Мария кровавая кэролли эриксон перевод с английского Л. Г. Мордуховича
| Вид материала | Документы |
- А. Конан-Дойль новоеоткровени е перевод с английского Йога Рàманантáты, 2314.23kb.
- Н. М. Макарова Перевод с английского и редакция, 4147.65kb.
- Уайнхолд Б., Уайнхолд Дж. У 67 Освобождение от созависимости / Перевод с английского, 11462.2kb.
- Малиновской Софьи Борисовны Специальность: журналистика Специализация: художественный, 969.08kb.
- Книга вторая Дж. Эдвард Морган-мл. Мэгид С. Михаил Перевод с английского, 11784.54kb.
- Урок английского языка по теме «Соединённые Штаты Америки», 555.55kb.
- Перевод с английского А. Н. Нестеренко Предисловие и научное редактирование, 2459.72kb.
- Альфреда Норта Уайтхеда связал их с историей идей. Его диссертация, 231.88kb.
- Честь израэля гау, 1808.36kb.
- Хранитель, 16536.26kb.
МАРИЯ КРОВАВАЯ
Кэролли ЭРИКСОН
Перевод с английского Л.Г. Мордуховича
 | Литературный ПОРТАЛ rtal.Ru |
Анонс
Мария Тюдор осталась в памяти людской под прозваниями простыми и страшными. Мария Кровавая и Мария Уродливая. В первой половине XVI века, печально известного в Англии царственными негодяями и маньяками-социопатами, не было королевы более ненавистной. И - более несчастной...
...А сначала она даже не хотела короны и трона.
Она хотела всего-то - любить и быть любимой. Всего-то - быть женой и матерью Всего-то - быть счастливой.
Однако жизнь жестока, судьба королев - безжалостна И она получила корону, трон, власть - и страшную смерть, о причине которой до сих пор спорят врачи и ученые.
Она могла стать великой - но не стала.
Могла стать счастливой - но не случилось и этого.
Она - Мария Кровавая - была словно обречена. Обречена навеки прославиться своей жестокостью - и своим горем.
Посвящается Питеру
ПРЕДИСЛОВИЕ
В Англии нет ни одного памятника Марии Тюдор. В своем завещании она просила воздвигнуть мемориал, совместный для нее и ее матери, чтобы, как она писала, «сохранилась славная память о нас обеих», по воля покойной так и осталась неисполненной. 17 ноября, день ее смерти и одновременно день восшествия на престол Елизаветы, в течение двухсот лет считался в стране национальным праздником, и, прежде чем поколение, помнившее королеву Марию, исчезло с лица земли, в сознании людей прочно укоренилось, что правление Марии было «кратким, презренным и породило нищету», а правление ее сестры «длилось долго, было славным и процветающим». Все последующие годы ее звали не иначе как Мария Кровавая и представляли себе тогдашнюю жизнь по иллюстрациям в «Книге мучеников» Фокса, где палачи-католики пытают закованных в кандалы узников-протестантов. Те в ожидании казни молятся, и лица их озаряют экстатические видения рая.
Действительно, в период правления Марии Тюдор таких эпизодов случалось немало, но следовало бы помнить еще и о другом. Для того чтобы представить, каким было правление Марии, необходимо знать, какой была она сама, что у нее была за юность, какие болезни терзали ее всю жизнь, как страдала ее мать, как изощренно издевался над ними обеими отец. А после его смерти, в царствование Эдуарда, она вообще была на волоске от гибели - и, тем не менее стала королевой при практически полном отсутствии каких бы то ни было шансов на успех. То, что ей вообще удалось выжить, само пo себе было чудом. И еще большим чудом современникам виделось ее триумфальное восшествие на престол. Она сама долго не могла поверить, что ей суждено вернуть Англию в лоно католической церкви. Уже став королевой, она не переставала страдать. Страдать и бороться. Метаться между необходимостью подчиняться воле равнодушного супруга и ответственностью единоличной правительницы крупной державы. Глубочайшим потрясением для Марии стала ложная беременность.
Взвалив на себя непомерную ношу государственной власти, Мария Тюдор оказалась па высоте (особенно в первые годы правления), умело и мужественно сражаясь с тяжелейшим экономическим кризисом, бунтами и религиозными волнениями. Мужчин из ее окружения (как, впрочем, и почти всех остальных) человеческие качества Марии Тюдор неизменно восхищали. Причем настолько, что несколько из них, описывая ее, независимо друг от друга применили одну и ту же метафору. «Ее можно сравнить со свечой, - писали они, - которая продолжает гореть даже при порывистом ветре. И что самое главное - чем сильнее буря, тем ярче разгорается пламя».
В написании истории жизни Марии большую помощь и поддержку мне оказали: Питер Дрейер (при подготовке рукописи), Деннис Халак (он прочитал готовый материал), а также Хэл Эриксон и Роберта Филлипс (они всячески вдохновляли меня на этот труд). Я хочу также поблагодарить Майкла Оссиаса из издательства «Даблдэй», который оказал мне самую горячую поддержку, и Марту Мур, энергично и компетентно в течение многих месяцев помогавшую мне в работе с литературой. Рон Эриксон внимательно прочитывал каждую главу и напечатал большую часть рукописи. Всем им я очень признательна.
Беркли, Калифорния. 2 февраля 1977 г.
ЧАСТЬ 1
ПРИНЦЕССА
ГЛАВА 1
Как розы - алая с белой - в одну сплелись,
Так благородство и власть на троне слились;
То Гарри - наша надежда - на трон взошел,
Чтоб правдою ложь заменить, воссел на престол.
И с ним справедливости свет над землею расцвел.
Наш Гарри - король, как солнечный луч из тьмы;
Ликует народ - как сыном, горды им мы
<Здесь и далее перевод стихов Н. Эристави.>.
Ясным зимним февральским утром 1511 года арену для турниров Вестминстерского дворца короля Генриха VIII заполнили слуги, которые принялись украшать стены деревянного королевского павильона гобеленами и декоративной тканью, складывать рыцарские и конные доспехи и развешивать портьеры из золотой парчи. Через несколько часов должен был состояться торжественный турнир в честь рождения наследника престола - принца Генриха, герцога Ричмонда и Сомерсета, продолжателя династии Тюдоров.
Прошло несколько часов, и почетное место в павильоне под небольшим королевским балдахином из золотой парчи заняла королева Екатерина Арагонская. Она в темных одеждах, скрывающих полноту, однако рукава расцвечены золотой вышивкой. На шее - медальон в виде плода граната, символа Испании. Гранаты изображены также и на стенах павильона. Ее окружают, строго соблюдая придворный этикет, роскошно одетые фрейлины и вельможи в бархатных нарядах с тяжелыми золотыми цепями на груди. А напротив павильона теснятся лондонцы, собравшиеся на представление, - огромная толпа. Они не сводят глаз с Екатерины. Еще бы, ведь это ее первое появление на публике после очистительной молитвы роженицы! Она слегка улыбается, и ее обычно бледное лицо сейчас чуть порозовело. От гордости. Наконец-то она выполнила то, зачем ее прислали сюда из Испании десять лет назад, - произвела на свет наследника английского престола.
Конные герольды с гербами Англии протрубили в фанфары, объявив о начале состязания. В одном конце площадки для турниров, представляющей собой сравнительно небольшой прямоугольный участок двора, огороженный со всех сторон крепким деревянным барьером, выстроились в линию конюхи и гвардейцы в форме. Но вскоре им пришлось расступиться. Во двор медленно въехала гигантская праздничная колесница. Вернее, это была огромная сцена на колесах - с декорациями, актерами и реквизитом, шириной почти такая же, как площадка для состязаний, и достаточно высокая, чтобы возвышаться над королевским павильоном. Деревья, а их там был целый лес, зеленые травянистые холмы, скалистые утесы и цветы - все это изготовлено с помощью зеленой камчатной ткани, цветных шелков и атласа. На переднем плане среди деревьев были видны шесть лесничих в костюмах из ярко-зеленого бархата с деревянными турнирными копьями в руках, а чуть дальше в лесу возвышался прекрасный золотой замок. У его ворот, в зарослях шелкового папоротника, сидел нарядный молодой дворянин и сплетал венок из роз для младенца принца. В эту великолепную сцену-колесницу с помощью массивных позолоченных цепей были впряжены два огромных существа: лев из узорчатого золота и серебряная антилопа с золотыми рогами. Верхом на них ехали две красавицы, а под уздцы этих диковинных зверей вели одетые в зеленое дикие лесные жители.
Поравнявшись с тем местом, где сидела королева, процессия остановилась, лесничие задули в свои трубы, и из четырех пещер, расположенных в четырех холмах, на слегка покачивающиеся подмостки выехали четыре Рыцаря Дремучего Леса. Каждый в полном рыцарском облачении, с копьем в руке и в шлеме, украшенном плюмажем. Несмотря на то что их лица скрывали забрала, собравшиеся очень быстро выделили - в основном благодаря высокому росту - статного девятнадцатилетнего короля. На парадных попонах копей были начертаны рыцарские имена четырех участников турнира. Сэр Преданное Сердце, Сэр Неукротимая Страсть, Сэр Мужество и Сэр Приносящие Радость Помыслы. Толпа горожан радостно приветствовала благородных рыцарей, которые под звуки труб и барабанов съехали на площадку. Турнир начался.
Сэр Преданное Сердце - так назвал себя в этот день король - не проиграл ни одного поединка. Он побеждал своих соперников с необыкновенной легкостью, сломав больше копий, чем все остальные, и сменив четырех или пятерых коней. Сегодняшнее событие того стоило. Конечно, можно было бы заподозрить, что Генрих побеждал всех только потому, что был королем, однако те, кто так подумал, ошибались. Он действительно был очень умелым бойцом и к тому же превосходил своих соперников физически - и ростом и силой. По стандартам XVI века король Генрих VIII был очень высоким мужчиной. Взгляните на его личные доспехи, которые хранятся в лондонском Тауэре, и вы убедитесь, что они изготовлены для мужчины роста примерно метр девяносто, а размеры его турнирных доспехов заставляют предполагать, что он был еще выше. Генрих, как легендарный Ричард Львиное Сердце или его дед по матери, Эдуард IV, больше чем на голову возвышался над всеми своими придворными и гвардейцами. В любой толпе его всегда можно было легко узнать. Он отличался не только ростом, но также и очень крепким сложением - широкоплечий, с мускулистыми руками и ногами. В те времена было трудно даже вообразить, каким отвратительным толстяком он станет в конце жизни. «Он был очень хорош собой - высокий и стройный, - написал современник о двадцатидвухлетнем короле, - а когда он двигался, под ним дрожала земля».
Кроме отличных физических данных, Генрих обладал великолепной координацией движений и необычайной сноровкой. Дело в том, что искусство вести поединок в турнире (а этим он регулярно занимался не меньше двух раз в неделю) требовало, помимо умения точно прицеливаться, еще и необыкновенной выносливости. Попробуйте выдержать, не вылетев из седла, несколько десятков ударов деревянным копьем в голову и грудь, пусть даже и защищенные доспехами! А ведь чтобы победить в турнире, требовалось не просто сломать больше всех копий, а сломать их о шлемы соперников. Хуже, если копье ломалось о нижнюю часть доспехов или седло. И уж совсем недопустимо было попасть копьем в деревянный барьер, ограждающий турнирную площадку. Такой удар, сделанный более чем дважды, так же как, разумеется нечаянный (ибо поступок этот считался бесчестным) удар, нанесенный безоружному рыцарю либо в момент, когда тот повернулся спиной, - все это приводило к немедленному удалению с турнира.
В этот день состязания длились до наступления темноты. Рыцари Дремучего Леса победили всех своих соперников, включая графа Эссекса и лорда Томаса Говарда. Короля, когда он наконец съехал с площадки в одеянии Сэра Преданное Сердце, лондонцы приветствовали поощрительными выкриками. Это стало настоящим триумфом. Для своих подданных Генрих сейчас был не столько королем, сколько волшебным рыцарем, явившимся из таинственного леса и победившим всех благодаря своей силе и сноровке.
На следующий день турнир продолжился. Его открыла конная рыцарская процессия, предваряющая торжественный выезд Генриха в королевском одеянии под пышным балдахином. Королева и ее свита вновь заняли свои места, раздались звуки фанфар, и па поле появились участники состязаний. По периметру площадки для турниров в колонну по одному выстроились конные дворяне. Затем они начали медленное движение вдоль ограждения - сначала в одну сторону, а затем в противоположную, - сдерживая своих коней и демонстрируя доспехи и оружие. Наконец в противоположном конце площадки показалась группа конных лордов в золотисто-коричневых одеяниях из парчи, за ними отряд рыцарей с символикой такого же цвета. Затем возникла большая группа пеших дворян и дворцовых стражей, телохранителей короля, первые в шелковых одеяниях, вторые - в камчатных такого же цвета. Все - в алых рейтузах и желтых шляпах. Они несли подпорки великолепного, богато расшитого балдахина из золотой парчи и пурпурного бархата с бахромой из золотой проволоки, под которым ехал король. Сбоку балдахина, увенчанного королевской короной, была вделана монограмма королевы Екатерины - огромная буква «К», отлитая из чистого золота. Генрих в сверкающих доспехах гарцевал на жеребце, покрытом золотой попоной. На лбу у жеребца был приспособлен рог, делающий его похожим на единорога. Доспехи короля и попона его коня были испещрены золотыми буквами «К», символическими изображениями сердца и плодов граната. Генрих заставил коня сделать курбет и поклониться. При этом позолоченные блестки, которые свисали с плюмажа его шлема, закачались и засверкали на солнце.
Следом за королем на поле выехали три рыцаря, его вчерашние партнеры. Сегодня они были в масках, каждый под малиново-пурпурным балдахином, увенчанным большой золотой буквой «К», в сопровождении пятидесяти пеших оруженосцев. И наконец, чтобы напомнить собравшимся, что праздник этот посвящен рождению принца, королевскую процессию завершали двенадцать детей, своеобразная «свита короля», на больших боевых конях и в разнообразных одеждах.
Затем взгляды собравшихся обратились в ту сторону турнирной площадки, откуда должны были появиться соперники «команды» Генриха, предводимые его близким другом, Чарльзом Брэндоиом, герцогом Суффолком. Все затихли, и на арену выехал одинокий всадник в коричневом плаще с капюшоном - то ли монах, то ли отшельник, но уж никак не рыцарь. Он направлялся к павильону Екатерины. Остановив коня перед королевой, он обратился к ней с просьбой дать высочайшее разрешение на участие в турнире, добавив, что, если ее величество пожелает, то он мог бы приступить к состязаниям немедленно, если же нет, то он уедет туда, откуда явился. Когда та с улыбкой кивнула, он скинул накидку и подал слугам знак принести доспехи. Монах оказался не кем иным, как здоровяком Брэндоном, и зрители с восторгом наблюдали, как он облачается в латы, а затем надевает шлем и берет в руки копье. Сев на коня, также облаченного к тому времени в доспехи, Брэндон направился к назначенному месту. И почти сразу же на площадку выехала небольшая повозка с передвижной сценой для представления мистерий, на ней была воздвигнута сторожевая башня, из которой в коричнево-серебряном одеянии верхом на коне появился Генри Гилфорд, один из основных соперников «команды» короля в сегодняшнем состязании. Он и его оруженосцы в красочных костюмах также обратились к Екатерине с прошением разрешить им участвовать в турнире. Затем с такой же просьбой перед королевой предстали маркиз Дорсет и Томас Болейн, которые появились в одежде пилигримов, возвратившихся из паломничества к усыпальнице Святого Иакова в Компостеле <Сантьяго-де-Компостела - испанский город, место паломничества с IX в. н.э. и в средние века, самое посещаемое после Иерусалима и Рима. Собор построен над гробницей апостола Иакова. - Здесь и далее примеч. пер.>. В руках у них были посохи пилигримов и золотые щиты с символикой усыпальницы. Еще на одной повозке-сцене въехал граф Уилтшир. На ней был представлен «Дом спасения» под сенью большого гранатового дерева. Сам рыцарь был в серебряных доспехах.
Наконец все принявшие вызов участники заняли свои места, и турнир начался. Закончился он опять же сокрушительной победой короля и трех его партнеров. Генрих в этот раз не только сломал большую часть копий, но ему даже удалось повергнуть на землю рыцаря вместе с его конем - случай довольно редкий; такое ему посчастливилось повторить лишь однажды в турнире в 1515 году. Так что сегодня он по праву «снискал славу героя» и получил первый приз.
***
Турниры, пиры, празднества - все это было выражением (причем лишь малой толики) того безмерного ликования, которое охватило Генриха. Родился долгожданный наследник! Можно ли желать большего? Ведь ни одно королевство не может жить спокойно, и ни один правитель, какими бы исключительными качествами он ни обладал, никогда не будет иметь гарантии безусловной верности своих подданных, пока не произведет на свет наследника. И вот теперь, когда это произошло, Генрих мог торжествовать и даже позволить себе посмотреть вперед, в будущее. Со временем новорожденный принц станет королем Генрихом IX, третьим Генрихом в династии Тюдоров и девятым, если обратиться к прошлому. Пятьсот лет назад Англией начал править Генрих I, сын Вильгельма Завоевателя, после него был Генрих II Плантагенет, вначале друг, а потом убийца Беккета <Томас Бекет (1118-1170), английский прелат; имея духовный сан, разделял с Генрихом II его рыцарские развлечения; позднее стал архиепископом Кснтерберийским (главой церкви в Англии), поссорился с Генрихом II и был убит по его повелению. Католическая церковь причислила его к лику святых.>, он правил также и половиной Франции; затем Генрих III, праведник, покровитель образования и ремесел, строитель соборов; Генрих IV, авантюрист, основатель династии Ланкастеров, которую постигла печальная судьба; Генрих V, любимый народом принц Хэл <Хэл - уменьшительное от английского Генри (в русскоязычной исторической литературе - Генрих).>, данный победитель битвы при Азенкуре <Битва при Азенкуре является одним из самых трагических событий Столетней войны Франции и Англии. Главной причиной Столетней войны (она длилась с перерывами с 1337 по 1453 год) была борьба за французские земли, захваченные Англией. Война шла с переменным успехом, однако после победы при Азенкуре в 1415 г. англичане захватили всю Северную Францию, включая Париж.>; Генрих VI, который в конце своего долгого правления сошел с ума и вверг страну в хаос войны Алой и Белой розы; Генрих VII Тюдор, который покончил с этой войной, победив при Босворте; и, наконец, наш неудержимый Генрих VIII, чья слава воина, дипломата и правителя еще впереди. Пока лишь он прослыл победителем рыцарских турниров.
В искусстве государственного управления Генрих был еще подмастерьем. Его «коллеги», правители государств на континенте, все были чуть ли не вдвое старше и относились к нему со снисходительным пренебрежением. Участия в европейской политике он пока еще не принимал, хотя тесть, Фердинанд Арагонский, убеждал его направить против французского засилья всю мощь английского оружия и денег. Папа, агрессивный Юлий II, также нуждался в поддержке Генриха в борьбе против французов в Италии. Девять месяцев назад он прислал Генриху традиционную золотую розу, миропомазанную святым маслом, которое используется при коронации, окропленную пряным мускусом, что символизировало долговечный и трогательный союз папства и английских королей.
С недалеким, разорившимся императором Максимилианом, которого все монархи Европы в насмешку называли «нищим», Генрих не имел практически никаких дел, а престарелый французский король Людовик XII в неопытном и молодом английском сопернике угрозы своим амбициям пока не видел. В начале 1511 года театром военных действий в Европе была Италия. Здесь уже второе (если не третье) поколение французских и испанских солдат сражалось между собой за господство в городах-государствах Возрождения. В данный момент победила Франция, но другой властитель полуострова, папа, был полон решимости изгнать французов. Даже теперь, в разгар зимы, Юлий направил своих солдат по снегу в бесполезное наступление на французов на севере Италии.
Что верно, то верно: политической, равно как и военной, репутацией Генрих не обладал. Но тем не менее у него на руках был весьма завидный дипломатический козырь - полпая казна. Великолепные костюмы, турниры, дворцовые празднества - все это стоило немалых денег, но пока расходы едва затронули то огромное состояние, которое оставил ему отец. Государства на континенте лишь способствовали увеличению его богатства. Генрих правил всего несколько лет, но уже не раз ссужал деньги под залог бриллиантов и других драгоценностей, а однажды даже под залог доспехов легендарного полководца XV века Карла Смелого, герцога Бургундского. Пять месяцев назад посол Венеции написал в донесении, что английский король согласился под залог драгоценностей ссудить синьории 150 000 дукатов.
А теперь вот появился младенец принц, который в самом ближайшем будущем сулил принести Генриху немалые дивиденды. Надо, чтобы английские дипломаты при всех европейских дворах как можно скорее начали переговоры о его помолвке. С помощью брачного союза с Францией, Португалией или австрийскими Габсбургами можно достичь немалых дипломатических преимуществ. Принц определенно вырастет красивым и способным, он наследник прочного трона, а если этого мало, то следует приплюсовать сюда и несметные богатства Генриха. Союз можно будет заключить замечательный. Дипломаты уже разослали вести о пышной церемонии крещения младенца Генриха и об учреждении его личного двора и Государственного совета. Теперь они также опишут турниры, устроенные в его честь, отметив их грандиозную зрелищность и выдающуюся королевскую доблесть.
Предаваться размышлениям по поводу ожидающего сына будущего Генриху было приятно еще и потому, что он уже начал было сомневаться, сможет ли жена подарить ему сына. Первый брак Екатерины был бездетным, к тому же она была слаба здоровьем, и все ее предыдущие беременности от Генриха заканчивались выкидышами.
Екатерина Арагонская прибыла в Англию десять лет назад (Генрих тогда еще был мальчиком), чтобы обвенчаться с его старшим братом Артуром <Екатерине было 16 лет, Артуру исполнилось 14, но браки в те времена дозволялись для девочек с 12 лет и с 14 лет для мальчиков.>. Брак наследника Тюдоров с младшей дочерью испанского короля Фердинанда и королевы Изабеллы способствовал подъему престижа Англии среди европейских государств, но лишь временно. Екатерине так и не удалось забеременеть, и это неудивительно, поскольку у нее с мужем не было супружеских отношений. Артур был юношей болезненным, снедаемым чахоткой, и через год скончался, оставив ее молодой вдовой. Отец Екатерины к тому времени не успел полностью выплатить приданое, и ее задержали в Англии фактически в качестве заложницы. Но король Фердинанд, кажется, платить больше не собирался, и поэтому последующие восемь лет она провела в полной неопределенности. Кроме титула вдовствующей принцессы, у Екатерины в Англии не было ничего - ни денег, ни общества, за исключением небольшой свиты из приехавших с ней дворян-испанцев. Она являлась явной обузой как для свекра, Генриха VII, так и для отца, короля Фердинанда. Ее любимая матушка, отважная Изабелла, к тому времени уже умерла, сестра Иоанна, с которой когда-то она была так близка, вначале писала время от времени, а потом и вовсе прекратила.
Несчастной Екатерине ничего не оставалось, как обратиться к Богу. К двадцати годам она решила отречься от мирской суеты и предаться суровому аскетизму. Она изнуряла себя бесконечными постами и мессами. Кто-то из придворных, наблюдая это, видимо, обеспокоился и написал папе. От Юлия незамедлительно последовало указание, чтобы она прекратила самоистязание, поскольку это, помимо всего прочего, может в будущем воспрепятствовать ее способности к материнству. Следует отметить, что у Екатерины были к этому все предпосылки. После достижения половой зрелости ее постоянно мучили приступы малярии и нерегулярность менструальных циклов, из-за чего, уже будучи замужем за Генрихом, Екатерина постоянно ошибалась, принимая прекращение месячных за беременность.
По сути, те же самые государственные соображения, которые привели к браку Екатерины и Артура, вынудили и Генриха жениться на ней. Переговоры на эту тему начались еще при жизни Генриха VII, а когда тот умер в 1509 году, через два месяца после восшествия на престол Генрих обвенчался с Екатериной Арагонской, предварительно получив на это папскую диспенсацию (произволение), узаконивающую в глазах церкви брак с вдовой брата <Диспенсация была необходима, поскольку нарушалась заповедь Библии: «Если кто возьмет жену брата своего это гнусно; он открыл наготу брата своего, бездетны будут они...» Смягчающим обстоятельством послужил, по-видимому, тот факт, что Артур в силу своей физической немощи супругой своей Екатерину так и не сделал и она осталась девственницей.>. К радости Генриха, в июне, то есть вскоре после венчания, дуэньи Екатерины объявили о беременности королевы. Роды случились преждевременные, в январе. Екатерина родила мертвую девочку. Об этом несчастье никто не узнал, кроме короля, двух испанских фрейлин Екатерины, ее лекаря и лорд-канцлера. Генрих продолжал поддерживать слух о приближающихся родах королевы, которые должны были произойти в марте. С большим великолепием была оборудована королевская детская комната, королева, мучаясь сознанием, что обманывать грешно, пошла навстречу желанию супруга и торжественно удалилась для родов. Чтобы хоть как-то выйти из положения, она призналась на исповеди, что была беременна двойней; один малыш родился преждевременно, мертвым, но она надеется родить второго ребенка в срок. Вскоре испанский посол через своих осведомителей узнал, что у нее снова начались месячные. А затем, начиная примерно с февраля и по конец мая, к всеобщему смущению, одно за другим от него следовали сообщения то об увеличении размеров живота королевы, то об их сокращении, то о прекращении у нее месячных, то об их возобновлении. Надо ли говорить о том, насколько раздражен был всем этим Генрих. Его советники тоже гневались, правда, у них хватило ума в этих «ошибках» обвинять не Екатерину, а ее дуэний. Сам же посол сделал вывод, что «нерегулярное питание королевы да и сама пища определенным образом влияют так, что это приводит к задержке месячных».
Ко всем прочим напастям королевы прибавилась и первая супружеская измена Генриха. По крайней мере первая, оказавшаяся зафиксированной для потомства. Его пассией стала сестра герцога Бакингема, которая с мужем жила в королевском дворце. Эту связь обнаружила вторая сестра герцога и поведала об этом и брату, и мужу сестры. После чего последовала сцена между герцогом Бакингемом и королем, в результате которой смертельно обиженный герцог покинул дворец, а королевская любовница была отправлена в монастырь, где должна была жить в полном затворничестве. Злость Генрих выместил на сплетнице-сестре, изгнав ее навечно из числа придворных. Это, в свою очередь, вывело из себя Екатерину (девушка была среди ее приближенных), что привело в горячему «обмену любезностями» между королем и королевой. Один из придворных писал, что в это время отношения между ними были очень напряженными и мир наступил не скоро.
Из всех житейских неприятностей больше всего Екатерина боялась навлечь на себя гнев отца. В конце мая она наконец набралась храбрости и написала ему, что родила мертвого ребенка. Сразу сообщить об этом она побоялась, потому что мертворожденный ребенок, писала она, «считается здесь дурным предзнаменованием». Екатерина умоляла Фердинанда не сердиться и считать ее несчастье «делом рук Господних», поспешив добавить, что у нее есть также и добрая весть. Кажется, она снова забеременела.
На этот раз ошибки не произошло. Ребенок появился точно в срок, и роды прошли нормально, без осложнений. Сомнения в способности королевы произвести на свет наследника рассеялись. В первый день нового года, когда дворцовый обычай предписывает обмениваться подарками» Екатерина подарила Генриху самый лучший подарок из всех возможных - сына, «новогоднего мальчика».
***
...И вот поединки закончились, призы розданы, рыцари удалились снять доспехи и переодеться. После вечерни состоялось пиршество. В трапезе с королем и королевой принял участие весь цвет английской аристократии, а также иностранные посланники. Потом гости поднялись из-за столов и перешли в другой зал, чтобы насладиться представлением. Причем здесь были установлены также специальные скамьи и подмостки для простого люда, которого собралось немало. Интерлюдию и несколько новых песен, сочиненных к торжеству, исполнил некий дворянин из певческой капеллы Генриха, чье пение современники называли ангельским. После выступления Генрих призвал ирландского лорда О'Доннела, чтобы в присутствии иностранных послов посвятить в рыцари. А затем по его сигналу музыканты взяли свои инструменты, и начались танцы.
Первый круг исполнил сам король. Поскольку королева танцевать еще не могла, он пригласил по очереди каждую из ее дуэний. Екатерина улыбалась, восхищаясь его подвижностью и азартом. Надо заметить, что в танцах, как и в турнирных поединках, Генрих был непревзойденным мастером. Особенно ему удавались подскоки, быстрые повороты и скользящие шаги в зажигательном итальянском танце сальтарелло. В разгар танца король ухитрился исчезнуть; об этом знали только Екатерина и еще несколько придворных. Это было его любимым развлечением - незаметно покинуть собравшихся, а затем возвратиться неузнанным во главе труппы актеров, музыкантов или в качестве главного персонажа костюмированной процессии. Ему нравилось появляться перед придворными в каком-нибудь карнавальном костюме и забавляться их замешательством, когда они пытались догадаться, под какой маской скрывается король. Между прочим, таким способом, вероятно немного по-детски, Генрих желал напомнить, что, несмотря на всю свою куртуазность, он всегда настороже. Все вроде бы происходило весело и непринужденно, но одновременно в этом чувствовался какой-то угрожающий намек, что выдавало заветную страсть Генриха к манипуляции людьми, своими подданными. Его переодевания всегда имели двойной смысл - шутки и угрозы.
В этих играх он не щадил и Екатерину. Когда она была на последних месяцах первой беременности, король с несколькими придворными (все одетые как разбойники Робин Гуда, с лицами, скрытыми под капюшонами грубых плащей) рано утром неожиданно вошел в ее опочивальню. Королева была напугана и смущена. Придворные дамы, которые в это время помогали ей одеваться и укладывать волосы, вначале тоже испугались - разбойники были вооружены длинными мечами и луками, - но вскоре успокоились, после того как королева поняла, что это очередной розыгрыш короля. Разбойники изъявили желание потанцевать с дамами, и королева позволила. Спустя полчаса Генрих наконец откинул капюшон своего плаща, и все танцующие облегченно рассмеялись.
На этот раз через несколько минут после исчезновения Генриха музыка в большом зале умолкла, и звуки труб возвестили о появлении передвижной сцены. Она въехала в зал не полностью, основная ее часть была скрыта за обширным гобеленом. Из глубины сада, который был устроен на сцене, появился богато одетый дворянин и объявил тему мистерии.
«Вон там, - он указал на пространство за гобеленом, - находится Обитель Наслаждений - увитая зеленью золотая беседка, в которой собрались лорды и леди, желающие выступить для королевы и ее фрейлин, если на то будет ее соизволение».
Екатерина ответила, что она и все присутствующие с нетерпением ждут представления в беседке. После чего повозка со сценой незамедлительно проехала вперед, а гобелен был удален.
У зрителей на мгновение захватило дух. При свете факелов все выглядело, как в волшебном сказочном мире рыцарского романа, который как будто ожил на этой сцене. Все пространство вокруг Обители Наслаждений представляло собой густой ковер из полевых цветов, среди которых росли кусты боярышника и шиповника. Там даже вилась цветущая виноградная лоза. Все это было изготовлено из зеленой камчатной ткани, шелка, атласа и парчи. В сияющей золотом беседке стояли шесть дам в серебристо-зеленых одеяниях с вышитыми золотыми нитями переплетенными буквами «Г» и «К» и их кавалеры. Одежда и высокие прически женщин, а также богатые накидки их шести партнеров были покрыты сверкающими блестками. Шляпы, камзолы и атласные пурпурные накидки мужчин также были с монограммами короля и королевы. Кроме того, на накидках золотом выделялись их имена: Преданное Сердце (король), Мужество, Добрая Надежда, Неукротимая Страсть, Верность и Любовь.
Через некоторое время, когда собравшиеся смогли в достаточной мере насладиться зрелищем, все двенадцать участников действа сошли с повозки, которая отъехала в угол, чтобы освободить место для танцев. Появились музыканты в красочных костюмах, заиграла музыка, и шесть пар прошлись в замысловатых па, которые разучивали несколько недель. Они еще не закончили представление, как вдруг с подмостков, где располагался простой люд, несколько десятков человек ринулись к повозке и начали срывать золотые и серебряные украшения. (Накануне, после турнира, сцена с лесом была ввезена в большой зал, где королевская стража и придворные разорвали все драгоценные декорации на памятные лоскуты. распорядитель празднеств позднее написал, что двум из тех, кого приставили все это охранять, разбили головы, остальных просто прогнали. «Так что для короля, - заметил далее распорядитель празднеств, - не осталось ничего, кроме голых деревяшек».) Лорд-камергер и его люди бросились к толпе и начали громко призывать стражу, по те, видимо, решили не ввязываться, и Обитель Наслаждений в течение нескольких минут растащили по кусочкам.
Генрих, который исчез из группы танцующих во время перерыва, сейчас наблюдал за суматохой из дальнего конца зала, приглашая почтенных дам и послов снять на память золотые буквы также и с его костюма. Но «простые люди сообразили быстрее, - написал хроникер. - Они бросились к королю и дерзко разорвали па нем камзол, равно как и на его партнерах». Один из танцоров, Томас Невет, попытался спастись от «грабителей», взобравшись на сцену, но они залезли вслед за ним, и он тоже «лишился наряда». Генрих позвал стражу, только когда «народ» начал подбираться к дамам. Толпа была мгновенно рассеяна и оттеснена назад, на достаточное расстояние, чтобы позволить Генриху и Екатерине с дуэньями удалиться через боковую дверь.
Наверху, в королевских покоях, Генрих приказал подать полуночный ужин всем пострадавшим от этого нападения. Скорее позабавленный случившимся, чем рассерженный, король «обратил все эти грубости в смех и игру» и посоветовал своим партнерам считать все потерянное пожертвованием, дарованным зрителям по законам чести. По-видимому, он сумел их убедить, поскольку ужин, завершающий два дня празднеств, прошел в необычном «веселье и радости».
«Простые люди», которые смогли унести золотые блестки и другие украшения, также порадовались. За несколькими исключениями все оказалось отлитым из чистого золота, хранящегося в королевской сокровищнице. Генрих приказал расплавить золотые слитки и передать в распоряжение церемониймейстера для изготовления декораций. Значительная часть украшений представляла большую ценность. Моряк, которому удалось сорвать несколько золотых букв с костюмов танцоров, потом продал их ювелиру почти за четыре фунта - сумма по тем временам огромная, если учесть, что капитан корабля зарабатывал в год три фунта.
Этот моряк и вместе с ним все побывавшие на празднестве «простые лондонцы», а также стражники, конюхи и придворные, наверное, надолго запомнили торжества и турниры в честь принца Генриха. Они, конечно, запомнили и короля, который был победителем в турнирных поединках, искусным танцором, артистом, а затем оказался беспомощной жертвой обожающей его алчной толпы. А вот самого младенца принца, в честь которого состоялись торжества, они скоро забыли. Он оказался слабеньким и, несмотря на уход огромного числа нянек в Ричмондском дворце, через восемь дней после окончания празднеств умер.
Екатерина, которая не видела младенца уже несколько недель, была безутешна. Ее дитя умерло, и с ним умерли возродившиеся было надежды на материнство. Убитый горем Генрих плакал, богохульствовал и орал на слуг. Его грандиозные планы, которые он уже построил для мальчика и для себя самого, сорвались. Он пытался утешить жену, а затем взмахивал рукой и уходил прочь, чтобы вскочить на коня.