Меня разбудил громкий дребезжащий звук. Я села в гамаке и,всматриваясь в темноту, обнаружила, что деревянные панели, прикрывающие окна, опущены.Холодный пронизывающий ветер со свистом кружил вокруг меня. Сухие листья сшелестом носились по патио за окном; шуршание усилилось, а потом внезапнопревратилось в нежный свистящий звук. В комнату проникал тусклый свет ирассеянной дымкой стелился вдоль голых стен.
—Нагваль ! — крикнула я. Как будто вызванный моим заклинанием, Исидоро Балтасар мгновение стоял в футе от моего гамака. Образ былпочти реальный, хотя в нем оставалось что-то неопределенное, как в отражении на воде. Япрочистила горло, собираясь заговорить, но лишь слабый крик сорвался с моихгуб, когда обра з начал растворяться в тумане. Потом туман зашевелилсявнезапно и неудержимо, как ветер за окном.
Слишком возбужденная, чтобы спать, ясидела, завернувшисьв одеяло, и размышляла, правильно ли я поступила, приех ав в дом магов, чтобы найти нагваля Исидоро Балтасара. Я не представляла себе, куда еще можно поехать.После трех месяцев ожидания беспокойство стало настолько сильным, что явынуждена была действовать. Однажды утром, семь дней тому назад, я, неостанавливаясь,приехала в дом магов. И тогда у меня не возникло вопроса о том, правильно ли япоступаю — даже когдая переле зла через забор за домом и проникла в дом чере з незапертое окно. Однако после семи дней ожидания уверенности у меняпоубавилось.
Я выпрыгнула и з гамака на плиточный пол, больно ударившись голыми пятками.Потом встряхнулась, зная, что это всегда позволяло мне рассеять неуверенность. Вэто время я обычно не работала, и поэтому опять улеглась в гамак.
Одним из самых важных моментов, которые яусвоила за три года в мире магов, было то, что решения мага окончательны. Моим решением было житьи умереть в этом мире. Именно сейчас самое время доказать это.
Странно звучащий неземной смех вывел меняиз задумчивости.Внушая мне суеверный страх, он разнесся по всему дому, а затем снова сталотихо. Я напряженно ждала, но не было никаких других звуков, кроме шуршаниясухих листьев, гоняемых ветром по патио. Этот звук походил на слабый скребущийшепот.
Но странный звук не только убаюкал меня,но и погрузил в тотже сон, который я сновиделав течение последнихсеми ночей.
Я стою в Соноранской пустыне. Полдень. Солнце — серебряный диск. сверкающийнастолько, что его почти не видно, — остановилось в зените. Вокруг низвука, ни движения. Высокие кактусы сагварос, протягивающие свои колючие руки к неподвижномунебу, стоят как постовые, охраняя безмолвие инеподвижность.
Ветер, казалось, последовавший за мной сквозь сон, подул с исключительнойсилой. Он со свистом проносился между ветвями мескитовых деревьев и раскачивал их с безумной силой. Столбы красной пылиподнимались и кружили вокруг меня. Стая ворон рассыпалась точками по небу, апотом, похожая на части черного покрывала, тихо опустилась на землю вотдалении.
Ветер утих так же внезапно, как и начался.Я повернула в сторонудалеких холмов. Казалось, я часами шла, прежде чем увидела огромную темную теньна земле. Я поднялаголову. В воздухе на распростертых крыльях неподвижно висела гигантская птица;она была как будто прикована к небу. Только когда я снова посмотрела на еетемную тень на земле, я поняла, что птица движется. Медленно и непостижимо еетень скользила впереди меня.
Руководимая необъяснимым побуждением, япопыталась оставатьсязахваченной тенью. Несмотря на то, что я бежала очень быстро, тень все быстрееи быстрее уходила от меня. В изнеможении я споткнулась о свою собственную ногуи плашмя упала на землю.
Когда я встала, чтобы отряхнуть одежду, тозаметила, что птицасидит на валуне рядом. Голова ее слегка по вернута ко мне, будто маня. Я осторожно приблизилась. Птицабыла громадной и рыжевато-коричневой, перья у нее сверкали, как огненная медь.Взгляд янтарного цвета глаз был тяжелым и неумолимым, словно самасмерть.
Я отступила назад, когда птица раскрыласвои широкие крылья и взлетела. Она поднималась и поднималась, пока не превратилась в точкуна небе. Ее тень на земле протянулась в бесконечность прямой темной линией ислила воедино пустыню и небо.
Я пропела заклинание, уверенная, чтодогоню птицу, если вызову ветер. Но в моей песне не было силы. Голосразлетелся на тысячишепотков, которые быстро растворились в тишине. Пустыня вновь приобрела свойсверхъестественныйпокой. А потом начала крошиться по краям, и постепенно все вокруг меняисчезло...
Постепенно я начала ощущать свое тело, ито, что я лежу в гамаке. Сквозь легкий туман я разглядывала стены комнаты,закрытые стеллажами, полными книг. Потом, когда я полностью проснулась,осознание потрясло меня, как это случалось всякий раз в течение прошедшейнедели. Это был не простой сон, и я знала его смысл.
Нагваль Мариано Аурелиано поведал мне однажды, что маги, когда говорят другс другом, рассказывают притчу, что магия — это птица; они называют еептицей свободы. Они говорят, что птица свободы летает лишь по прямой и никогдане возвращается дважды. Они считали также, что нагваль приманивает птицусвободы. Именно он увл екает ее и заставляет распространить свою тень на путьвоина. Без тени нет направления.
Смысл моего сна в том, что я потерялаптицу свободы. Я утратила нагваля и с ним все надежды и цели. И самая большаятяжесть на душе была от того, что птица свободы улетела так скоро, даже неоставив мне времени поблагодарить всех должным образом, не оставив времени выразить мое бесконечноевосхищение.
Я убедила всех магов, что никогда не примуих мир или их личности как само собой разумеющееся, но на самом деле я приняла,особенно Исидоро Балтасара. Мне казалось, что он собирается быть со мнойвечно. Вне запно они ушли, все вместе, как порывы ветра, как падающиезвезды. И они взяли с собой Исидоро Балтасара.
Я просидела до конца недели у себя вкомнате, задавая себе один и тот же вопрос: возможно ли, что все они исчезлиБессмысленный и излишний вопрос, показавший, что то, что я испытала ичему была свидетелем в их мире, не изменило меня. Все это раскрывало моюистинную природу: мягкую и сомневающуюся. Что касается магов, то они говорили мне, чтоих окончательная цель сгореть в огне изнутри, исчезнуть, быть поглощеннымисилой осознания. Старый нагваль и его партия магов были готовы к этому, но яничего не знала. Они готовили себя практически всю жизнь кокончательному дерзкому шагу: сновидеть, что они ускользнули от смерти — такой, как мы себе еепредставляем, — ипросколь знуть в неизвестное, повышая без потерь общий уровень ихэнергии.
Более всего я расстраивалась, когдавспоминала, как мое обычное второе ля проявлялось, когда я меньше всего этогоожидала. Не то, чтобы я не верила их колоссальным сверхчеловеческим целям иустремлениям. Скорее я, трактуя их для себя, объединяла и подчиняла повседневному мируздравого смысла —возможно не полностью, но так, чтобы представления о них мирно сосуществовали уменя рядом с обычными для меня представлениями об окружающем мире.
Маги действительно пытались подготовитьменя для того, чтобы я могла стать свидетелем их окончательного путешествия;то, что они однажды исчезнут, я тоже вполне могла себе представить. Но ничто нев состоянии было подготовить меня к последующим боли и отчаянию. Меня захлестывали волны печали, изкоторой, как я знала, не выберусь уже никогда. В этом заключалась моя участь.
Ощутив, что у меня есть все шансы ещеглубже погрузиться вотчаяние, если я еще хоть на мгновение останусь в гамаке, я поднялась иприготовила себе завтрак — подогрела вчерашние остатки ужина: тортильи, рис и фасоль. Это была моя обычная пища в течениепоследних семи дней, исключая обед, к которому я добавляла банкунорвежских сардин,купленных в бакалейном магазине в ближайшем городе (я скупила все имеющиеся вналичии консервы). Фасоль тоже была консервированной.
Я вымыла посуду и протерла полы. Затем свеником в руке я прошлась по комнатам в поисках какой-нибудь вновь появившейсягрязи или паутины в забытом углу. С самого приезда я ничего другого не делала,кроме того, что вылизывала полы, мыла окна и стены, подметала коридоры и патио. Уборка всегда отвлекала меня от проблем, всегда успокаивала. Но несейчас. Несмотря на то, что я энергично принялась за уборку, у меня никак неполучалось отвлечься от боли и ноющей внутренней пустоты.
Резкий шелест листьев прервал мое занятие.Я вышла из дома. Порывы ветра проносились сквозь ветви деревьев. Его силаиспугала меня. Я уже хотела закрыть окна, когда ветер вне запно успокоился. Глубокое уныние стелилось по двору,охватывало кусты и деревья, цветы и грядки овощей. Даже светло-лиловая вьющаясяпо стене бугенвиллея была охвачена печалью.
Я прошлась вокруг фонтана колониальногостиля, построенного вцентре двора, и встала коленями на широкий каменный выступ. Ни о чем не думая,я вытащила листья и мусор, упавшие в воду. Потом поднялась и поискала своеотражение в гладкой поверхности воды. Рядом с моим лицом появилось оченькрасивое, застывшее и худое лицо Флоринды.
Ошеломленная, я смотрела на отражение,загипнотизированная ее огромными, темными, искрящимися глазами, которые яркоконтрастировали с заплетенными в косу белыми волосами. Она медленно улыбнулась. Я улыбнулась вответ.
— Я неслышала, как ты подошла, — прошептала я, боясь, что ее образ может исчезнуть, боясь, что этотолько сон.
Она опустила свою руку мне на плечи, потомсела рядом со мной на каменном выступе. — Я собираюсь пробыть с тобой очень недолго,— сказала она.— Хотя я ещевернусь.
Я обернулась и выплеснула всю боль иотчаяние, которыенакопились во мне.
Флоринда пристально смотрела на меня. Еелицо выражалонеизмеримую печаль. Внезапные слезы появились у нее на глазах, — слезы, которые ушли так жебыстро, как и появились.
— Скажимне, где Исидоро Балтасар — спросила я.
Отвернув лицо, я дала волю едвасдерживаемым сле зам. Плакать меня заставляли не жалость к себе и даже непечаль, но глубокое ощущение неудачи, вины и потери, овладевшие мной. Флориндадавно предупреждала меня о таких чувствах.
— Слезыбессмысленны для мага, — сказала она глубоким хриплым голосом. — Когда ты вступила в мир магов,ты должна была понять, что предначертания судьбы, — все равно какие, — это просто вызов, который магдолжен принять, несмотря на обиды, возмущение и жалость к самому себе. — Она остановилась на минуту, апотом уже в своей привычной неумолимой манере повторила все, что говорила мнераньше:
— ИсидороБалтасар больше не человек, он нагваль. Он может присоединиться к старомунагвалю, в этом случае он никогда не вернется. Но все может быть ииначе.
— Нопочему он... — У меняпропал голос, прежде чем я успела задать вопрос.
— В данныймомент я действительно не знаю, — сказалаФлоринда, поднимая руку, чтобы предвосхитить мой протест. — Это вызов для тебя — подняться надо всем этим. И, какты знаешь, по поводу вызова не обижаются и его не обсуждают. К нему относятсяактивно. Маги или побеждают, принимая вызов, или проигрывают. И действительно не имеетзначения, что это за вызов, пока они хозяева ситуации.
— Как тыможешь требовать от меня владеть ситуацией, если печаль убивает меняИсидоро Балтасар ушел навсегда, — возмущенно произнесла я, раздраженная прозаичностью ее отношения ичувств.
— Почемуты не обращаешь внимания на мой совет и не ведешь себя безупречно, несмотря натвои чувства, —строго отпарировала она. Ее настроение изменялось так же быстро, как ипрелестная улыбка.
— Как ямогу сделать это Я знаю, что если нагваль ушел, то игра окончена.
— Тебе ненужен нагваль, чтобы быть безупречным магом, — заметила она. — Твоя безупречность должнапривести тебя к нему, даже если он уже покинул мир. Жить безупречно, невзираяна обстоятельства, —вот твой вы зов. И то, увидишь ли ты Исидоро Балтасара завтра, или через год, или в конце твоей жизни недолжно иметь для тебя никакого значения.
Флоринда повернулась ко мне спиной и долгомолчала. Когда она снова повернулась ко мне, у нее было спокойное и странномягкое лицо, похожее на маску, как будто она делала большие усилия, чтобыконтролировать свои эмоции. В ее глазах было столько печали, что я сразу жезабыла свою боль.
— Вот чтоя расскажу тебе, молодая женщина, — сказалаона необычно резким голосом, который как будто обозначал выход всей ее боли в глаза.— Я не ушла снагвалем Мариано Аурелиано и его партией. Зулейка тоже. А знаешь ли ты,почему
Онемев от ожидания и страха, я смотрела нанее, раскрыв рот.— Нет, Флоринда, незнаю, — проговорила янаконец.
— Мыздесь, потому что не принадлежим к той партии магов, — сказала она теперь ужени зким и спокойным голосом. — Мы принадлежим, но не на самомделе. Наши чувства с другим нагвалем, с нагвалем Хулианом, нашим учителем.Нагваль Мариано Аурелиано — наш предводитель, а нагваль Исидоро Балтасар — наш ученик.
— Как иты, мы остались позади. Ты, — потому что не была готова идти с ними; мы, — потому что нам нужно большеэнергии, чтобы совершить более мощный прыжок и присоединиться к другой группевоинов, более старой группе. Группе нагваля Хулиана.
Я могла ощущать одиночество и тоскуФлоринды как легкую дымку, застилавшую все вокруг. Я едва смела дышать, боясь, как бы она непрекратила говорить.
Очень подробно она рассказала мне онагвале Хулиане, прославившемся во многих отношениях. Ее описание было сжатым,но таким живым, что я могла видеть нагваля прямо перед глазами: самоенеобыкновенное существо, какое когда-нибудь существовало. Веселый, остроумный исообразительный;неисправимый озорник. Ска зочник, маг, который управлял восприятием, как пекарь тестом, замешанным по определенному порядку илиособому рецепту, никогда не теряя видения ситуации. Флоринда убедиламеня, что быть снагвалем Хулианом —это нечто незабываемое. Она призналась, что любила его помимо слов, помимо чувств.Точно так же и Зулейка.
Pages: | 1 | ... | 43 | 44 | 45 | 46 | Книги по разным темам