Ее образ себя, приносящей несчастье,напоминал мне Джо Ола, персонажа комиксов, над чьей головой все время парилоогромное дождевое облако. Как я мог изменить веру Ирен в проклятую карму Ямногого достиг. Нужнобыло нечто большее, чем слова: я должен был предложить ей терапевтическоедействие, которое состояло бы в игнорировании ее тревоги, в постепенномприближении к ней, в проникновении в ее губительное и загрязненное пространствои выходе оттуда живым и невредимым.
Было и еще одно значение гиблого болота,связываемое ею содним из ее снов, в котором она увидела прекрасную темноглазую женщину срозой в волосах, лежавшую, откинувшись, на диване.
Подойдя ближе, я понимаю, что женщина нетакая, какой казалась: ее диван — это катафалк, в ее глазах не темная красота, а тень смерти, атемно-красная роза —это не цветок, а смертельная рана.
— Я знаю,что эта женщина — я,и любой, приближающийся ко мне, видит смерть постфактум — это еще одна причина избегатьменя.
Образ женщины с темно-красной розой вволосах напомнил мнесюжет необычного футуристического романа Филипа Дика УЧеловек влабиринтеФ, в котором героя посылают на только что открытую планету, чтобы наладитьконтакт с существами высшей расы. И хотя он использует всевозможные типыкоммуникации —геометрическиесимволы, математические знаки, музыкальные мелодии, приветствия, крики, жестикуляцию — все бесполезно. Однако егоусилия нарушают покой существ, которые не оставляют его напористость безнаказанной. Как раз перед отлетомгероя на Землю они подвергают его таинственной нейрохирургической процедуре. Но только позднее он понимаетсуть наказания: в результате операции он становится неспособнымсдерживать свойэкзистенциальный страх. Он не только оказывается подвержен непрерывнымприступам ужаса перед абсолютной непредсказуемостью существования инеизбежностью собственной смерти, но и обречен на полное одиночество, посколькулюбого человека, приблизившегося к нему, накрывает та же волна экзистенциального страха.
Чем больше я убеждал Ирен в том, чтогиблого болота несуществует, тем больше понимал, что часто тонул в нем сам. Работая с Ирен, яразделял судьбу тех, кто приближался слишком близко к герою романа Филипа Дика: я подвергалсяударам собственной экзистенциальной действительности. Снова и снова наши сессиисталкивали меня смоей смертью. Хотя я знал, что впереди меня ожидает смерть, я твердо решилвыжить ее из мыслей.
Конечно, есть свои благотворные моментысуществования,побеждающие смерть: мне понятно, что хотя факт (физическая сторона) смертиразрушает нас, идея смертиможет нас спасти. Это древняя мудрость, потому монахи веками держали в своихкельях черепа, а Монтень советовал жить в комнате с видом на кладбище. Моепонимание смерти долго служило оживлению моей жизни, помогая упрощать простое иценить драгоценное. Японимал эти вещи умом, но я также знал, что не смогу жить с постоянным страхомприближающейся смерти.
Поэтому в прошлом я основательно запряталмысли о смерти на задворки сознания. Однако моя работа с Ирен не позволялаудерживать их там и дальше. Снова и снова часы, проведенные с ней, обостряли нетолько мою восприимчивость к смерти и чувство ценности жизни, но и мой страх,связанный с конечностью жизни. Слишком часто я стал размышлять над тем, что ее мужа сразило всорок пять, а я уже переступил черту шестидесятилетия своего существования. Язнаю, что нахожусь в зоне смерти, в том периоде жизни, когда в любой моментмогу угаснуть.
И кто сказал, что психотерапевтам многоплатят
урок пятый: оправдание против измены.
Пошел третий год нашей работы, я все большеи больше падал духом. Терапия безнадежно затягивалась. Ирен так сильно завязлав своей депрессии, что я с трудом вытаскивал ее оттуда. Я никак не мог к ней подступиться: когда на сессии я пыталсяузнать, насколько близко или далеко она себя ощущает, она отвечала:
— За сотнимиль отсюда — я струдом могу различить тебя.
— Ирен, язнаю, что ты устала выслушивать это, но мы, безусловно, должны решить начатьпринимать антидепрессанты. Настало время понять, почему ты настроена против лечения.
— Мы обазнаем, что значит лечение.
—Правда
— Этозначит, ты сбегаешь, ты сдаешься. Я не хочу, чтобы со мною быстрорасправились.
— Быстрорасправились, Ирен Три года
— Я говорюо том, что заставить меня чувствовать себя лучше — это не решение проблемы. Этотолько уводит в сторону от того, чего я лишилась.
юбые аргументы были бесполезны, я не могизменить ееубеждений, но в конце концов она пошла мне навстречу, позволив выписать ейантидепрессанты. Результат повторил предыдущий опыт двухгодовалой давности. Три вида лекарств оказалисьне только неэффективными, но и повлекли за собой неприятные побочные последствия:сильную сонливость, пугающие сны, полное угасание сексуальной функции ичувственности, чудовищное чувство бессмысленности всего окружающего, отказа отсамой себя и своих забот. Когда я посоветовал ей обратиться к психофармакологу,она категорически отказалась. В отчаянии я поставил ей ультиматум: УТы должнаобратиться к консультанту и следовать его рекомендациям, либо я прекращаюработать с тобойФ.
Ирен смотрела на меня не мигая. Как всегдаточная, она не проявила ничего особенного ни в словах, ни вдвижениях.
— Я подумаюи дам тебе ответ при следующей встрече, — сказала она.
Но в следующий раз она не ответила на мойультиматум прямо.Вместо этого она протянула мне выпуск УНью-ЙоркераФ, открытый на статьерусского поэта Иосифа Бродского под заголовком УПечаль и оправданиеФ.
— Здесь,— сказала она,— ты найдешь ключ кошибкам в терапии.Если же нет, если ты прочитаешь и не найдешь ответа, тогда я поговорю с твоимконсультантом.
Пациенты часто просят меня прочесть что-то,как им кажется, интересное — какие-то книги о самопомощи, статью о новом виде лечения,литературу, в которой затрагивается их собственная проблема. Иногда пациенты-писатели дарили мне свои трудысо словами: УВы многое узнаете обо мне, прочитав эту книгуФ. Этислучаи никогда неоправдывались: пациент мог предоставить материал вербально за более короткое время. Да они и не ждалиот меня откровенного суждения об их работах — я обычно считал, что дляпациента важнее свободно выразить объективный комментарий. Очевидно, им необходимо было что-тодругое — моеодобрение и восхищение, — а у терапевта всегда есть более прямые и эффективные путиразобраться с потребностями пациента, нежели долгими часами читать его манускрипты. Я старалсянайти мягкий способ отказаться от таких предложений — или хотя бы предложить быстрыйпросмотр. Я ценилсвое время для чтения и дорожил им.
Я не почувствовал себя обремененным, когдастал читать статью, принесенную Ирен. Я уважал ее вкус и ясность ее суждений. Иесли она считала, что в статье был выход из тупика, я верил, что время,отданное чтению,будет полезным. Безусловно, я предпочел бы прямое обсуждение, но научилсявоспринимать поэтические наклонности и способ беседы Ирен — язык, который она усвоила от матери. Вотличие от отца, образца рациональности, который преподавал науку вмаленькой школе вМидвесте, ее мать, артистка, общалась весьма утонченно. Ирен узнавала онастроении матери по косвенным признакам. В лучшие дни, например, та могласказать: УНаверное, я поставлю несколько синих и белых ирисов в вазуФ,— или обнаружить своенастроение, каждоеутро определенным образом рассаживая кукол на кровати Ирен.
Статья начиналась с анализа двух строф изстихотворения РобертаФроста УВойди!Ф:
Только я до опушки дошел,
Слышу — песня дрозда!
А в полях уже сумрак стоял,
А в лесу — темнота.
Так темно было птице в лесу,
Что она б не могла
Даже ветку свою разглядеть,
Даже перья крыла.8
Мне всегда казалось, что это веселое,простое стихотворение. Я выучил его еще в детстве и декламировал, катаясь навелосипеде по мемориальному парку в Вашингтоне. Но здесь, в своемнеспешном анализе, Бродский показал, что в произведении имеется и скрытый смысл.Например, в первой строке — есть что-то зловещее в прилете дрозда на край леса и рассматривании погруженных во тьму окрестностей. Ане звучит ли вторая строфа более лирично Что означает то, что поэтуслишком темно в лесуВозможно, Фрост глубоко переживает, что слишком поздно, что он наказан проклятьем И на самом деле— следующие строфыподтверждают эту точку зрения. Короче говоря, Бродский приводит вескиеаргументы, что стихотворение не просто является мрачным, но и сам Фрост— поэт намного болеепечальный, чем явсегда считал.
Я был очарован. Это обсуждение объясняло,почему стихотворение, такое простое, как и многие произведения Фроста, так захватило меня вмолодости. Но какая связь с Ирен Где обещанный ключ к проблемам,возникшим впсихотерапии Я продолжил читать.
Далее Бродский обратился к анализуповествовательнойпоэмы, мрачной пасторали УДомашние похороныФ. Сюжет произведения — разговор между фермером и егоженой, происходящий на лестнице в небольшом фермерском доме. (Тут я подумал ородителях Ирен, живших на ферме в Мидвесте, и о перилах лестницы, которые описывала Ирен, рассказывая отелефонном звонке, из которого она узнала о смерти Алена.) Поэманачиналасьтак:
Он снизу лестницы ее увидел —
Она из двери вышла наверху
И оглянулась, точно бы непризрак.
Фермер спрашивает жену: УНа что ты там всевремя смотришь наверху, хотелось бы мне знатьФ. Хотя его жена напугана иотказывается отвечать, она уверена, что он ни за что не увидит того, что видитона, и позволяет ему подняться к ней. Подойдя наверху к окну, онвыглядывает из него иобнаруживает то, на что она смотрела. Он удивлен, что никогда прежде не замечалэтого.
Отсюда я ни разу не глядел.
Проходишь мимо, где-то там, всторонке,
Родительское кладбище.
Подумать — Все уместилось целиком вокне.
Оно размером с нашу спальню, да
Плечистые, приземистые камни,
Гранитных два и мраморный один,
На солнышке стоят подкосогором...
Я знаю, знаю: дело не в камнях —
Там детская могилка... — Нет! Не смей!
Тут жена, проскользнув за его спиной,спускается вниз, бросив на него Уустрашающий взглядФ, и направляется к двери. Озадаченный, онспрашивает:
— Что,человеку нельзя говорить о ребенке, которого он потерял
— Только нетебе! — отвечает она.— Да и вряд линайдется такой человек, — добавляет она, надевая шляпку.
Фермер, желающий разделить ее горе,продолжает, неумело подбирая слова:
К тому же ты хватила через край.
Как можно материнскую утрату,
Хотя бы первенца, переживать
Так безутешно — пред лицом любви.
Слезами ты его не воскресишь...
Видя, что жена по-прежнему отчуждена, онвосклицает: УГосподи,что за женщина! И все закончилось тем, что мужчина не способен говорить особственном умершемребенкеФ.
Она отвечает, что он не знает, как говоритьоб этом, что он бесчувствен. Она видела, как он усердно закидывал землей могилу их сына,Уподбрасывая и подбрасывая песок в воздухФ. Закончив копать, он пришел накухню. Она вспоминает:
Ты мог сидеть на кухне в ботинках,запачканных землей
С могилы твоего собственногоребенка,
И говорить о повседневных делах,
Поставив лопату к стене удверей.
Я видела...
Она утверждает, что будет переживать своюпечаль иначе. Она не позволит ей рассеяться так просто.
Смертельно болен, значит, тыодин
И будешь умирать совсем один.
Конечно, ближние придут кмогиле,
Но прежде, чем ее зароют, мысли
Уже вернулись к жизни и живым,
К обыденным делам. Как миржесток!
Я так не убивалась бы, когда бы
Могла хоть что поправить. Если б! Еслиб!9
Муж снисходительно отвечает, что ей станетлегче, если она облегчит душу словами. Он считает, что пришло время перестать горевать:УТвое сердце освободилось. Зачем же продолжать печалитьсяФ
Поэма заканчивается тем, что жена открываетдверь и собирается уходить. Муж пытается удержать ее:
Куда ты собралась Скажи!Постой!
Я силой возвращу тебя. Силком!
Восторженный, я дочитываю до конца, итолько потом напоминаю себе, зачем я начал читать. Что же за ключ к внутреннемумиру Ирен сокрыт здесь Сперва я думаю о ее первом сне, в котором ей необходимобыло прочитать сначала древний текст, а затем современный. Очевидно, намнеобходимо было больше работать с ее переживаниями, связанными с потерей брата.Я только что понял, что его смерть оттеняла многие другие потери. Ее семья перестала бытьпрежней: мать, так и не сумевшая оправиться после смерти сына, пребывала в глубочайшей депрессии; отношенияродителей сильно изменились.
Наверное, эта поэма была иллюстрацией того,что происходило в семье Ирен после смерти ее брата, особенно после разрыва ее родителей,которые каждый в одиночестве и абсолютно разными способами справлялись с этой утратой. Подобнаяситуация — не такоеуж редкое явление: у мужа и жены разные способы горевания (они следуют половымстереотипам: женщины чаще переживают горе открыто и отрицание эмоционально, вто время как мужчины — через подавление и активное отвержение). У многих супружеских парэти два паттернаприходят в столкновение — это как раз и есть причина частых разводов после потериребенка.
Я размышлял о связи Ирен с другими образамиФроста. Разница в восприятии размеров кладбища была блестящей метафорой: дляфермера кладбищенская площадь не превосходила размеров спальни и была такоймаленькой, что периметра оконной рамы было бы вполне достаточно для ее охвата. Дляжены фермера эта площадь была настолько большой, что заслоняла от нее все остальное. Иеще окна. Ирен была привязана к окнам. УМне бы хотелось жить на последнем этажевысокого здания, из окна которого я могла бы видеть далеко вокругФ, — рассказала она однажды. Или онапредставляла, какпереедет в викторианский дом на побережье, где посвятила бы все свое времясозерцанию океана из окна и прогулкам вокруг дома.
Pages: | 1 | ... | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | ... | 33 | Книги по разным темам