Я хочу рассказать вам о буддийском монахе,которого я встретил в прошлом году в Энгадине. Он живет очень просто. Половинувремени, когда он бодрствует, он проводит в медитации и может необщаться ни с кем неделями. Его пища проста, он ест один раз в день, ест то, что емуподают, случается, только яблоко. Он медитирует на это яблоко, пока оно нестанет хрустящим взрывом цвета и сока. К концу дня он страстномечтает о своей еде. То есть, Йозеф, мы не должныотказываться от страсти. Но мы должны изменитьобстоятельства страсти.
Брейер кивнул.
Продолжайте, — поторопил его Ницше.— Чистите дымоходыо Берте — что оназначит для вас.
Брейер закрыл глаза: Я вижу, как убегаю сней. Убегаю прочь.Берта — этоизбавление, побег. Чреватыйопасностямипобег!
То есть
Берта — это опасность. Пока я не зналее, я жил по правилам. Теперь я проверяю на прочность границы этих правил,— может, именно обэтом говорила эта повивальная бабка. Я думаю о том, чтобы разрушить свою жизнь,пожертвовать карьерой, изменить жене, потерять семью, эмигрировать, начатьновую жизнь с Бертой. — Брейер легонько стукнул себя по голове. — Идиот! Идиот! Я знаю, что никогда не сделаюэтого!
Но есть что-то заманчивое в этой прогулкепо краю
Заманчивое Не знаю. Не могу сказать. Яне люблю опасность! Если и есть в этом что-то привлекательное, то это неопасность; я полагаю, манит спасение — не от опасности, но от безопасности. Может, я прожилслишком размереннуюжизнь!
Иозеф, жить в благополучии опасно! Опаснои смертельно.
Жить в благополучии опасно. — Брейер несколько раз тихопроговорил эту фразу. — Жить в благополучии опасно. Жить в благополучии опасно. Хорошаямысль, Фридрих. Значит, вот чем для меня была Берта — спасением из смертельно опасной жизниБерта — моежелание свободы,попытка вырваться из ловушки времени
Может, из ловушки вашего времени, этого момента истории.Но, Йозеф, —торжественно произнес Ницше, — несовершай эту ошибку, не думай, что она сможет вырвать тебя из твоеговремени! Нельзя разбить время; это самая большая наша проблема. А самый дерзкий вызов— жить, невзирая на эту проблему.
На этот раз переход Ницше на философскийтон не вызвал протеста со стороны Брейера. Это было философствование другого рода. Он незнал, что ему могут дать слова Ницше, но знал, что они тронули его,взволновалиего.
Будьте уверены, — сказал он, — я не мечтаю о бессмертии. Жизнь, от которой я хочуспасаться бегством,— это жизнь венскоймедицинской буржуазии образца тысяча восемьсот восьмидесятого года. Я знаю, что моя жизньвызывает у других зависть, — во мне она порождает страх. Меня пугают ее однообразность ипредсказуемость.Страх этот настолько силен, что порой моя жизнь кажется мне смертнымприговором. Понимаете, о чем я, Фридрих
Ницше кивнул. Помните, вы спрашивали уменя, может, в первый наш разговор, каковы положительные стороны страдания отмигрени Это был хороший вопрос. Он помог мне посмотреть на свою жизнь с другой стороны. Ипомните, что я вам ответил Что мигрень заставила меня отказаться отдолжности университетского профессора. Все до единого — родственники, друзья, коллеги— оплакивали моюбеду, к тому же я уверен, что историки напишут об этом так: болезнь Ницшетрагически оборвалаего карьеру. Но это не так! Совсем не так. Работа в Базельском университетебыла моим смертнымприговором. Она приговаривала меня к пустому существованию в академии, где я былобречен посвятить остаток дней обеспечению материальной поддержкисестры и матери. Я быне вырвался.
А потом, Фридрих, мигрень, великийосвободитель, снизошла на вас!
Неужели, Йозеф, она так сильно отличаетсяот одержимости,снизошедшей на вас! Быть может, между нами намного больше сходства, чем намкажется!
Брейер закрыл глаза. Как хорошо былоощущать такую вотблизость с Ницше. На глаза навернулись слезы; он сделал вид, что закашлялся,чтобы был повод отвернуться.
Продолжим, — бесстрастно произнес Ницше.— У нас намечаетсяпрогресс. Мы поняли, что Берта олицетворяет собой страсть, тайну, рискованный побег. Что еще, ЙозефКакие еще значения она несет в себе
Красота! Красота Берты — неотъемлемая частьсвязанной с неютайны. Вот, посмотрите, я принес кое-что.
Он открыл саквояж и достал фотографию.Надев свои очки с толстыми стеклами, Ницше подошел к окну, чтобы рассмотретьфотографию при лучшем освещении. Берта стояла в костюме для верховой езды, сголовы до пят одетая в черное. Она была затянута в жакет: двойной ряд маленькихпуговиц, застегнутый от ее осиной талии до самого подбородка, изо всех силстарался удержать ее пышную грудь. Левой рукой она изящно придерживала юбку идлинный хлыст, в правой держала перчатки. У нее был волевой нос, короткиегустые волосы, из которых игриво выглядывала черная кепочка. Ее большие темные глаза неудостоили камеру своим вниманием, но смотрели куда-то вдаль.
Грозная женщина, Йозеф, — сказал Ницше, возвращая фотографию и снова садясь настул. — Да, она оченькрасива, — но мне ненравятся женщины с хлыстами.
Красота, — отозвался Брейер, — это важный аспект значенияБерты. Меня легко пленить такой красотой. Думаю, легче, чем других мужчин.Красота — этозагадка. Я не знаю,как это описать, но женщина, которая обладает определенной комбинациейплоти, грудей, ушей, больших темных глаз, носа, губ — особенно губ! — вызывает у меня самое настоящееблагоговение. Это глупо звучит, но я почти уверен в том, что такие женщиныобладаютсверхчеловеческими способностями!
Способностями к чему
Это слишком глупо! — Брейер спрятал лицо владонях.
Просто прочищайте дымоход, Йозеф.Сформулируйте своемнение — и говорите!Я давал вам слово, что не буду судить вас!
Я не знаю, как это сказать.
Попытайтесь закончить такое предложение:в присутствии красотыБерты я чувствую...
В присутствии красоты Берты я чувствую...Я чувствую... Ячувствую себя так, словно нахожусь в недрах земли, в самом центресуществования. Я на своем месте. Я там, где нет вопросов о жизни или цели,— в центре— в безопасности. Еекрасота дает ощущение полной безопасности. — Он поднял голову. — Вот видите, я же говорил, что это глупо.
Продолжайте, — невозмутимо откликнулся Ницше.Чтобы пленить меня, женщина должна иметь особый взгляд. Это взгляд, в которомсветится обожание, —я вижу его перед собой, — широко распахнутые сверкающие глаза, губы сомкнуты внежной полуулыбке. Словно она говорит... О, я не знаю...
Йозеф, продолжайте, прошу вас. Непрекращайте представлять себе улыбку! Вы все еще видите ее Брейер закрылглаза и кивнул. Что она говорит вам
Она говорит: Ты восхитителен. Все, чтобы ты ни делал, —превосходно. О, дорогой, ты запутался, но так бывает со всемимальчиками. Теперь я вижу, как она поворачивается к другим женщинам вокруг нееи говорит: Разве этоне чудо Разве он не прелесть Я обниму и утешу его.
Вы можете еще что-нибудь рассказать обэтой улыбке
Она говорит, что я могу играть в любыеигры, какие только захочу. Я могу попасть в неприятности, но, несмотря ни на что, она будетпродолжать восхищаться мной, я останусь столь же обожаемым.
Имеет ли эта улыбка личную историю длявас, Йозеф
Что вы имеете в виду
Обратитесь в прошлое. Содержит ли вашапамять такую улыбку
Брейер покачал головой: Нет, ничего неприпоминаю.
Вы слишком поспешно ответили,— настаиваНицше. — Вы уже качали головой, а я ещедаже не закончил задавать вопрос. Ищите! Просто держите эту улыбку перед своиммысленным взором и наблюдайте, что получится.
Брейер закрыл глаза и уставился наразворачивающийсясвиток своей памяти: Я видел, как Матильда так улыбалась нашему сыну, Йохану.Еще, когда мне было десять-одиннадцать лет, я был влюблен в девочку по имениМэри Гомперц, — онаулыбалась мне так! Именно так! Я был так несчастен, когда ее семья переехала. Я не виделее тридцать лет, но продолжаю мечтать о Мэри.
Кто еще Вы не помните улыбку своейматери
Разве я не говорил вам Моя мать умерла,когда мне было три-года. Ей было всего двадцать восемь, она умерла, рожая моего младшего брата.Мне говорили, что она была красива, но я не помню ее, вообще ничего непомню.
А ваша жена Может ли Матильда улыбатьсяэтой волшебной улыбкой
Нет. В этом я совершенно уверен. Матильдакрасива, но ее улыбкане имеет власти надо мной. Я знаю, как глупо думать о том, что десятилетняяМэри обладает силой, а моя жена нет. Но именно так я чувствую это. В нашемсоюзе я имею власть над ней, а она нуждается в моей защите. Нет, в Матильде нетэтого волшебства. Не знаю почему.
Для волшебства нужны темнота и ореолтайны, — отозвалсяНицше. — Может, еетайна исчезла под воздействием четырнадцати лет близости, совместной жизни. Может, вы слишком хорошо еезнаете Может, вы не можете поверить в то, что обладаете такой красивойженщиной
Я начинаю думать, что красота— неверное слово. ВМатильде присутствуют все компоненты красоты. В ней есть эстетика, а не силакрасоты. Может быть, вы правы — это мне слишком хорошо знакомо. Слишком часто я вижу плоть икровь под кожей. Еще один фактор: в этом случае нет соревнования — в жизни Матильды никогда не былодругого мужчины. Этот брак устроили наши семьи.
Вы путаете меня, Йозеф: сейчас выговорите, что вам понравился бы элемент соревнования, но еще несколько дней назад признавались,что боитесь этого.
Я и хочу, и не хочу соревноваться.Вспомните, вы сами сказали, что мне не надо пытаться говорить умные вещи. Япросто озвучиваю приходящие в мою голову мысли, слова. Дайте подумать— надо собраться смыслями... Да,красивая женщина привлекает больше, если она желанна и другим мужчинам. Нотакая женщина слишком опасна: я сгорю рядом с ней. Наверное, Берта — та самая золотая середина— она еще неполностью сформировалась! Ее красота в зародыше, она еще не расцвела в полную силу.
То есть, — уточнил Ницше, — она не так опасна потому, что за нее не борются другиемужчины
Не совсем так. Она безопаснее, потому чтоя знаю потаенные ходы. Любой мужчина может захотеть ее, но я с легкостьюрасправлюсь с конкурентами. Она полностью зависит от меня — или зависела. Она могланеделями отказыватьсяот еды, если только я не кормил ее с ложечки.
Разумеется, как терапевт, я сожалел орегрессии моегопациента. Цок-цок-цок, щелкал я языком. Цок-цок, какая жалость! Я высказывалпрофессиональное участие ее семье, но втайне ото всех, как мужчина,— и я никогда неговорил об этом никому до вас — я праздновал победу. Когда она сказала, что мечтает обо мне, я пришел в безумный восторг. Какое достижение— войти в тайныепокои, посетитькоторые не заслужил еще ни один мужчина! А картины снов не умирают, такчто там я мог бы прожить вечно!
То есть, Йозеф, вы выиграли состязание, вкотором вам даже не пришлось бороться за выигрыш!
Да, вот и еще одно значение Берты:безопасное соревнование, гарантированнаяпобеда. Но красивая женщина, не дающая этой безопасности,— это нечто иное.— Брейерзамолчал.
Продолжайте, Йозеф. О чем вы сейчасдумаете
Я думаю о безумной женщине, полностьюсформировавшейсякрасавице, ровеснице Берты, которая пришла на консультацию в мой кабинетнесколько недель назад, о женщине, которая вызывает восхищение многих мужчин. Ябыл очарован ею—инапуган! Я не мог противостоять ей, так что я не смог заставить ее ждать и принял еевне очереди, в обход моих других пациентов. И только когда она потребовала отменя оказание неприемлемой медицинской услуги, я смог отказать ей.
О да, мне знакома эта дилемма,— сказал Ницше.— Самая желаннаяженщина страшит сильнее всего. И, разумеется, не потому, что онатакая, а потому, что мы делаем ее такой. Очень грустно!
Грустно, Фридрих
Грустно за эту незнакомую женщину, и замужчину тоже грустно. Мне знакома эта грусть.
И вы знали такую Берту
Нет, но я знал женщину, похожую на другуюописанную вамипациентку, — ту,которой нельзя отказать.
у Саломе, подумал Брейер. Лу Саломе,иначе быть не может! Наконец-то он заговорил о ней! Хотя Брейеру и не хотелосьпереводить внимание в сторону от своих проблем, он, тем не менее, началрасспрашивать Ницше:
Ну и, Фридрих, что же случилось с тойженщиной, которой ты не мог отказать
Ницше заколебался, вытащил часы: Мысегодня напали назолотую жилу; кто знает, может, ее стоит разрабатывать нам обоим. Но наше времяподходит к концу, а вам, я уверен, еще есть что сказать. Прошу вас,продолжайтерассказывать, что значит для вас Берта.
Брейер понимал, что никогда еще Ницше небыл так близок к тому, чтобы заговорить о своих проблемах. Может, единственного аккуратносформулированного вопроса было бы вполне достаточно. Но, когда Брейер услышал, какНицше подгоняет его: Не останавливайтесь, у вас мысли разбредаются,он был только рад продолжить.
Я жалуюсь на то, как сложно жить двойнойжизнью, иметь тайную жизнь. Но я берегу ее, как сокровище. Внешняя сторонабуржуазной жизни смертельна — все слишком очевидно, вы без усилий можете разглядеть конец и вседействия, к концу ведущие. Я знаю, это звучит как бред сумасшедшего, нодвойная жизнь — этодополнительная жизнь.Она обещает продлить наши годы.
Ницше кивнул: Вам кажется, что времяпожирает возможности внешней стороны жизни, тогда как тайная жизньнеисчерпаема
Я не совсем так выразился, но говорил яоб этом. Еще один момент, может, это как раз и есть самое важное: невыразимое чувство, котороевозникало у меня, когда я был с Бертой, или возникает сейчас, когда ядумаю о ней.Блаженство! Это вполне подходящее слово.
Йозеф, я всегда был уверен, что мы любимбольше само желание, чем желанного!
Любим больше само желание, чемжеланного! — повторил Брейер. — Дайте мне, пожалуйста, листбумаги. Это я хочу запомнить.
Ницше вырвал листок из блокнота иподождал, пока Брейер записывал фразу, сворачивал бумагу и прятал ее в карманпиджака.
Pages: | 1 | ... | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | ... | 51 | Книги по разным темам