— Думаю,хорошо, что Вы поделились со мной этим воспоминанием. Оно кажется мне важным.Расскажите подробнее о том, что значит "быть следующей".
— Как будтонет больше отца, который бы защитил меня. В каком-то смысле он стоял между мнойи могилой. Когда его не стало, я оказалась следующей в очереди. — Бетти сгорбилась ипоежилась.— Представьте себе,меня до сих пор охватывает ужас, когда я думаю об этом.
— А Вашамать Какое место она занимала
— Как я ужеговорила Вам раньше, она была далеко, далеко на заднем плане. Она готовила икормила меня — она всамом деле делала это хорошо, — но она была слабой, и мне самой приходилось защищать ее. Выможете представить себе техасца, который не умеет водить машину Я началаводить в двенадцать лет, когда отец стал слишком слаб, потому что она бояласьучиться.
— Итак, небыло никого, кто защитил бы Вас
— Именно вэто время у меня начались кошмары. Этот сон со свечой — наверное, я видела его раздвадцать.
— Этот соннапомнил мне о том, что Вы сказали раньше о своем страхе потерять вес, чтобы неоказаться подверженной раку, как Ваш отец. Если свеча толстая, она дольшегорит.
— Можетбыть, но это кажется немного надуманным. Я подумал, что это еще один хорошийпример бесполезности любых интерпретаций — даже таких удачных, как эта.Пациенты, как и все люди, извлекают пользу только из тех истин, которые ониоткрывают сами. Бетти продолжала:
— Однажды втот год мне пришла в голову мысль, что я умру, не дожив до тридцати лет.Знаете, мне кажется, я все еще верю в это.
Эти разговоры разрушили ее отрицаниесмерти. Бетти почувствовала себя в опасности. Она все время боялась несчастного случая— когда вела машину,или каталась на велосипеде, или переходила улицу. Ее стала беспокоитьнепредсказуемость смерти. "Смерть может прийти в любой момент, — говорила она, — когда ее меньше всего ждешь".Годами ее отец копил деньги и мечтал съездить с семьей в Европу, а перед самымотъездом у него обнаружилась опухоль мозга. Смерть может поразить ее,меня, любого человека в любой момент. Может ли человек, могу ли я сам смириться с этоймыслью
Я стремился к подлинному "присутствию"рядом с Бетти, и поэтому не мог уклоняться ни от одного из ее вопросов. Ярассказал ей о том, что мне тоже трудно смириться с мыслью о смерти; что, хотяреальность смерти нельзя отменить, можно существенно изменить наше отношение кней. Мой личный и профессиональный опыт убедили меня в том, что страх смерти больше мучает тех,кто чувствует пустоту своей жизни. Я вывел формулу, которая гласит: человек боится смерти тембольше, чем меньше он по-настоящему проживает свою жизнь и чем больше его нереализованныйпотенциал.
Я обещал Бетти, что когда она будет житьболее полной жизнью, ее страх смерти пройдет — частично, но не совсем. (Никтоиз нас не в силах окончательно преодолеть страх смерти. Это цена,которую мы платим запробуждение своего самосознания.)
Иногда Бетти злилась на меня за то, что язаставил ее задуматься о смерти. "Зачем думать о смерти Мы ничего не можем с нейподелать!" Я пытался помочь ей понять, что хотя факт смерти разрушает нас, идея смерти может нас спасти. Другимисловами, осознаниесмерти открывает перед нами жизнь в новой перспективе и заставляет пересмотретьсвои ценности. Карлос усвоил этот урок — именно это он имел в виду, когдасказал, что его жизнь спасена.
Мне казалось, что для Бетти важный урок,который она могла бы извлечь из осознания смерти, состоял в том, что жизньнужно проживать сейчас; еенельзя без конца откладывать. Было нетрудно продемонстрировать ей способы,которые она использовала, чтобы убегать от жизни: ее сопротивление сближению сдругими (потому что она боялась отдаления); ее переедание и тучность,приводившие к тому, что большая часть жизни проходила мимо нее; избеганиенастоящего путем соскальзывания либо в прошлое, либо в будущее. Было такженетрудно доказать, что в ее силах изменить это положение. Фактически она уженачала это делать: с каждым днем она все больше мне нравилась!
Я попросил ее погрузиться в свое гореглубже, изучить и выразить все его обертона. Снова и снова я задавал ей один и тот жевопрос:
— Кого ичто Вы оплакиваете Бетти отвечала:
— Думаю, яоплакиваю любовь. Мой папа был единственным мужчиной, который обнимал меня,единственным человеком, который говорил мне, что любит меня. Я не уверена, что этоповторится когда-либов моей жизни.
Я знал, что мы приближаемся к территории, накоторую я еще не отваживался ступать. Было трудно поверить в то, что меньшегода назад мне было противно даже смотреть на Бетти. Сегодня я испытывал к ней теплоту и симпатию.Я долго подбирал подходящий ответ, но все же выразил меньше, чем хотелсказать:
— Бетти,быть или не быть любимой — зависит не только от случая. Вы намного больше, чем думаете,можете на это влиять. Сейчас Вы гораздо больше достойны любви, чем несколькомесяцев назад. Я вижуи чувствую огромную перемену в Вас. Вы лучше выглядите, лучше относитесь клюдям, Вы стали более симпатичной и привлекательной.
В выражении своих позитивных чувств ко мнеБетти была болееоткровенна, чем я, и поделилась фантазиями о том, что она станет психологом имы вместе будем работать над исследовательским проектом. Другая фантазия— о том, что я мог быбыть ее отцом, —привела нас к обсуждению еще одного мучившего ее чувства. Наряду с любовью к отцу онаиспытывала также стыд за него:
за его внешний вид (он был очень тучным), заотсутствие у него честолюбия, за его необразованность и невежество в обращениис людьми. Признавшись в этом, Бетти не выдержала и заплакала. Она сказала, чтоей было трудно рассказать об этом, потому что она чувствовала стыд за свойстыд.
Подыскивая ответ, я вспомнил слова, которыемой аналитик Олив Смит сказала мне больше тридцати лет назад. (Я их хорошозапомнил, потому что это была единственная относительно личная — и самая действенная — фраза из всех, какие онапроизнесла за 600часов.) Я был очень смущен после того, как наговорил ужасных вещей о своейматери, и тогда Олив Смит наклонилась над кушеткой и мягко сказала: "Наверное,это просто наш способ взрослеть".
Я сохранил эти слова в памяти и теперь,через тридцать лет, извлек этот дар и передал его Бетти. Десятилетия неослабили силу этих слов: Бетти глубоко вздохнула, успокоилась и села на место.Я добавил, что знаю по своему опыту, как тяжело детям, получившим образование, общаться потом сосвоими родителями —выходцами из самыхнизов.
Полтора года пребывания Бетти в Калифорнииподходили к концу. Она не хотела прерывать терапию и попросила своюкомпанию продлить еекомандировку. Когда ей отказали, она попыталась найти работу в Калифорнии, нов конце концов решила вернуться в Нью-Йорк.
Какое неудачное время для прекращениятерапии — в самыйразгар работы над важными проблемами, когда Бетти остановилась У отметки стапятидесяти фунтов! Вначале я думал, что нет ничего хуже спешки. Но,поразмыслив, я понял, что Бетти смогла так глубоко войти в терапевтическийпроцесс именно потому, чтонаше время было ограничено, а не вопреки этому. В психотерапии существует давняя традиция,восходящая к Карлу Роджерсу, а от него — к Отто Ранку, котораяутверждает, что заранее установленная дата окончания терапии увеличивает ее эффективность. Если быБетти не знала о том, что время терапии ограничено, она могла бы, например,потратить больше времени на достижение внутренней решимости начатьхудеть.
Кроме того, было совершенно ясно, что мымогли бы продвинутьсягораздо дальше. В последние месяцы Бетти, казалось, больше интересовалась решением ужеоткрытых проблем, чем обнаружением новых. Когда я посоветовал ей продолжить терапию вНью-Йорке и предложил назвать подходящего терапевта, она отвечала уклончиво, что не уверена,продолжит ли, что, быть может, сделано уже достаточно.
Были также и другие признаки того, чтоБетти не хочет двигаться дальше. Хотя она больше не переедала, она уже непридерживалась диеты. Мы договорились сосредоточить усилия на сохранении еенынешнего веса, ста шестидесяти фунтов, и, приняв это решение, Бетти сменилавесь свой гардероб.
Вот ее сон, иллюстрирующий этот кризистерапии:
Мне приснилось, что я наняла маляров, чтобыпокрасить фасадсвоего дома. Вскоре они окружили дом со всех сторон. У каждого окна оказалсячеловек с пульверизатором. Я быстро оделась и попыталась их остановить. Они красиливсе наружные стены дома.
На лестнице показались клубы дыма. Яувидела маляра счулком на лице, разбрызгивающего краску внутри дома. Я сказала ему, что мненужно было только покрасить фасад. Он возразил, что получил указание выкрасить все— и снаружи, ивнутри. "Откуда этот дым" — спросила я. Он сказал, что это бактерии, и добавил, что в кухне у менярассадник смертельных бактерий. Я испугалась и продолжала повторятьснова и снова: "Я только хотела покрасить фасад ".
В начале терапии Бетти действительно хотелатолько "покрасить фасад", но неизбежно была вовлечена в глубокую перестройкувсего интерьера своего дома. Кроме того, маляр-терапевт занес внутрь домасмерть — смерть ееотца, ее собственную смерть. Теперь, говорил этот сон, она зашла слишкомдалеко, пора было остановиться.
Когда мы приближались к последнему сеансу, ячувствовал облегчение, как будто у меня гора с плеч свалилась. Одна изаксиом психотерапиисостоит в том, что сильные чувства, которые один из участников испытывает кдругому, всегда так илииначе передаются, —если не вербально, то по каким-то другим каналам. Насколько помню, я всегда говорилстудентам, что если какой-то серьезный аспект отношений замалчивается (либо терапевтом, либопациентом), то никакие другие важные обсуждения становятся невозможны.
Однако я начал терапию с сильнымиотрицательными чувствами к Бетти — чувствами, которые я ни разу не обсуждал и о которых она так и не узнала. Несмотряна это, мы, несомненно, обсуждали важные вопросы и достигли прогресса в терапии. Неужели яопроверг закон Или в терапии не существует "аксиом"
Три наших последних сеанса были посвященыобсуждению сожаленийБетти о нашей предстоящей разлуке. Должно было произойти то, чего она боялась ссамого начала: она позволила себе испытывать глубокие чувства ко мне и теперьдолжна была потерятьменя. Какой смысл был вообще сближаться со мной Как она говорила вначале:"Если нет привязанности, нет и разлуки".
Меня не беспокоило воскрешение этих старыхнастроений. Во-первых, когда близится завершение терапии, пациентыпереживают временныйрегресс (и это аксиома).Во-вторых, в терапии проблемы не разрешаются раз и навсегда. Наоборот, терапевт и пациентснова и снова возвращаются к ним, чтобы закрепить полученное знание— из-за этогопсихотерапию иногда называют "циклотерапией".
Я попытался побороть отчаянье Бетти и еемнение, что раз она теряет меня, вся наша работа пойдет насмарку. Я напомнилей, что ее изменение — не моя заслуга, а ее собственное достижение, и оно останется сней. Например, если она смогла раскрыться передо мной больше, чем передкем-либо раньше, она сохранит этот опыт вместе со способностью делать это ивпредь. Чтобы доказать свою правоту, я попытался привести в пример самогосебя.
— То жесамое со мной, Бетти. Мне будет не хватать наших встреч. Но общение с Вамиизменило меня...
Она плакала, опустив глаза, но при этихсловах замолчала и с интересом посмотрела на меня.
— И, хотямы больше не встретимся, это изменение сохранится во мне.
— Какоеизменение
— Ну, как яуже упоминал, у меня не было большого опыта с — э-э-э... — с проблемой полноты...— Я заметил, что вглазах Бетти мелькнуло разочарование, и отругал себя за такие безличныеслова.
— Ну, яимел в виду, что раньше никогда не работал с полными пациентами, и я стал лучшепонимать проблемы... — По выражению лица Бетти я понял, что ее разочарование усилилось.— Я имею в виду, чтомое отношение к полноте сильно изменилось. Когда мы с Вами впервые встретились,я чувствовал себя с полными людьми неловко...
Бетти со своей обычной бесцеремонностьюперебила меня:
— Ха-ха-ха!"Чувствовал себя неловко" — это мягко сказано. Вы знаете, что первые шесть месяцев Вы почтине смотрели на меня А за все полтора года Вы ни разу — ни одного раза! — не дотронулись до меня, даже руки непожали!
У меня ёкнуло сердце. Боже мой, она права!Я действительно ни разу недотронулся до нее. Я просто этого не замечал. И подозреваю, что действительно не слишкомчасто смотрел на нее. Я не ожидал, что она это заметит!
Я осекся.
— Знаете,психиатры обычно не дотрагиваются до своих...
— Позвольтемне перебить Вас до того, как Вы наговорите еще больше неправды и у Васвырастет нос, как у Пиноккио. — Казалось, мое замешательство забавляет Бетти. — Я Вам намекну. Помните, я была в той же группе, чтои Карлос, и мы часто болтали о Вас после сеанса.
О-хо-хо, теперь я убедился, что меня загналив угол. Я не предусмотрел этого. Карлос, страдавший неизлечимым раком, был такодинок, его все избегали, и я решил поддержать его, изменив своей привычке не дотрагиваться допациентов. Я пожимал ему руку в начале и в конце каждого сеанса и обычно, когдаон покидал мой кабинет, клал ему руку на плечо. Однажды, когда ему сообщили,что болезнь распространилась на мозг, он зарыдал, и я обнял его.
Я не знал, что сказать. Я не мог объяснитьБетти, что случай Карлоса был особым, что он больше других в этом нуждался. Богсвидетель: она тоже в этом нуждалась. Я почувствовал, что краснею. Мне оставалось толькосдаться.
— Да, Вынащупали одно из моих слабых мест! Это правда — или, точнее, было правдой,— что когда мы началивстречаться, Ваше тело было мне неприятно.
— Знаю,знаю. Оно не было слишком стройным.
— Скажите,Бетти, зная это —видя, что я не смотрю на Вас или чувствую себя неуютно с Вами, — почему Вы остались Почему Вы небросили ходить ко мне и не нашли кого-нибудь другого Вокруг полно терапевтов.(Я не придумал ничего лучше, чем задать этот вопрос, чтобы скрыть своюнеловкость.)
Pages: | 1 | ... | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | ... | 43 | Книги по разным темам