Кахатанна 2 Виктория угрюмова обратная сторона вечности анонс
| Вид материала | Документы |
- Кахатанна 3 Виктория угрюмова огненная река анонс, 4838.04kb.
- Санди Сатта "Обратная сторона истории", 82.76kb.
- Методологические и теоретические проблемы психологии, 3472.34kb.
- Виктория Ивченко. Дорогой Вечности к Тебе, 2300.29kb.
- Компьютер в жизни подростка, 72.23kb.
- Элементы теории научного познания канарёв Ф. М. Анонс, 198.49kb.
- Инвариантность законов физики в коллайдерах канарёв Ф. М. Анонс, 194.26kb.
- Вега ли обратная сторона истории, 44.82kb.
- Просвещаем механиков-теоретиков канарёв Ф. М. Анонс, 91.8kb.
- Технология переработки помета (навоза) в органическое удобрение с помощью электромагнитного, 52.58kb.
Все легенды о кошмарных тварях, о ночных вампирах, о загадочных убийствах, от которых прежде мороз шел по коже, нынче кажутся детскими сказками по сравнению с действительностью.
Горькая она, эта действительность, и безнадежная.
Цветущий некогда Аккарон невозможно узнать в обезлюдевшем, заброшенном, замусоренном городе, по которому жалкими тенями слоняются нищие, не имеющие убежища и крыши над головой. Торговля замерла, стране грозят голод и мор. Начинаются эпидемии страшных и неведомых болезней. Редкие отряды факельщиков ходят по предместьям и предают огню те дома, в которых поселилась смерть.
Порт замер. Даже чайки покинули его, а волны накатывают на берег какие-то серые, шипящие и злобные. Песок стал грязным. Корабли, которые остались в Аккароне, постепенно разваливаются - не столько от времени, сколько от ненужности и заброшенности. Непросмоленные, неухоженные, они гниют, как живые трупы, как свидетельство человеческого непостоянства и трусости.
Где яркие цветастые флаги, где шумная толпа встречающих, где носильщики и крикливые негоцианты, стремящиеся выгодно продать свой товар, где приезжающие и отъезжающие? Сам Великий Дер, кажется, потускнел и катит теперь мутные свои воды гораздо тише и медленнее, нежели прежде. Хлопья грязной пены прибиваются водой к берегу, и в них плавает мусор. Даже он страшен. Потому что на мелководье бессильно перекатываются детские куклы, оброненнные в спешке, и кажется, что до сих пор над водами огромной реки несутся плач и крики, - дети не столь коварны, как взрослые, и тяжело переживают разлуку со своими друзьями; изящные туфельки, сорвавшиеся со стройных ножек во время дикой давки, которая образовалась в порту, когда люди стремились попасть на последние отходящие корабли; жалкий скарб бедняков - цветастые узелки с каким-то тряпьем, которым не нашлось места на борту; полуистлевшие, покрытые плесенью и слизью толстые книги, оброненные каким-то книгочеем. Рядом лежат и треснувшие увеличительные линзы - что и как будет теперь читать смешной библиотекарь? Наполовину ушел в мокрый песок огромный медный котел - в нем готовили самый вкусный на весь Аккарон суп в палатке у южных ворот. На довольно большое расстояние разбросаны бусинки ярко-голубого цвета - все, что осталось от ожерелья, порвавшегося в суматохе. И никто не подберет их из воды, потому что в Аккароне больше нет детей и шумные их стайки не возятся в прибрежном песке в поисках ракушек и еще более ценных вещей, которые обычно прибивают к берегу волны. А вот валяется, как хлам, изящная бронзовая статуэтка - антиквары западных королевств дали бы за нее неплохие деньги еще несколько месяцев тому назад, а теперь она никого не интересует. Нагромождаются кучами раздавленные музыкальные инструменты и детские стульчики, рассыпавшаяся кухонная утварь и деревянная игрушка с облезшей краской, бесформенные тряпки, бывшие праздничным нарядом, который берегся для торжественных случаев, и еще неизвестно что, превратившееся в осклизлую кучу темного цвета. Вот и все, что осталось от Аккарона.
Когда западные королевства отказались подтвердить факт развода Фалера с обезумевшей королевой Лаей, Бендигейда Бран-Тайгир взбесилась. Несколько дней неистовствовала она, громя и круша все, что поддавалось ее натиску, и превратив к концу второго дня свои уютные изысканные покои в кучу мусора, осколков и обломков. Вконец обессиленная, с красными от слез и гнева глазами, встрепанная, недавняя красавица сейчас более всего напоминала ведьму. Короля она и близко к себе не подпускала, и тот заперся в своей опочивальне, мрачнее тучи. Придворные шептались по углам, гадая, что из этого выйдет.
Наследные принцы, последовав совету первого министра, уехали в Мерроэ, к своему дяде - королю, опасаясь, что отец не посчитается ни с их положением, ни с тем, что они - его дети. Принц Сунн, старший сын Фалера и наследник престола, прекрасно понимал, какая судьба ему уготована. И только оказавшись в Кайембе - столице родины королевы Лай, переступив порог дворца короля Колумеллы, он почувствовал себя в относительной безопасности и успокоился за судьбу своего младшего брата. Однако за то время, пока они ехали в Кайембу, в Аллаэлле столько всего успело произойти, что их дядя, хоть и горел желанием отомстить коварному Фалеру, тем не менее понимал, насколько нереально сейчас это было бы делать.
Изумленным принцам сообщили, что вся Аллаэлла оказалась во власти темных сил. И происходящее там превосходит то, что можно постичь человеческим разумом.
Вскоре последовали подробности. И самым ужасным известием было сообщение о страшной смерти королевы Лай и гибели храма Тики-утешительницы.
Поздно ночью в двери храма постучали пять человек в длинных черных рясах с капюшонами, которые полностью закрывали все лицо. Путники были худыми и высокими и не произносили ни слова. Но храм Тики-утешительницы для того и стоял на протяжении веков, чтобы давать приют и защиту всем нуждающимся. Здесь не спрашивали ни о чем, а кормили голодных, врачевали больных и давали кров бесприютным. Издавна тут находили убежище и убийцы, прячущиеся от закона, и воры, и смертельно больные, и старики, которые перестали быть нужными своим детям. Тут жили те, кто страдал от неизлечимых сердечных ран, те, кого предали, те, кого уже никто не ждал.
Жизнь в храме была проста и безыскусна. Люди постоянно работали, чтобы обеспечить себе относительно благополучное существование. Многие, излечившись и отдохнув, опять возвращались в шумный мир, бурливший собственной жизнью за стенами обители Тики-утешительницы. Но приходили новые, они требовали того же внимания и заботы. И жрицам храма ни минуты не доводилось сидеть без дела.
Правда, и благодарность была соответственной. Даже в самые неурожайные, голодные или несчастливые для страны годы бывшие подопечные, равно так и жители окрестных городов и селений, не оставляли жриц Тики. Скромные узелки с несколькими лепешками и шкатулки с золотыми монетами одинаково часто встречались на блюде для подношений, установленном во внутреннем дворе. И ни один вор никогда отсюда ничего не украл. Ни один мошенник не взял ломаного гроша у добросердечных обитателей храма. Ибо то был великий грех, и жестокое наказание грозило бы любому, узнай люди о подобной провинности.
Храм Тики оставался последним пристанищем в этом жестоком и суетном мире, последним местом, где единственным законом была доброта, а единственным стремлением - желание помочь другим. И все жители Аллаэллы понимали, что если с обителью что-то случится и она исчезнет в вихре войн, грабежей и убийств, которые случались сплошь и рядом, то вместе с ней исчезнет последняя надежда. И, хранимый этим знанием, освященный всеобщей верой, храм Тики преодолевал самые страшные потрясения.
Когда в маленьком скрипучем возке, запряженном старыми полуслепыми мулами, хуже которых уже нельзя было отыскать в королевских стойлах, привезли сюда безумную государыню, жрицы Тики приняли на себя ответственность за несчастную женщину. Она плакала и кричала о тени Зла, которая медленно наползает на мир, и заклинала всем святым и дорогим, что осталось у . людей, отправить гонца в храм Истины, к Великой Кахатанне, чтобы предупредить ее...
Странно было, откуда берется столько сил в этом измученном, съеденном болезнями теле.
Верховная жрица храма Тики Агунда как-то не вытерпела и вызвала свою доверенную подругу Ханиш, с которой они вместе трудились, спасая и врачуя людей вот уж лет тридцать. Обе были немолоды, у обеих за плечами было горькое прошлое, в котором остались и невосполнимые потери, и жестокие разочарования.
У самой Агунды все четверо сыновей (двое старших близнецов были точной копией отца) погибли в сражении с гемертами, а любимый муж умер от какой-то неизвестной болезни года через два после этого горестного события.
Ханиш никогда не была замужем и детей не имела. Ее возлюбленный был моряком и плавал в дальние страны. Однажды его корабль вышел из порта в Аккароне и отправился вниз по Деру, чтобы затем через море Хо выйти в океан и достичь Иманы - соседнего континента, с которым на Варде вели оживленную торговлю. Больше этого корабля никто не видел. И только лет десять спустя, когда Ханиш все еще ждала своего жениха, незнакомец в шрамах и рубцах, больше похожий на выходца с того света, принес ей скорбную весть о том, что в море Хо "Голубой дельфин" разбился во время шторма. И тогда женщина отправилась в храм Тики к своей подруге уже навсегда. С тех пор они, как могли, старались облегчить горе других, в трудах и бесконечных заботах приглушая свое собственное.
- Послушай, Ханиш, - сказала Агунда, когда они с подругой остались вдвоем, - я должна с тобой посоветоваться.
- Рада, что тебе все еще бывают нужны мои советы, - улыбнулась Ханиш.
Она была маленькая, сухонькая, с длинными седыми волосами, собранными и заколотыми на затылке в большой узел. Некогда волосы являлись предметом ее самой большой гордости. И хотя в храме мало времени оставалось, чтобы ухаживать за своей внешностью, Ханиш не последовала примеру большинства жриц и волосы не остригла. Иные женщины пользовались корнем лопуха, чтобы окрашивать волосы в более темный цвет, обманывая природу и самих себя. Но Ханиш давно смирилась со своей сединой. Ее волосы побелели в несколько часов после того, как незваный гость сообщил ей о смерти возлюбленного.
Агунда была полной противоположностью своей подруге - на голову выше той, статная, с широкими бедрами женщины, родившей крепких детей, с пышной грудью и полными руками, она все еще оставалась привлекательной, и случалось, что иные из гостей храма влюблялись в нее. У нее был мягкий и низкий грудной голос и округлое румяное лицо.
Как-то убийца, которого разыскивали по всей Аллаэлле, раненый, нашел убежище в храме Тики. Он был моложе Агунды лет на десять, а то и пятнадцать, но это не помешало ему воспылать к ней юношеской страстью. Его чувство осталось без взаимности, и однажды в полдень он навсегда ушел из храма. Он никогда не писал ей и не давал о себе знать, но, где бы он ни находился, раз в году, в день рождения верховной жрицы Тики, на блюде для подношений появлялась охапка ее любимых цветов и какой-нибудь скромный подарок - дорогих бы она не приняла.
- Ты же знаешь, - сказала Агунда, подбрасывая в огонь несколько кривых сучковатых поленьев, - мне всегда нужно, чтобы ты говорила со мной. Меня тревожит наша несчастная королева. Что ты сама думаешь по этому поводу?
- Не знаю, - задумчиво ответила Ханиш, устраиваясь рядом с ней. - Мы с тобой обе пережили горе. Разве мы не были немного безумны тогда?
- И не немного, а довольно сильно. Я несколько дней провела как в тумане.
- Я об этом и говорю, Аг. Она не кажется мне больной. Другое дело, что ее терзают какие-то страшные предчувствия.
- Может, это не предчувствия? Она просила меня посидеть с ней сегодня утром. И все, что говорила государыня, показалось мне абсолютно разумным и обоснованным. Скорее Фалер безумен, нежели она. А то, что ее отослали от двора... Кому в Аллаэлле не известно, как король обставил спальню Бендигейды?
- Твоя правда, - кивнула Ханиш. - Но что мы можем сделать? Только утешать ее, несчастную.
- Нет! Тут ты не права. Мы можем исполнить то, что она просит.
- А как?
- Завтра от нас уходит Аграв.
- Уже? А я не слышала... Собрался, значит, в дорогу. Аг, а он не боится, что его найдут?
- Не думаю, что он вообще способен бояться. Но я придумала неплохой план и хочу услышать твое мнение. Ему-то все равно нужно скрываться, и он намерен в ближайшие дни покинуть Аллаэллу. А я хочу передать Великой Кахатанне слова королевы Лай. Вот он и сделает это.
- А знаешь, - оживилась Ханиш, - по-моему, прекрасно придумано. Он согласен?
- Не знаю. Я пригласила его сюда, чтобы поговорить. Должен явиться с минуты на минуту.
- Мне уйти?
- Зачем, дорогая? Напротив, останься. Может, заметишь то, что я не учла и упустила из виду.
Агунда поставила на маленькую жаровенку котелок с красным вином.
- Тебе класть мед?
- Спасибо, не нужно.
- А я выпью подогретого и с медом. Устала что-то в последнее время, а после горячего вина с медом сплю как младенец. И хорошо отдыхаю.
- Ах, Агунда, ты хороша и свежа, но и тебе и мне пора признать, что мы далеко не молоды. Это все возраст. И никакой подогретый мед с вином нам уже не поможет.
Подруги переглянулись и озорно рассмеялись.
Что бы там ни говорила Ханиш об их возрасте, а смех у двух женщин все еще был молодой и звонкий.
В дверь тихо и осторожно постучали.
- Входи, - пригласила Агунда.
На пороге возник крепко сбитый мужчина, плотный, с черной повязкой на левом глазу и буйной бородой. Улыбка у него была обезоруживающая и ослепительная - зубов на сорок.
- Ты звала, и я пришел, - сказал он просто.
Агунда жестом пригласила его садиться поближе к огню и протянула высокий стакан с горячим вином.
- О, с медом, как я люблю, - обрадовался тот.
- Послушай, Аграв, - заговорила жрица, не откладывая разговор в долгий ящик. - Я хотела тебя спросить, что ты намерен делать после того, как уйдешь из храма.
- Отправлюсь странствовать. В нашей стране мне оставаться нельзя, но ты и сама это знаешь. А коли знаешь и спрашиваешь, то хочешь что-то предложить. Говори. Я все готов сделать для жриц Тики.
- Я не вправе даже просить тебя об этом.
Мужчина присвистнул, оторвавшись от своего вина:
- Что, настолько серьезное дело?
- Сама не знаю. Выслушай меня, а потом мы все вместе примем решение. - Агунда оглянулась на подругу, как бы ища у нее поддержки. - Ты знаешь, что недавно в храм привезли женщину, которую признали безумной?
- Не помню. Сюда каждый день кого-нибудь привозят, а кого-нибудь забирают или провожают в дорогу. Может быть...
- То, что я сообщу тебе, ты должен держать в тайне, даже если наш разговор разговором и закончится.
- Даю слово.
Ханиш и Агунда, равно как и остальные жрицы Тики-утешительницы, имели возможность убедиться в том что слово убийцы и вора зачастую бывает крепче, чем слово дворянина или владетельного вельможи. Поэтому обещание Аграва дорогого стоило. Успокоенная, Агунда продолжала:
- Несколько дней тому назад к нам в храм привезли королеву Аллаэллы, которую государь Фалер объявил безумной. На этом основании он собирается с ней развестись.
- Можешь не тратить время, - буркнул мгновенно посерьезневший Аграв. - Историю безумной любви короля к юной красавице графине знают все от мала до велика. Ну и подлец. Одно дело - заиметь себе любовницу, раз уж совсем невтерпеж, а другое - обижать законную супругу. Тем более что от нее, голубки, зла никто не видал.
- Да, королева всегда была добра и щедра к бедным. Надеюсь, что теперь, в эти горестные дни, ее доброта возвратится сторицей.
- Поможем, - откликнулся бородатый разбойник.
- Я очень хочу в это верить, - искренне произнесла Агунда. - Вот здесь, - указала она рукой на небольшой свиток, лежавший на столике поверх всех бумаг, - я записала все, о чем поведала мне королева. Видишь ли, Аграв, мы с Ханиш и другими сестрами вовсе не считаем королеву помешанной. Но она наверняка испытала какое-то сильное потрясение, которое и до сих пор не прошло, отчего государыня возбуждена и беспокойна. Единственной странностью являются видения, которые посещают ее.
Королева утверждает, что тень Зла проникла на Арнемвенд, и просит предупредить об этом повелительницу Запретных Земель, Богиню Истины. Почему-то именно она является центральной фигурой в борьбе с нашим общим врагом - в видениях Лай, естественно.
- Чего ж тут неясного? - изумился бородач. - Истина на то и Истина, чтобы отличить Зло, которое прикидывается добром, от настоящего добра. А что еще может противостоять?
Агунда и Ханиш переглянулись, затем воззрились на разбойника. А ведь он был прав. Что есть мир без Истины - без точки отсчета, с которой и начинается установленный порядок вещей? Без нее все перемешается, перевернется в одночасье.
Кто-то сказал, что Зло - враг всякого порядка.
- Ты хочешь предупредить Интагейя Сангасойю?
- Откуда ты знаешь? - еще более изумилась верховная жрица.
- Тут и знать нечего. Я ведь много лет странствую по Варду, подходил к самому хребту Онодонги...
Аграв как-то криво усмехнулся.
- Я, веришь ли, хотел в эти самые Запретные Земли пойти, когда еще совсем молодой был, зеленый. И даже до гор дошел. А там ущелье такое узенькое-узенькое, ровно щелочка. И вдруг так страшно стало, что горы сойдутся и меня раздавят. Стою, значит, трясусь. Руки-ноги дрожат, мокрый весь, как из-под ливня. А тут солнышко вдруг потемнело - я и решил, что скалы сдвигаются. Голову поднял, а надо мной зверь кружит. Он, конечно, высоко был, там, где облака, но громадный, аж дух захватило. Дракон, одно слово... В общем, повернул я назад: решил - не мое это дело. А теперь жалею - может, и не сделал бы людям столько зла, а вся судьба иначе бы сложилась.
Он помолчал, повертел в руках опустевший стакан.
- Я пойду в Запретные Земли и найду богиню. И все ей передам. Глядишь, хоть часть грехов мне простится. Да и на Великую Кахатанну одним глазком взгляну - с самого детства об этом мечту имею.
- Спасибо тебе, - прошептала Агунда.
- Тебе спасибо. Кабы не дело, двинул бы я теперь в Фарру - говорят, народец там сейчас побогател. А так, задача есть, и не стану с пути сворачивать. Прямиком, значит, к Онодонге и потопаю. Дорога знакомая.
Он постоял еще несколько секунд на пороге, повернулся и вышел.
- Как хорошо, просто камень с души сняла, - вздохнула Ханиш.
- И мне легче стало, - призналась верховная жрица Тики. - Видишь ли, кроме простых предостережений есть в моих записях и одна мелочь, которая кажется мне предельно важной. Если мы с тобой не ошибаемся и королева Лая действительно пророчествует, а не бредит то ее прозрение может помочь Кахатанне расправить с Врагом...
В то время как Аграв беседовал с двумя женщинами в небольшой комнатке, представлявшей собой личные покои верховной жрицы, и постучали в ворота храма пятеро путников.
По обычаю, их пустили, не спрашивая ни имен, ни откуда они пришли. Захотят - сами скажут. А если нет - то и беды мало. Поскольку за много сотен лет не нашлось подлеца, который решился бы причинить вред служителям Тики-утешительницы, никто и не подумал их остерегаться. Мало ли по какой причине закрывают путники свои лица. Только лекарь поторопился подойти к ним и спросить, не нужна ли его помощь. Но пятеро только головами качали, отказываясь, и лекарь не стал задерживаться около них: в храме было множество людей, которые с нетерпением его ждали.
Странникам отвели место в углу большого помещения, заполненного людьми. Принесли деревянное блюдо с несколькими ломтями хлеба, овощами и вареным мясом. Но те сидели, не шелохнувшись, у стены, есть не стали.
- Эй, вы что, не голодные? - спросил их старик, примостившийся рядом.
Он уже успел жадно проглотить свою порцию и теперь не сводил взгляд с блюда, стоящего перед новыми посетителями. Один из людей в капюшонах сделал головой отрицательное движение.
- Так я возьму? - с надеждой спросил старик.
Утвердительный кивок.
Старик схватил блюдо и принялся перетирать овощи беззубыми деснами. Он был голоден и несчастен. Он потерялся, потому что не помнил, где живет и как его зовут. Несколько дней он скитался по пыльной и шумной дороге, которая вела неизвестно куда, и скулил от страха. Сердобольные крестьяне, везшие в Аккарон вино и фрукты, взяли его с собой и по дороге завернули .в храм, где старика и приютили. Сейчас ему готовили место, а пока он сидел вместе со всеми в просторном зале, в котором отдыхали с дороги все новые посетители храма, прежде чем решалась их судьба.
Больных и раненых сразу отвели в предназначенные для них помещения. Бездомных стариков, в том числе и до сих пор жующего соседа пятерых молчаливых путников, разместили по трое и четверо в небольших комнатках. Тех, кто мог ходить и работать, пригласили на помощь жрицам, и большинство поспешило откликнуться на эту просьбу. Зал постепенно пустел.
Пять бесформенных фигур у стены не привлекли ничьего внимания. Может, заснули с дороги странники. Завтра сами скажут, попросили они убежища только на эту ночь или надолго. Завтра все и решится. А сегодня есть люди, которым гораздо больше нужны помощь и поддержка.
Уже далеко за полночь догорели последние факелы, только два из них все еще торчали у самого входа, нещадно мигая и коптя. Они бросали неверный красноватый отсвет на предметы, искажая их и превращая во что-то чудовищное и жуткое.
Все успокоились и заснули. Тишина легкими шагами пересекла пространство храма и зашла в больничный покой, чтобы утешить страждущих. И тогда пятеро путников выпрямились, встали во весь рост, снимая с голов свои капюшоны...
В далеком Сихеме, у разоренного храма Шуллата Огненного, что в самом центре левобережного Файшана, стоял вполне обычный с виду человек. Даже если бы это место не было таким безлюдным и пустым, то все равно на него никто не обратил бы особого внимания. Ибо он был среднего роста, с ничем не примечательным лицом, среднего телосложения и в неброской, приглушенных тонов одежде. Разве что не было у него скорбного и безнадежного выражения, как у остальных граждан Сихема после поражения их страны в войне с варварами.
Но, как уже упоминалось, вокруг никого не было, так что и заниматься разглядыванием лица этого странника было абсолютно некому.
Человек постоял некоторое время на развалинах храма, поплотнее завернувшись в серо-коричневый плащ. И это несмотря на то, что в Сихеме стояла жара и от изнурительного зноя пышная зелень пожухла и пожелтела.
Путник быстрым шагом преодолел путь от развалин храма Шуллата до развалин храма Джоу Лахатала, где тоже провел недолгое время, словно в поисках какого-то предмета. Он все время что-то высматривал и к чему-то прислушивался, но его поведением не заинтересовались случайные прохожие, везшие мимо ручную тележку, груженную нехитрым их скарбом.