Кое-что из предпосылок и.результатов такого процессаможно непосредственно угадать. С одной стороны, должна была иметь место сильнаяфиксация на любимом объекте, а с другой стороны — в противоречие с этим, небольшаяустойчивость привязанности к объекту. Это противоречие, по верному замечанию О.Rank'a, по-видимому,требует, чтобы выбор объекта был'сделан на нарцистиче-ской основе, так что вслучае, если возникают препятствия привязанности к объекту, эта привязанностьрегрессирует к нарцизму. Нарцистическое отождествление с объектом заменяеттогда привязанность кобъекту, а это имеет следствием то, что, несмотря на конфликт с любимым лицом,любовная связь не должна быть прервана. Такая замена любви к объектуидентификацией образует 'значительный механизм в нарцистических заболеваниях. (...)
Меланхолия берет, таким образом, часть своих признаков упечали, а другую частьу процесса регрессии с нарцистического выбора объекта. С одной стороны,меланхолия, как и печаль, является реакцией на реальную потерю объекта любви,но, кроме того, она связана еще условием, отсутствующим при нормальной печалиили превращающим ее в патологическую в тех случаях, гдеприсоединяется этоусловие. Потеря объекта любви представляет собой великолепный повод, чтобы пробудить ипроявить амбивалентность любовных отношений. Там, где имеется предрасположение к неврозамнавязчивости, амбивалентный конфликт придает печали патологический характер и заставляет еепроявиться в форме самоупреков в том, что сам виновен в потере любимого объекта, т. е. самхотел ее. В таких депрессиях при навязчивых неврозах после смерти любимого лицаперед нами раскрывается то, что совершает амбивалентный конфликт сам по себе,если при этом не принимает участия регрессивное отнятие либидо. Поводы кзаболеванию меланхолией большей частью не ограничиваются ясным случаемпотери
208
вследствие смерти и охватывают все положения огорчения,обиды ц разочарования, благодаря которым в отношения втягиваетсяпротивоположностьлюбви и ненависти или усиливается существующая амбивалентность. Этотамбивалентный конфликт, иногда более реального, иногда более конституционногопроисхождения, всегда заслуживает внимания среди причин меланхолии. Если любовь к объекту,от которой невозможно отказаться, в то время как от самого объектаотказываются, нашла себе выход в нарцистическом отождествлении, то по отношениюк этому объекту, служащему заменой, проявляется ненависть, вследствие которой этот новый объектоскорбляется, унижается и ему причиняется страдание, и благодаря этомустраданию ненависть получает садистическое удовлетворение. (...)
Только этот садизм разрешает загадку склонности ксамоубийству, котораяделает меланхолию такой интересной и такой опасной. В первичном состоянии, изкоторого исходит жизнь влечений, мы открыли такую огромную самовлюбленность ляв страхе, возникающемпри угрожающей жизни опасности; мы видим освобождение такого громадногонарцистического количества либидо, что мы не понимаем, как это ля может пойтина самоуничтожение. Хотя мы уж давно знали, что ни один невротик не испытываетстремления ксамоубийству, не исходя из импульса убить другого, обращенного на самого себя. Но все жеоставалось непонятным, благодаря игре каких сил такое намерение может превратиться впоступок. Теперьанализ меланхолии показывает нам, что ля может /себя убить только тогда, еслиблагодаря обращению привязанности к объектам на себя, оно относится к себесамому как к объекту; если оно может направить против себя враждебность,относящуюся к объекту и заменяющую первоначальную реакцию ля, к объектамвнешнего мира.... Таким образом, при регрессии от нарцистического выбораобъекта этот объект, хотя и был устранен, он все же оказался могущественнее,чем само ля. В двух противоположных положениях крайней влюбленности исамоубийства объект совсем одолевает ля, хотя и совершенно различными путями.(...)
Меланхолия ставит нас еще перед другими вопросами, ответна которые нам отчасти неизвестен. В том, что через некоторый промежутоквремени она проходит, не оставив явных, грубых изменений, она сходится спечалью. В случае печали мы нашли объяснение, что с течением временилицо, погруженное в печаль, вынуждено подчиниться необходимости подробного рассмотрения своихотношений к реальности, и после этой работы ля освобождает либидо от своего объекта. Мы можем себепредставить, что ля во время меланхолии занято такой же работой; здесь, как ив том случае, у нас нет понимания процесса с экономической точки зрения.Бессонница примеланхолии показывает неподатливость этого состояния, невозможность осуществитьнеобходимое для погружения в сон прекращение всех интересов. Меланхолическийкомплекс действует, как открытая рана, привлекает к себе энергию всехпривязан-ностей... и опустошает ля до полного обеднения. Он легкоможет
209
устоять против желания спать у ля. В регулярнонаступающем ^ вечеру облегчении состояния проявляется, вероятно, соматическиймомент, недопускающий объяснения его психогенными мотивами В связи с этимвозникает вопрос, не достаточно ли потери ля безотносительно к объекту (чистонарцистическое огорчение ля), чтобы вызвать картину меланхолии, не могут линекоторые формы этой болезни быть вызваны непосредственно токсическимобеднением ля либидо. Самая замечательная и больше всего нуждающаяся вобъяснении особенность меланхолии — это ее склонность превращаться в симптоматическипротивоположное состояние мании. Как известно, не всякая меланхолия подверженаэтой участи. Некоторые случаи протекают периодическими рецидивами, а винтервалах или не замечается никакой мании, или только самая незначительнаяманиакальная окраска.В других случаях наблюдается та правильная смена меланхолических и маниакальныхфаз, которая нашла свое выражение в установлении циклической формыпомешательства Является искушение видеть в этих случаях исключения, недопускающиепсихогенного понимания болезни, если бы психоаналитическая работа не привелаименно в большинстве этих заболеваний к психологическому разъяснению болезни итерапевтическому успеху. Поэтому не только допустимо, но даже необходимо распространитьпсихоаналитическое объяснение меланхолии также и на манию
Я не могу обещать, что такая попытка окажется вполнеудовлетворительной.Пока она не идет дальше возможности первой ориентировки. Здесь у нас имеются дваисходных пункта: первый — психоаналитическое впечатление, второй — можно прямо сказать — вообще опыт экономического подхода.Впечатление, полученное уже многими психоаналитическими исследователями,состоит в том, что мания имеет то же содержание, что и меланхолия, что обеболезни борются с тем же самым комплексом, который в меланхолии одержалпобеду над ля, между тем как в мании ля одолело этот комплекс или отодвинулоего на задний план. Второй пункт представляет собой тот факт, что всесостояния радости, ликования, триумфа, являющиеся нормальным прообразом мании, вызываются вэкономическом отношении теми же причинами. Тут дело идет о таком влиянии,благодаря которому большая, долго поддерживаемая или ставшая привычной тратапсихической энергии становится в конце концов излишней, благодаря чему ей можнодать самое разнообразное применение, и открываются различные возможности ееизрасхо-дования: например, если какой-нибудь бедняк, выиграв большуюсумму денег, вдругосвобождается от забот о насущном хлебе, если долгая мучительная борьба в концеконцов увенчивается успехом, если оказываешься в состоянии освободиться отдавящего принужденияили прекратить долго длящееся притворство и т. п. Все такие положенияотличаются повышенным настроением, признаками радостного аффекта и повышеннойготовностью ко всевозможным действиям, совсем как при мании, и в полной противоположности кдепрессии и задержке при меланхолии. Можно иметь смелость сказать, что мания представляет изсебя не что иное, как подобный
210
Дриумф; но только от ля опять-таки скрыто, что оноодолело и над цем празднует победу. Таким же образом можно объяснить иотносящееся к этому жеразряду состояний алкогольное опьянение, поскольку оно радостного характера.При нем, вероятно, дело идет о прекращении траты энергии на вытеснение, достигнутоетоксическим путем.Ходячее мнение утверждает, что в таком маниакальном состоянии духа становишьсяпотому таким подвижным и предприимчивым, что появляется хорошее настроение. От этоголожного соединенияпридется отказаться. В душевной жизни осуществилось вышеупомянутое экономическоеусловие, и потому появляется, с одной стороны, такое радостное настроение, а сдругой — такоеотсутствие задержек в действии.
Если мы соединим оба наметившихся тут объяснения, тополучим:
в мании ля преодолело потерю объекта (или печаль из-запотери, или, может быть, самый объект), и теперь оно располагает всейсуммойпротиводействующей силы, которую мучительное страдание меланхолии отняло от ля и сковало.Маниакальный больной показывает нам совершенно явно свое освобождение от объекта, из-за которогострадал, тем, что с жадностью очень голодного набрасывается на новые привязанности кобъектам. (...)
Линдеманн (Lindemann) Эрих (род. 2 мая 1900) — немецко-американский психиатр, профессор психиатрииГарвардскоймедицинской школы (с 1954), Станфордского медицинского центра (с 1965). Родилсяи образование получил в Германии. С 1927 г. живет и работает в США.Представитель так называемой социальной психиатрии. Основные исследования Э.Линдеманна касаются проблем психологии и психопатологии восприятия,психофармакологии, межличностной коммуникации, а также практики и теории психотерапии цпсихоанализа.
Сочинения: The relation of drug induced mental changes topsychoanaly tic theory. Bull. WHO, 1959, v. 21; Die Fieldstudien in dervorbeugenden Psychiatric. — Psychother, 1960, v. 5; Die sociale Organization der menschlichenLebewesen. — Prax.Psychother, 1961 v. 6.
Э. Линдеманн
КЛИНИКА ОСТРОГО ГОРЯ'
Основные положения настоящей работы состоят вследующем:
1. Острое горе—это определенный синдром спсихологической и соматической симптоматикой.
2. Этот синдром может возникать сразу же после кризиса, онможет быть отсроченным, может явным образом не проявляться или, наоборот,проявляться в чрезмерно подчеркнутом виде.
3. Вместо типичного синдрома могут наблюдаться искаженныекартины, каждая из которых представляет какой-нибудь особый аспект синдромагоря.
4. Эти искаженные картины соответствующими методами могутбыть трансформированы в нормальную реакцию горя, сопровождающуюся разрешением.
Мы наблюдали 101 пациента, среди которых были (1)невротики, утратившие родственника в период лечения, (2) родственникипациентов, умерших вклинике, (3) жертвы стихийного бедствия (лесного пожара), потерявшие близких, (4)родственники военнослужащих..(...)
Lindemann E. Symptomatology and management of acute grief.— Amer
Journ of psychiatry, 1944, v 101. N 2
212
Симптоматология нормального горя
Картина острого горя очень схожа у разных людей. Общим длявсех является следующий синдром: периодические приступы физического страдания, длящиеся отдвадцати минут до одного часа, спазмы в горле, припадки удушья с учащеннымдыханием, постояннаяпотребность вздохнуть, чувство пустоты в животе, потеря мышечной силы и интенсивное субъективноестрадание, описываемое как напряжение или душевная боль. Больные вскорезамечают, что очередной приступ наступает раньше обычного, если их кто-нибудьнавещает, если им напоминают об умершем или выражают сочувствие. У них наблюдается стремлениелюбой ценой избавиться от синдрома, поэтому они отказываются от контактов,которые могут ускорить очередной приступ, и стараются избежать любыхнапоминаний обумершем.
Наиболее выраженные черты: (1) постоянные вздохи; этонарушение дыханияособенно заметно, когда больной говорит о своем горе; (2) общие для всехбольных жалобы на потерю силы и истощение: почти невозможно поднятьсяпо лестнице, все, что я поднимаю, кажется таким тяжелым, лот малейших усилий я чувствуюполное изнеможение...; (3) отсутствие аппетита.
Наблюдаются некоторые изменения сознания. Общим являетсялегкое чувство нереальности, ощущение увеличения эмоциональной дистанции,отделяющей пациента от других людей (иногда они выглядят призрачно или кажутсямаленькими), и сильная поглощенность образом умершего. Одному пациенту казалось, что он видит своюпогибшую дочь, которая зовет его из телефонной будки. Он был так захвачен этойсценой, что перестал замечать окружающее, особенно же на него подействовала таясность и отчетливость, с которой он услышал свое имя. (...) Некоторыхпациентов очень тревожат подобные проявления их реакции горя: им кажется, чтоони начинают сходить с ума.
Многих пациентов охватывает чувство вины. Человек,которого постигла утрата, пытается отыскать в событиях, предшествовавших смерти, доказательства того,что он не сделал для умершего всего, что мог. Он обвиняет себя вневнимательности и преувеличивает значение своих малейших оплошностей. (...)
Кроме того, у человека, потерявшего близкого, частонаблюдается утрататеплоты в отношениях с другими людьми, тенденция разговаривать с ними сраздражением и злостью, желание, чтобы его вообще не беспокоили, причем все этосохраняется, несмотряна усиленные старания друзей и родных поддержать с ним дружескиеотношения.
Эти чувства враждебности, удивительные и необъяснимые длясамих пациентов, очень беспокоят их и принимаются за признаки наступающегосумасшествия. Пациенты пытаются сдержать свою враждебность, и в результате уних часто вырабатывается искусственная, натянутая манера общения.
213
Переживания. Жертвы лесного пожара во время первых беседс Психиатром были очень напряжены; они не могли расслабить закрепощенные мышцы лица, боясь, чтоиначе они просто не выдержат. Пациенты должны принять необходимостьпереживания горя, и только тогда они будут способны смириться с болью тяжелой утраты.Иногда они проявляют враждебное отношение к психиатру, не я<елая ничегослышать об умершем и довольно грубо обрывая вопросы. (...) Но в конечном итоге онирешаются принять процесс горя и отдаются воспоминаниям об умершем. После этогонаблюдается быстрыйспад напряжения, встречи с психиатром превращаются в довольно оживленные беседы,в которых образ умершего идеализируется и происходит переоценка опасенийотносительно будущего приспособления.
Болезненные реакции горя
Pages: | 1 | ... | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | ... | 54 | Книги по разным темам