Анатолий Чудиновских
Вид материала | Документы |
СодержаниеИ что же, Он стал счастливее? Самообман. Ведь счастье – это небезосновательное ожидание самого лучшего. |
- Уплотнение 1918, 56 мин., ч/б, Петроградский кинокомитет жанр, 5759.87kb.
- Ольга Чудиновских Отеч. Записки, 2004, 195.53kb.
- Эпоха смешанной экономики рост объема рыночных операций усиливает финансовую роль государства, 366.89kb.
- Научно-практическое пособие паламарчук анатолий владимирович о некоторых аспектах, 2038.72kb.
- Концепция создания комплексной автоматизированной информационной системы «безопасное, 159.28kb.
- Анатолий Некрасов – Поиск половинок. Миф и реальность, 1642.95kb.
- Онаградах Анатолий Алексеевич говорить не любит. Зато о батальоне рассказ, 37.34kb.
- Анатолий Алексин. Безумная Евдокия, 440.78kb.
- Титов Анатолий Антонович -специалист по жилищному закон, 482.51kb.
- Анатолий Иванович Кижеватов и рядом с ним двое мальчишек. Втроем они вели разбор задачи, 71.63kb.
ЗАРИНА
Зарина увидела его на городской скамейке. На улице было жарко, и он носовым платком вытирал потную лысину. Как он изменился, подумала она, и замедлила шаг. И он, конечно же, заметил ее.
- О, Зарина, садись, посиди немного, ведь, сколько лет, сколько зим…
Она знала наперед его слова. Ее немного только удивило, как Он изменился: пополнел, облысел, стал потлив, глаза потеряли прежнее «лукаво-умное выражение», Теперь у него глаза были словно у продавца арбузами.
- Что с тобой, - присела она к нему, и почувствовала запах спиртного.
- А, жизнь – копейка, вот на днях водительских прав лишили.
- А разве у вас автомобиль появился?
- Ох, Зарина, когда ты заходила к нам в последний раз? Ты ведь знаешь, что два года тому назад наш институт развалился, мне, прости, Зарина, если и не приходилось собирать окурки, то на махорку пришлось перейти уж точно.
Он хитро засмеялся, Зарина отметила у него такой смех тоже впервые.
Легкое признание в своих бывших неудачах, слабостях, все это, как знала Зарина, можно было рассматривать как прелюдию к иным, более приятным сообщениям. И такие послышались.
- Зарина, я открыл свое дело, я кормлю сотню людей, включая с домочадцами. Если есть желание подработать, приходи, вот моя визитка, да и наш домашний адрес, думаю, не забыла, заскакивай.
Они немного поговорили о своих семьях. Зарина деликатно обрывала разговор, комкала свои ответы и явно куда-то торопилась. А он это понимал, он всегда все понимал.
- Торопишься куда-то?
- Да…
Он был мужем ее подруги, или как позже Зарина выражалась, мужем ее хорошей знакомой. Когда, в прежние времена, Зарина приходила к ним в гости, Он вечно что-то писал или читал, обложенный книгами. Он всегда смущался ее. Смущался твердого взгляда ее больших черных глаз, как будто бы облитых маслом.
Она готова была всегда слушать его заумные речи, и он, сначала смущаясь, начинал говорить, потом увлекался и нес о своем предмете как заводной. И Зарине порою даже было трудно остановить его.
Ей, конечно, приятнее было поболтать с его женой. И жена активно вмешивалась, чтобы прервать его токование. А он обиженно утыкался носом в книжку, словно в позу йога-неудачника.
Жена всегда относилась к нему снисходительно. Сначала, ее поднимало среди далеких родственников-простолюдинов, что муж у нее инженер. Потом ей льстило, что он защитил диссертацию, стал занимать ответственную должность в институте, его часто вызывали на совещания в Москву. Все это льстило самолюбию. Льстил и ход его карьеры, когда ее муж с каждым этапом обходил одного сотоварища за другим.
Но биология брала свое - она была красивая и на десяток лет его моложе. Даже четверо детей, которых она подарила ему, не испортили ее фигуру. Только Возраст, неумолимый враг женщин, делал свое дело. Против Возраста боролись не только женщины, но и кошельки их мужей, поддерживаемые полчищами коммерсантов. Все слепо забывали, что Возраст просто одна из ипостасей Смерти.
Но и были объективные основания, чтобы жена относилась к нему снисходительно. Рядом с ней, этот лысый, изношенный бессонными ночами толстячок разве что тянул на дедушку ее младших детей.
Когда у него наконец-то пошли дела, во всяком случае, угроза для жизни шестерых людей, сидящих на хлебе и воде, миновала, ее запросы всегда оказывались выше ожидаемых доходов. Жизнь брала свое в этой молодой красивой женщине.
Жена активно начала перестраивать квартиру, наняла бригаду строителей, младшие дети бес толку болтались во дворе, старший, давно нигде не учившийся парень призывного возраста околачивался в сомнительных подъездах и курил травку, а попозже познакомился и со шприцем.
Жена лежала на диване и читала любовные женские романы. Смуглые бравые ребята из строительной бригады, снующие по квартире, дополняли антураж. Одним словом, ремонт квартиры затянулся.
А Он, чтобы никому не мешать, не заезжая домой, уезжал с работы на дачу и по вечерам пил «Метаху» или «Амаретто».
И вот появились деньги. Он ими не сорил, не ездил на Канавы. Но все знали, что у него есть, по их понятиям, лишние деньги.
Его стали любить девушки. Мало того, у него появился выбор. Он сам их мог выбирать. Он мог выбрать секретаршу, бухгалтера, лучшую из шеренги проституток. В условиях повального сокращения штатов, женщины проявляли слабость к нему как к будущему работодателю, или хотите – к будущему спасителю семьи, а иные строили и более авантюрные планы.
И когда появились женщины, - появилась мужская самоуверенность, ни на чем не основанная, во всяком случае, ни зеркалами, ни мнением собственной жены. И все же он стал красив, силен и самоуверен. К тому времени у него сложился уже немалый сексуальный опыт.
И каких только признаний он не наслушался. Все были бедны и жили надеждой на чудо. А чудо давалось не каждому, как птица Феникс, обжигая руки и не оставляя даже перьев.
Кстати, жена продолжала вести себя с ним, как с нищим студентом, когда они впервые встретились. Первое–наперво - «деньги на бочку, все и без всякой заначки», второе – убери мусор, третье – «не прикасайся ко мне, грязная скотина». Более того, по убеждению мужа, месячные у нее прекращались только в редкие моменты, да и то, когда он был пьян.
А пил он все чаще и чаще. Какая-то внутренняя неудовлетворенность и отсутствие тормозов заставляли серьезно принимать на свою душу еще на работе. Работа пока не страдала, персонал – тоже.
* * *
И вот появляется Зарина.
Появились и муки совести. Ах, как бы решить эти проблемы раньше! Когда мы были молодыми и не столь связаны материальными интересами, а самое главное – детьми.
Но так ли это? Он помнит, как мучался и хотел уйти. И что его держало? Держало, что она была чертовски хороша собой, а он представлял из себя обрубок деревенского мужика. Держала ее перманентная беременность. Держали письма ныне почивших в бозе родителей, которые приучили его с самого детства в письменной форме отчитываться всякими мыслями, поступками, а тем более – сомнениями. И просто держал тот факт, что ему, по сути, некуда было уйти. В свое время, в университете, его, рано полысевшего толстячка, однокурсницы ценили за успехи в учебе, но чтобы покорить сердце хорошенькой студентки, этого было мало. При его-то внешности надо было столько потратить времени на ухаживание, что и университетские успехи померкли бы, и опять не за что было бы его любить.
Он знал, что к этому времени Зарина развелась с Игорем. Игорь был тщедушным интеллигентом, сильно увлеченным какими-то банаховыми пространствами. Если бы не старый институтский сторож, Игорь и засыпал бы за рабочим столом. В рабочее время ему приходилось писать пространные отчеты об автоматизации народного хозяйства, а по вечерам и выходным – отдаваться своим банаховым пространствам. Одним словом, Игорь вел двойную жизнь. Зарина, как потом оказалось – тоже.
Как муж, Игорь был всем хорош, за исключением малого. Вот это малое и отравляло жизнь Зарине. Если и обращал он, как мужчина, на Зарину внимание, то не чаще раза в месяц, оставляя ее мастурбационным фантазиям. Не думаю, чтобы мужчины не замечали горящие глаза Зарины. Но ей, как и большинству женщин, хотелось, не только интенсивности любовных ласк, но и постоянства с одним и тем же мужчиной.
И вот наступил случай, когда Зарина впервые не пришла ночевать домой. На вопрос мужа она с убийственной прямотой заявила ему, что переспала с иностранцем, командированным в их институт.
Игорь взвился пронзительным визгом, неожиданным даже для него. «Сука! Сука! Между нами все кончено!». Игорь бросил все и ушел. Потом, правда, приходил за одеждой, по пустякам, например, взять взаймы трешку на три дня, каждый раз пытался заводить разговоры, в основном о своих неудачах и успехах, хотя уже не встречал того кивающего понимания.
Но зла у них не было друг на друга. А любовь… не писать же здесь трактат о любви. Здесь путаницы хватает в каждой голове. Словом, у них начали складываться товарищеские отношения, а чувства между ними напоминали отношения между матерью и сыном. Он прислушивался к ее советам, она позволяла себе выгладить ему брюки, выстирать сорочку и носки, предложить пообедать… но больше ничего.
И чем дальше, тем больше он продолжал нуждаться в ней как в друге, как в матери. А она воспринимала его как взрослое, нерадивое, но не отрываемое от сердца дитя.
Но если бы они одни были в этом мире. У них был сын. Долговязый как отец и с материнским татаро-семитским разрезом больших черных глаз. Внешне он был симпатичен. В любом евроазиатском народе он мог быть принятым за своего. Может быть, через миллион лет все наши потомки будут выглядеть подобно ему, но от этого пострадает разве что спокойствие душ теперешних националистов, образующих ныне демократическую космополию.
Итак, вначале все было даже хорошо, во всяком случае, лучше, чем вчера. Зарина по началу могла планировать свое свободное время. Игорь снял однокомнатную квартиру недалеко от новой своей работы. Теперь он все двадцать часов в сутки мог отдаваться своим банаховым пространствам. К удивлению многих, его разработки получили коммерческое применение, и он этого ни от кого не скрывал, включая рэкетиров.
Алименты Зарине он платил регулярно, платил не по каким-то собесовским нормативам, а по скромным ежемесячным расчетам Зарины.
Общими усилиями Игоря и Зарины они перевели своего сына из общеобразовательной школы в привилегированный колледж, где собираются сливки молодого провинциального общества.
Казалось все прекрасным.
Итак, Зарина стала свободной женщиной. У нее появились любовники. И как ни странно, большей частью так называемые евреи. По-видимому, здесь сказались две причины: этот тип людей, в отличие от большинства остальных, мог вести себя с женщинами весьма прилично; а во-вторых, они могли о чем-нибудь долго и с жаром говорить.
О! Она умела слушать. Впивалась в оратора своими большими, горячими глазами и при каждой запинке оратора, даже ожидаемой (она их научилась распознавать), она умно кивала головой, опуская по-девичьи сохранившиеся ресницы. И если оратор тут же не вдохновлялся, она не забывала подбросить какой-нибудь более или менее касаемый дела вопрос.
Что тут происходило! Оратор воспламенялся, как Ленин на броневике или Жанна Д’Арк на костре. Он никого не хотел слушать, он хотел много, умно и красиво говорить. И никому из присутствующих не удавалось тогда его перебить …
Не знаю, сколько времени надо будет тому или иному оратору, чтобы поостыть: пять, десять таких встреч, или больше – не знаю. Это зависит и от признанности наших гениев, наличия ходячих за ними апостолов, взывающих к каждому слову своего гуру.
А у Зарины, кажется, всегда были гении в запасе.
* * *
Ваучеризация всей страны, перевернула многим жизнь. Люди привыкшие к стабильности в жизни, нарушаемой естественными ожидаемыми явлениями, как рождение или похороны, повышение по службе или уход на пенсию , люди впали в состояние удивления и растерянности.
Люди удивлялись чехарде политических событий, взлетам и падению известных и даже знакомых им людей. С другой стороны, они растерялись. И те, кто неожиданно потерял работу, и те, кто волею судьбы стал коммерсантом. Про таких коммерсантов разговор отдельный.
По началу, все кучно бросились в челноки или на ваучеры, а кому повезло (молодой аппарат и приближенные к красным директорам) - на биржи. Тогда казалось, пусть вся страна перестанет садить картошку и работать на заводах, все равно все мы будем жить в коттеджах и ездить на мерседесах. Иллюзии быстро рассеялись. На глазах лопались не только финансовые пирамиды и спекулятивные банки, но и жизни людей.
В каждом подъезде дома было по несколько нуворишей, за год-два достигших описываемого идеала, а потом продававших в спешном порядке за долги все имеющееся, включая старое, накопленное собственным горбом за прежнюю жизнь.
Работник оптового рынка настолько быстро успевал привыкнуть к промелькнувшим благам, что его не покидала уверенность во временности, чистой случайности постигшей его неудачи. И он снова и снова пытался организовать свое дело, прося кредиты в банке и у любого зазевавшегося знакомого. Но организовывать заново дело, да на прежнем уровне - это мало кому удавалось. «Другого раза не бывает», а рынок и без того уже был занят.
Да как понимать его занятость. Окинь глазами торговые ряды – одна турецкая кожа. В то же время, на рынке нельзя найти ни домашнего халата, ни простого плаща. А через полгода эти вещи займут рынок, и тогда уже не купишь турецкой кожи. Одним словом, наши челноки, как стадо баранов, бросаются за козлами-провокаторами то в одну, то в другую сторону, не имея малейших представлений о маркетинге.
* * *
И вот Он стал к приходить к Зарине. Он ей рассказывал все, и она также как и другим, умно кивала головой.
Заботливость, практический ум, подкрепленный практическими знаниями всяких полезных мелочей, прямота, твердость характера, такие сочетания к редко встречаются в людях. Все это было в Зарине. Всякую болячку она успевала заметить и вылечить, никогда она его не отпускала в грязной, не глаженой рубашке. Он уходил от нее рано утром на работу свежим и опрятным. Как она все это успевала делать – загадка! Но, с другой стороны, желание с ее стороны контролировать каждый его шаг, каждый поступок его настораживало.
Он продолжал трахать девочек по вызову, парикмахерш, швеек, уборщиц, просто бичевок, и среди всего этого разнообразия Зарине в сексуальном плане было далеко до королевы.
Особенно ему нравилась нескладная двадцатилетняя работница прилавка, которая дарила ему неповторимые сексуальные ощущения. Он возил ее на дачу, в гараж, оставлял у себя в кабинете. И хотел ее каждый раз. Старый осел, думал Он, у девки ни образования, ни фигуры, ни красоты. Ум, правда, есть, природный, заметна практичность и опрятность. Вот и все! И хочу ее каждый раз, снова и снова. И, если бы у нас была квартира, надеюсь, был бы уют, деньги сосчитаны, а вещи целы…
Так, где же место той фотогенной красоте на брачном ложе? И стоит ли интеллектуалу искать невест в институтах, чтобы те умели умно кивать головами.
Жена все еще оставалась в неведении, ее, по-видимому, устраивало, что «грязная скотина» больше к ней не пристает, пропадая все время на работе и даче. Но против молодой швеи экстренно было организовано ополчение, организованное Зариной и ее подругами. Потом к этому ополчению была подключена жена с ее подругами. И коллективная дружба победила незаконную любовь.
Все знакомые уже знали об его отношениях с Зариной. Вскоре и жене, разумеется, позже всех, открылись глаза на его нетоварищеские отношения с лучшей подругой. И семейный скандал явился окончательной развязкой.
Запил вкрутую Игорь. Все пять лет после развода он продолжал ревновать Зарину. Напившись в сюську, в любое время мог появиться у нее, стараясь отыскать ее любовников. И чем ближе к нему был очередной любовник Зарины, тем круче его ненавидел Игорь.
Однажды, поздно вечером, Игорь, наконец-то застал их дома. Игорь бросился драться, но, получив левой в челюсть, тут же свалился у порога. Игорь был сильно пьян и беспомощен, и жалко было выкидывать его на улицу. Зарина собирала стол на кухне. Игорь поднял голову и открыл глаза. Медленно приподнялся. Его соперник сидел на кухне спиной к нему. Зарина хлопотала у плиты. Игорь был уже на ногах, в голове у него кружилось, и она раскалывалась от боли. Возле порога, на антресоли, он нащупал топорик, который еще пять лет тому назад он положил вместе с инструментом… Закричала, как резаная, Зарина. Игорь не понимал, что делал. Соперник лежал ниц головой, обхватив заставленный блюдами стол руками. Кровь залила ему лысину и светлый пиджак. А Игорь, заметно протрезвев, стоял рядом и плакал.
* * *
Как тяжело и радостно возвращаться с того света. Как легко дышать, представляя что все позади, потянул на себя воздух, … а потом выпустил. Так бы и дышал всю жизнь. И ничего не хочется, хочется только дышать, только дышать…
Кажется, Он отполз от Смерти. Медсестра сказала, что Он месяц ничего не ел. И у него тут же сразу появилось новое желание, – он страшно захотел есть.
Жена приходила в больницу каждый день, приносила удивительно вкусные блюда (позднее оказалось, что содружество брошенных жен в нашем подъезде готовили эти обеды сообща). Зарина тоже приходила каждый день, несмотря на загруженность на работе.
Иногда они встречались в палате, жена и Зарина. Но не было между ними той теплоты, как прежде. Не было и скандалов… Расходились молча.
Он выздоравливал, и надо было делать выбор. Времени хватало, чтобы взвесить все за и против.
У него все же четверо детей. С женою прожита жизнь. И как капиталист, кому, как не детям, он обязан оставить все накопленное.
С Зариной, конечно, интереснее. Но почему я должен содержать в неге ее сына, высокомерного шалопая, парирующего каждое его слово.
И все же малых детей жалко – вот единственная и все перевешивающая причина. А вырастут они, может быть, я с сожалением буду вспоминать этот выбор… Ах, если бы не было никого у Зарины.
И он вернулся в семью. Долгая болезнь и банковский кризис сожрали все его капиталы. Теперь на работе он был вынужден заниматься оказанием мелких юридических услуг.
Подрастали младшие дети, в общем, неплохие дети, но, увы, умственно запущенные. А это значит, что не стоит ожидать от них в будущем ничего хорошего при нашей разваливающейся экономике.
* * *
И вот, на пятом десятке лет Он стал пересматривать свою жизнь.… Да, оказывается, все его амурные подвиги обеспечивались если не деньгами, то выпивкой. Точнее, деньги, а не его личные мужские качества, обеспечивали его любовные подвиги.… Во время экономического кризиса бабы к тебе в очередь встанут, как за хлебом в гражданскую войну.
- Боже ты мой, - думал Он, - как я мог опуститься до такого «благодетеля». Ведь я и дома не шикую, зная по чем достается фунт лиха моим соседям и знакомым. А тут! Какой стыд! Да, есть деньги, и я их отдам, например, какой-нибудь общественной организации инвалидов.
- Да что ты несешь?- сомневался внутри чертик. - Ведь за последние годы ты сполна познал жизнь. Ты прекрасно понимаешь, как разворовываются общественные фонды…
- А зачем тогда все это, зачем? … Достаточно скромной одежды, полноценного питания, лыжи, коньки, в конце концов, велосипед….
- А остальное, может быть, - чертик уже издевался, - отдать государству? Но там не поймут, да и не примут без разборки. А, с другой стороны, с какой стати ты должен финансировать бездарное правительство?
- Может еще не поздно вернуться к Зарине ?
- Но нет, зачем? Любовница если и дешевле обходится жены, то значительно дороже проститутки.
Действительно, Он теперь не мог содержать сразу одновременно семью, любовницу, бывших любовниц и разных попрошаек. Иначе весь скромный капитал ушел бы в миг, и открылась бы перспектива брокера – унизительная работа по своей инициативе, но за свой счет, когда следующие сделки клиенты делают, обходясь без него.
Ох, как трудно отказывать в просьбе денег, когда на хвосте у тебя рэкет, налоговая полиция и черт знает кто.
Ох, как легко создавать прецеденты, - дай слабину, действительно помоги человеку в трудную минуту. … И пошло, и поехало…По закону мультипликатора, после одного удовлетворенного, обратившегося к тебе, сразу появляется не менее трех, - и замечу, у каждого – не менее важные проблемы, чем у предшественника!
А тут сонм бывших, теперешних и потенциальных любовниц, и вся проблема не в твоем скромном мужском достоинстве, а в кошельке.
Если бы Он родился в семье предпринимателей, банкиров со сложившимися традициями, он не стал бы совершать подобных ошибок.
Пуританская мораль, слепое следование ее канонам или принудительное следование под надзором окружающей общины, - вот что освобождает от выбора, от ошибок начинающего предпринимателя. Такому внушено еще с детских лет, что сам Бог велел обходиться самым малым, а капитал, если он появился, не должен «проедаться», а самовозрастать на благо самого себя, и это – богоугодное дело.
Любой рубль или доллар, потраченный в пустую, пропитые, прогулянные, увеличивают накопленный грех, который если и можно исправить, но не молитвою, а долгим трудом и аскезой.
Но разумной аскезе претят страсти и воображение. Не знаю, как жилось в древние времена нашим ученым монахам, но думается, магометанским евнухом жилось все же по спокойнее.
Я не против брака, как застаревший Лев Толстой. Я за брак, но равноценный. Нет ничего прекраснее, как наблюдать ухаживание молодого деревенского тракториста за крестьянкой. Нет ничего прекраснее их свадьбы. Нет ничего прекраснее начала их совместной жизни, их мечты встать на ноги. И ничто не должно этому мешать!
С рабочим людом посложнее. Прямое или косвенное общение с интеллигенцией, «новыми русскими», безработица или ее угроза уже развращают рабочего. Но если помыслы молодых однонаправлены, они сулят им личное счастье и достаток, а обществу – надежных работников и граждан, то нельзя ли любоваться и таким союзом?
С интеллигенцией – просто беда. Здесь и потомственная (часто вырождающаяся) интеллигенция, и всякое парвеню, а также разношерстная масть от тех, кто не может не работать головой (это психопаты), до тех, кто занимает определенную должность в силу определенного диплома, связей или обстоятельств.
Тут собран весь наш мир, и все неоднозначно. Тут сосредоточены все проблемы. Интеллигенция, как класс, не способна воспроизводить себе подобных. И в будущем – за этим классом рост. И этот класс неопределен, поскольку включает в себя всех: от продавщицы пиццы до губернатора. В связи с такой перспективой, кажется, и не стоило ломать копий о молодых крестьянках и неистленных рабочих…
Жизнь сиюминутно меняется, ожидания не оправдываются. Как тут быть прочному браку?
Но здесь нет призыва к повальному безбрачию. Как нас умиляют безпроблемные разводы, сохранение товарищеских отношений между бывшими супругами. К сожалению, это бывает нечасто. Чаще всего, развод превращается в трагедию, особенно в условиях кризиса, поскольку именно в этих условиях вопрос о хлебе насущном становится первостепенным.
И все же мужчина и женщина – вот вокруг чего вертится и мировая история, и мировое искусство. Прежде всего, Ты и Я, а потом начинается престиж, карьера, материальное благополучие, мнимая жалость.
Мы - люди живые. И среди нас, как… идет выбраковка. Процесс не нами задан и не нами его искривлять. Идет жестокая борьба за жизнь, за женщину, за мужчину, за будущее наших детей.
И что же, Он стал счастливее? Самообман. Ведь счастье – это небезосновательное ожидание самого лучшего.
И Он запил, по-новому, но круто. Жена уже молчала. Единственной радостью для него были беседы с чертиком. Чертик то вырастал до огромных размеров, то делался совсем маленьким и прятался где-нибудь в давно не раскрываемых книгах. Он, по давнишнему совету, принес себе в комнату метлу, и чертик с опаской косился на это страшное оружие.
- Опять напился, дружок? А метла зачем здесь? Убери ее...
- Хм.., для успокоения души. Когда покой, тогда я счастлив.
- Счастлив?
- Я счастлив. Счастливым можно быть и на лесоповале, когда дышишь чистым лесным воздухом, пышешь здоровьем, а все относятся к тебе с уважением.
- Нет, мой друг, - возражает чертик, - Счастье – это если тебе что-то обещали, но еще не дали. Счастье, если ты на что-то надеешься, и вероятность большая это что-то получить, но пока еще ничего не получил…
- Наше счастье – в детях и внуках. И дай Бог, чтобы мои дети и внуки превзошли мои ожидания.
- Ха-ха-ха. Твои дети, второгодники и лоботрясы.
- Все равно, счастье, это обнадеживающее обещание судьбы. Вот на что клюют наши подрастающие дети. И я внушу им самое лучшее.
- Да, ты налей, налей себе, внушитель. Все легче на душе то будет. Каково тебе пятидесятилетнему больному атеисту, не создавшему, мягко говоря, мировых шедевров, не воспитавшем духовных приемников, когда впереди перед тобой маячит только Смерть?
- …
* * *
«У кого же взять деньги? - думала Зарина. У Машки? Я у нее уже три раза брала, и каждый раз клялась вернуть, как только выплатят зарплату. У Галины Ивановны? Боже мой! Мне стыдно показаться ей на глаза. Вот уже как полгода я не могу ей вернуть сто рублей, а ведь старушка живет на пенсию в триста рублей!»
Зарина мысленно перечисляла сужающий круг друзей, доброжелателей, знакомых, к которым не стыдно было бы еще подойти с таким вопросом, «нетронутых» не оказалось. «Боже мой, - подумала она, - все эти последние полгода я жила за счет этих людей: состоятельных и не очень, бедных и очень бедных людей. За счет доброты этих людей жила сама и кормила сына».
Да и сын оказался на высоте. Если сигареты можно было воровать у матери, то на травку и колеса он умудрялся занимать у знакомых своей матери, чем сильно способствовал, сужению этого круга.
Только теперь стало понятно Зарине, почему давно ее не посещают многие из бывших подруг, почему при встрече с ней, даже когда Зарина сама приходит в гости к ним, как назло, у них почему-то всегда оказываются совпадения: надо срочно куда-то ехать, куда-то бежать, глядя на ночь.
Надо же, такие совпадения. И почти каждый раз за последние месяцы.
Зарина подошла к зеркалу и попыталась натянуто улыбнуться. В зеркале отразилось уже немолодое ее лицо, поредевшие волосы. Верхний передний зуб выпал, но она его берегла, и при важных случаях вставляла обратно, каждый раз боясь, что он выпадет изо рта в самый неподходящий момент, например, во время разговора.
И вот она, Зарина, одна, без копейки. Голова трещит с похмелья. Она выходит из запущенной квартиры и садится на ближайшую лавочку. Идти некуда.
Издали она увидела двух мужиков средних лет с опухшими лицами. У обоих, надо же совпадение, - клетчатые рубашки навыпуск. В целлофановом пакете они несли какие-то бутылки.
- Вон баба, - сказал один из мужиков.
- Пойдет, сказал другой.
- Эй, подруга, пойдем с нами, - доверительно пробурчал первый из них.
Зарина поднялась и поначалу пыталась сделать оскорбительный вид, но голова трещала, и она только спросила: «А это недалеко?».
* * *
У нас отсутствует вековая культура работы с деньгами. Тогда как же нам, русским, делать капиталы? Для этого есть единственный путь. Нам надо проникнуться пуританской идеологией, отбросить потребительские амбиции жен, детей, отбросить всех страждущих и алчущих. И, по-видимому, новое поколение нам надо готовить эгоистами и аскетами с детства. Может быть, я заблуждаюсь, может быть. Но тогда все наши трагедии будут повторяться, и повторяться, не давая возможности честному накоплению капитала.
Каждый отвечает за свое будущее. Поэтому каждый должен отдавать себе отчет, на какие средства он существует, на какие средства он будет существовать завтра. И не государство, и не папа родной, тем более, не пылкий любовник, должен ломать об этом голову.
Сент-Экзюпери, высказал святую мысль, что все мы в ответе за тех, кого мы приручили к себе. Поэтому не подавай нищему, если не хочешь, чтобы при каждой встрече он бежал за тобой. Не связывайся с чужой женщиной, - на то имеются. Не обнадеживай знакомых, у которых расходы заметно превышают доходы. Не давай взаймы никому, не получив заклада. Не имей друзей, которые могут появиться у тебя после тридцати трех лет.