
Возможно, что это впечатлениенекорпускулярности иллюзорно и не разрушает аналогии с генами. Ведь в конечномсчете, если взглянуть на наследование таких генетических признаков, как ростили цвет кожи человека, то они не кажутся результатом деятельности неделимыхили несмешивающихся генов. Дети от брака между представителями черной и белойрасы не бывают черными или белыми — они промежуточные. Это не значит, что гены, определяющие цветкожи, некорпускулярны. Это лишь означает, что в определении цвета кожиучаствует так много генов и эффект каждого из них так мал, что создаетсявпечатление, будто они сливаются. До сих поря говорил о мимах так, как если быбыло очевидно, из чего состоит один единичный мим. Однако, разумеется, этодалеко не очевидно. Я говорил, что одна песенка соответствует одному миму. Ночто же такое симфония Сколько она вмещает мимов Соответствует ли миму каждаяее часть, каждая различимая фраза мелодии, каждый такт, каждый аккорд иличто-то еще
Я прибегаю к тому же словесному приему,который был использован в гл. 3. Там я разделил генами комплекс на крупные имелкие генетические единицы и на единицы внутри этих единиц. Ген был определенне как некая жесткая единица, как единица, созданная для удобства: участокхромосомы, самокопирующийся с достаточной точностью, чтобы служитьжизнеспособной единицей естественного отбора. Если какая-то одна фраза издевятой симфонии Бетховена настолько легко узнается и запоминается, что ееможно вырвать из всей симфонии и использовать в качестве позывного сигналаодной, доводящей до вступления своей назойливостью, европейской радиостанции,то соответственно она заслуживает названия мима. Между прочим, эти позывныесущественно повлияли на мою способность наслаждаться этойсимфонией.
Подобным же образом, когда мы говорим, чтов наши дни все биологи верят в теорию Дарвина, мы не имеем в виду, что в мозгукаждого биолога запечатлена идентичная копия точных слов самого Чарлза Дарвина.Каждый индивидуум по-своему интерпретирует идеи Дарвина. Он, быть может, узнало них не из трудов самого Дарвина, а из работ более поздних авторов. Многое изтого, что говорил Дарвин, в деталях неверно. Если бы Дарвин прочитал эту книгу,он едва ли узнал бы в ней свою собственную теорию в ее первоначальном виде,хотя я надеюсь, что ему понравилось бы то, как я ее изложил. И тем не менеесуществует что-то, некая сущность дарвинизма, которая содержится в мозгукаждого, кто понимает эту теорию. Без этого почти любое утверждение о том, чтодва человека согласны в чем-то друг с другом, было бы лишено смысла. Мим-идеюможно определить как некую единицу, способную передаваться от одного мозгадругому. Поэтому мим дарвиновской теории — это та неотъемлемая основа идеи,которая содержится во всех мозгах; понимающих эту теорию. В таком случаеразличия в представлениях разных людей об этой теории не составляют, поопределению, часть мима. Если теорию Дарвина можно разбить на составные частитаким образом, что некоторые люди принимают часть А, не принимая часть Б, адругие принимают часть Б, не принимая часть А, то части А и Б следуетрассматривать как отдельные мимы. Если почти все, кто верит в часть А, вериттакже и в часть Б, т.е. если оба эти мима, пользуясь генетическим термином,тесно сцеплены, то удобно объединить их в один мим.
Продолжим аналогию между мимами и генами.На протяжении всей этой книги я подчеркивал, что мы не должны представлять себегены как сознательные, целеустремленные элементы. Однако слепой естественныйотбор заставляет их вести себя так, как если бы они стремились к какой-то цели;поэтому, удобства ради, говоря о генах, мы пользовались соответствующимивыражениями. Например, когда мы говорим: гены стараются повысить своючисленность в будущих генофондах, то на самом деле имеется в виду, что тегены, которые ведут себя таким образом, чтобы их численность в будущихгенофондах повышалась, это гены, эффекты которых мы наблюдаем в мире. Разоказалось удобным представлять себе гены как активные единицы, которыецеленаправленно трудятся, чтобы обеспечить собственное выживание, быть может,было бы удобно точно так же относиться и к мимам. Ни в том, ни в другом случаемы не впадаем в мистику. В обоих случаях идея цели — всего лишь метафора, но мы ужеубедились, как плодотворна эта метафора применительно к генам. Мы даже наделяемгены такими эпитетами, как лэгоистичный или безжалостный, прекрасно зная,что это всего лишь манера выражаться. Можем ли мы точно таким же образомпопытаться поискать эгоистичные или безжалостные мимы
Здесь возникает одна проблема, связанная сконкуренцией. Везде, где существует половое размножение, каждый ген конкурируетпрежде всего со своими собственными аллелями — соперниками, претендующими на тоже самое место в хромосоме. У мимов, по-видимому, нет ничего, эквивалентногохромосомам, и ничего, эквивалентного аллелям. Я полагаю, что в некоторомтривиальном смысле многие идеи имеют свои противоположности. Но в общем мимыбольше напоминают первые реплицирующиеся молекулы, беспорядочно и свободнопарившие в первичном бульоне, чем современные гены, аккуратно расположенные всвоих парных хромосомных формированиях. Так в каком же смысле мимы конкурируютдруг с другом Следует ли ожидать от них проявлений лэгоизма или жестокости,раз у них нет аллелей Оказывается, таких проявлений ожидать можно, посколькусуществует один аспект, в котором они должны вступать вконкуренцию.
юбой пользователь цифровой вычислительноймашины знает, как ценятся машинное время и объем памяти. Во многих крупныхвычислительных центрах они в буквальном смысле оплачиваются деньгами или жекаждому пользователю отводится определенное количество времени, измеряемое всекундах, и определенный объем памяти, измеряемый в словах. Компьютеры, вкоторых живут мимы, —это человеческий мозг. Возможно, что время представляет собой более важныйлимитирующий фактор, чем объем памяти, и что оно служит объектом сильнойконкуренции. Мозг человека и тело, которым он управляет, могут выполнятьодновременно не более одной или нескольких функций. Если какой-либо мим целикомпоглощает все внимание мозга данного человека, то это должно происходить засчет мимов-лсоперников. Другие предметы потребления, за которые конкурируютмимы, — это время нарадио и на телевидении, площадь на рекламных щитах, на газетных полосах и набиблиотечных полках.
Что касается генов, то, как мы видели в гл.3, в генофонде могут возникать коадаптированные генные комплексы. Больша группа генов, определяющих мимикрию у бабочек, оказалась сцепленной в однойхромосоме, причем настолько тесно, что ее можно рассматривать как один ген. Вгл. 5 мы встретились с более изощренной идеей эволюционно стабильного наборагенов. В процессе эволюции в генофонде хищных животных возникли комбинации,детерминирующие соответствующие друг другу зубы, когти, пищеварительный тракт иорганы чувств, а в генофондах растительноядных животных сложился инойстабильный набор признаков. Происходит ли что-либо аналогичное в мимофондахСоединяется ли, скажем, данный хороший мим с какими-то другими конкретнымимимами и способствует ли такая ассоциация выживанию участвующих в ней мимовВероятно, мы могли бы рассматривать церковь с ее архитектурой, обрядами,законами, музыкой, изобразительным искусством и письменными свидетельствами каккоадаптированный стабильный набор мимов, взаимно поддерживающих другдруга.
Возьмем частный пример: один из аспектовдоктрины, весьма эффективный в укреплении религиозных устоев, это угрозаадского пламени. Многие дети и даже некоторые взрослые верят в то, что ониподвергнутся после смерти ужасным мучениям, если не будут выполнять требованияцеркви. Это особенно мерзкий способ убеждения, причинявший людям сильныепсихологические страдания в средние века и сохранивший свое воздействие даже внаши дни. Но он чрезвычайно эффективен. Невольно возникает мысль, что этотспособ был придуман макиавеллиевскими священнослужителями, которых специальнообучали психологическим методам воздействия. Я, сомневаюсь, однако, чтосвященнослужители были так изобретательны. Гораздо более вероятно, чтобессознательные мимы обеспечили собственное выживание благодаря тем самымкачествам псевдобезжалостности, которыми обладают гены, достигшие успеха. Идеяадского пламени просто-напросто сама себя поддерживает вследствие своегочрезвычайно глубокого психологического воздействия. Она оказалась сцепленной смимом о Боге, потому что обе они подкрепляют одна другую и способствуютвыживанию друг друга в мимофонде.
Другой член религиозного комплекса мимовназывается верой. При этом имеется в виду слепая вера в отсутствиедоказательств и даже наперекор доказательствам. Рассказ о Фоме Неверующемизлагается обычно не так, чтобы заставить нас восхищаться Фомой, но чтобы мымогли восхищаться поведением других апостолов по сравнению с ним. Фома требовалдоказательств. Ничто не может быть более опасным для некоторых мимов, чемпоиски доказательств. Других апостолов, вера которых была так крепка, что им нетребовалось доказательств, выставляют нам как пример, достойный подражания. Мимслепой веры поддерживает самого себя с помощью такой простой осознанной уловки,как отказ от рационального исследования.
Слепая вера может оправдать все, чтоугодно. Если человек поклоняется другому божеству или даже если он в своемпоклонении тому же божеству придерживается другого ритуала, слепая вера можетприговорить его к смерти — на кресте, на колу, от меча крестоносца, от выстрела на одной изулиц Бейрута или от взрыва в одном из баров Белфаста. Мимы слепой веры имеютсобственные, не знающие жалости способы распространения; это относится нетолько к религии, но также к патриотизму и политике.
Мимы и гены нередко подкрепляют друг друга,но иногда они оказываются в оппозиции. Например, холостяцкий образ жизнипредположительно не наследуется генетически. Ген, который бы детерминировалбезбрачие, обречен на провал и может сохраниться в генофонде лишь при весьмаспецифических условиях, существующих, например, у общественных насекомых. Новсе же мим безбрачия может добиться успеха в мимофонде. Допустим, например, чтоуспех данного мима решающим образом зависит от того, сколько времени людитратят на активную передачу его другим людям. Все время, которое уходит не напопытки передать мим кому-то, а на что-то другое, с точки зрения мима можносчитать потерянным временем. Мим безбрачия передается священниками мальчикам,которые еще не решили, чему они посвятят свою жизнь. Средством передачи служатразного рода воздействия, устное и письменное слово, личный пример и томуподобное. Допустим, что женитьба ослабила степень влияния священника на егопаству, поскольку, скажем, семья стала занимать значительную часть его времении внимания. Это и на самом деле было выдвинуто в качестве официальной причиныусиления безбрачия среди священников. Если бы это было так, то отсюда вытекалобы, что выживаемость мима безбрачия могла быть выше, чем мима вступления вбрак. Разумеется, в том, что касается гена, детерминирующего безбрачие, здесьбыло верно обратное. Если священник служит машиной выживания для мимов, тобезбрачие — полезныйатрибут, который следовало бы в него встроить. Безбрачие — лишь один из второстепенныхкомпонентов большого комплекса взаимно поддерживающих друг друга религиозныхмимов.
Я предполагаю, что коадаптированныемимокомплексы эволюционируют таким же образом, как коадаптированные генныекомплексы. Отбор благоприятствует мимам, которые эксплуатируют среду насобственное благо. Эта культурная среда состоит из других мимов, которые такжеподвергаются отбору. Поэтому мимофонд в конечном счете приобретает атрибутыэволюционно стабильного набора, проникнуть в который новым мимам оказываетсятрудно.
Мои высказывания о мимах носят нескольконегативный характер, но у них есть и жизнерадостный аспект. После смерти от насостаются две вещи: наши гены и наши мимы. Мы были построены как генные машины,созданные для того, чтобы передавать свои гены потомкам. Но в этом аспекте мыбудем забыты через три поколения. Ваш ребенок, даже ваш внук, может быть похожна вас чертами лица, музыкальной одаренностью, цветом волос. Но с каждымпоколением вклад ваших генов уменьшается вдвое. Очень скоро этот вкладстановится пренебрежимо мал. Наши гены могут оставаться бессмертными, однакосочетание генов, имеющееся в каждом из нас, неизбежно погибнет. Елизавета II— прямой потомокВильгельма Завоевателя. Тем не менее вполне возможно, что у нее нет ни одногоиз генов старого короля.
Не стоит искать бессмертия с помощьюразмножения.
Если, однако, вы вносите какой-то вклад вмировую культуру, если у вас возникла хорошая идея, если вы сочинили песню,изобрели свечу зажигания, написали стихотворение, они могут продолжать жить впервозданном виде в течение еще долгого времени после того, как ваши генырастворятся в общем фонде. Как заметил Дж. Уильямс, никого не беспокоит вопросо том, сохранились ли на свете хотя бы один или два из генов Сократа.Мимокомплексы же Сократа, Леонардо да Винчи, Коперника или Маркони все ещесохраняют полную силу.
Каким бы спекулятивным ни былопредставленное здесь развитие теории мимов, есть один серьезный момент, которыймне хотелось бы еще раз подчеркнуть: когда мы рассматриваем эволюцию культурныхпризнаков и их выживаемость, мы должны ясно указывать, о чьей выживаемости идетречь. Биологи, как мы видели, привыкли искать преимущества на уровне гена (или,в зависимости от вкусов, на уровне индивидуума, группы или вида). Однако никтоиз нас прежде не подумал о том, что эволюция данного культурного признакапроисходила так, а не иначе, просто потому, что это выгодно для самого этогопризнака.
Нам нет нужды заниматься поисками обычныхбиологических ценностей, определяющих выживание таких вещей, как религия,музыка и ритуальные танцы, хотя они, возможно, и существуют. После того какгены снабдили свои машины выживания мозгами, способными к быстрой имитации,мимы автоматически берут это на себя. Нам даже нет необходимости постулироватькакое-то генетическое преимущество, присущее имитации, хотя это несомненно былобы полезно. Необходимо лишь одно: чтобы мозг был способен к имитации: при этомусловии возникнут мимы, которые смогут полностью использовать этуспособность.
Pages: | 1 | ... | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | ... | 52 |