Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 |   ...   | 21 |

— Друзья мои,я бы хотел вас познакомить с одной весьма забав­ной историей — ситуация на мой взгляд нескольконеобычная и вы­ходит заклинические рамки. Признаться, в моей практике, это пер­вый случай, и он столь же интересен,сколь и загадочен. Представь­те себе, что некто убивает свою любовницу, в состояниипомрачен­ного сознанияпокидает дом и только через несколько кварталов приходит в себя. Некотороевремя спустя он возвращается и обнару­живает, что труп исчез. Ну-с, что выскажете

— В состоянииаффекта эпилептоид убивает свою жертву и, впав в амбулаторный автоматизм, онпродолжает действовать как сомнам­була. Однако, вскоре приступ заканчивается, а происшедшее, как иположено, амнезируется, — сказала Рита.

— Все вродебы так. А исчезновение покойной — спросил Николай Павлович, медленно потирая ладони. — Что вы думаете обэтом

— Смотрякаким способом было произведено покушение.

— Он пыталсяее задушить, Герман.

— Значит,попытка до конца не удалась. Она потеряла созна­ние, а пока наш герой пустился вбега, его возлюбленная очнулась и, не искушая дальнейшей судьбы, дала деру.Вероятно, к нему сей­часнаправляется милиция, а быть может, уже и беседует с ним. Но причем здесь мы,Николай Павлович —удивился Герман. — Емуназначут стандартную судебно-психиатрическую экспертизу и мило препроводят вдиспансер, где и поставят на спецучет.

— Это мы ипроверим, — задумчивопроизнес Николай Павло­вич. — Япредложил ему явиться ко мне завтра. Я думаю, до завт­ра, а вернее, уже до сегодняшнеговечера, что-то должно разъяс­ниться и разрешиться. Кстати, я знаком с ним два года, онперио­дически со мнойконсультируется и никакой психопатологии у него не было за исключениемнекоторых невротических проявлений. Но да кто сейчас из нас грешных, без этихпроявлений Я полагаю, нам все-таки следует рассмотреть это дело, потому чтоправосу­дию здесь нечегоделать. Мы составим досье на этого человека и проанализируем все происшедшее сним. Но смысл нашей работы этим не ограничится. Занимаясь частным случаем, мыпопытаем­ся отыскатьзакономерность развития людей и выявим их. Мы со­ставим досье не на конкретноотдельного среднестатистического человечка, понимаете Мы составим Досье наЧеловека. Того са­мого,который звучит гордо.

— Поймет линас народ

— Нет. Болеетого, он может и оскорбиться, так как это коснется его тоже.

— Чем же такпримечателен наш материал — осведомился Мат­вей. — Икакова его сквозная тема

— Сквознаятема — НиколайПавлович печально улыбнулся. — Вырождение рода человеческого.

Рита вздрогнула. По комнате проползлатишина.

— Однакодрузья, — тихо сказаНиколай Павлович, —давайте немного отдохнем. Сегодня в восемь вечера мы собираемся.

— Мы судовольствием, —произнесла Рита, — нопочему се­годня Мы жеобычно собираемся по пятницам, раз в неделю.

— Мыпродолжим нашу тему, —с просачивающейся на тонкие уста улыбкой, ответил седовласый мэтр.

Уже внизу, прогревая машину, Германзаметил:

— Сегодня нашмэтр несколько необычен, вы не находите

— Признаться,его последние слова были для меня неожиданно­стью, — глухо отозвался с заднего сиденьяМатвей.

—Он простоустал, — задумчивосказала Рита, — этовидно по нему.

— Стал чащекурить, — поделилсянаблюдением Матвей.

— И подглазами чуть синеватый оттенок, — дополнил Герман.

— Он что-тохранит в себе, —продолжила Рита. —Видимо ему хочется поделиться, но одновременно и сдерживается, хотясдержи­вается струдом.

— У каждогочеловека, — закуриваясказал Герман, —возника­ют в жизнипериоды, когда он сталкивается с необходимостью неко­его испытания. И если он принимаетэту необходимость, то погру­жается в такие глубины жизни, о которых раньше и не помышлял. Икогда он проходит через эти глубины, то обретает новое знание и новуюмудрость.

— А если непринимает эту необходимость

— Тогдаостается тем, кем и был. Таких большинство. Серая масса.

— Твоипациенты из этой массы

— Девяностопроцентов — да. Ониприходят ко мне и стано­вятся в очередь, словно за колбасой. Они и ожидают, что янакор­млю их духовнойколбасой. И я кормлю, вот в чем беда. А если я не даю им этих кусков, апредлагаю разобраться в себе, они оби­жаются и обвиняют, что я мало уделяюим внимания. А у тебя, Рита, разве не так

— Может бытьи так, но они — какдети.

— Это нампонятно. Особенно мужчины, они регрессируют, ста­новятся маленькими детьми ипоголовно влюбляются в тебя. Я даже могу догадаться, что многие из них послепосещения твоего кабине-га запираются где-нибудь у себя дома и в одиночкусладострастничают, тая в своей памяти светлый образ доктораМаргариты.

— А женщинытвои

— Допускаю.Кое-кто из них даже признается...

— Друзья,— напомнил о себемастер верлибра, — мнекажется, авто уже прогрелось, не поехать ли нам

— Что ж...отчего бы и не поехать — добродушно отозвался

Герман.

Машина рванула и вонзилась в тяжелый сумракноябрьской ночи.

УКИН. ПОГРУЖЕНИЕ В СОН

Одно из двух: либо она жива, либо покойникиспособны пере­двигаться.

Постольку поскольку в нашей, наполненнойабсурдом жизни возможно все, то я не знаю, какое из этих предположенийреаль­нее. Как бы там нибыло, Лиза исчезла, а я один. И я снова в аду. Хотя, быть может, и не совсемуже в аду. А, может быть, перемес­тился уже в чистилище, где мне предоставляется возможность что-тоизменить, перенаправить ход событий и избавиться от всей этой грязи, которой яоброс в последнее время. А в последнее время мы много вопим о духовномвозрождении, и при этом каждый из во­пящих аккуратненько этак норовит оттяпать лакомый кусочек усво­его соседа, тожевопящего. Однако пусть кричат и неистовствуют. И брызжут слюной. Я-то ненадеюсь на духовное возрождение, чье бы то ни было, а уж тем паче своесобственное. Мне бы душу свою спасти, да обрести покой. Конечно же, Лиза жива.Жива. Но где она сейчас Не в милиции ли Возможно, она оставилакакую-ни­будь записку,пусть презрительную, пусть гневную — неважно ка­кую, но —весточку о себе. Нет весточки. Только остывшая по­душка. Неподвижная и безмолвная. Носколько она таит в себе сно­видений, фантазий и воспоминаний. Я касаюсь щекой подушки,припухшей от погруженных в нее интимных тайн, и медленно при­крываю глаза, и невидимые,бесплотные и беззвучные волны мяг­ко уносят меня в пространство, сотканное из череды образов иощущений. Как же это все начиналось

*

Она мне сказала, чтобы я поправил галстук. Яего поправил, но чуть не удавился. Тогда она посмотрела на меня вызывающе ипожала плечами. Что она хотела выразить своим взглядом, я так и не понял. И тутона стала медленно раздеваться.

И мы пошли с ней в спальню, и мне пришлосьснять галстук.

Мы провели в спальне полдня и целуюночь.

Наутро она приготовила завтрак — яичницу и кофе. Мыпозавт­ракали и поехалив город Н. В городе Н. много красивых улочек и одноэтажных домиков.

А еще там много деревьев и больше всегорябины. Мы долго сто­ялина перроне и ждали своей электрички. И шел мелкий дождик.

Зажурчала вода в унитазе. Загуделиводопроводные трубы. Это меня разбудило — она спала великолепная ибезмятежная. А я уже больше не мог заснуть — так и промучился до утра без сна.Я пошел на кухню и стал читать старые газеты.

Она исчезла. Но жизнь идет своимчередом.

Я нашел ее в городе Н.

Она любит исчезать внезапно и неожиданнопоявляться. Это в стиле. Но она не истеричка.

Сегодня у нас праздник. У нее день рожденья.Я ей принес кра сивые цветы. Она порозовела и осталась довольна. Она сказала,что из них можно сделать неплохой салат. Я сказал: Делай. Она сделала исказала: Ешь. Ты ведь просил. Я отказался. Тогда мы решили оставить его длягостей. Кто-то из гостей напился и ужас­но рыгал. Но не лепестками. Однакосалат из цветов исчез. Кто же его съел Его съел, как выяснилось, один еепоклонник и тайный воздыхатель в надежде заблагоухать. Но он незаблагоухал.

На следующий день мы купались в море. Яносил ее на руках по пляжу. И мы были очень довольны.

Прошел месяц. Мы жили счастливо. Непредъявляя друг другу никаких претензий. Ну и прекрасно.

Сегодня я забыл побриться, и она сказаламне, что я колючий, на что я ничего не сказал, а только поцеловал ее в губы.Она обняла меня, и повисла на мне, и прошептала: Колючий.

Сегодня мы целый день провели на даче. Мыжгли костер, пили вино, ели фрукты, и сегодня я был гладко выбрит. И мы решилиеще недельку побыть на даче. Запереться в отшельничестве и не знать, что вокругтебя люди, машины, дома, магазины, асфальт, автобусы, очереди, интрижки. Онаприучила меня любоваться звездами, а если звезд не было, мы любовались луной, аесли не было луны, мы лю­бовались друг другом.

Однажды она меня спросила: У тебя естьлюбовница Я отве­тил:Да. — Кто же— Ты. Она улыбнуласьи показала мне язык. И убежала, как девчонка, в сад. Там она собирала цветы иягоды. Цветы складывала в букет, а ягоды ела.

Обнаружил на шее у нее маленькую чернуюродинку. Раньше я никогда ее не видел. Я поцеловал ее в шею. Оназасмеялась.

На даче...

...Шло время. Шли события.

Утром в метро тесно, душно и нервно.Особенно, когда поезд ос­тановится посредине тоннеля. Тогда переминаешься с ноги на ногу иподгоняешь время. А время и так бежит себе и бежит. И его не надо подгонять.Опаздываешь. Дергаешься. Глупо. Опаздываешь еще боль­ше, и вдруг становишься спокойным иначинаешь придумывать оп­равдание. А придумав оправдание, вообще никуда не идешь.Собствен­но, вообщеникуда не идешь — неидешь только туда, куда тебе нужно идти. А сам идешь, куда тебезаблагорассудится. В какой-нибудь парк, например. И там ходишь по вороху желтыхлистьев, разбрасывая их ногами. Долго сидишь на лавочке. Куришь. И так целыйдень мота­ешься безцели. И приходишь домой и говоришь: У меня был сегод­ня тяжелый день. Я так устал! И онаулыбается и понимающе кивает. Она улыбается и понимающе кивает, и щечки еерозовятся. Кожа ее тепла и нежна. И в больших глазах лукавые искорки. В этотмомент я говорю, что она для меня самый дорогой человек. И у меня возникаетжелание ткнуться в ее теплую грудь, зарыться в ее пушистых волосах. Спрятатьсяв ней и ни о чем не думать.

Текут минуты. Время капризно. Оно можетнестись, стучать, пры­гать, бежать, лететь, может течь. Хамелеон с личинойвечности.

Уже за полночь. Мы не спим. Мы болтаем опустяках. Нам все в этот момент кажется пустяком, кроме нас самих. Мыобнимаемся — нежно, безпорыва страсти, а в порыве доверительной нежности. И, может быть, входим друг кдругу в сновидения. Засыпаем. Про­снувшись, мнение не меняем.

Теперь нам многое не кажетсяпустяком.

Сегодня был дождь. Она пришла домойпромокшая. Она винова­тоулыбалась. Сломался зонтик. Капли стекали по ее щекам. Я еепоцеловал.

Утреннее солнце величественно вошло вкомнату и растеклось жидкой краской. Мы в ней купались до одиннадцатиутра.

Шли годы.

Волны океана, зовущегося Временем, приносилина наш берег новые судьбы, события, хитросплетения... правда, бывали и штили.Бывали и штормы. Тогда выносило обломки.

Обломки разбитых мнений.

Наш остров все больше и больше заливалокеан.

На нашем острове мы уже не былиполноправными хозяевами.

Скоро... А, быть может, и не очень... Вовсяком случае, когда-нибудь... наш остров совсем уйдет под воду.

*

Тихо и блаженно плаваю я в водахвоспоминаний, как эмбрион в околоплодных водах. Меня слегка покачивает, и я,безмятежно жму­рясь,погружаюсь в какое-то нирваническое оцепенение. Череда от­рывочных ассоциаций, словно стайкарыб, прошествовала мимо меня — долго ли, коротко ли Где-то отдаленно тикают часы, но ритмвремени не улавливает мой засыпающий мозг. Сон сознания снимает границы свремени и выпускает на волю безвременное, вневременное — Бессознательное. Мне хорошо, и ячувствую себя младенцем в колыбели. Это, наверное, оттого, что я каким-тоскромным угол ком памяти, какой-нибудь скромной, совсем неприметной клеточкойосознаю, что Лиза жива.

А может быть, вообще все то, что со мнойпроизошло — все этосон И теперь я пробуждаюсь, и рассеиваются последние остатки кошмарныхсновидений.. И, как только я подумал об этом, я ощутил, что снова куда-топроваливаюсь, лечу, набирая скорость... пы­таясь ухватиться за мелькающиевокруг калейдоскопом цветовые пятна, вспышки, полосочки. Я пролетаю сквозь эторазноцветное марево. И — пустота.

ВСТРЕЧА

Наутро выпал снег, который, впрочем, быстроначал таять. Промозглая слякоть всхлипывала и пузырилась. И с шипящим шуршаниемпроносились шины по дорогам, разбрасывая фонтаны грязных ошметок. Пасмурныйдень наползал на город, медленна заполняя переулки и подкрадываясь к окнам.Хорошо быть в та­куюпогоду дома, погрузившись в уютное кресло своего кабине­та, попивать горячий чай слимончиком и перелистывать старые книги или же собственные записи. А бытьможет, и просто глядеть в окно, блуждая рассеянным взглядом среди наплывовнена­стья. Есть в томнекое особенное удовольствие — время от вре­мени погружать свою душу в легкую меланхолию или смаковатьсобственную скуку.

Николай Павлович прислушивался к звукампадающих капель, шуршанию шин, изредка вскипающему в магической теснотесретенских двориков, и не спеша перелистывал старые свои тетради. Ага, вот это— лекции профессораМарригети из Рима. И тут же память высвечивает залитый солнцем день, нопочему-то свобод­ный отученых штудий. Республиканский форум — завороженная в камнях энергияДревнего Рима излучает свою потаенную силу. И очарование, смешанное с трепетом,проникает в тебя, когда ты медленно-медленно идешь от Храма Сатурна по ВиаСакра, то есть Священной Дороге, через весь Форум и выходишь в арку Титапря­мо на Колизей,который обрушивает на тебя свое вселенское без­молвие. А вот эти листочки— семинары доктораШимона в Иеруса­лиме.Там тоже есть своя знаменитая Виа. Только зовется она по другому — Долороза. Дорога Скорби. Последнийпуть Христа, по которому он нес свой крест, вздымаясь на Голгофу.

Pages:     | 1 |   ...   | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 |   ...   | 21 |    Книги по разным темам