Geum.ru

Книга вторая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   55   56   57   58   59   60   61   62   ...   76

XII




Счастье сопутствовало хорезмшаху Мухаммеду все годы правления. И вдруг

упорхнуло-улетело... Аллах лишил его своего благоволения, и мир стал

враждебен шаху.

В Гургандж он не казал своих глаз с тех пор, как отбыл в поход на

Багдад. Жил либо в Бухаре, либо в Самарканде. Держался подальше от

бесценной матери. Но вражда с нею не утихала. Ненависть сочилась, как

сукровица из незаживающей раны. Тени зла скапливались вокруг него. Он все

больше боялся теснин дворцовых переходов и глухоты покоев, завешенных

коврами. Уезжал на охоту, надеясь отдохнуть, забыться, и тащил за собой

своих эмиров: боялся сговора за своей спиной. А на охоте боялся случайной

стрелы... Чаще прежнего молился, каясь перед аллахом за тяжкий грех свой:

непомерная горделивость толкнула на святотатство - поднял дерзновенную

руку на наместника пророка. Смирением и многотерпением хотел искупить вину

перед богом.

Какое-то время был тих, непривередлив. Но вдруг срывался, забывал о

благих помыслах, становился буйным, своенравным до потери всякой

рассудительности.

Гонец из Отрара нашел его на берегу Джейхуна '. Самоуправство

Гайир-хана, наиба, не им поставленного, распалило в нем великий гнев.

Схватив гонца за воротник халата неистово колотил его кулаком по лицу,

рычал:

- Гайир-хану отрежу уши!

[' Д ж е й х у н - Амударья.]

Вокруг стояли эмиры, смотрели на него с осуждением, перешептывались, и

это бесило его еще больше. Гайир-хан - один из них. Они - за него. Их уже

не страшит гнев шаха. Джалал ад-Дин, бледный, решительный, шагнул к нему.

- Повелитель, ты несправедлив! Гайир-хан истребил не купцов, а

зловредных мунхи.

Слова сына развязали языки эмиров.

- Хан шлет лазутчиков, а мы их должны оберегать!

- Наши сабли начинает есть ржавчина!

- Гайир-хан поступил как подобает!

Воителей, от которых ушло счастье, эмиры не любят. А эти не любили его

и раньше. Но он был удачлив, и они шли за ним, славили его имя, деля

воинскую добычу. Теперь готовы отвернуться. Но сын!

- За самоуправство Гайир-хан ответит головой!- упрямо повторил он и

повернулся спиной к эмирам.

Они вышли из шатра. Джалал ад-Дин остался, Но он не хотел разговаривать

с ним. Сын тоже ушел.

Поостыв, шах пожалел о брошенной в горячке угрозе Гайир-хану. За него

вступятся все родственники матери. Да и сам Гайир-хан может постоять за

себя. У него двадцать тысяч воинов. За могучими стенами Отрара это сила.

Если он осадит город и потерпит неудачу, эмиры совсем перестанут бояться.

Минуло несколько дней. Как-то вечером в шатер без зова пришел

Тимур-Мелик. Огляделся, наклонился к уху шаха.

- Я слышал обрывки плохого разговора... Тебе, повелитель, лучше не

ночевать в шатре.

И Тимур-Мелик увел его в свою палатку. Утром увидели: весь шатер

продырявлен стрелами, двое туркмен-телохранителей убиты. Доискаться, кто

это сделал, не удалось. Шах сразу же уехал в Самарканд.

Вскоре туда прибыло посольство от Чингисхана. На этот раз без

подарков... Послов было трое - мусульманин Кефредж Богра и два пожилых

нойона. Отец этого Кефредж Богра служил шаху Текешу, отцу Мухаммеда, а он,

сын свиньи, как и другие, ему подобные правоверные, забыв заветы пророка,

предался проклятому идолопоклоннику.

Усаживаясь на трон в приемном покое, шах не знал, что он ответит

послам. Была смутная надежда, что хан свирепых кочевников не станет сильно

заноситься и все можно будет уладить миром. Но, вступив в покой, Кефредж

Богра развеял эту надежду. Он, сын шакала, даже не поклонился, стал перед

троном, раскорячив ноги в пыльных гутулах, зацепился большими пальцами рук

за богатый пояс, сказал:

- Отнятое - верни. Гайир-хана - выдай.

И все. Ни разу в жизни шаху не приходилось выслушивать такого голого,

как клинок, требования. Он стиснул зубы, оглянулся на эмиров. Они смотрели

на него и как будто даже радовались его унижению. Только сын весь подался

вперед, опустил руку на рукоятку дамасской сабли. Шах понял, что если

сейчас начнет вилять перед послом, то навсегда падет в глазах эмиров и

собственного сына. И, отдаваясь во власть всевышнего, он позвал Джехан

Пехлевана, показал пальцем на Кефредж Богра:

- Этого.

Страх, исказивший надменное лицо посла, вернул ему былую уверенность в

себе. Он снова стал владыкой жизни людей, властелином их судьбы.

Потребовал ножницы и, зло усмехаясь, отхватил нойонам жиденькие бороды,

бросил волосы в лицо.

- Если ваш хан хочет быть остриженным, пусть является сюда.

Но за этой вспышкой последовала угрюмая подавленность. Он позвал к себе

лучших звездочетов. Они ничем не утешили его душу. Расположение звезд и

планет не благоприятствовало его начинаниям, следовало ждать, когда они

сдвинутся. Но ждать он уже не мог. Надо было готовиться к войне.

Прожорливое войско опустошило сокровищницу. Повелел собрать налоги с

населения за три года вперед и на эти деньги возвести вокруг Самарканда

стену, которая заключала бы в себе не только город, но и предместья. Для

него изготовили чертеж, исчислили, сколько нужно камня, кирпича, дерева на

стену длиной в двенадцать фарсахов '. Многоопытные строители говорили, что

за короткое время невозможно возвести такое укрепление. Но он заупрямился.

Стену начали возводить. А налоги поступали плохо. Деньги выколачивали из

ремесленников и земледельцев плетями, палками, воины врывались в дома,

забирали все, что было ценного. И все равно денег не хватало. Начатую было

стену забросили, стали подправлять, укреплять старую. Шах каждый день

объезжал город. Тысячи людей месили глину, поднимали на стену кирпичи,

копались в земле, углубляя и расширяя рвы. Приветствовали его сдержанно,

словно бы сквозь зубы. Поборы, спешное укрепление стен нагнали на людей

страх. А шах не находил успокоительных слов. Угрюмо и молча проезжал мимо.

Его душа была полна дурных предчувствий.

[' Ф а р с а х - около семи километров.]