Антонова С. Г., Соловьев В. И., Ямчук К. Т

Вид материалаУчебник
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15
Брюсов - издатель, чрезвычайно внимательно относящийся к выбору средств реализации авторского произведения в издании. Для него работа в этом направлении начинается с разработки концепции (плана) издания, системы размещения материала, структуры и содержания научно-справочного аппарата (комментарии, примечания, указатели и т.д.). Например, уже в одном из первых изданий, подготовленных Брюсовым - "Письма Пушкина и к Пушкину", выпущенных издательством "Скорпион" в 1903 году, примечания к ранее не публиковавшимся официальным документам содержали подробное описание подлинника - вид бумаги, характеристику способа печати, сведения о пометках и приписках, расхождении факсимиле с подлинником, об учреждениях, в которых хранится документ, шифре, названиях авторитетных ранних изданий, где он был опубликован, и другие. Весьма требователен Брюсов к эстетике издания - к выбору шрифта, бумаги, подбору иллюстраций, к композиционным средствам.

Работа В.Я. Брюсова над лексико-стилистическими средствами носит печать той глубокой идейно-художественной и духовной эволюции, которая сопутствовала ему как мастеру и теоретику литературы. В процессе его творческого развития шла смена приоритетов в оценке стилистических достоинств литературного произведения - от мелодичной ритмики и внутренней музыкальности текста к конкретности и ясности поэтической мысли, той простоте выражения, которая и является признаком наивысшего мастерства.

Ценным источником изучения редакторского наследия Брюсова могут служить внутренние издательские рецензии, написанные им в период работы в Госиздате в 1919-1920 годах. Другой источник - многочисленные работы, которые присылали ему молодые авторы с его пометками и замечаниями. Вот некоторые из тех, которые дают представление о характере оценок Брюсова. Так, сравнение росы со слезами он справедливо классифицирует как литературный штамп, на риторический вопрос автора: "Быть может на другой планете мы горим теперь двумя свечами на одном алтаре?", Брюсов иронически отвечает вопросом же: "А есть ли на других планетах свечи и алтари?", в выражениях "останешься в вышине" и "неужели же" дважды подчеркивает близко стоящие согласные и т.д. .

Как редактор-текстолог наиболее ярко, по мнению исследователей редакторского наследия В.Я. Брюсова, он проявил себя, работая над полным собранием сочинений А.С. Пушкина, издание которого было предпринято Литературно-издательским отделом Наркомпроса в 1918 году. Брюсов отдал изучению творчества великого поэта 25 лет своей жизни, и к тому времени опубликовал о нем свыше 80 работ. Специальная комиссия совместно с Брюсовым разработала подробный план будущего издания, охватив такие вопросы, как его состав, критическая проверка текстов, историко-литературный комментарий для крупных произведений, свод важнейших вариантов ко всем произведениям, критико-биографический очерк жизни Пушкина, определение грамматических норм издания, расположение произведений и т.д.

Вместе с тем это издание не имело четкого читательского адреса. Оно предназначалось и специалистам, и малоподготовленному читателю. Поскольку множество черновых набросков и замечаний Пушкина (которые в таком виде и опубликованы в предшествующих изданиях) Брюсов счел "непонятными иероглифами" для читателя-неспециалиста, он предпринял попытку "дописать" их, воссоздать их "полными стихами и полными строфами". Это "досоздание" пушкинских текстов вызвало резко отрицательную реакцию таких известных текстологов, как Б. Томашевский, В. Жирмунский, С. Бонди и др.

Можно по-разному относиться к неудаче В.Я. Брюсова, но, скорей всего, причины ее - в конкретно-исторической обстановке того времени, известной растерянности издателей перед новой читательской аудиторией, в отсутствии четких представлений о структуре ее запросов. Позже это понял и Брюсов, сказав о данном издании Пушкина, что "... оно желало быть одновременно и научным, и популярным, и через то не стало ни тем, ни другим" .

Суть, однако, не в отдельных, вполне объяснимых и неизбежных неудачах, а в наследовании лучших традиций редакторского искусства многими представителями нового поколения редакторов и издателей. Этому способствовала и редакционно-издательская деятельность А.А. Блока.

Поэт непродолжительное время выступал в качестве редактора периодических изданий. До революции он возглавляет отдел поэзии в журнале, который издавал самобытный русский театральный режиссер В.Э. Мейерхольд, - "Любовь к трем апельсинам" (1914-1916). После революции он в 1918 году является главным редактором периодического издания "Репертуар" - органа репертуарной секции при театральном отделе Наркомпроса. Однако под его редакцией выходит лишь один номер, поскольку А.А Блок убедился в том, что ему не дадут возможности воплотить в жизнь его издательские замыслы. В основном его редакторская деятельность связана с подготовкой и выпуском отдельных изданий или собраний сочинений мастеров литературы. В истории редактирования А.А. Блок занял свое место главным образом как редактор оригинальных поэтических произведений и редактор переводов.

В дооктябрьский период наиболее значительная его редакторская работа - подготовка к изданию сочинений А. Григорьева в издательстве К.Ф. Некрасова. Книга вышла в 1916 году под названием "Стихотворения Апполона Григорьева. Собрал и примечаниями снабдил Александр Блок". Блоку принадлежит замысел этого издания в целом, конкретные разработки состава и композиционного решения сборника, его научно-справочного аппарата и художественного оформления. В полной мере при этом проявилось умение Блока-редактора при помощи редакционно-издательских средств воссоздавать для читателя индивидуальный образ автора, бережно относясь к его творческой воле.

Блок включил в книгу 6 частей. Первые две повторяли в композиционном отношении сборник "Стихотворения Апполона Григорьева", вышедший при жизни автора в 1846 году. Редактор позволил себе переместить "рассказ в стихах "Олимпий Радий" в раздел "Поэмы", где были собраны произведения аналогичного жанра, поскольку сам термин "поэма" у А. Григорьева нигде не встречался. Остальные 4 части полностью составлены самим Блоком, который проделал огромную работу, разыскивая и атрибутируя журнальные публикации поэта. Столь же тщательно Блок работал и над научно-справочным аппаратом: отбором вариантов, сверкой текстов, примечаниями и т.д.

Однако важен сам по себе даже не факт такой работы, выполненной на высоком профессиональном уровне, а именно стремление редактора раскрыть перед читателем полнокровный образ поэта, творчество которого к тому времени было незаслуженно забыто. В одном из писем к своему другу - поэту, переводчику, мемуаристу В.А. Пясту (Пестовскому) Блок писал: "...мой Григорьев подвигается, напечатано 10 листов (а всего будет до 35-ти!). Это - не только сложные корректуры, но еще и держание в душе всей книги (то есть всей жизни его) и влияние на издателей. Пока выходит чисто" .

Концептуальный подход к замыслу издания и реализации в нем литературного произведения остается ведущим для Блока и в постреволюционный период, когда он возглавляет сектор немецкой литературы, входит в состав гетевской и поэтической коллегий издательства "Всемирная литература", работает над однотомником лермонтовских стихотворений в издательстве З.И. Гржебина.

Редактируя переводы Гете и Гейне, Блок как бы вслушивается в звучание авторского оригинала и затем стремится передать его поэтическую суть в естественном звучании русской речи. Он не допускает никакого "угла отклонения" от подлинника, ему чужды его "переосмысливания", "перевыражения", "осовременивания" со стороны переводчика.

Разрабатывая план издания произведений Г. Гейне, Блок останавливается на типе избранного собрания сочинений, который, по его мнению, позволяет представить поэта новому читателю лучшими творениями великого мастера и передать неповторимость его поэтической манеры. Хотя в начале XX века в России вышло 4 собрания сочинений Гейне, Блок считал, что русский язык еще почти его не знает. Поэтому главный смысл его помет на полях переводов - необходимость глубокого знания творчества Гейне, сохранение стихотворного размера и ритма, снятие русифицированного налета при переводе немецкой лексики (с редакцией А. Блока вышли два тома Г. Гейне - 5-й (1919) и 6-й (1922) - уже после смерти поэта).

А.А. Блок был первым, кто после революции подготовил и издал М.Ю. Лермонтова ( "Избранные сочинения в одном томе" / Редакция, вступительная статья и примечания Александра Блока. - Берлин-Пг.: Издательство З.И. Гржебина, 1921). Учитывая читательский адрес, А.А Блок поставил задачу открыть поэта широкой, но мало подготовленной аудитории. Этой задаче он подчинил и редакционно-издательские средства.

Его комментарии и примечания минимальны. Он ограничивается необходимой библиографической информацией, не включает материал, содержащий полемические суждения литературоведов и текстологов, и, наоборот, насыщает примечания множеством биографических фактов. В своей совокупности иногда они полнее, чем в научных изданиях. Цель очевидна - показать читателю живого Лермонтова - ироничного, а иногда саркастичного, нравственного максималиста, отважного и беззащитного, рисовальщика и мистификатора.

Замыслом создать образ земного Лермонтова, доступного и понятного простому человеку, продиктован и выбор иллюстративных средств, в частности, карандашного наброска портрета поэта, выполненного Д. Паленом, где он выгладит, по словам К.И. Чуковского "очень русским", простым офицером в измятой походной фуражке. К.И. Чуковский вспоминал: " Блок сидел рядом со мной и перелистывал Гржебинское издание "Лермонтова", вышедшее в свет под его, Блока, редакцией. "Не правда ли, такой Лермонтов, только такой, - спросил он, указывая на портрет, приложенный к изданию. - Другие портреты - вздор, только этот..." .

Редакторская деятельность крупнейших мастеров слова, воспитанных предшествующей эпохой, не только сохраняла преемственность идейно-эстетических и литературно-художественных традиций подлинной культуры, но и цементировала ее ценностные основы, которые устояли вопреки разрушительным попыткам "переосмысления" всего прошло опыта.

§3 Формирование принципов редактирования в советское время

Формирование принципов редактирования в советский период - процесс неоднозначный. Его основные этапы вполне соответствуют тем конкретно-историческим периодам в жизни общества, которые структурно выделяют на основе действия целого ряда факторов. В 20-е годы на практике редактирования несомненно сказываются "бунтарские" течения в самом литературном процессе. По воспоминаниям В.Т. Шаламова "... двадцатые годы - это время литературных сражений, поэтических битв... Имажинисты, комфуты, ничевоки, крестьянские поэты; "Кузница", Леф, "Перевал", РАПП, конструктивисты, оригиналисты-фразари и прочие, им же имя легион..." .

Наиболее заметным литературным течением был имажинизм. Исповедывавшие его литераторы (С.А. Есенин, Р. Ивнев, А.Б. Мариенгоф, В.Г. Шершеневич и другие) имели свое издательство "Имажинисты", выпускали одноименные сборники и журнал "Гостиница для путешествующих в прекрасном" (1922-1924 годы). Имажинисты привнесли в палитру редакторских оценок литературного произведения естественную образность русской речи, пристальное внимание к предметной детали, изобразительной подробности, тропам, системе мелодической и ритмической организации текста, с одной стороны, и чисто формалистические подходы - с другой.

Широкое использование образных литературных средств позволяло талантливым представителям этого направления часто достигать прекрасного выразительного эффекта в художественной характеристике человека и окружающей его действительности. Вот, например, как "видел" С.А. Есенина его соратник по литературному цеху А.Б. Мариенгоф:

Есенин с навыком степного пастуха

Пасет столетья звонкой хворостиной...

Однако уже в 20-е годы (в контексте острых дискуссий) постепенно начинает складываться система жесткой регламентации издательского дела. В июне 1922 года было образовано Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит), а на местах губ- и обллиты, то есть органы цензуры. Постепенно начинает формироваться идеологический догмат, провозглашается примат политических целей и задач государства не только в материальной, но и духовной сфере. Характерно в этом отношении совещание "О политике партии в художественной литературе", которое было проведено Отделом печати ЦК РКП(б) в мае 1924 года. Как справедливо отмечают историки литературы, по существу, дискуссия сводилась к тому, "каким быть искусству после революции: сохранять ли ему свою специфику в познании мира или подчиняться политике, отождествиться с нею в видении мира и способах его интерпретации"

Эту же литературу создают люди, прошедшие опыт XIX века (оставим в стороне неграмотных и просто взыскующих легкого заработка). Невозможно полностью устранить воздействие этого опыта на психику. Разрыв между психикой и продукцией усугублен тем, что чтение русских классиков не возбраняется, даже поощряется. Конъюнктурная литература - уникальный социальный факт, изолированная система, включаясь в которую сразу начинают играть по ее правилам.

Помню свои разговоры с молодыми литераторами 30-х годов. Меня поражало, что они в своем роде честны, хотя думают и пишут разные вещи. Это был двоемирие, и другой мир литературы обладал для них своими, заведомо другими не только эстетическими, но и социальными закономерностями" .

Эти суждения направлены, прежде всего, против упрощенного подхода к оценке прошлого духовного опыта, требующего (как никакой другой) тщательного анализа на разных уровнях и социальных срезах.

Конъюнктурная литература как социальное явление советской эпохи является лишь одной, хотя и достаточно характерной чертой книгоиздания того периода, - она не может определять его в целом.

§4.1 Редакторская подготовка изданий произведений отдельных видов литературы

Редактирование научной и научно-популярной литературы (С.И. Вавилов, А.Е. Ферсман, В.А. Обручев)

В результате типизации книгоиздательского дела сформировался высококвалификационный, многопрофильный в своей деятельности редакторский корпус, специализированный на выпуске изданий широкого тематического спектра. Особое значение для этого имела редакционно-издательская и литературная деятельность крупнейших ученых ( С.И. и Н.И. Вавиловы, А.Е. Ферсман, В.А. Обручев, В.И. Вернадский и др.), продолживших и творчески развивших лучшие отечественные традиции научного и научно-популярного книгоиздания, во многом определяющего принципы и методы подготовки изданий нехудожественной литературы.

Редакционно-издательская деятельность выдающегося ученого физика, с 1945 года президента АН СССР И.С. Вавилова удивительно многогранна. И.С. Вавилов практически всю жизнь плодотворно сочетал научно-исследовательскую работу ученого с творческой работой писателя, редактора, рецензента. Им лично написаны многие оригинальные научные работы, получившие мировое признание, и более 150 ярких по своей изобразительной силе научно-популярных книг и статей (в том числе "Солнечный свет и жизнь Земли", "Глаз и Солнце" и ряд других). Он был редактором или членом редколлегий целого ряда научных журналов ( "Успехи физических наук", "Журнал экспериментальной и теоретической физики", "Вестник Академии наук СССР"), с 1945 года являлся председателем редакционно-издательского Совета АН СССР, а с 1949 года - главным редактором 11-го издания Большой советской энциклопедии.

В течение 18 лет, начиная с 1933 года, он руководил Комиссией АН СССР по изданию научно-популярной литературы и серии "Итоги и проблемы современной науки". Значительным явлением в издательской жизни страны стали концептуально разработанные С.И. Вавиловым и осуществленные под его руководством новые научно-популярные серии - "Классики науки", "Мемуары", "Литературные памятники", "Биографии", "Массовая серия". Большое место в его редакционно-издательской деятельности занимала работа в научно-популярных периодических изданиях. На протяжении 17 лет (с 1933 по 1950 год) он был председателем редакционной коллегии журнала "Природа", входил в состав редколлегий таких популярных журналов, как "Наука и жизнь" и "Знание-сила". С.И. Вавилову принадлежит инициатива создания Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний (с 1963 года - общество "Знание"), первым председателем которого он являлся более 3 лет. За это время одноименным издательством общества был налажен выпуск научно-популярных книг и брошюр около 2,5 тыс. названий.

В редакционно-издательской практике С.И. Вавилова нашла воплощение глубоко осмысленная им стройная система принципов и методов подготовки научного издания - от замысла и проекта до оценки каждого из его системных элементов (текстовой и не текстовой материал, научно-справочный аппарат, полиграфическое исполнение и т.д.). Особое внимание он уделял критерию научности, воспринимаемому как мерило истинности научного знания. В архивах редакций, в которых научным редактором выступал С.И. Вавилов, сохранились авторские оригиналы, свидетельствующие о неуклонном следовании им этому критерию.

Вот, например, правка, сделанная С.И. Вавиловым в текстовом материале, посвященном проблемам атомной физики. У автора было написано следующее: "...химические изотопы совершенно тождественны, но их физические свойства из-за различия в массе различны". Редактор Вавилов предлагает следующий вариант: "...химические изотопы практически совершенно тождественны, но их некоторые физические свойства из-за различия в массе заметно различны". Вставлены, как видим, лишь два слова - "практически" и "некоторые", но в результате мы имеем иной фактический материал. Правка оправдана тем, что а) изотопы не могут быть совершенно тождественны, если их физические свойства различаются в зависимости от массы; б) они не могут быть тождественны и в том случае, если их все (как у автора) физические свойства различны в зависимости от массы.

Как редактор и писатель-популяризатор научного знания С.И. Вавилов разработал и предложил совершенно новый для своего времени тип научно-популярного издания - небольшую компактную монографию для ученых и специалистов, работающих в смежных областях науки. Примером тому могут служить и его собственные работы ("Исаак Ньютон", "Микроструктура света"). Наблюдая и предвосхищая дальнейшую дифференциацию научного знания, он формулирует один из основополагающих принципов научной популяризации - показывать сам процесс роста древа познания, а не фиксировать статично какие-то его этапы.

Например, в последнем прижизненном издании своей знаменитой книги "Глаз и Солнце", обращаясь к читателям, он предостерегает их от разочарования в том, что автор не дал исчерпывающего ответа на вопрос о природе света. Более того, загадка оказалась еще более сложной, чем во времена Ньютона и Ломоносова. Но автор честен, ибо он показал, что чем ближе мы подходим к истине, тем более обнаруживается ее неисчерпаемость.

С.И. Вавилов обогатил практику создания и подготовки популярного издания о науке множеством оригинальных приемов использования образных средств при изложении научного материала, стилистических фигур, лексических находок. Однако главное, что привнес он в научную популяризацию, - это научное предвидение, - то, что сейчас называют научным прогнозированием, которое опирается на глубокую аналитическую оценку закономерностей развития естественного мира. К этому он и приобщает читателя.

С редакционно-издательской деятельностью был тесно связан и известный ученый минералог и геохимик А.Е. Ферсман, оставивший после себя не только классические образцы научной прозы, но и прекрасные научно-популярные книги и статьи ("Занимательная минералогия", "Занимательная геохимия", "Путешествие за камнем", "Рассказы о самоцветах", "Воспоминания о камне" и др.). Он принимал активное участие в организации (1912) и редактировании одного из наиболее известных научно-популярных журналов "Природа". Позже работал в редакционном отделе частного издательства З.И. Гржебина (1919-1923), состоял членом-пайщиком кооперативного издательства "Время" (1922-1934) - "издательской артели работников науки, литературы, книжной графики и издательского дела", выступал как автор, редактор, рецензент. А.Е. Ферсман был первым руководителем "Издательства Российской академии наук" и одновременно академической типографии.

А.Е. Ферсман создал целую школу научной популяризации, значительно дополнив лучший опыт, накопленный ранее в этой области. При написании научно-популярного произведения, рассказывающего о, казалось бы, бесстрастной и холодной неживой природе, он исходил из принципа единства органического и неорганического мира и их взаимосвязей, которые под взглядом ученого и одновременно художника, открываются своими неожиданными гранями.

Этому подходу у А.Е. Ферсмана подчинено использование и сюжетно-композиционных, и изобразительно-выразительных средств. Его произведения написаны по материалам научных экспедиций. Для Ферсмана-исследователя, когда он рассказывает, например, в "Занимательной минералогии" о диковинных кристаллах-гигантах, жидких и летучих камнях и т.д., добиться удивления читателя или его простой заинтересованности не является самоцелью. Главное для него - заставить читателя задуматься, приобщить его к сложному процессу миропознания. Именно поэтому, когда он пишет о своих наблюдениях над изменением цвета природных минералов ("иногда ...камень блекнет, подобно цветку"), то параллельно говорит и о научных экспериментах, цель которых получить заданную окраску некоторых ценных минералов.

А.Е. Ферсман значительно дополнил содержание понятия "занимательность", которое выступает непременным компонентом в редакторском восприятии модели научно-популярного издания. Занимательность у него достигается не пресловутым "оживлением", не притянутыми для этого случайными, но сенсационными фактами, не искусственными построениями сюжета. Одухотворяет рассказы писателя о мертвой природе прежде всего яркая, неординарная личность автора, его необычное видение предмета, о котором он говорит, доверительность интонации самого рассказа.

Обращение А.Е. Ферсмана не только к разуму, но и к чувству читателя позволяет ему в полной мере использовать все разнообразие образных средств, художественных деталей, даже пейзажных описаний. Особенно он точен и самобытен в создании зримых образов при помощи стилистических приемов. Например, минерал беломорит (разновидность полевого шпата) у него - лунно-загадочный мерцающий камень, который мог родиться только у Белого моря, где вся природа проникнута белыми ночами Севера.

Нефрит у него бархатный, густо-зеленый камень мрачных саянских стремнин, который дает все оттенки листвы: от нежно-зеленых до насыщенных темных цветов. Говоря о красочном мире крымских минералов, А.Е. Ферсман разворачивает перед читателем почти осязаемую картину - одни камни, как кожа, мягкие, волокнистые, другие - удивительной красоты прозрачные кристаллы, третьи - пестрые, полосатые, как шелк или ситец.

Значительно раздвинул рамки редакционно-издательских представлений о подготовке и выпуске научно-популярных изданий известный ученый, геолог и географ, исследователь Сибири, Центральной и Средней Азии В.А. Обручев. Как популяризатор науки он начал свою деятельность еще в 1890 году, опубликовав в журнале "Север" свои путевые заметки "По Бухаре". Позже он становится постоянным автором журнала "Природа". В 1920 году его привлекают к сотрудничеству с отделом научно-популярной литературы Госиздата наряду с такими учеными, как Д.Н. Анучин, Л.С. Берг, В.Л. Комаров, К.А. Тимирязев. В 20-е годы В.А Обручев выпускает несколько научно-художественных и научно-популярных приключенческих романов, среди которых наибольшую известность получают "Плутония" (1924) и "Земля Санникова" (1926). Всего же им написано 150 научно-популярных книг и статей.

Для редакторской практики, главное в которой формирование образа будущего издания на основе системного анализа всех элементов литературного произведения, несомненное значение имел целый ряд приемов популяризации, которые использовал в своем творчестве этот талантливый писатель-ученый. Например, избрав, как и А.Е. Ферсман, преимущественно жанр - "путешествия", В.А. Обручев для развития сюжетной основы прибегает и к художественному вымыслу, легендам и мифам.

Так в "Плутонии" используется гипотеза о пустотности Земли и предположение о том, что среди льдов Арктики существует вход в эту внутреннюю полость. В "Земле Санникова" - легенда о том, что севернее Новосибирских островов лежит неизвестная земля, которую еще в 1811 году видел промышленник Яков Санников, а позже - известный полярный исследователь Э.В. Толь. Здесь же "обыгран" миф о том, что когда-то существовало загадочное племя онкилонов, жившее вдоль берега Северного Ледовитого океана и потом исчезнувшее таинственным образом.

Герои этих книг, путешествуя и попадая то ли внутрь Земли, то ли достигая неизвестной Земли Санникова, открывают для себя удивительный мир прошлого, отстоящий от нас на тысячи и миллионы лет. Это позволяет автору воссоздать для читателя в "Плутонии" научно-достоверную картину развития фауны и флоры Земли примерно 200 миллионов лет назад; в "Земле Санникова" - дать яркие этнографические картины жизни и быта людей каменного века.

Вымысел, миф, легенда и подлинные научные данные создают в произведениях В.А. Обручева прочный сплав, что делает его рассказы о науке и научно достоверными, и фантастическими одновременно. Возникает своеобразный эффект романтики самого научного поиска. Весьма показательно и отношение ученого к созданию научно-популярной книги - труду, по его мнению, чрезвычайно сложному и ответственному. В качестве примера можно привести историю написания им работы "От Кяхты до Кульджи" (1940). После научной экспедиции по одноименному маршруту В.А. Обручев пишет короткое сообщение, проходит 7 лет и он публикует научное описание части исследованного района, через 20 лет создает обобщающий научный труд, и в итоге лишь через 46 лет рождается научно-популярная книга.

§4.2 Редакторская подготовка изданий произведений отдельных видов литературы

Редактирование детской литературы (С.Я. Маршак)

Непреходящее значение в создании методологии и методики редакторской работы в области детской литературы имела редакционно-издательская деятельность С.Я. Маршака. Она была направлена прежде всего на преодоление утилитарно-догматического подхода к воспитанию человеческой личности, бытовавшего в то время, и основывалась на глубоком и тонком понимании эмоционально-психологической природы восприятия ребенком окружающего мира. Отсюда те идеи, а также методы и средства их реализации, которым следовал С.Я. Маршак, руководя ленинградской редакцией детского отдела Ленгосиздата (1924-1937), сотрудничая в качестве автора и редактора в целом ряде детских периодических изданий ("Воробей", "Чиж", "Новый Робинзон", "Костер").

Одной из самых сильных сторон его редакторского дарования было необыкновенное умение "открывать" для детской литературы новых авторов. В одном из писем к А.М. Горькому с некоторым оттенком иронии С.Я. Маршак высказался так: "Про меня говорят, что я стремлюсь всех превратить в детских писателей. Ну и что же, попробуем" . Эта проба оказалась более, чем удачной. С одной стороны, С.Я. Маршак утверждал, что "большую литературу для маленьких" (по его любимому выражению) должны делать талантливые профессиональные писатели, которые просто не подозревают о своих в этом отношении возможностях. Задача же редактора - убедить автора. Именно С.Я. Маршаку детская литература обязана такими именами, как К.А. Федин, М.М. Пришвин, А.Н. Толстой, М.М. Зощенко, Н.А. Заболоцкий, О.Э. Мандельштам и многими другими.

С другой стороны, С.Я. Маршак постоянно заботился о притоке в детскую литературу свежих сил, так называемых бывалых людей, людей с богатым и интересным жизненным опытом, мастеров и профессионалов не в области литературного творчества, а в своем деле. Задача редактора - угадать в таком человеке писателя, рассказчика, способного раскрыть перед ребенком неизвестные ему стороны взрослой, настоящей жизни, разнообразные сферы человеческой деятельности. Делал это Маршак с необычайным чутьем и тактом. "Маршак не уговаривал меня сделать книжку для детей, - вспоминал один из таких авторов Н.Ф. Григорьев, - нет. Он вообще никогда никого не уговаривал. Самуил Яковлевич говорил: "Вы сможете писать для детей, - и это звучало в его устах так, словно вы удостаивались наивысшего человеческого знания" . Так, благодаря С.Я. Маршаку, в детской литературе появились Б.С. Житков, В.В. Бианки, К.Д. Золотовский, Я.Л. Ларри, А. Пантелеев.

Как редактор-издатель С.Я. Маршак не только сделал шире проблемно-тематические горизонты детской литературы, но и обогатил ее жанровое содержание, широко используя, например, возможности публицистики, научно-популярной и научно-художественной прозы. Причем его новаторство питалось лучшими традициями, сложившимися в прошлом. Так, работавшая редактором вместе с Маршаком и написавшая интереснейшие воспоминания о методах и принципах его деятельности Л.К. Чуковская писала о том, что "образцом же для прозы научно-художественной... были для #Маршака "описания" и "рассуждения" Льва Толстого. Он подчеркивал в беседах с редакторами и авторами, что о чем бы ни говорил Толстой в своих "описаниях" - о гальванизме, о кристаллах или о магните, он, объясняя любое явление, не отказывался от художнического глаза, художнического метода. Вот на эту дорогу сочетания науки с художеством упорно и настойчиво звал и выводил Маршак тех ученых, которые по его просьбе пытались писать для детей" .

Она же отмечает, как много внимания отдавал С.Я. Маршак поиску оригинальных решений традиционных вопросов подготовки и выпуска произведений детской литературы, что находило отражение в его статьях и докладах . Например, какой должна быть современная сказка для детей младшего возраста, чтобы она не теряла своего волшебного ореола и в то же время опиралась на жизненную достоверность, которую никогда не утрачивает подлинная народная сказка. Какие произведения эпоса, народной поэзии и по каким критериям и принципам следует отбирать для детей, и какие издательские средства. Каковы должны быть структура и содержание справочного аппарата в изданиях произведений классиков, чтобы подростку хотелось их прочесть, а не пропустить, не удостоив вниманием.

С.Я. Маршак обладал профессиональным системным видением литературного произведения. Для того, чтобы редактору стать соучастником творческого процесса, принять полноправное участие в создании новой художественной информации, он прежде всего должен глубоко проникнуть в авторский замысел, оценить приемы и средства его реализации.

Именно такое умение позволяло С.Я. Маршаку, по образному выражению одного из его авторов, "наполнять ветром чужие паруса". И. Рахманов пишет: "Он не редактировал рукописи в обычном смысле, не исправлял "масла масляного", а входил в самый замысел вещи, показывая, как лучше воплотить его. И каждый чувствовал, что с минуты встречи с Маршаком в его судьбе что-то переменилось, что-то стало другим, ты словно бы перешел в следующий класс своей профессии и отныне то, о чем ты лишь смутно грезил, чудеснейшим образом вдруг стало явью" .

Творческая щедрость, бескорыстная радость от каждой авторской удачи или находки сочеталась в Маршаке-редакторе со строгой принципиальностью, если он видел, что автор забывает о своей читательской аудитории, искусственно "расцвечивает" свой живой рассказ при помощи банальных литературных приемов. Воспринимая литературное произведение как художественную систему, С.Я. Маршак требовал от автора, чтобы не только художественное описание, деталь, фраза, но и каждое слово работало на идею, интонацию, сюжет, описываемые характеры. Показательный в этом отношении случай вспоминает Я.Л. Ларри, автор известной повести-сказки "Необыкновенные приключения Карика и Вали", которую в первой редакции он снабдил понравившимися ему лирическими отступлениями.

У С.Я. Маршака возникло иное мнение, которое было apгyментировано следующим образом: "Это же плохо! - грустно улыбнулся он. - Плохо не потому, что плохо написано, а потому только, что эти отступления не в стиле произведения... Ну, подумайте сами: работают ваши лирические отступления на идею повести? Нет! На развитие сюжета? Нет! Может быть усиливают настроение? Обогащают читателя какими-то знаниями?... Что же, не спорю, написано красиво, но коль скоро эта красота бесцельная, так это уже не красота, а только красивость. Второй галстук на сорочке. Галстук нарядный, но абсолютно не нужный" .

Высокая редакторская требовательность С.Я. Маршака основывалась на точных представлениях об особенностях восприятия ребенком жизненных реалий и художественно-образного выражения их в литературе. Особенно чувствителен и строг он был к лингвостилистическим средствам языка, находя для своих замечаний очень емкую, но лаконичную форму. Например, он считал, что в подлинном произведении читатель не замечает графический рисунок слов, а видит, как через волшебный кристалл, лишь людей и весь тот мир, который создал автор, и целиком погружается в этот мир.

Безликий, тщательно отфильтрованный автором язык он называет не литературой, а гладкописью. Вторая же отличается от первой так же, как деревянная лошадь от настоящей. С.Я. Маршак призывает авторов не только не употреблять "зализанные" и "заезженные" литературные шаблоны и штампы, но и с достаточным чувством меры подходить к использованию экспрессивной лексики и тропов. Так, по его мнению, очень часто метафора лишь удивляет, но очень редко действительно волнует. Редакционно-издательская деятельность была органической частью его творческой жизни, и оставила заметный след в развитии теории и практики редактирования в целом.

§4.3 Редакторская подготовка изданий произведений отдельных видов литературы

Редактирование художественной литературы

Исторически ценный опыт редактирования в области художественной литературы накоплен в результате редакционно-издательской деятельности многих профессиональных литераторов. На разных этапах советского периода развития общества в качестве редакторов-издателей, рецензентов, литературных критиков выступали, в частности, В.В. Маяковский, А.С. Серафимович, Ф.В. Гладков, В.В. Вишневский, В.В. Иванов, В.П. Катаев, Б.Н. Полевой (Кампов) и многие другие писатели. Опыт их работы, исследованный с разной степенью полноты и глубины, является не только живым свидетельством противоречий той эпохи. Он позволяет также проследить и за эволюцией общественного сознания, которая в конечном счете формирует требования к редактору, устанавливает истинную ценность созданных традиций.

Противоречивые, часто трагические коллизии того времени не могли не накладывать свой отпечаток и на внутренний мир личности, особенно личности художника. Таковым предстает, например, Ф.И. Панферов, главный редактор журнала "Октябрь" с 1931 по 1960 годы (с небольшими перерывами). С одной стороны, "благополучный", официальный писатель, обласканный властями, автор известного романа "Бруски", считавшегося классическим произведением социалистического реализма.

С другой стороны, по свидетельству близко знавших его сотрудников, сложный человеческий характер, смелый и стойкий редактор, обладавший профессиональной находчивостью и инициативой. "Однажды ночью у костра в Мещере, - пишет В. Фролов, - размечтавшись, он "нафантазировал" новый облик нашего журнала, как органа совести гражданина мира, свободного от давления сверху. "Журнал, - говорил он, - если он хочет сказать правду, должен находиться в оппозиции к власти, критически и самостоятельно осмысливать процессы народной жизни, защищать людей от коррупции, бюрократизма, лицемерия и лжи" . Особо ценен редакционно-издательский опыт писателей, продолжающих и развивающих лучшие традиции редакторского искусства в условиях приказного одномыслия и порождаемой им конъюнктуры. К таковым следует отнести К.М. Симонова, который с 1946 по 1950 год и с 1954 по 1958 год был главным редактором журнала "Новый мир", в 1938 году и с 1950 по 1954 год редактировал "Литературную газету", являлся членом редакционного совета издательства "Советский писатель". Анализ редакторской практики писателя говорит о том, что ему был глубоко чужд конъюнктурный подход к оценке достоинств литературного произведения. Не голая злободневность тематического плана, а мастерство художественного воплощения выступает у К.М. Симонова основным мерилом ценности настоящей литературы.

Оценивая процесс редактирования с его творческой стороны, он выступал за равноправное сотворчество автора и редактора, за необходимость принятия согласованных художественных решений в каждом конкретном случае. К.М. Симонов никогда не был редактором-диктатором, безапелляционным судьей, он всегда признавал, что его оценки могут быть и неверными, что могут существовать и иные, более убедительные суждения.

Особый интерес вызывают критерии оценки К.М. Симоновым военно-исторической прозы. На первый план он выдвигает здесь проблему сохранения исторического контекста, охватывающую все - от реалий быта до обрисовки характеров персонажей, включая психологическую мотивацию поступков и поведения, образ мыслей, эмоционально-чувственный строй личности и т.д. "Думаю, - писал он, - что все мы должны больше доверять своим тогдашним чувствам. История показывает, что они бывают отнюдь не всегда безошибочны, но в то же время - они часть истории. Больше того - история, игнорирующая эти чувства, на мой взгляд, вообще не заслуживает полного доверия" .

Для воссоздания подлинного исторического контекста К.М. Симонов особую роль отводил научно-справочному аппарату издания, в частности, комментарию. Последний он считал важнейшим средством восстановления исторической правды. В полной мере использовал он это средство, готовя к выпуску и свою собственную книгу "Незадолго до тишины. Записки 1945 года. Март-апрель-май", которая увидела свет в 1974 году. С позиции историзма К.М. Симонов считал совершенно недопустимым "осовременивание" существовавших в прошлом реалий, замену или искажение бытовавших слов, фразеологических выражений, оборотов речи и т.д. Он справедливо утверждал, что все такого рода детали служат исторической характеристике времени, которое нельзя уточнить задним числом, тем более в угоду нынешним представлениям предвзятых интерпретаторов.

Симонов-редактор исходил из того, что любой исторический опыт должен служить сегодняшнему дню, поэтому историзм он понимал как "справедливый суд над прошлым". Применительно к литературному творчеству это означает, что "самое главное для писателя - сознательное решение судить по справедливости и само ушедшее время, и людей прошлого, видеть то, что составляло их силу и в чем были их слабости, их ограниченность" .

Яркая страница в истории развития редактирования в советский период вписана А.Т. Твардовским. Редакционно-издательская деятельность А.Т. Твардовского на посту главного редактора "Нового мира" (с 1950 по 1954 год и с 1958 по 1970 год) стала заметным явлением в общественной жизни и была направлена на восстановление в правах свободного выражения взглядов и идей, касающихся современных проблем духовной и материальной культуры.

А.Т. Твардовского по праву можно отнести к тем крупным редакторам, которые были способны во многом (хотя, может быть и не во всем) преодолеть собственный субъективизм философско-идеологических и художественно-эстетических оценок, сплотить вокруг себя коллектив единомышленников, действовавших на четкой и твердой общественной позиции. Благодаря этому, увидели свет на страницах "Нового мира" и получили огромный общественный резонанс такие, например, "немыслимые" до того времени произведения, как повести А.И. Солженицына "Один день Ивана Денисовича" и "Матренин двор", военные повести белорусского писателя В. Быкова, заставившие читателя совершенно по-новому взглянуть на лик войны, "Районные будни" В. Овечкина, путевые очерки В. Некрасова и многие другие.

A.T. Твардовский как редактор, критик, литературовед оставил большое наследие. Оно включает хранящиеся в архивах рукописи с его правкой, огромную переписку (более 12 тысяч писем авторов к нему и свыше 2 тысяч ответов писателя), статьи и выступления, посвященные литературному мастерству А.С. Пушкина, И.А. Бунина, А.А. Блока, С.Я. Маршака и др. А.Т. Твардовский, безусловно, имел право на собственные литературные пристрастия. Конечно, на его редакторском опыте не могли не сказаться черты времени, однако сохранившиеся материалы в целом дают представление о целостной системе подлинных литературно-художественных ценностей, которые служили для него ориентирами в работе над авторским оригиналом.

В высказываниях А.Т. Твардовского редактор предстает не просто исполняющим свои служебные обязанности служащим, а живым, способным к эмоциональному сопереживанию человеком. "Человек, по роду своей работы знакомящийся с той или иной литературной новинкой..., - писал он, - не лишен способности чисто по-читательски воспринимать прочитанное, быть взволнованным, растроганным или восхищенным. Иными словами, редактор - тоже читатель, и прежде всего, - читатель" . Вместе с тем, в понимании А.Т. Твардовского, редактор - это человек, обладающий подлинным художественным чутьем, обостренным социальным зрением, своеобразным даром восприятия реальности. По его мысли "это драгоценный дар - чувство существенного в жизни, глаз и слух на все, что недоступно глазу и слуху авторов, пишущих не от потребности сказать правду, а из соображений сказать то, что будет в соответствии..." . Выступая против превратно понимаемого "социального заказа" в литературе, конъюнктурной мотивации в творчестве, примата в нем идеологического начала, A.T. Твардовский неоднократно подчеркивал, что забвение законов литературного мастерства в угоду "новизне жизненного материала" при оценке произведения, то есть невнимание писателя к форме всегда способно обернуться невниманием читателя и к содержанию.

Особое значение придавал А.Т. Твардовский проблеме авторской индивидуальности. Причем эта проблема рассматривалась им не в узком, а в самом широком смысле. Именно в ее фокусе, лежат, по его мнению, все другие вопросы, связанные с оценкой литературного произведения и принципами трансформации его в печатное издание - от интонационно-ритмической организации текста до его образной системы. Этим объясняется и пристальное внимание Твардовского к личности автора. С одной стороны, его оценки корректно холодны и даже могут показаться безжалостными, когда речь идет о тщетности и бесплодности литературных упражнений лишенных дарования корреспондентов "Нового мира". С другой, Твардовский предельно внимателен и заботлив к любому, кто действительно обладает "божьей искрой", но лишь осваивает азы литературного мастерства. Он не приемлет и чрезмерную авторскую уступчивость, усматривая в ней лишь форму подавления творческой личности. "Вы пишете, - обращается он к одному из своих корреспондентов, - что "готов сделать любые исправления" ради опубликования вещи в "Новом мире". Никогда не говорите и не делайте так. Нужно делать только те исправления, какие Вам - автору - представляются необходимыми, а не кому-либо иному" .

Работая с авторами, особенно начинающими, А.Т. Твардовский, если есть хоть малейшая возможность, никогда не старается вынести суровый вердикт относительно их дальнейшей литературной судьбы. Например, справедливо указав одному из них на несоответствие избранной им поэтической формы (пятистопный ямб) содержательному материалу ("школа, экзамены, школьно-вузовская лексика, для всего этого он громоздок"), на слабость и вялость поэмы в целом, он тем не менее так отвечает на поставленный автором вопрос, стоит ли ему писать в дальнейшем: "На вопрос Ваш... не отвечаю, потому, что не знаю, не беру на себя этого. Бывает, что начинают и слабее Вашего, а толк получается - и наоборот. Было бы очень легко входить в литературу, заранее обеспечив себя такой "гарантией" относительно успеха" .

Одну из главных причин появления безликих, серых, примитивных и по замыслу, и по исполнению, произведений А.Т. Твардовский видел в том, что молодые литераторы часто пренебрегают вопросами мастерства, и, по его выражению, с ходу пишут толстенные романы, потому что нет желания довести "до совершенной отделки, в меру дарования автора небольшой рассказ". Отсюда "заданные" одноплановые персонажи, использование расхожих сюжетных узлов и линий, избитой лексики и фразеологии. "Очень плохо, - отвечает А.Т. Твардовский одному из авторов, - что с первых страниц уже видно, что один из персонажей повести "эгоист" и "ревизионист", а проще говоря, человек своекорыстный, пошлый и дурной. Дальнейшие обоснования этой характеристики уже представляются излишними" .

Другому начинающему литератору он указывает на то, что в присланных им в редакцию стихах "видна главная забота автора, чтобы все было "как у людей", как в других стихах, известных из печати, - заботы о внешних приметах так называемой литературно-технической грамотности - соблюдении размера, рифмы, обязательной "образности", что влечет за собой и использование чужого, и давно уже освоенного другими поэтического словаря (зори, росы, косы, пороши, березки и т.п.). "Преодоление этой чужой, заемной, а следовательно - мертвенной фактуры стиха (под этой фактурой я разумею словарь, ритмические интонации, "образность") и обретение своей, - пишет А.Т. Твардовский, - дело нелегкое" .

Чрезвычайно корректным и осторожным было его отношение к вопросу о вмешательстве редактора в авторский текст. Об одном из редких случаев непосредственного внесения А.Т. Твардовским правки в поэтический текст вспоминает известный поэт К. Ваншенкин:

"Дважды он сам, без меня, исправлял всего по одному слову. Я принес стихи, он был в отъезде и прочел их уже в верстке. Заведовавшая отделом поэзии С.Г. Караганова, встретив меня, сказала: "Все в порядке, Александр Трифонович заменил у вас одно слово. Я не помню где, но очень хорошо.

А я сразу понял - какое, но не догадался - каким. Там было стихотворение "Дом" и в нем четверостишие:

Не диван, не кровать,

Не обоев краски.

Нужно дом создавать

С верности и ласки.

Мне не нравилось слово "создавать", звучащее здесь как-то казенно и выспренне. Я поставил "затевать", но оно тоже было в данном случае не мое и коробило едва уловимым оттенком лихости, развязности. Я оставил "создавать". А он зачеркнул и написал "начинать":

Нужно дом начинать

С верности и ласки.

Насколько лучше! Так и печатается" .

А.Т. Твардовский значительно упрочил творческое начало редакционно-издательской деятельности, резче очертил ее гражданскую направленность, способствовал повышению ее социальной эффективности и профессионализма.

Выводы

В итоге следует отметить, что процесс развития редактирования в советский период носит конкретно-исторический характер. Он обусловлен действием целого ряда идеологических, социально-экономических, художественно-эстетических, социально-психологических и других факторов, действовавших на разных этапах жизни общества. В начальный период на нем в значительной мере сказываются классические традиции редакторской школы прошлого. В дальнейшем идет формирование жесткой централизованной книгоиздательской системы, полностью подконтрольной государству, распространившему свой диктат и на сферу духовной жизни.

Несомненный ущерб редактированию принесли догматизм в понимании процессов творчества, слепое следование идеологическим догмам, искаженные, но одобренные "сверху" представления о социальных функциях литературы. Вместе с тем, в советский период получают достаточно широкое развитие такие функциональные виды литературы, как научная, научно-популярная, справочная, учебная, обогащается практика издания произведений детской и художественной литературы. Специализация книгоиздательских предприятий способствовала формированию профилированных по видам деятельности высококвалифицированных редакционно-издательских кадров. Значительно обогатила теорию и практику редактирования деятельность в этой области крупных писателей и ученых.