Анатолий Чудиновских
| Вид материала | Документы |
СодержаниеОпасные мужики Пессимист и меланхолик |
- Уплотнение 1918, 56 мин., ч/б, Петроградский кинокомитет жанр, 5759.87kb.
- Ольга Чудиновских Отеч. Записки, 2004, 195.53kb.
- Эпоха смешанной экономики рост объема рыночных операций усиливает финансовую роль государства, 366.89kb.
- Научно-практическое пособие паламарчук анатолий владимирович о некоторых аспектах, 2038.72kb.
- Концепция создания комплексной автоматизированной информационной системы «безопасное, 159.28kb.
- Анатолий Некрасов – Поиск половинок. Миф и реальность, 1642.95kb.
- Онаградах Анатолий Алексеевич говорить не любит. Зато о батальоне рассказ, 37.34kb.
- Анатолий Алексин. Безумная Евдокия, 440.78kb.
- Титов Анатолий Антонович -специалист по жилищному закон, 482.51kb.
- Анатолий Иванович Кижеватов и рядом с ним двое мальчишек. Втроем они вели разбор задачи, 71.63kb.
ОПАСНЫЕ МУЖИКИ
Когда мне было восемнадцать лет (а это было так давно!), мне довелось добираться до дому, в родную деревню, с главным зоотехником совхоза, Степаном Ивановичем. Мне не хотелось садиться в его дрожки, но тяжелый чемодан, предстоящий путь в пятьдесят километров все за меня решили.
Сразу же начались вопросы: где учился, почему бросил, чем думаешь заниматься?
Степан был вдумчивым мужиком с густыми черными кудрями. Ему было уже за сорок, но он хорошо сохранился и был по-прежнему красив.
Он был коммунист. В партию, по его словам, вступил по убеждению. “Партия – сила, она и сломать легко человека может, может и спасти, вытащить из любой грязи”.
Я слушал молча, ехать то надо было.
“Вот я, продолжал Степан, главный зоотехник совхоза, и без всякого, понимаешь, образования. А кто меня им поставил? Партия! И я ей за это не только благодарен, но и верен до гробовой доски. Потому что партия – это силища!»
«А почему ты, - он обратился ко мне, - не вступаешь в партию?». Мне не хотелось говорить, что таких как я, диссидентов, и близко не подпустят к кумачам, да и жизненные установки у меня другие.
Дальше, разумеется, разговоры пошли о бабах. Я себя чувствовал неуклюже, поскольку невест у меня еще не было, а мать и своих теток я бесконечно любил и уважал, со знакомыми девчонками у меня были чисто товарищеские отношения. Во всяком случае, кроме каких-то мелочей (да и то мне в отместку) они мне ничего плохого не сделали.
«Бабы, говорил Степан, создания поганые. Вот их и стараются в партию не принимать»...
Он жил в нашей деревне лет уже восемь, когда сошелся с Таськой, рыжей, хамоватой бабой, зато способной работать за трех мужиков. Детей у них до сих пор не было.
Еще мальчишкой я наслушался о нем разной дикости. Например, кто-то его видел в лесу, как он, встав на оглобли, наяривал кобылу, и как добавляли деревенские шутники, не без удовольствия для обоих.
В свое время его выгнали из конюхов. Кто-то подсмотрел, как он, привязав молодую кобылицу, еще жеребенка, пытался совершить зоофилию. А та, по словам случайного очевидца, брыкнулась по молодости своей, да так почти удачно, и слава Богу, что Степан обошелся двухнедельным бюллетенем.
О Степане поползли по окрестным деревням слухи. Девки и бабы, поначалу, бросавшиеся на его кудри, при встрече с ним стали стыдливо отворачиваться. Местные парни пытались его побить, но он избегал давать для этого повод.
И вот он сошелся с Таськой. И она сделала его человеком. Он перестал пить, и подобные слухи стали угасать сами по себе.
В конце пятидесятых, в наших деревнях все еще сохранялся обычай гулянок – массовых и часто беспричинных. Хозяин дома приглашал всю свою родню, а также любезные ему семьи к себе на определенный день. К этому времени хозяин нагонял самогон, забивал скотину, готовил для гостей угощения. И дикая пьянка тянулась до трех дней.
После этого каждый, уважающий себя гость, вынужден был дать свой ответ: когда состоится очередная гулянка, но уже у него. Доходило до конкуренции, ныне понятного всем слова.
На таких гулянках собирались и дети приглашенных. В те, не очень сытые времена, детям хотелось поесть, тем более что столы у гуляющих ломились от праздничной еды, которую никогда не готовили в обыденное время. Дети бегали вокруг дома, более приближенные – сидели возле порога и даже на печке. И каждому что-нибудь перепадало – от куска жареного мяса до подзатыльника.
Однажды, на такой гулянке забегает в избу всем известная и не приглашенная деревенская склочница.
- Таська, - кричит она с порога,
- А, - отвечает Таська.
- Хуй на, Таська, твой Степан во дворе суку ебет.
По малости своей я ничего не понял. Но гости дружно бросились к двери, во двор, от неожиданной такой дружности перевернув стол. Всем хотелось экстравагантного: посмотреть, какую там суку поимел Степан.
На улице моросил дождик, двор был усыпан навозом и соломенной пелевой. В углу двора пьяный Степан с распавшимися черными кудрями пристроился на коленях сзади к хозяйской лайке и с закрытыми глазами делал общеизвестные движения.
И что удивительно! К этой злобной, цепной лайке люди боялись подходить. Но как же удалось Степану?
Людей охватило смешанное чувство презрения и удивления. Вот он, каков оказывается полет зоофилии. Победить в себе страх и сделать приятное врагу всех прохожих. Не по-христиански ли это?
Позже мне доводилось встречаться с мужиком, который пытался убедить слушающих, что он имеет дело исключительно только с начальницами. Неважно, будь она домоуправ или секретарь парткома, толстая или худая, старая или не очень.
И это давало ему особый кайф, поиметь, скажем, начальницу жилконторы или райсобеса. Причем по-демократически, невзирая на возраст и полноту, а также идеологические убеждения. Я охотно верю его душевному трепету, его минутному ощущению власти над властью.
И этот мужик напомнил мне деревенского раскрасавца Степана, за которого не хотела выходить в замуж ни одна девка, за исключением хамоватой и рыжей Таськи.
Одним словом, не перевелись еще у нас мужчины, опасные мужики, которым нельзя доверять выгуливать собаку и пускать на прием к Ирине Хакамаде.