Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 |   ...   | 33 |

Я удивил сам себя. Обычно я не стал быразговари­вать такоткровенно с пациентом, которого только что узнал. Наверное, я хотел дать ейчто-то. Но Магнолия не оценила мой дар. Группа начала расходиться. Открылидвери. Вошли медсестры, чтобы помочь пациентам выйти. Я наблюдал, как Магнолияпродолжала царапать себя, пока выезжала из комнаты.

Мне понравилось обсуждение после групповойвстре­чи и то, какойурожай собрали мои подопечные. Они были полны благодарности. Кроме того, их вдостаточ­ной мерепоразило зрелище возникновения чего-то из ничего. Несмотря на скудный материали слабую моти­вациюпациентов, группа достигла достаточного взаимо­действия, особенно в концевстречи: участники, кото­рые не замечали существования других пациентов в больнице,заинтересовались окружающими и стали бес­покоиться о них. Стажеров такжевосхитила моя заключительная установка для Магнолии, что, если она хотела прямопопросить о помощи, ей стоило отказаться от своих симптомов, от символическойпросьбы помочь.

— Как вамэто удалось —удивлялись они. — Внача­ле встречиМагнолия казалась такой непробиваемой.

— Былоочень трудно, —объяснил я им. —Найдите верный ключ и вы откроете дверь к любому страданию. Для Магнолии этимключом являлась одна из ее глубин­ных ценностей — помощь людям. Убедив ее, что она может помочь другим, позволив импомочь ей, я быстро сломил ее сопротивление.

Пока мы разговаривали, Сара, старшаямедсестра, за­глянулав дверь, чтобы поблагодарить меня за работу.

— Вы сновасовершили волшебство, Ирв. Давайте я вас обрадую. Перед тем как соберетесьуходить, взгляни­те напациентов, они сейчас завтракают и все сидят близко друг к другу. Что высделали с Дороти Вы може­те себе представить, она, Мартин и Роза разговаривают между собой!

Пока я ехал обратно в офис, слова Сарызвенели у меня в ушах. Я знал, что у меня были все причины радо­ваться утренней работе. Ординаторыбыли правы: это была хорошая встреча — одна из превосходных, — и не только потому, что убедилапациентов улучшить взаимо­отношения в своей жизни, но и заинтересовала терапев­тической программой.

Но что важнее всего, я показал им, что небывает скучных или пустых пациентов или группы. Внутри каж­дого пациента, как и внутри каждойклинической ситуа­ции,заложена большая человеческая драма. И психоте­рапия направлена на то, чтобыактивизировать эту драму.

Но почему же такая прекрасная работа даламне так мало профессионального удовлетворения Я чувствовал вину — как будто я совершилмошенничество. Похвала, так часто преследовавшая меня, была в тот день неоправданна. Студенты (тайно подстрекаемые мною) на­полнились необыкновенноймудростью. В их глазах, я предложил УмогучуюФ установку, сработало УчудоФ, явел группу, умело используя предвидение. Но я знал правду: во время сессии япостоянно импровизировал. И студен­ты, и пациенты увидели меня ненастоящего, больше, чем я был насамом деле, чем я мог быть. И в этом отно­шении у нас с Магнолией было многообщего.

Я напоминал себе, что малое — прекрасно. Моей за­дачей было провести единичнуювстречу и постараться сделать ее полезной для максимально большегоколиче­стваучастников. Разве я не сделал этого Я прокрутил нашу сессию с самого начала, смомента обозначения перспективы каждого члена группы.

Мартин и Роза Несомненно, хорошая работа.В них я был уверен. Их установки на встречу в определенной мере были выполнены;деморализация Мартина, его уверенность в никчемности, были успешноопровергну­ты, как иуверенность Розы в непонимании окружаю­щих и в их желании манипулироватьею.

Дороти и Кэрол Хотя и неактивные, но тожепоуча­ствовали впроцессе. Вероятно, они получили пользу от терапии наблюдения: наблюдение того,как кто-то ус­пешноучаствует в терапии, обычно приводит пациентов к результативной работе вбудущем.

Магнолия Это и был камень преткновения.Помог ли я ей Доступна ли она была для помощи Из краткого рассказа старшеймедсестры я узнал, что она не реагиро­вала на многочисленныепсихотерапевтические медита­ции и любые усилия других людей, включая ее социаль­ного работника, работавшего с нейв течение несколь­кихлет. Так почему же я решил попробовать

Помог ли я ей В этом я сильно сомневался.И хотя студенты сочли мою заключительную интерпретацию УзначительнойФ и насамом деле я сказал то, что чувство­вал, в глубине сердца я знал, что это был обман: моя установка ненесла ничего полезного для Магнолии. Ее симптомы — необъяснимый паралич ног,галлюцинации с ползающими по ее коже насекомыми, ее уверенность, что запребыванием насекомых в ее доме скрывался какой-то заговор, — находились за пределамипсихоте­рапии. Скореевсего, даже при благоприятных обстоя­тельствах, таких, какнеограниченное время и опытный психотерапевт, — психотерапия смогла быпредложить Магнолии очень мало. В данном же случае не было ни одной удобнойвозможности: у нее не было денег, не было страховки, ее могли беспрепятственновыписать в дешевую лечебницу без дальнейшей психотерапии. Объ­яснение, что моя установка моглабы привести Магно­лиюк успехам в дальнейшей работе, была чистой иллю­зией.

А моя интерпретация В чем она былазначительной Значительность была лишь призраком; в реальности моя речь быланаправлена не на силы, сковавшие Магно­лию, а на присутствовавшихстудентов. Она же стала жертвой моего тщеславия.

Теперь я был ближе к истине. Беспокойствоне про­пало. Я вновьвернулся к вопросу о том, почему моя оценка была такой скудной. Я нарушилправило психо­терапии:не снимать защиту пациента, если в его случае нечего предложить. Какая силастояла за моими дейст­виями Почему Магнолия стала значить для меня такмного

Причина, я полагаю, в смерти моей мамы. Яснова вспомнил занятие. В какой момент оно затронуло меня так глубоко Первоепоявление Магнолии: эта улыбка, эти руки. Руки моей мамы. Как они укачивалименя! Как мне хотелось оказаться в объятиях этих мягких рук. И эта песня, песняДжуди Коллинз, — какже там было Я пытался вспомнить слова.

Но вместо слов в памяти возникли образы изодного давно забытого вечера. В субботние вечера, когда мне было лет восемь илидевять и я жил в Вашингтоне, мы с моим другом Роджером ездили на велосипедах впарк на пикник. И вот однажды, вместо того чтобы поджарить себе колбаски, мырешили украсть в доме около парка живого цыпленка и приготовить его на костре,разведен­ном влесу.

Но сначала его нужно было убить— пройтипосвя­щение в обрядсмерти. Роджер взял на себя инициативу и ударил предназначенного в жертвуцыпленка об ог­ромныйкамень. Разбитый и весь в крови, он продолжал бороться за жизнь. Я был в ужасе.Я отвернулся, чтобы не видеть его мучения. Дело зашло слишком далеко. Мнезахотелось вернуть все обратно. И именно там и тогда я расхотел становитьсявзрослым. Я хотел скорее вернуться к маме, хотел чтобы она обняла меня. Мнехо­телось зановоначать весь день, повернуть время вспять. Но это было невозможно и неоставалось ничего, кроме как смотреть на Роджера, добивающего цыпленка. Мыдолжны были сначала ощипать его, очистить, нанизать на вертел. Мы должны былизажарить его и съесть. На­верное, даже с удовольствием. Всю эту чудовищную ка­тастрофу я помню на протяжениимногих лет, но собы­тия, произошедшие потом, напрочь стерлись из памяти.

Воспоминания того вечера не давали мнепокоя, пока я не задал себе вопрос: почему эта история всплыла именно сейчас,после долгих лет забвения Что связыва­ло больничную комнату длягрупповых занятий, запол­ненную инвалидными колясками, с костром в парке Наверное, мысль отом, что все зашло слишком дале­ко—вданном случае с Магнолией. А может быть, пред­чувствие необратимости времени.Может быть, горе, тоска по маме, которая всегда защищала от жестокойре­альности жизни исмерти.

Хотя вкус, оставшийся после групповогозанятия все еще был горьким, я был близок к его источнику. Несо­мненно, это было вызвано огромнойжаждой материнского тепла, усиленной смертью мамы, которая отожде­ствлялась большей частью с образомМагнолии как все­ленской матери. Без сомнения я сорвал этот образ, лишил ее силы внадежде расстаться с тоской по матери. Эта песня — песнь вселенской матери— я началвспо­минать слова:УСобери все свои страдания и отдай их мне. Избавься от них... Я найду, что сними сделатьФ. Дурацкие слова. Я помнил только аккуратное, теплое место, кудаони однажды привели меня. Эти слова боль­ше не работали. Закрывая глаза, ястараюсь восстано­витьальтернативный образ, пытаясь переключить мой мозг обратно на то место, но всеоказывается тщетно.

Мог бы я справиться без этой иллюзии Всюсвою жизнь я искал успокоение у многочисленных вселен­ских матерей. И теперь все онипредстали передо мной: моя умершая мать, от которой я всегда чего-то хотел— сам не зная чего,— даже когда онаиспускала последний вздох; огромное количество чернокожих домохозяек,воспитывавших меня в младенчестве и детстве, чьи имена давно уже вылетели изголовы; моя сестра, посто­янно предлагавшая мне остатки со своей тарелки; учи­тельницы, выделявшие меняпохвалой; старый психоа­налитик, тихо сидевшая около меня целых три года.

Теперь мне стало ясно, как все эти чувства— назо­вем их Уподавляемыми эмоциямиФ— не позволилиока­зать Магнолиинеконфликтную терапевтическую по­мощь. Если бы я только позволил ей установить малые цели, я бы неосуждал себя за использование своего па­циента в своих интересах.Произошло так, что я изме­нил ее защитную систему и теперь осуждал себя за при­несение ее в жертву целям учебногопоказа. Что я не смог или просто не сделал — так это собраться с силами иреально встретиться сМагнолией — сМагнолией, че­ловекомиз плоти и крови, а не образом, придуманным мною.

На следующий после занятия день Магнолиювыпи­сали. Мнепосчастливилось увидеть ее в больничном ко­ридоре около окна, ожидающуюлекарств. На ней были ее тонкая ажурная шляпка и вышитый платок (подарок Розы),закрывающий ее ноги в инвалидной коляске. Она выглядела обычно — усталая, потрепанная,неразличи­мая в толпестраждущих. Я кивнул ей, но она не замети­ла меня, и я продолжил своюдорогу. Вдруг я передумал и обернулся, чтобы увидеть ее. Все еще стоя у окна,она укладывала свою карту в старенькую сумку, лежащую на коленях. Я смотрел,как она выезжала из дверей больни­цы, но вдруг она остановилась, сняла очки и изящно смахнула слезы,текущие по щекам. Я подошел к ней.

— Магнолия,здравствуй. Помнишь меня

— Ваш голосзвучит очень знакомо, — ответила она, надевая очки. — Подождите, я надену очки ипосмотрю на вас. —Она пристально меня разглядывала, моргнув два или три раза, а затем на ее лицепоявилась теплая улыбка. — Доктор Ялом, конечно, я вас помню. Как мило, что вы подошли. Яждала вас, мне нужно было по­говорить с вами с глазу на глаз. — Она указала на стул в концекоридора. — Там естьгде посидеть. Я-то свое место всегда ношу с собой. Прокатите меня

Когда мы подъехали и я сел, Магнолиясказала:

— Я не могуостановиться и весь день плачу, так что вам придется привыкнуть к моимслезам.

Стараясь заглушить нарастающий страх, чтосессия все же стала деструктивной, я мягко сказал:

— Магнолия,наверное, ваши слезы связаны с нашей вчерашней встречей

— Встречей— переспросила онанедоверчиво. — ДокторЯлом, вы не можете забыть о том, что я сказала вам в конце встречи Сегоднядень смерти моей мамы — ровно год назад.

— Ах, да,конечно. Извини, я несколько рассеян. Слишком много происходит в моейсобственной жизни, Магнолия. — Извинившись, я быстро перешел к профес­сиональным вопросам. — Тебе плохо без нее,правда

— Да,очень. А вы помните, Роза сказала вам, что моя мама исчезла, когда я была ещеребенком, — онапросто однажды появилась через пятнадцать лет.

— А потом,когда она вернулась, она заботилась о тебе Она дала тебе материнскуюзаботу

— Мамамамы. Я получила от них немного. Но знае­те, мама нечасто обо мнезаботилась, она умерла в девя­носто лет. Но это было не то. Я не знаю... представьте, оназначила для меня то, в чем я всегда нуждалась. Вы понимаете, о чем яговорю

— Япрекрасно знаю, о чем ты говоришь, Магнолия. Правда.

— Не мнеговорить, доктор, но, кажется, мы похо­жи — вы тоже остались без мамы.Докторам тоже нужны мамы, как и их мамам нужны мамы.

— Ты права,Магнолия. У тебя хорошая интуиция, как сказала Роза. Но ты сказала, что хотелапоговорить со мной

— Да, отом, что вы потеряли маму. Это одно. А еще об этом групповом занятии. Я простохотела поблагода­ритьвас — вот и все. Ямногое поняла после нашей встречи.

— Можешьрассказать, что ты получила от нее

— Я узналачто-то очень важное. Я узнала, что я сде­лала со своими приемными детьми.То, что я сделала, —навсегда... — Ееголос затих, она смотрела в сторону, куда-то в пространство.

Важное Навсегда Ее неожиданные слова заинтриго­вали меня. Мне хотелось продолжатьразговор, и я очень расстроился, услышав ее слова:

— Смотрите,за мной приехала Клаудия.

Клаудия вывезла ее из дверей больницы кфургону, который должен был доставить Магнолию в дом преста­релых, куда ее выписали. Япроводил ее до дверей и наблюдал, как ее поднимали на кресле, чтобы посадить вфургон.

— Прощайте,доктор Ялом, —сказала она, помахав рукой. — Берегите себя.

Странно, размышлял я, наблюдая, какотъезжает фургон, я, который всю жизнь посвятил предугадыва­нию мира других, никогда, пока невстретил Магнолию, не понимал, что те, кого мы превращаем в миф, сами находятсяв его власти. Они впадают в отчаяние, они оп­лакивают смерть своих матерей, онижаждут восторгов, они злятся на судьбу и готовы искалечить свою жизнь, жертвуясобой ради других.

Глава 4. Семь уроков терапиипечали.

Pages:     | 1 |   ...   | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 |   ...   | 33 |    Книги по разным темам