре беременности, имеют место низкие показатели адекватного и тревожного типов готовности к материнству. У 42 % беременных женщин в возрасте 22—27 лет отмечается игнорирующий тип готовности к материнству, что характеризует данную группу неприятием данного состояния — состояния беременности, отсутствием желания создавать условия для развития будущего ребенка, а, следовательно, несформи-рованной социальной ролью матери. В группе беременных женщин в возрасте 22—27 лет, находящихся на втором триместре беременности, отмечается высокий процент испытуемых (45 %) с тревожным типом готовности к материнству. На втором триместре имеет место повышение уровня тревоги, напряжения и беспокойства; первое шевеление ощущается рано, сопровождается сомнениями, тревогой, испугом по поводу здоровья будущего ребенка и своего здоровья, что усиливает болезненные ощущения, что свидетельствует о трудностях освоения новой социальной роли — роли матери. У нормородящих беременных женщин с игнорирующим типом готовности к материнству 5 % испытуемых, что подтверждает факт формирования роли матери (т. е. готовности к материнству). Группу беременных женщин в возрасте 22—27 лет, находящихся на третьем триместре беременности, отличает отсутствие испытуемых с игнорирующим типом готовности к материнству. В данном случае мы можем говорить о динамике переживания беременности в группе беременных женщин в возрасте 22—27 лет, находящихся на первом, втором и третьем триместрах, которая проявляется в увеличении процентного соотношения адекватного и тревожного типов готовности к материнству и уменьшении до абсолютного отсутствия игнорирующего типа готовности к материнству, что свидетельствует о формировании новой социальной роли — роли матери к окончанию срока беременности. Данные свидетельствуют о том, что к окончанию срока беременность воспринимается положительно-эмоционально, приятно по соматическому ощущению, а тревога и беспокойство связано лишь с опасениями по поводу здоровья ребенка, своего здоровья и исхода беременности и родов. Активность беременной женщины на третьем триместре уже направлена на ребенка, на обеспечение адекватных условий для его развития, на сохранение здоровья, а также на формирование адекватного типа переживания беременности (52 %).
В результате статистической обработки данных значимых различий в группе беременных женщин в возрасте 28—32 года, находящихся на первом, втором и третьем триместрах беременности, по типам готовности к материнству значимых различий не выявлено. При сравнении групп беременных женщин в возрасте 28—32 года по триместрам беременности была выявлена своеобразная динамика типов готовности к материнству по результатам методики «Фигуры».
Высокие показатели тревожного и адекватного типов готовности к материнству в группе женщин в возрасте 28—32 года характеризуют данную группу следующим образом: с одной стороны, хорошей выраженностью соматических ощущений, снижением эмоционального напряжения, отсутствием тревоги и беспокойства по поводу протекания беременности, способностью обеспечивать адекватные условия для развития и вынашивания ребенка, что характеризует сформированность социальной роли, но, с другой стороны, наличием тревожного состояния, связанного с тревожным эмоциональным состоянием и беспокойством по поводу благополучного течения беременности. На втором триместре беременности позднеродящие характеризуются высоким процентом женщин с адекватным типом готовности к материнству (65 %) по сравнению с группой нормородящих (50 %). Данные свидетельствуют о том, что в группе беременных женщин в возрасте 28—32 года, находящихся на втором триместре беременности, имеет место благополучное эмоциональное состояние; первое шевеление ощущается в 16—20 недель и переживается положительно-эмоционально и приятно по соматическому ощущению, что свидетельствует о формировании роли матери и ее освоении. Позднеродящие на втором триместре беременности характеризуются абсолютным отсутствием испытуемых с игнорирующим типом готовности к материнству.
В группе беременных женщин в возрасте 28—32 года, находящихся на третьем триместре беременности, преобладает адекватный тип готовности к материнству (61 %), что характеризует понижение тревожности к окончанию срока беременности, активность ориентирована на подготовку к родовому и послеродовому периоду, шевеление ребенка дифференцировано от других телесных ощущений и характеризуется положительными соматическими и эмоциональными переживаниями, что свидетельствует о сформированной социальной роли — роли матери. У 30 % испытуемых данной группы имеет место тревожный тип готовности к материнству, что на третьем триместре беременности характеризует увеличение уровня тревоги и возникновение страхов, связанных с опасениями за исход беременности, родов и послеродовой период. С игнорирующим типом готовности к материнству в группе позднеродящих 9 % испытуемых, что характеризует активность беременных женщин, направленную на содержания, не связанные с ребенком. Данные результаты по тревожному и игнорирующему типам готовности к материнству мы связываем с возрастом беременных женщин, т. к. возраст 28—32 года является наиболее опасным для рождения ребенка, а приближение к родам усиливает уровень тревоги и беспокойства.
Таким образом, в группе беременных женщин в возрасте 28— 32 года отмечается своеобразная неравномерная, зигзагообразная динамика адекватного и игнорирующего типов готовности к материнству. При этом процентное соотношение тревожного типа готовности к материнству уменьшается в зависимости от триместра беременности.
Мы утверждаем, что динамика типов готовности к материнству связана с возрастом беременных женщин и сроком беременности.
В результате исследования процесса принятия новой социальной роли — роли матери, критерием которой является тип готовности к материнству, у беременных женщин, находящихся на разных сроках беременности и принадлежащих к разным возрастным категориям, выявлена положительная динамика формирования готовности к материнству, которая зависит от срока беременности и возраста беременной женщины. Сформированная материнская роль отмечается в группе беременных женщин в возрасте 28—32 года, находящихся на втором триместре беременности. В группе беременных женщин в возрасте 22—27 лет, находящихся на первом триместре беременности, имеет место наличие противоречий в принятии роли матери.
ЛИТЕРАТУРА
- Брутман В. И., Филиппова Г. Г., Хамитова И. Ю. Динамика психологического состояния женщин во время беременности и после родов // Вопросы психологии. 2002. № 1. С. 59—68.
- Овчарова Р. В. Психологическое сопровождение родительства. М.: Изд-во института психотерапии, 2003. 318 с.
- Филиппова Г. Г. Психология материнства. М.: Изд-во Института психотерапии, 2002. 240 с.
Проблемы профессиональной идентичности психолога, работающего в соматическом стационаре клинической больницы
Вданной статье будут затронуты вопросы о профессиональной идентичности психолога в стационаре, возможности ее формирования и сохранения в ситуации сотрудничества с врачами.
Профессиональная позиция психолога подразумевает, что он сам формирует цели и ценности своей профессиональной деятельности, сам осуществляет необходимые воздействия на обратившегося за помощью человека, сам несет ответственность за результаты своей работы. И это существенным образом меняет и его отношение к людям, которых он обслуживает, и его отношение к самому себе и участвующим в работе специалистам другого профиля, и, главное, сам стиль и тип его профессионального видения реальности.
Что же мы можем наблюдать в окружающей нас действительности? Молодой специалист, устраиваясь на работу в клиническую больницу, оказывается в особой, отчасти «чужеродной» профессиональной среде. Если врач, устраиваясь на работу в больницу, попадает в четко регламентированную обстановку, где давно сложились определенные традиции, понятен круг его полномочий и обязанностей, внятно определена вертикаль власти, то психолог зачастую совсем не знает реалий, с которыми ему придется столкнуться. Конечно, в отделе кадров ему дают список должностных обязанностей, но, к сожалению, к непосредственной практике часто этот список не имеет никакого отношения.
Общий план лечения, постановка диагноза и оценка результатов терапии, словом, все стратегические пункты деятельности принадлежат врачу. И, самое главное, в области здравоохранения, психолог лишается одной из важнейших прерогатив полноценного научного исследования — самостоятельности в выделении из реальности предметов изучения.
Если в психиатрической больнице очевидна задача психолога (проведение патопсихологического исследования, помощь в постановке диагноза), то в соматической клинике задача психолога не определена и отдана на откуп врачу, с которым психолог работает в отделении. Между тем, еще в 1920-е гг. выдающиеся врачи того времени говорили о необходимости учета психологического состояния больного, что именно оно зачастую определяет течение заболевания, самым непосредственным образом влияя на его исход — способствуя или препятствуя выздоровлению. В сознании больного отражаются его телесные изменения, возникающие вследствие заболевания, и изменившиеся физиологические и психологические возможности. При длительности заболевания у человека появляется необходимость пересмотреть свои отношения с внешним миром и с самим собой. Зачастую человеку необходимо заново адаптироваться к жизни, принять новые «условия игры», без которых невозможно говорить о полноценном выздоровлении. Именно в этом отношении очень важной и ценной может оказаться работа с психологом.
Важный вопрос, который невозможно не затронуть в связи с темой взаимосотрудничества психологов и врачей, — это специфика психологической практики в условиях стационара. В данном случае речь пойдет об индивидуальной и групповой психокоррекции.
Когда психолог ведет стационарную группу, то первое условие, с которым он сталкивается, — это что группа никогда не станет самостоятельным, независимым организмом. Ее всегда связывают сложные взаимоотношения с более крупной группой — с ее пристанищем, стационарным отделением больницы. Эффективность психо-коррекционной стационарной группы, а часто и само ее существование в значительной мере зависят от поддержки администрации отделения.
Если заведующий отделением и старшая медсестра не убеждены в необходимости и эффективности групповой психотерапии, то вряд ли они станут поддерживать соответствующую деятельность психолога: они не будут относиться к терапевтическим встречам с должным уважением; не будут на регулярной основе предоставлять пациентов отделения для ведения группы, не станут обеспечивать возможность проведения сессий в удобное время, одни и те же дни и часы.
Естественно, при таком отношении психологические группы лишаются своей эффективности. Тем самым, психолог, ведущий группу (особенно, если речь идет о молодом специалисте), быстро деморализуется и теряет квалификацию. Встречи проводятся нерегулярно и часто прерываются, когда участников вызывают на индивидуальную консультацию к другим специалистам, или на множество других больничных процедур.
Аналогичная ситуация складывается в отношении индивидуальных консультаций с психологом. Изначально, консультируя пациентов, находящихся в стационаре, психолог сталкивается с большим количеством трудностей, среди которых можно назвать и тяжесть соматического состояния пациентов, и краткосрочность воздействия, и низкий уровень мотивации у подобной категории клиентов. К сожалению, на нынешний момент уровень психологической культуры в нашем обществе таков, что обывателю зачастую неизвестно, кто такой психолог, что он может дать, как профессионал, в чем состоит специфика работы с ним, и т. д. И во многом ценность работы психолога в глазах пациента будет определяться отношением к этой работе со стороны лечащего врача. А на практике, к сожалению, часто приходится сталкиваться с целым спектром негативных реакций, начиная от вальяжной снисходительности и заканчивая явным пренебрежением. Стоит ли удивляться, что сами пациенты, видя подобное отношение со стороны лечащих врачей и медперсонала, невольно начинают задаваться вопросом: «Что для меня важнее, сходить к психологу или лучше на массаж?»
Является ли такое состояние дел внутренне присущим ситуации и неизменяемым? На наш взгляд, это не так. Скорее, мы имеем дело с внешней, определяемой отношением проблемой, причины которой уходят своими корнями в несколько факторов.
Прежде всего, она тесно связана с профессиональной квалификацией врачей и администрации отделения. Многие учебные программы для врачей и медсестер предусматривают лишь краткий и самый общий курс психологии (и практически ни одна программа не включает в себя подробного изучения особенностей личности пациентов и способов налаживания и поддержания контакта с ними). Вполне понятно, что заведующие отделениями не станут вкладывать ресурсы и энергию отделения в программу лечения, о которой они не имеют почти никакого представления и в эффективности которой не убеждены. Многие врачи воспринимают деятельность психолога как этакого массовика-затейника, который способен как-то разнообразить жизнь больного в отделении. И действительно многие больные с радостью откликаются на всевозможные психологические клинические исследования именно потому, что это хоть какое-то занятие.
Во-вторых, зачастую истинной темой дебатов о роли психолога в стационарном отделении является раздел профессиональной территории. В течение многих лет организаторами и ведущими стационарных групп (т. н. «группы релаксации», обучающие приемам аутотренинга) были медсестры отделений, а психокоррекция или индивидуальное консультирование вообще не проводились.
Врачей учат лечить болезнь, а личность пациента остается как бы «за кадром». Большинство специалистов соматических клиник до сих пор отрицают психологическую природу ряда заболеваний (например, язва 12-перстной кишки). У психолога иное видение ситуации, иной подход к причинам возникновения симптомов и, соответственно, к способам их устранения. Те методы и приемы, к которым прибегает психолог в своей работе, с точки зрения большинства врачей являются несерьезными.
Эти указанные нами особенности профессионального взаимодействия в условиях клинических больниц не относятся к разряду неизменяемых, и психолог должен делать все возможное, чтобы изменить их. Один из способов — заниматься просветительской деятельностью, например, делать обзоры исследовательской литературы, которая доказывает эффективность «психологического» подхода в лечебном процессе и доносить эти обзоры до сведения врачей, медсестер и администрации учреждения, где они работают бок о бок. Есть надежда, что нынешние междоусобные споры за обладание территорией психотерапии станут частью прошлого, уступив место коллегиальности и взаимоуважению в отношениях психологов иврачей.
Е. В. Казакова
