Настороженное ожидание всю ночь не даваломне спать. Знакомое потрескивание поленьев в очаге наполняло меня дурнымипредчувствиями. Перед тем, как лечь спать, Этева пошевелил угли в очаге. Сквозьдым и туман кроны деревьев вдали походили на призраки. Просветы в листвепустыми глазницами обвиняли меня в чем-то, чего я не понимала. Я совсем былорешила последовать совету Арасуве, но дневной свет рассеял моиопасения.
Глава 12.
Едва солнце успело прогреть зябкийутренний воздух, как мы тронулись в путь с корзинами, полными бананов,калабашей, гамаков, принадлежностей для украшения собственных персон ипредметов меновой торговли: толстых мотков неокрашенной хлопковой пряжи, новыхнаконечников для стрел, бамбуковых емкостей с эпеной и оното.
Старшие дети шли рядом с матерями и неслисвои гамаки переброшенными через шею. Мужчины, замыкавшие поход каждой семьи,несли только луки и стрелы.
Нас было двадцать три человека. Четыре днямы молча шагали по лесу неспешным темпом, который задавали старики и дети.Стоило из зарослей донестись малейшему звуку или движению, как женщины замиралина месте, лишь повернув голову в сторону шума. Мужчины мгновенно исчезали в томнаправлении. Как правило, они возвращались, неся агути — похожего на кролика грызуна— или пекари, илиптицу. В тот же вечер на привале добыча готовилась на кострах. Дети постояннобыли заняты поисками диких плодов. Зоркими глазенками они следили за полетомпчел, пока не отыскивали ульи в дуплах деревьев. Они по их полету могли точноопределить, относятся пчелы к числу жалящих или нет.
Хайяма, Камосиве и еще несколько стариковобернули вокруг груди и живота полосы лыка какого-то дерева. Они уверяли, чтоэто восстанавливает их силы и облегчает ходьбу. Я тоже попробовала так сделать,но плотно обернутое вокруг тела лыко лишь вызвало сильный зуд.
Взбираясь и спускаясь по холмам, язадавалась вопросом, неужели это тот самый маршрут, по которому я шла сМилагросом. Не было ни дерева, ни камня, ни участка реки, который показался бымне знакомым. Да и полчищ москитов и прочих насекомых, висящих над болотами, якак-то не припоминала. Привлеченные нашими потными телами, они звенели над намис доводящей до безумия назойливостью. И я, никогда прежде не страдавшая от ихукусов, не знала, где мне первым делом чесаться. Рваная майка не давала от нихникакой защиты. Даже Ирамамове, не обращавший поначалу внимания на ихбезжалостные укусы, время от времени признавал, что они его беспокоят, шлепаясебя по шее, по руке, либо почесывая коленку пальцами другой ноги.
На пятый день около полудня мы сделалипривал на окраине огородов Мокототери. На расчищенном от подлеска участкегигантские сейбы выглядели еще монументальнее, чем в лесу. Столбы солнечногосвета, пробившиеся сквозь листву, создавали на черной земле затейливую игрусветотеней.
Мы искупались в протекавшей неподалекуречке, где с чувственным изяществом колыхались на ветерке красные цветы,свисающие с лиан над водой. Ирамамове и еще трое молодых мужчин первымиоблачились в праздничный наряд и раскрасились пастой оното, прежде чем направиться вшабоно наших хозяев. ВскореИрамамове вернулся, неся корзину с жареным мясом и печенымибананами.
— Ого-о, уМокототери еще очень много всего, — приговаривал он, раздавая нам еду.
Прежде чем украсить себя, женщины помоглисвоим мужчинам прилепить к волосам белые пушистые перья, а на руки и головынадеть повязки из обезьяньего меха и перьев. Мне было поручено разрисоватьдетские тела и мордашки точно предписанными узорами оното.
Наш смех и болтовня были прерванывыкриками подошедшего Мокототери.
— Он похожна обезьяну,— шепнулаРитими.
Я согласно кивнула и с трудом подавиласмешок. Его короткие кривые ноги и непропорционально длинные руки оказались ещезабавнее, когда он встал рядом с Ирамамове и Этевой, очень импозантновыглядевшими в своих пуховых головных уборах, наручных повязках с длиннымиразноцветными перьями попугаев и ярко-красных поясах.
— Нашвождь хочет начинать праздник. Он хочет, чтобы вы поскорее пришли, — сказал Мокототери таким жевысоким официальным голосом, каким говорил человек приходивший к нам вшабоно с приглашением напраздник. — Если выслишком долго будете готовиться не останется времени дляразговоров.
С высоко поднятыми головами, чуть вздернувподбородки, Этева, Ирамамове и еще трое молодых мужчин, все должным образомразрисованные и украшенные отправились вслед за Мокототери. Шествуя вшабоно, мужчины чувствовалина себе наши восхищенные взгляды, хотя и притворялись равнодушными.
А женщины принялись с лихорадочнойпоспешностью вносить последние дополнения в свой праздничный туалет,— где цветок илиперышко, где мазок пасты оното. Причем об их внешности могли судить только окружающие, потому чтоо зеркалах не было и речи.
Ритими повязала у меня на талии пояс,стараясь, чтобы широкая бахрома оказалась посередине. — Ты все еще такая худенькая,— сказала она,коснувшись моих грудей, — хотя и много ешь. Ты сегодня не ешь так, как делаешь это у нас вшабоно, а то Мокототериподумают, что мы тебя плохо кормим.
Я пообещала, что буду есть очень скромно,и расхохоталась, припомнив, что как раз то же самое советовала мне в детствемать, когда меня приглашали на выходные к друзьям. Она тоже приходила всмущение от моего зверского аппетита и опасалась, что люди подумают, будто домаменя плохо кормят, либо еще хуже, что у меня солитер.
Перед самым выходом в шабоно Мокототери старая Хайямапринялась увещевать своих правнуков Сисиве и Тешому хорошо себя вести. Громкимголосом, так чтобы услышали остальные пришедшие с нами дети, она подчеркнула,как важно не дать никакого повода женщинам Мокототери позлословить на их счет,когда они уйдут домой. Хайяма настояла на том, чтобы дети напоследок еще разсделали все свои делишки за кустами, потому что в шабоно никто не станет за ними ниубирать, ни выводить в случае нужды из деревни.
На подходе к деревенской площадиМокототери мужчины выстроились в ряд, высоко подняв головы и держа оружиевертикально. Мы с детьми встали за их спиной.
Завидев меня, из хижин с криками выбежалонесколько женщин. Без страха и отвращения я терпеливо ждала, пока они трогали,целовали и лизали мое лицо и тело. Зато Ритими, похоже, забыла, как в первыйраз встретили меня Итикотери, потому что все время тихонько ворчала, что теперьей придется возобновлять раскраску на моем теле.
Крепко ухватив меня за руку, одна изженщин Мокототери оттолкнула Ритими в сторону: — Идем со мной. БелаяДевушка.
— Нет,— крикнула Ритими,притянув меня поближе к себе. Ее улыбка нисколько не смягчала резкого, злоготона. — Я привелаБелую Девушку, чтобы ты на нее посмотрела. Никто ее у меня не отнимет. Мы всеравно что тени друг дружки. Куда она, туда и я. Куда я, туда и она.— И Ритими вперилавзгляд в соперницу —пусть только осмелится оспорить ее слова.
Расхохотавшись, женщина широко разинуланабитый табаком рот. — Если ты привела Белую Девушку в гости, ты должна позволить ейзайти в мою хижину.
Кто-то подошел к нам из-за столпившихсяженщин.
Скрестив руки на груди и самодовольновыпятив губы, он остановился рядом со мной. — Я вождь Мокототери,— сказал он. Когда он улыбался,глаза превращались в две блестящие щелочки в красном узоре его изборожденногоглубокими морщинами лица. — Эта Белая Девушка — твоя сестра, что ты так ее защищаешь — спросил он Ритими.
— Да,— с силой ответилаона. — Она моясестра.
Недоверчиво покачивая головой, вождьМокототери тщательно меня осмотрел и внешне остался совершенно невозмутимым.— Я вижу, что онабелая, но на настоящую белую женщину она непохожа, — сказал он наконец. — У нее босые ноги, как у нас, онане носит на теле этой их странной одежды, разве что вот это. — Тут он потянул за мои рваныестарые трусики. —Зачем она носит это под индейским поясом
— Пэнтииз,— важным тономпроизнесла Ритими; ей больше нравилось их английское название, чем испанское,которое она тоже выучила. — Так их называют белые люди.
У нее есть еще две пары таких. А носит онапэнтииз потому, что боится, как бы какие-нибудь пауки или сороконожки незаползли ночью внутрь ее тела.
Кивнув так, словно понимает мои опасения,вождь коснулся моих коротких волос и провел мясистой ладонью по выбритойтонзуре. — Они цветаволокон пальмы ассаи. —
Он придвинул свое лицо к моему, пока мы некоснулись друг друга носами. — Какие странные глаза — цвета дождя. — Его грозный взгляд растворился врадостной улыбке. —Да, она, должно быть, белая; и если ты называешь ее своей сестрой, никто ее утебя не отнимет, —сказал он Ритими.
— Как тыможешь называть ее сестрой — спросила женщина, все еще державшая меня за руку. На еераскрашенном лице было написано явное замешательство.
— Яназываю ее сестрой, потому что она такая, как мы, — сказала Ритими, обнимая меня заталию.
— Я хочу,чтобы она побыла в моей хижине, — сказала женщина. — Хочу, чтобы она прикоснулась к моим детям.
Мы последовали за женщиной в хижину. Упокатой крыши стояли луки и стрелы. Со стропил свисали бананы, калабаши изавернутые в листья куски мяса. По углам были свалены мачете, топоры и дубинки.Пол был усеян хворостом, сучьями, банановой кожурой и черепками глинянойпосуды.
Ритими села со мной в один гамак. Кактолько я допила сок из пальмовых плодов, которым угостила меня хозяйка, онаположила мне на колени младенца. — Приласкай его.
Крутясь и извиваясь у меня в руках,младенец чуть не выпал на землю. А посмотрев мне в лицо, он вообщезаревел.
— Ты еголучше забери, —сказала я, отдавая женщине ребенка. — Маленькие дети меня боятся. Я немогу их трогать, пока они ко мне не привыкнут.
— В самомделе — спросилаженщина, подозрительно глядя, как Ритими укачивает ребенка.
— Нашимладенцы так не орут. — Ритими бросила на ребенка презрительный взгляд. — Мои дети и дети моего отца дажеспят с ней в одном гамаке.
— Я позовустарших детей, —сказала женщина, знаками подзывая девочек и мальчиков, выглядывавших иззабанановых связок у покатой крыши.
— Не надо,— сказала я.— Я знала, что онитоже испугаются. —Если ты заставишь их подойти, они тоже будут плакать.
— Да,— сказала одна изженщин, зашедших с нами в хижину. — Дети усядутся вместе с Белой Девушкой, как только увидят, что ихматери не боятся трогать ее волосы цвета пальмовых волокон и бледноетело.
Вокруг нас собралось несколько женщин.Сначала осторожно, потом все смелее их руки ощупывали мое лицо, затем шею,руки, груди, живот, бедра, колени, икры, пальцы ног; ни одна частица моего телане осталась необследованной. Наткнувшись на след от укуса москита или царапину,они плевали на нее и растирали это место большим пальцем. Если укус оказывалсясвежим, они высасывали яд.
Хотя я уже привыкла к бурным и скоротечнымпроявлениям нежности со стороны Ритими, Тутеми и детей Итикотери, мне все жестало довольно неуютно под ощупывающими прикосновениями многих рук.— Что они делают— спросила я, указавна группу мужчин, сидящих на корточках перед соседней хижиной.
— Ониприготавливают листья ассаидля танца, — ответилаженщина, положившая мне на колени ребенка. — Ты хочешь на этопосмотреть
— Да,— живо сказалая, желая отвлечь от себя ихвнимание.
— А Ритимидолжна сопровождать тебя, куда бы ты ни пошла — спросила женщина, когда Ритимивслед за мной поднялась из гамака.
— Да,— сказала я.— Если бы не она, яне пришла бы в гости к вам в шабоно. Ритими заботится обо мне с тех пор, как я пришла влес.
Ритими одарила меня лучезарным взглядом, ая пожалела, что не сказала ей чего-нибудь в этом роде раньше. До самого нашегоухода ни одна из женщин Мокототери больше не оспаривала право собственностиРитими на меня.
А возле хижины мужчины расщепляли острымипалочками еще не развернувшиеся бледно-желтые листья молодой пальмыассаи. Завидев нас, один измужчин поднялся во весь рост. Вынув изо рта жвачку, он утер ладонью капающую сподбородка слюну и приложил пальмовый лист к моей голове. Улыбаясь, он показална тонкие золотистые прожилки, едва заметные в свете заходящего солнца. Онпотрогал мои волосы, сунул жвачку обратно в рот и, ни слова не говоря,продолжил свое занятие.
С наступлением темноты на деревенскойплощади разожгли костры. Выстроившиеся с оружием в руках вокруг костров,мужчины Итикотери были встречены хозяевами бурей приветственных криков. Пара запарой Итикотери протанцевали вокруг поляны, замедляя темп перед каждой хижиной,чтобы все могли налюбоваться их праздничным облачением и танцевальнымипа.
В последней паре танцевали Этева иИрамамове. При виде их идеально согласованных движений зрители взревели отвосторга. Они не танцевали по кругу вдоль хижин, а оставались вблизи костров,кружа и вращаясь с нарастающей скоростью в ритме вспышек пламени. Резкоостановившись, Этева и Ирамамове взяли наизготовку луки и нацелили стрелы намужчин Мокототери, стоящих перед хижинами. Затем, громко расхохотавшись, обавозобновили танец под неистовые восхищенные вопли зрителей.
Хозяева пригласили мужчин Итикотериотдохнуть в своих гамаках. Пока подавалось угощение, на поляну ворвалась группамужчин Мокототери. —Хаии, хаиии, хаииии, — выкрикивали они, ритмичнодвигаясь под стук луков о стрелы и со свистом размахивая пальмовымилистьями.
Я с трудом различала фигуры танцоров.Временами они, казалось, сливались в единое целое, временами распадались. Изколыхания пальмовых листьев выныривали в пляске то руки, то ноги. Черные,похожие вдали от света костров на огромных крылатых птиц силуэты превращались вгорящие медью фигуры не то людей, не то птиц, когда их блестящие телавысвечивались в пламени.
— Мы хотимтанцевать с вашими женщинами, — потребовали Мокототери. И не услышав ответа от Итикотери, сталинад ними насмехаться: — Да вы их просто ревнуете.
Почему бы не позволить потанцевать вашимбедным женщинам Вы что, забыли, что у вас на празднике мы разрешали вамтанцевать с нашими женщинами
— Ктохочет танцевать с Мокототери, пусть танцует! — прокричал Ирамамове ипредупредил мужчин: —Но вы не станете заставлять наших женщин танцевать, если они незахотят.
—Хаии, хаиии, хаииии. — исступленно завопили мужчины,приглашая в пляску и своих женщин, и женщин Итикотери.
— А тыразве не хочешь потанцевать — спросила я Ритими. —И я с тобой пойду.
Pages: | 1 | ... | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | ... | 34 | Книги по разным темам