Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |   ...   | 193 |

Шелъ Спасъ по синему морю, видитъ море начинаетъ пниться, начинаютъ бить необыкновенно сильныя волны, появился громаднйшй водяной столбъ. Спасъ подходитъ къ этому столбу посмотрть, и видитъ въ средин этого столба живого великана, поворачивающагося, но не могущаго встать. Спасъ взялъ этого великана и выбросилъ на берегъ. Явился такой красавецъ, что красот его изумился самъ Спасъ. Спасъ взялъ этого красавца и поставилъ его начальникомъ надъ всми ангелами. Этотъ красавецъ и началъ внушать ангеламъ неповиновене къ Богу [1, с. 340Ц341].

У гэтым тэксце найперш адзначым два моманты: 1) зСявленне аграмаднага вадзянога ставба (адмена першаснай неаднароднасц) у вынку сутыкнення хваляв 2) нараджэнне в гэтым ставбе прыгажуна волата.

У двух другх варыянтах ([2, с. 428Ц429] [3]) адсутнчае матыв сутыкнення хваляв, але прысутнчае вобраз першанароджанай стоты, заключанай у вадзяным пузыры.

Аналаг беларускай верс знаходзцца в касмагон школы Джаймня (Талавакара). Самаведы або Веды (рытуальных) спевав). Для ведыйскай традыцы верся школы Джаймня такая ж вылучная, як беларуская. Галовная крынца - Джаймня-брахмана (JaiminyaBrhmaa). Вось фрагмент, як апсвае пачатак касмагенезу (JB .360): po v idam agre mahat salilam sd ity ets t pas; ta rmaya samsyanta phlphlti; tad hirayam aa samaiat - водам гэта было спачатку, вялкай марской безданню; вось гэтая вада пачынае булькацець ад сутыкнення хваляв тады згарнулася залатое яйка.

Гэты пачатак перагукаецца з версяй Джаймня-Упаншад-Брахманы (Jiminya Upaniad Brhmaa): po v idam agre mahat salilam st. sa rmi rmim askandat. tato hiramayu kukyu samabhavat - водам гэта было спачатку, вялкай марской безданню; хваля вздымалася на хвалю; тады взнкла пара залатых улонняв (JUB I.56.1).

А вось далейшая адпаведнасць падаецца вжо Шатапатха-Брахманай (atapathaBrhmaa):

armya myama hiramyama savatsare prua sambhavat - Паправдзе, спачатку гэта было вадой, вялкай марской безданню. Гэтыя воды забажал: Як можам мы прынесц нашчадкав Яны старался, аддавался тапасу (аскезе); кал ж яны разагрэлся, утварылася залатое яйкаЕ гэтае залатое яйка плавала стольк, кольк довжыцца год. Праз гадавы тэрмн з яго павстав гэты ПраджапацЕ (B XI.1.6.1Ц2). Гэтая верся, хоць цьмяна падае вявленне пра сутыкненне хваляв, у вынку якога воды самаразагрэлся настольк, каб узнкла залатое яйка, але цкавая менавта тым, што апавядае пра павстанне чалавечай перЦ тар. гаспадар параджэнняв (стварэнняв)). Падобна да беларускага волата, Праджапац, абярнувшыся вепруком, здабывае з глыбнь пракаветнага акяну зародак зямл. Паводле Шатапатха-Брахманы:

a ti varha jjaghna s'sy pti - саправды, на пачатку гэтая зямля была тольк памерам у пядзь. Вяпрук Эмуша падняв яе, гэта быв яе валадар ПраджапацЕ (B XIV.1.2.11). Праджапац дзейнчае адзн, без напарнка, але, так бы мовць, у дзвюх пастазях - у свай уласнай в аблччы вепрука. У гэтым можна бачыць водгулле колшняй дуалстычнай касмагон. У ндусцкай мфалог в гэтым жа сюжэце фгуруюць ужо Брахма [4, p. 24] Вшну.

Такм чынам, у групе прыведзеных тэкстав мы маем усе галовныя складнк, уласцвыя беларускм касмаганчным паданням.

Аднак да разгляданага сюжэта можна прывесц касмаганчную версю, верагодна, адной са школ орфкав, вядомую, правда, з адносна познх пераказав, што прыпсваюцца Кляменту Рымскаму (Clement Homiliae VI.4):,,,,,,,,,,.,.,,,,,. - Аднаго разу здарылася так, што само безгранчнае мора, прыведзенае власнай прыродай у свой натуральны рух, стала цекц владкавана ад сябе да сябе, як вр, змешваць першаскладнк такм чынам, што кожны з х, найбольш прыдатны для нараджэння жывой стоты, став найбольш зваротным пачав цекц, як у вры, да сярэдзны всяго гэтага, гэтым усянслым вадаваротам быв скраваны в глыбню вцягнув за сабой навакольную пневму, , будучы гатовы для зачацця, стварыв адасоблены згустак. Падобна да таго, як у вадзе звычайна зСявляецца пухр, так узнялася куляпадобная з усх баков абалонка. Потым, зачавшы сама в сабе, была взнесена боскай пневмай на паверхню - найвялкшы зародак з тых, што калсьц зСявлялся на свет, нбы адушавлнае стварэнне, народжанае з усй бясконцай бездан, круглатой падобнае да яек, а шпаркасцю - да птушак.

Далей (Clement Homiliae VI.5) апавядаецца, як з гэтага прымардыяльнага яйка нараджаецца нейкая мужажаночая жывая стота ( ), якую Арфей называе Фанетам ( ).

Такм чынам, у трох групах касмаганчных тэкстав мы маем агульны набор сюжэтастваральных элементав, за выняткам таго, што в беларускх тэкстах народжаны в пачатковых водах пузыр не называецца яйкам, але касмаганчная смволка яйка засведчана мноствам ншых фальклорных тэкстав. Эксклюзвнасць разгледжанага сюжэта, прасторавая часавая заляванасць, выключаюць магчымасць запазычанняв або робяць яе мзэрна малой. Таму можна в дадзеным выпадку казаць пра распрацовку вспадкаванай касмаганчнай тэмы на глебе канкрэтнай культуры.

Работа выканана пры падтрымцы Беларускага рэспублканскага фонда фундаментальных даследаванняв, дагавор № Г09Ц148 ад 15.04.2009 г.

таратура 1. Шейн, П.В. Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-Западного края. - СПб., 1893. - Т. I.

2. Шейн, П.В. Белорусские народные песни с относящимися кним обрядами, обычаями и суевериями. - СПб., 1874.

3. Романов, Е.Р. Белорусский сборник. - Витебск, 1891. - Вып. 5.

4. Leeming, D.A., Leeming M.A. A Dictionary of Creation Myths. - Oxford, 2009.

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ МЕТАФИЗИКИ ДЕКАРТА А.Н. Маливский Признание фундаментальной роли метафизики в философии является инвариантным моментом в истории европейской мысли, значимость которого все чаще подвергается сомнению в последнее время. Внимательное отношение к этим противоречивым тенденциям позволяет разглядеть за внешней изменчивостью процесс существенного обновления базисных положений метафизики. Здесь целесообразно обратить внимание, что базисная (насущная и неизбывная) потребность человека во надвременных, абсолютных смыслах традиционно в европейской культуре удовлетворялась в рамках религиозно - философского мировоззрения, а формой ее экспликации выступает метафизика.

В центре философской мысли современной эпохи находится проблема адекватного отношения к классической метафизике эпохи Модерна, точнее, судьба ее экзистенциального измерения. Особую остроту и драматичность она приобретает на протяжении ХХ-ХХ веков в форме нигилизма по отношению к классической философии, который угрожает разрушением оснований самой цивилизации.

Предпосылкой содержательного изложения темы является внимание к тенденции реабилитации метафизики в современной культуре в ходе поиска путей конструктивного преодоления кризиса духовных оснований европейской цивилизации.

Очерчивая структурные изменения в сознании нашего современника, целесообразно подчеркнуть провал идеи эмпирического обоснования мировоззрения и, как следствие, реабилитацию тех внеопытных (внеэмпирических) и необъективирующих форм постижения мира, которые до сих пор находились на втором плане, а именно - метафизики и религиозных форм знания.

Традиционно метафизика Картезия воспринимается в усеченном, редуцированном виде.

Как правило, внимание акцентируется или на методологической направленности его учения, или же на его техноморфно истолковываемой метафизике. Казалось бы, к такому однозначному варианту понимания его наследия нас побуждает и сам французский мыслитель (если вспомнить такие его работы как Правила для руководства ума и Рассуждения о методе).

Внимательное отношение к текстам Декарта свидетельтствует о наличии тех измерений его наследия, которые до недавних пор незаслуженно обделялись вниманием. Момент возникновения интереса к экзистенциально - антропологической метафизике - это момент рождения Декарта как философа, начало которого он обозначает словами чудесное открытие, а содержательно формулирует в виде проблемы: По какому жизненному пути я последуюЕ [1, с. 574].

Обоснование правомерности антропологической интерпретации учения французского мыслителя предполагает усиленное внимание к глубинным интенциям его творчества. В ходе написания Правил для руководства ума ключевой проблемой (и главным предметом своих размышлений) в одном из частных писем он называет проблему оснований должного способа человеческого бытия, а именно поиска ответа на вопрос: Чем мне необходимо руководствоваться в жизни [1, с. 584].

Анализируя проблему наличия и форм проявления антропологической интенции Декарта в более зрелых работах философа, целесообразно обратить внимание на первоначальное название работы, известной сегодня как Рассуждения о методе, а именно Проект всеобщей науки, которая способна поднять нашу природу на более высокую ступень совершенства. Результаты дальнейших размышлений Декарта зафиксированы в определении предмета философии как доказательстве существования Бога и бессмертия души.

Для того, чтобы сделать более очевидным факт наличия экзистенциального выбора в философии Декарта и его фундаментальной роли в учении, а также акцентировать производный характер предложенного им понимания предмета философии, целесообразно реконструировать ту ситуацию выбора, которая была исходным пунктом его размышлений.

Несамостоятельность человека Нового времени проявляется уже в его первичном ощущении себя как существа зависимого и несамодостаточного. Во времена Декарта прежде всего Бог был тем началом, зависимость от которого постоянно ощущал человек. Но уже современник его Паскаль восставал как против истолкования Бога только как Бога ученых и философов, так и подчеркивал подвешенный характер человеческого бытия, формы проявления которого не исчерпываются зависимостью от Бога. Б. Паскаль особенно остро ощущал всю зыбкость человеческого существования и постоянную угрозу ему со стороны небытия. В современной философии для обозначения небытия часто употребляется одни из его синонимов - Ничто.

Критически оценивая метафизические основания современной культуры философы склонны определять как союз человека и Ничто, подчеркивая изначальный характер Ничто и ничтоженствования. Таковы, в частности, позиции Хайдеггера и Сартра.

В основе вышеприведенных поверхностных подходов лежит отождествление редукционистской установки с метафизикой Декарта.

Одной из предпосылок критического преодоления нигилистического истолкования антропологического измерения картезианской метафизики является обращение к тому варианту его интерпретации, который предложил автор фундаментальной онтологии. Провозглашаемое М. Хайдеггером как экзистенциалистом внимание к отдельному человеческому бытию, казалось бы, должно здесь проявиться в герменевтическом анализе наследия Декарта и обнаружению родственных антропологических мотивов. Поводом для оптимистической окраски наших ожиданий выступают те высказывания мыслителя на страницах Европейского нигилизма, которые побуждают нас к пересмотру устоявшихся хрестоматийных истолкований картезианства.

Это, в частности, тезисы о несоответствии формы изложения реальному содержанию метафизики, неоднозначности содержания понятий рационализма и математичности как чего-то самоочевидного, тезисы о невозможности понять cogito как силлогизм и о наличии у cogito собственных предпосылок.

Тем не менее, Хайдеггер не склонен воспринимать французского философа как потенциального собеседника в ходе поиска путей конструктивного осмысления современной кризисной ситуации, авершенное, схематизируя содержание картезианской метафизики, сглаживая ее противоречия и неоднозначные моменты в угоду своей монистически-линейной схеме истории философии.

итература 1. Декарт, Р. Небольшие статьи 1619Ц1621 гг. // Соч. в 2-х т. - М., 1989. - Т. 1.

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОГО КАНТОВЕДЕНИЯ Т.Г. Румянцева В структуре историко-философских исследований значительное место принадлежит сегодня кантоведению, являющемуся, без преувеличений, одной из наиболее развитых и востребованных областей этого вида знаний. В данной статье предпринята попытка выявить наиболее актуальные проблемы современного кантоведения, которые выдвигаются на передний план самим развитием общества в эпоху глобализации. Показано также, что многие фундаментальные идеи и суждения великого немецкого мыслителя сегодня не просто актуальны, но и злободневны; они вовлекаются в новейший философский дискурс, участвуют в самых острых и насущных дискуссиях о возможных сценариях человеческого будущего. Двадцатое столетие с изумлением засвидетельствовало дальновидность Канта - занялось парадоксом его отсроченного реалистического идеализма... вечный Кант оказывается Кантом злободневным, а его наследие, почитаемое в качестве классического, несет в себе долгосрочный проективный смысл [1, с. 4].

С первых дней своего возникновения учение И. Канта находилось в эпицентре историкофилософских дискуссий. Его идеи успешно развивались, усваивались и защищались или же, наоборот, исправлялись и подвергались беспощадной критике со стороны его многочисленных адептов и оппонентов. Попытки интерпретации творчества И. Канта предпринимались такими его известными современниками, как М. Мендельсон, К. Рейнгольд, Ф. Якоби, И. Фихте, Ф. Шеллинг, Г. Гегель и др. Упоминая более поздних авторов, так или иначе оставивших значительный след в истории кантоведения, нельзя не назвать имена А. Шопенгауэра и М. Хайдеггера. Было бы несправедливо, однако, не отметить некоторую избыточность их интерпретаторского своеволия, обнаруживаемого всякий раз, когда речь заходила о том, что же все-таки следует считать лаутентичным в кантовской философии или, как позднее это будет сформулировано, что же на самом деле имел в виду И. Кант Дерзкие рейды этих мыслителей в трансцендентальные джунгли их великого соотечественника станут на долгие годы предметом специального изучения (прежде всего, поставленные ими вопросы об аутентичности 2-го издания Критики чистого разума и философско-эвристическом статусе самой этой работы).

Pages:     | 1 |   ...   | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |   ...   | 193 |    Книги по разным темам