Автобиография йога посвящается памяти Лютера Барбанка, американского святого
Вид материала | Биография |
СодержаниеГлава 23Я получаю университетскую степень |
- Книга памяти, 11757.15kb.
- © Д. Шкурлятьева, перевод, 2003, 59.7kb.
- Плотникова В. И., заместитель директора по воспитательной работе мбоу многопрофильный, 211.21kb.
- 2011. 05. 24. Йога Триада. Лекция Вадим Запорожцев, 769.21kb.
- 2011. 06. 14. Йога Триада. Лекция Вадим Запорожцев, 379.24kb.
- Мартина Лютера Кинга биография, 136kb.
- О. Ю. Дыхание на каждый день или Учимся дышать правильно Светлой памяти удивительного, 2569.8kb.
- Мартин Лютер «95 тезисов», 100.42kb.
- Парамаханса Йогананда Автобиография Йога, 7306.47kb.
- Содержание: Классическая йога Перевод с санскрита, введение, комментарий и реконструкция, 10946.88kb.
Глава 23
Я получаю университетскую степень
- Вы игнорируете философские определения из учебника, несомненно рассчитывая, что некая неутруждающая "интуиция" проведет вас через все экзамены. Но если вы срочно не обратитесь к более научному методу, то мне придется позаботиться о том, чтобы вы не закончили курс - такой суровый выговор сделал мне профессор кафедры философии Серампурского колледжа Д.Гхошал.
Если бы я не выдержал заключительного письменного зачета по его предмету, то меня не допустили бы до сдачи выпускных экзаменов, вопросы которых были сформулированы преподавателями Калькуттского университета, одним из филиалов которого является Серампурский колледж. В Индии студент университета, не сдавший заключительного экзамена на степень бакалавра хотя бы по одному предмету, на следующий год должен экзаменоваться вновь по всем предметам.
Педагоги колледжа обычно относились ко мне с доброжелательностью, не лишенной забавной терпимости. Они говорили: "Мукунда несколько излишне опьянен религией". Подводя такую черту, они тактично избавляли меня от затруднения отвечать на вопросы в классе, надеясь, что заключительные письменные зачеты исключат меня из числа кандидатов на степень бакалавра. Приговор, вынесенный соучениками, выражался в прозвище "сумасшедший монах".
Чтобы исключить угрозу, высказанную профессором Гхошалом, относительно провала на зачете по философии, я проницательно разработал один остроумный план. Когда результаты заключительного зачета вот-вот должны были публично объявить, я попросил сокурсника пойти со мной в рабочий кабинет профессора.
- Пойдем, мне нужен свидетель, - сказал я ему. - Я буду разочарован, если мне не удалось провести преподавателя.
Когда я спросил, как профессор оценил мою письменную работу, он только покачал головой.
- Вы среди тех, кто не сдал зачета, - сказал он торжественно. Затем профессор порылся в большой стопке письменных работ на своем столе. - Вашей работы здесь нет вообще; во всяком случае, вы провалились, не явившись на зачет.
- Господин, я был на нем. Можно мне поискать работу в этой пачке? - засмеялся я.
Профессор в замешательстве позволил, и я быстро нашел работу, на которой тщательно постарался не оставить никаких следов авторства, кроме номера переклички на зачете. Не предупрежденный "красным флажком" моей фамилии, педагог дал ответам высокую оценку, хотя они и не были украшены цитатами из учебника1.
- Абсолютно бессовестная удача! - поняв хитрость, вскричал он. - Вы непременно провалитесь на заключительных экзаменах на степень, - с надеждой добавил профессор.
Для сдачи зачетов меня немного поднатаскали репетиторы, в частности дорогой друг и двоюродный брат Прабхаш Чандра Гхош, сын дяди Шарада. Я мучительно, но успешно, с самыми низкими проходными баллами, проковылял через все заключительные экзамены.
Только теперь, через четыре года учебы в колледже, можно было быть допущенным до экзаменов на степень бакалавра. Тем не менее я почти не ожидал, что воспользуюсь этой привилегией. Выпускные экзамены в Серампурском колледже были детской забавой по сравнению с жесткими требованиями на экзаменах на степень бакалавра в Калькуттском университете. Мои почти ежедневные посещения Шри Юктешвара оставляли мало времени для присутствия в залах колледжа. Возгласы удивления сокурсников скорее всего вызвало бы мое присутствие, нежели отсутствие.
Обычно по утрам в половине восьмого я на велосипеде выезжал из общежития. В одной руке было подношение гуру - несколько цветов из сада пансиона Пантхи. Приветливо встречая, учитель приглашал меня на второй завтрак. Я с готовностью неизменно соглашался, радуясь возможности отогнать мысли о колледже на этот день. Побыв несколько часов с Шри Юктешваром, слушая ни с чем не сравнимый поток его мудрости или помогая в ашраме, я около полуночи с неохотой отбывал в Пантхи или иной раз оставался с гуру на всю ночь, так счастливо поглощенный его словами, что едва замечал, как темнота сменялась рассветом.
Однажды, около одиннадцати вечера, когда я надевал туфли2, собираясь ехать в пансион, учитель серьезно спросил меня:
- Когда у тебя начинаются экзамены на степень бакалавра?
- Через пять дней, господин!
- Я надеюсь, ты к ним готов.
В полном смятении я застыл с поднятой туфлей в руках.
- Учитель, - возразил я. - Вы же знаете, что дни мои проходили больше с вами, чем с профессорами. Как можно разыграть фарс, явившись на эти трудные экзамены?
- Ты должен явиться, - сказал он холодным повелительным тоном, пронизывающе глядя мне в глаза, - мы не можем давать повод твоему отцу и родным осуждать предпочтение тобою жизни в ашраме. Обещай мне, что пойдешь на экзамены и будешь отвечать на них как можно лучше.
По моему лицу полились непрошеные слезы. Я чувствовал, что требование учителя чрезмерно и, мягко говоря, запоздало.
- Если вы этого так хотите, я пойду на экзамены, - сказал я, всхлипывая. - Но для соответствующей подготовки не остается времени. В ответ на вопросы я заполню экзаменационные листы вашими учениями, - невнятно прошептал я.
Когда на следующее утро, войдя в ашрам в свой обычный час, я подал Шри Юктешвару букет с мрачным видом и почти похоронной торжественностью, он усмехнулся:
- Мукунда, разве Господь оставлял тебя когда-нибудь на экзамене или в других делах?
- Нет, господин, - тепло ответил я. Приятные воспоминания потекли живым потоком.
- Не лень, а пылкое рвение к Богу не давало тебе искать особых отличий в колледже, - мягко сказал гуру. Помолчав, он процитировал: "Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам"1.
Уже, наверное, в тысячный раз в присутствии учителя я ощутил облегчение от чувства бремени. Когда мы покончили с ранним полдником, он предложил мне вернуться в Пантхи.
- Твой приятель Ромеш Чандра Датт все еще живет в пансионе?
- Да, господин.
- Свяжись с ним, Господь внушит ему помочь тебе в подготовке к экзаменам.
- Хорошо, учитель, но Ромеш необычайно занят. Он уважаемый студент в нашем классе, с более трудным курсом, чем у других.
- Ромеш найдет для тебя время. А теперь ступай, - отклонил мои возражения учитель.
Я вернулся в Пантхи на велосипеде. Первым, кого я встретил, был Ромеш. Он с готовностью согласился на мою застенчивую просьбу, как будто был совершенно свободен. В этот вечер и в последующие дни он тратил по несколько часов, натаскивая меня по разным предметам.
- Я думаю, что много вопросов на экзамене по английской литературе будут связаны с путем, проделанным Чайлдом Гарольдом, - сказал он мне. - Нам нужно достать атлас.
Я поспешил в дом дяди Сарады и взял у него на время атлас. Ромеш отметил на карте Европы места, которые посетил романтический путешественник Байрон.
Несколько учеников собралось послушать объяснения репетитора. В конце занятий один из них заметил, что Ромеш меня неверно консультирует, так как обычно бывает лишь пятьдесят процентов вопросов о произведениях, другую же половину составляют биографии авторов.
Когда на следующий день я держал экзамен по английской литературе, то при первом же взгляде на вопросы экзаменационного билета у меня полились слезы благодарности, замочившие бумагу. К столу подошел староста класса и с участием посмотрел на меня.
- Мой гуру сказал, что Ромеш поможет, - пояснил я. - Сравни вопросы, которые объяснял мне Ромеш, с вопросами экзаменационных билетов! К счастью, в этом году очень мало вопросов об английских авторах, жизнь которых окутана для меня глубокой тайной!
Когда я вернулся, пансион гудел от волнения. Ребята, высмеивавшие метод подготовки Ромеша, с благоговейным почтением смотрели на меня, почти оглушив поздравлениями. За неделю до экзаменов я провел много часов с Ромешем, который формулировал вопросы так, как они, по его мнению, скорее всего могли быть поставлены профессорами. День за днем вопросы Ромеша появлялись почти в той же самой формулировке на экзаменационных билетах.
В колледже широко распространились слухи о том, что происходит нечто похожее на чудо и что рассеянному "сумасшедшему монаху", кажется, сопутствует успех. Я не делал никаких попыток скрыть происходящие факты. Однако местные профессора были бессильны изменить вопросы Калькуттского университета.
Однажды утром обдумывая экзамен по английской литературе, я понял, что сделал серьезную ошибку. Один раздел вопросов был разбит на две части - "A или B" и "C или D". Вместо того чтобы ответить по одному вопросу из каждой части, я тщательно ответил на оба вопроса из первой части и оставил без внимания вопросы второй части. Высший балл, который я мог получить за эту работу, был тридцать три, то есть на три меньше, чем проходной.
Я бросился к учителю и излил ему свои сомнения:
- Учитель, я совершил непростительную ошибку. Я недостоин божественной милости, проявившейся через Ромеша.
- Утешься, Мукунда, - сказал Шри Юктешвар веселым, беззаботным тоном и указал на голубой свод небес. - Скорее солнце и луна поменяются местами в космосе, чем ты потерпишь неудачу в получении степени!
Я оставил его дом в более спокойном настроении, хотя чисто арифметически казалось непостижимым, чтобы я прошел. С тревогой раза два я взглянул на небо; дневное владыко как будто надежно держалось на обычной орбите!
Добравшись до Пантхи, я услышал замечание одного сокурсника: "Я только что узнал, что в этом году впервые требуемый проходной балл по английской литературе изменен". Ворвавшись в комнату этого парня с такой скоростью, что он тревожно взглянул на меня, я нетерпеливо переспросил его.
- Монах длинноволосый, - засмеялся он, - откуда вдруг такой интерес к ученым вопросам? Чего кричать в одиннадцатом часу? Но проходной балл действительно снижен до тридцати трех.
Несколько радостных прыжков - и я оказался в своей комнате, где, опустившись на колени, вознес хвалу математическим совершенствам Божественного Отца. Каждый день я трепетал от сознания Духовного Присутствия, Которое, как ясно чувствовал, направляло меня через Ромеша. В связи с экзаменом по бенгальскому языку произошел один знаменательный прецедент. Ромеш, мало касавшийся этого предмета, однажды утром, когда я оставил пансион и уже был на пути в экзаменационный зал, позвал меня обратно.
- Там тебя Ромеш зовет, - с нетерпением сказал мне один соученик. - Не возвращайся, а то мы опоздаем.
Не послушавшись его совета, я побежал домой.
- Бенгальские ребята экзамен по бенгальскому языку обычно сдают легко, - сказал мне Ромеш. - Но у меня только что было какое-то предчувствие, что в этом году профессора задумали срезать студентов, поставив вопросы из наших учебников, в которые мы и не заглядываем. - Затем мой друг письменно в общих чертах набросал несколько рассказов из учебника, в том числе и два случая из жизни Видьясагара, бенгальского филантропа, жившего в начале XIX века.
Я поблагодарил Ромеша и поскорее на велосипеде отправился в колледж. Оказалось, что в экзаменационном листе было две части. "Опишите два случая благотворительности из жизни Видьясагара"1, - это была первая инструкция. Перенеся на бумагу так вовремя приобретенные сведения, я прошептал несколько слов благодарности за то, что не был оставлен без внимания и в последний момент вызван Ромешем. Будь я несведущ по части благодеяний, оказанных Видьясагаром человечеству (включая и меня, в конце концов), я не выдержал бы этого экзамена.
Вторая часть гласила: "Напишите на бенгали очерк о жизни человека, который оказал на вас большое влияние". Любезный читатель, вряд ли мне нужно говорить, какого человека я выбрал для своей темы. Наполняя страницу за страницей восхвалениями гуру, я улыбнулся, поняв, что прошептанное мною предсказание, оказалось правильным: "Я наполню экзаменационные листы вашими учениями!"
Я не чувствовал склонности спрашивать Ромеша по поводу институтского курса философии, ибо надеялся на длительное воспитание под руководством Шри Юктешвара, и с уверенностью пренебрег толкованиями учебника. Самой высокой оценкой из всех моих работ была отмечена работа по философии. Отметки по всем прочим предметам были как раз лишь в пределах проходных баллов.
Приятно отметить, что мой бескорыстный друг Ромеш получил ученую степень кум лауде.
Узнав, что я получил степень, отец расплылся в улыбке.
- Я и не думал, что ты выдержишь экзамены, Мукунда, - признался он. - Ты так много времени проводил со своим гуру.
Учитель поистине верно уловил невысказанное критическое отношение отца.
Несколько лет у меня не было уверенности, что когда-нибудь доживу до того дня, когда за моей фамилией будет следовать степень бакалавра. Я редко пользуюсь этим титулом, всегда помня о том, что это дар Божий, данный из каких-то не вполне ясных для меня соображений. Время от времени я слышу, как бывшие выпускники колледжей отмечают, что у них остается очень мало из вбитых в голову знаний после получения ими степени. Это признание несколько утешает меня в моей несомненно недостаточно высокой учености.
В тот день в июне 1915 года, когда я получил степень от Калькуттского университета, я преклонил колени у стоп гуру и поблагодарил за все благодеяния, изливающиеся из его жизни в мою1.
- Встань, Мукунда, - милостиво сказал он. - Господь просто нашел более удобным, чтобы ты получил степень бакалавра, чем менять местами солнце с луной!