Руфь Такер От Иерусалима до края земли

Вид материала

Документы

Содержание Эми Кармайкл

Подобный материал:

• Руфь Такер «От Иерусалима до края земли», 41.64kb.
• Оглавление, 3061.91kb.
• Г. Южно-Сахалинск, 2133.81kb.
• Доклад студента 2 курса, 111.35kb.
• Урок «Форма и размеры Земли. Глобус- модель Земли». Цель, 42.63kb.
• Доклад о состоянии и использовании земель, 1868.49kb.
• Федеральная служба государственной регистрации, кадастра и картографии, 1835.32kb.
• Урок по окружающему миру 2 класс Тема : Луна естественный спутник Земли, 69.01kb.
• Доклад о состоянии и использовании земель в Республике Алтай в 2010 году, 2685.32kb.
• Доклад о состоянии и использовании земель костромской области в 2011 году, 2957.72kb.

Шарлотта (Лотти) Дигз Мун

Если божественный призыв, дух приключений и феминистский порыв были некоторыми из тех факторов, что повлияли на стремление одиноких женщин отправляться в миссии, они стали теми главными мотивами, которые, соединившись, подтолкнули Лотти Мун к плодотворному миссионерскому служению. Но Лотти представляла собой нечто большее, чем просто преуспевающая женщина-миссионерка в северном Китае. Она определенно не была первой одинокой женщиной, вступившей в ряды зарубежных миссий, но стала одной из первых и самых выдающихся активисток миссионерского движения. Ее влияние на миссии, в частности, миссии южных баптистов, оказалось огромным, и до сего дня о ней говорят, как о "святой заступнице южных баптистских миссий".

Лотти Мун родилась в 1840 г. в одной из старых семей Виргинии в графстве Албемарл и выросла во Вьюмонте на табачной плантации вблизи трех президентских поместий - Монтичелло, Монпелье и Эшлона. Она была одной из семерых детей. Все дети росли под влиянием твердой веры строгой и независимой матери, овдовевшей в 1852 г. Самый старший, Томас, стал уважаемым врачом, но дочери Муна достигли более выдающихся результатов. Орианна, тоже врач и, по общему мнению, первая женщина-врач к югу от линии Мейсон-Диксона, служила миссионером-медиком среди арабов в Палестине до начала Гражданской войны и затем вернулась домой, чтобы служить доктором в Конфедеративной армии. [Мейсон-Диксон - в США, пограничная линия между штатами Мэриленд и Пенсильвания, названная так в честь английских астрономов и исследователей; в народе считается, что эта линия разделяет Север и Юг. - Примеч. пер.] Эдмония, самая младшая из семи, была одной из первых двух одиноких женщин-миссионерок, отправленных Южной баптистской конвенцией. [Южная баптистская конвенция - одно из самых крупных баптистских объединений в США, возникло в 1845 г. в результате церковного раскола по вопросам рабства. - Примеч. пер.] Но именно Лотти сделала всю семью по-настоящему знаменитой.

Лотти, как ее братья и сестры, получила хорошее образование и воспитание. В годы учебы в колледже она противилась строгому баптистскому воспитанию, но во время пробуждения в студенческом городке ее жизнь изменилась: "Я пошла на службу, чтобы посмеяться над ними, а, вернувшись домой, молилась всю ночь".

После колледжа она вернулась домой помогать вести хозяйство во Вьюмонте, в то время как другие члены семьи, и мужчины, и женщины, "отправились воевать за звезды и полоски", демонстрируя "отличную службу" в качестве разведчиков и руководителей партизанского движения Лотти была лишена этих волнующих переживаний, и именно неудовлетворенность такого рода, согласно свидетельству Ирвина Хьятта (Irwin Hyatt), "отправила ее впоследствии в Китай"

После войны Лотти стала преподавать, но она стремилась к христианскому служению и к приключениям, чего не могла дать ей маленькая школа в Картерсвилле, штат Джорджия В отличие от многих других, она не чувствовала себя униженной оттого, что она - женщина Сильные женщины в ее семье, служившие "докторами, руководителями и разведчиками", по словам Хьятта, "впоследствии показали, что могут сделать решительные женщины" В 1872 г Эдмония отплыла в Китай, а в 1873 г за ней последовала Лотти

Если кто-то скажет, что Лотти начала свою миссионерскую карьеру вслед за сестрой, то он ошибется Очень скоро она продемонстрировала решительность и преданность делу миссий независимо от призвания сестры Эдмония, которой было всего лишь около двадцати лет, не смогла выдержать трудностей миссионерской жизни в Тенгчоу Она страдала от болезней, изнурительных нервных припадков и, по словам коллег, делала "странные и непонятные вещи" и была "большим бременем" для миссионерской общины Даже Лотти поразило ее "бессмысленное" поведение Наконец в 1877 г, пробыв в Китае четыре года, Эдмония вернулась домой в Виргинию И хотя ее отъезд освободил Лотти от страха стать нянькой для своей сестры и позволил активно включиться в миссионерскую работу, но это же привело к возникновению тяжелой депрессии В миссионерский комитет на родину она писала "Особенно до смерти надоело жить одной Я не нахожу наше общество ни полезным, ни приятным Я действительно думаю, что еще несколько таких зим покончат со мной Это не шутка, и все серьезно, как никогда"

Одиночество все же было не единственным фактором, мешающим служению Лотти в Китае Ее старый друг, Кроуфорд Той (Crawford Toy), священник Конфедеративной армии, ухаживавший за ней, когда она жила во Вьюмонте после войны, снова вошел в ее жизнь Теперь профессор Южной баптистской семинарии в Южной Каролине, он предложил ей выйти за него замуж и служить вместе в миссионерской команде в Японии На подобное предложение многие женщины ответили бы согласием, но Лотти была вынуждена с неохотой отказать. Если перспектива поездки в Японию ей нравилась, учитывая ее недовольство ситуацией в Китае, то было много других, более важных факторов, которые, по ее мнению, следовало обдумать. Той "под влиянием новых идей германских ученых" придерживался дарвинской теории эволюции, и это уже привело к возникновению разногласий между ним и Южной баптистской конвенцией. Лотти знала о его убеждениях и, прочитав все доступное ей по этому вопросу, пришла к выводу, что эволюционный взгляд Тоя являлся "нездоровой позицией" и был достаточным основанием, чтобы исключить всякие мысли о замужестве. Несколько лет спустя, когда ее спросили, любила ли она когда-нибудь, она ответила: "Да, но Бог первым заявил права на мою жизнь, и поскольку они конфликтовали между собой, сомнений в результате не было". Той стал профессором древнееврейского и семитских языков в Гарвардском университете, а Лотти, по ее словам, продолжала "шагать в том же направлении".

Работа Лотти в Китае в годы, последовавшие за предложением Тоя, казалась скучной, и романтические представления о ней давно уже поблекли. Как хорошо образованной и культурной красавице-южанке, учительнице, ей было чрезвычайно трудно соотнести себя с китайцами и почти невозможно проникнуть в их "тупой" ум. Неужели ради этого она бросила процветающую школу в Картерсвилле в Джорджии? Она приехала в Китай, чтобы "ходить среди миллионов" как проповедник, а оказалась прикованной к школе в четыре десятка "ленивых" детей. То, что женщине уготована такая роль, считала она, является "величайшей ошибкой современных миссий". "Можно ли удивляться, - писала Лотти, - смертельной усталости и отвращению, ощущению напрасно растраченных сил и убеждению, что жизнь не удалась, которое охватывает женщину, когда вместо обширной деятельности, на которую она рассчитывала, ее привязывают к мелкой работе, выражающейся в обучении нескольких девчонок". "Когда женщина приезжает в Китай, - продолжала Лотти, - она хочет иметь возможность свободно делать как можно больше работы... Женщины вполне имеют право требовать совершенного равенства".

Такой взгляд считался радикальной позицией для женщины-миссионерки, но самым удивительным в мыслях и взглядах Лотти оказалось то, что она высказывала их не в личных письмах, а в статьях, опубликованных в миссионерских журналах. Последовала немедленная реакция, в частности, со стороны тех, кто нашел такие признаки женского освобождения "отвратительными". Однажды подобный ответ пришел от одной из коллег, миссис Артур Смит, жены конгрегационалистского миссионера, служившего в Китае, которая высказала предположение, что Лотти психически неуравновешенна, поскольку мечтает о "необузданном и высокомерном возвышении над всем миссионерским людом". Миссис Смит утверждала, что роль женщины заключалась в "трепетном и смиренном" служении собственным детям".

Не имея собственных детей, Лотти не могла соответствовать стандартам миссис Смит, а другие препятствия мешали расширить служение так, чтобы удовлетворить собственную концепцию завершенности. Она знала, что такое служение будет воспринято чрезвычайно противоречиво и что множество опасностей станут подстерегать одинокую женщину, живущую в Китае вне миссионерской общины - особенно учитывая постоянные проявления ненависти к иностранцам. Тем не менее она начала поездки по деревням, а к 1885 г. пришла к выводу, что ее работа будет много эффективнее, если переехать в Пинг-ту (P'ing-tu) и начать самостоятельную жизнь. Кроме желания посвятить все свое время евангелической работе, она также хотела выйти из-под авторитарного контроля своего полевого директора, Т. П. Кроуфорда (Crawford Т. Р.). В его философии миссионерства не существовало места для миссионерских школ, поэтому миссионерское служение Лотти все равно находилось в опасности, а его диктаторские методы в отношениях с другими миссионерами отвратили от него даже его собственную жену. Более того, Лотти боялась, что его властью одинокие женщины-миссионерки могли быть переданы в миссии пресвитериан, где женщины не имели права голоса. Из-за этого она даже грозилась уйти в отставку. "Простая справедливость, - писала она, - требует того, чтобы у женщины были равные права с мужчинами на миссионерских собраниях и в проведении работы". Перед переездом в Пинг-ту Лотти написала в миссионерский комитет на родину, строго критикуя Кроуфорда и его новый план деятельности (включая закрытие школ и "регулирование зарплаты в миссии"), в заключение сделав жесткий вывод: "Если это свобода, дайте мне рабство!"

Следует помнить, что едкие замечания Лотти исходили не от пылкого подростка, воюющего против проблемы несогласованности между свободой и властью. Ей было сорок четыре, и она считалась ветераном Китая с двенадцатилетним стажем, справедливо требуя свободы выбора для женщин, которая полагалась им по праву. Но ее переезд в Пинг-ту не решил всех проблем. Вначале проповедь Евангелия оказалась чрезвычайно трудной задачей. Когда она шла по узким улочкам маленьких деревушек, ей вслед раздавались крики "дьявол", и очень медленно, только после утомительных трудов она смогла сдружиться с женщинами. Но, чтобы завоевать этих женщин для христианства, необходимо было сначала завоевать души мужчин.

В 1887 г. у Лотти появилась первая такая возможность, когда к дверям ее дома в Пинг-ту подошли трое мужчин из соседней деревни. Они слышали, как женщины что-то шептали о "новой доктрине", и им хотелось узнать о ней от Лотти побольше. Лотти посетила их деревню, и там она обнаружила "нечто, чего никогда в Китае раньше не видела. Такое стремление знать! Такие духовные запросы!" Она была так взволнована, что отменила запланированный и долгожданный отпуск, призвав Марту Кроуфорд, жену своего полевого директора, помочь ей. Их усилия были вознаграждены, и Лотти могла написать домой: "Определенно, не может быть более глубокой радости, чем спасение душ". Несмотря на сопротивление местных, она организовала церковь, а в 1889 г. в ней провел первое крещение рукоположенный баптистский священник. Церковь быстро росла, и за два десятка лет, благодаря стремлению Лотти сохранить "движение как можно больше от иностранного вмешательства", Ли Шу Тинг, китайский пастор, крестил более тысячи обращенных, а Пинг-ту стал "величайшим евангельским центром" южных баптистов "во всем Китае".

Между 1890 г. и ее смертью в 1912г. Лотти жила в Китае словно бы двумя отдельными жизнями. Часть года она проводила в деревнях, евангелизируя, а другую - в Тенгчоу, где обучала новых миссионеров, давала советы китаянкам и с наслаждением читала западные книги и журналы. В этот период она продолжала писать, и эти труды сделали ее чрезвычайно известной и влиятельной фигурой в Южной баптистской церкви. Когда она возвращалась домой в отпуск, то временами выступала перед большими аудиториями, но именно ее печатные работы, более чем что-либо другое, тронули сердца баптисток на юге страны.

Чаще всего Лотти обращалась к женщинам с призывом оказать большее содействие иностранным миссиям; мужчин же она порой высмеивала за их нежелание работать в миссиях. "Странно, - писала она, - что миллион баптистов на юге может снарядить только трех мужчин на весь Китай. Странно, что в штате Виргиния у нас пять сотен проповедников, а здесь баптистские кафедры заполняют пресвитериане. Интересно, как такая ситуация выглядит на Небесах? В Китае она выглядит действительно весьма странно..." Но если мужчины не шли на помощь миссионерским организациям, кто мог спасти работу? Лотти видела ответ на этот вопрос в решении, предложенном Южной методистской церковью. [В 1844 г. в американском методистском движении также произошел раскол в связи с разным подходом к проблеме рабства в США, в результате чего образовались Северная и Южная методистские церкви. Они объединились лишь в 1939 г. - Примеч. пер.] Миссионерская работа этой деноминации в Китае погибла бы, если бы не "добровольцы-женщины". Если женщины-методистки могли спасти свою зарубежную миссионерскую программу, почему баптисткам не сделать того же?

Чтобы подтвердить свой призыв конкретными фактами, Лотти предложила организовать неделю молитвы и специальные рождественские пожертвования только от женщин, чтобы направить их исключительно на миссионерскую работу. Она также призвала "энергичных и здоровых женщин" заполнить вакантные места, освобожденные мужчинами. Реакция была мгновенной. Казалось, женщины только и ждали призыва. Первые рождественские пожертвования в 1888 г., по словам Хьятта, "превзошли предполагаемую сумму на тысячу долларов. Этого могло хватить на оплату служения трех новых женщин вместо двух". Лотти откликнулась с воодушевлением: "Я надеюсь увидеть группу пылких, активных, опытных христианок, которые поселятся от миссионерской базы Пинг-ту на севере до базы Чинкиянг (Chinkiang) на юге, соединив обе базы сетью новых станций... пусть все это создается на мощной волне энтузиазма под лозунгом: "Женская работа - для женщин"".

В последующие годы рождественские пожертвования увеличились, и в Китае стало служить больше одиноких женщин, но первые годы XX столетия, после Боксерского восстания (в связи с чем Лотти эвакуировалась в Японию), были трагическим временем в этой стране. Вспышки чумы и оспы, за которыми последовал голод, а потом восстание в 1911 г. в области Тенгчоу из-за сильного голода. Лотти организовала службу помощи и просила об оказании содействия Соединенные Штаты, но Совет был не в состоянии удовлетворить другие финансовые обязательства и отклонил ее просьбу. Лотти внесла собственные деньги и помогала чем только могла, но ее помощь казалась мизерной в масштабах подобной трагедии. Когда Лотти сняла со счета в банке свои последние сбережения, она впала в глубокую депрессию. Она перестала есть, и ее психическое и физическое состояние резко ухудшилось. Послали за доктором, и только тогда выяснилось, что она умирает от голода. В надежде спасти ее жизнь коллеги решили отправить ее домой в сопровождении медсестры, но было слишком поздно. Она умерла на борту корабля, в порту Кобе в Японии, в канун Рождества 1912 г., через неделю после своего дня рождения, когда ей исполнилось семьдесят два года.

То, чего не могла сделать живая Лотти, сделала ее смерть. В последующие годы "Рождественские пожертвования Лотти Мун" росли. К 1925 г. финансовые сборы превысили триста тысяч долларов, а в последние годы южные баптистские миссии ежегодно собирают в память Лотти Мун более двадцати миллионов долларов. Лотти стала блестящим примером для южных баптисток, символом того, что можно сделать во имя Бога. "Журнал зарубежных миссий" сделал ей высочайший комплимент, отметив, что она была "самым лучшим мужчиной среди наших миссионеров".

Эми Кармайкл

Эми Кармайкл была для христианок всех деноминаций в Великобритании тем же, чем была Лотти Мун для южных баптисток в Америке. Тридцать пять книг, подробно описывающих пятьдесят пять лет служения в Индии, сделали ее одной из любимых миссионерок всех времен. Чрезвычайная скромность этой женщины, ее мягкость и искренность поставили ее в ряд тех редких индивидуальностей, которых можно назвать "слишком хорошими, чтобы быть реальными". Шервуд Эдди (Sherwood Eddy), миссионерский деятель и писатель, хорошо ее знавший, подпал под обаяние "красоты ее характера"; а характер Эдди считал ключом к успешной евангелизации мира. "Все миссионеры проходят через это испытание. Каждый нормальный миссионер идет на служение с высокими целями, но как христианин... он далек от совершенства. Его характер - это его самое слабое звено... Именно здесь мисс Кармайкл явилась благословением для всех, кто входил в целиком проникнутое взаимопониманием соприкосновение с ее удивительной жизнью... Эми Уилсон Кармайкл (Amy Wilson Carmichael) была человеком с самым христианским характером, который я когда-либо встречал, и... ее жизнь стала наиболее восхитительной и самой радостной жертвой, которую я когда-либо знал"".

Эми Кармайкл родилась в 1867 г. в обеспеченной североирландской семье, которая владела четырьмя процветающими мукомольными мельницами в маленькой деревушке Милайл. Она жила беззаботной жизнью, пока ее не отослали подростком в интернат. Ее отец умер, когда ей было восемнадцать лет, и, как старшая из семи детей, она взяла на себя тяжелую ответственность за свою семью. Отец оставил большие долги, которые невозможно было выплатить, чем обрек семью на тяжелое безденежное существование. Скоро они переехали в Белфаст, и здесь Эми познакомилась с миссионерской работой в городе. Участие в ней поставило ее духовные проблемы на первый план, но именно Кесуикское движение (межконфессиональная Библейская конференция, подчеркнувшая "более глубокую жизненную теологию", мировоззрение, согласно которому победоносная жизнь в Духе может преодолеть тенденцию христианина ко греху) перевернуло ее жизнь и вызвало ее духовный рост.

Эми почувствовала свое призвание к миссионерскому служению. Слово "иди" она слышала прямо от Бога, и у нее не было выбора. Однако ее решение одобрили не все и не сразу - в частности, оно встретило сопротивление со стороны Роберта Уилсона (Robert Wilson), председателя Кесуикской конвенции. То, что молодая женщина собирается посвятить свою жизнь миссии, было в глазах Уилсона вполне похвальным действом, но только не для Эми. После смерти жены и дочери Уилсона Эми стала его приемной дочерью. Она жила с ним и заботилась о нем, и он был глубоко потрясен, услышав, что она хочет уехать за границу. Хотя он и благословил ее с неохотой, но его мольбы вернуться причиняли ей сердечную боль вплоть до самой его смерти в 1905 г.

Эми услышала "македонский призыв" в 1892 г., в возрасте двадцати четырех лет, а на следующий год она уже была в Японии. Девушка стремительно ушла в работу, но, как и множество миссионеров до нее, испытала разочарования. Японский язык показался ей невозможным, и миссионерская община вовсе не являлась образцом гармоничной жизни, как она себе ее представляла. Она писала матери: "...мы здесь точно такие же, как дома - ничуть не лучше, - и сатана всегда при деле... Постоянно происходят крушения когда-то беспорочных миссионерских кораблей". Со здоровьем у Эми также были проблемы. Шервуду Эдди она позже призналась, что "сломалась от нервного срыва в первые годы... служения, страдая, как некоторые иностранцы, от того, что называется японской головой". "Климат, - писала она матери, - ужасно действует на мозг".

Прослужив более года миссионером, Эми пришла к убеждению, что Япония - не то место, куда направлял ее Бог. Поэтому, даже не уведомляя Кесуикскую конвенцию, основную организацию, откуда она получала поддержку, она отплыла на Цейлон. Чем она обосновала такое импульсивное решение? "Я думаю, что оставила Японию ради отдыха и смены обстановки, а когда в Шанхае поверила, что Господь велел мне следовать за Ним в Цейлон, я так и сделала". Эми оставалась на Цейлоне совсем недолго, потому что получила письмо с просьбой срочно вернуться домой, чтобы ухаживать за мистером Уилсоном, который заболел всерьез. Но, пробыв на Британских островах менее года, она вернулась в Азию, на этот раз в Индию, где прожила более пятидесяти пяти лет без отпуска.

С самого начала деятельности Эми миссионеры-коллеги и отдельные сторонники на родине видели в ней несколько эксцентричную особу. Некоторых тревожил ее принцип прямого контакта с Богом, особенно когда это нарушало их программы или службы. Она отличалась от других миссионеров тем, что никогда не приукрашивала реальные картины миссионерской работы. Ей вернули одну из ее рукописей, отосланных домой для публикации, потому что комитет "хотел бы кое-что немного подправить, чтобы все выглядело более вдохновляющим". Эми отказалась, и позже ее труд опубликовали под названием "Все как есть" ("Things as They Are"),

Через несколько лет после приезда в Южную Индию Эми переехала в Донашпур. Ее работа там заключалась в спасении храмовых детей (особенно девочек) от полной деградации. Именно за это ее и запомнили. Девочек продавали как храмовых проституток, якобы для того чтобы "выдать замуж за богов", а затем сделать доступными для индийских мужчин, посещающих храм. Это был один из "секретных грехов" индуизма, и даже некоторые зарубежные миссионеры, как утверждала Эми, отказывались верить этому. Некоторые считали, что она тратит время понапрасну, разыскивая детей, которых не существует. Но Эми так не думала. Обращенные индианки, которые больше знали о местных обычаях, помогали ей раскрывать эти ужасные преступления. Хотя она не была одинока в своих поисках (индийские реформаторы также негодовали по поводу подобной практики), она столкнулась с яростной оппозицией. Ей не раз предъявлялись обвинения в похищении детей, и над ней постоянно висела угроза физической расправы. Тем не менее Эми продолжала работу, и к 1913 г., через двенадцать лет после начала миссионерской деятельности, вызвавшей множество противотолков, она собрала под свою защиту сто тридцать детей. В последующие десятилетия сотни других детей были спасены и устроены в Донашпуре.

Донашпурское сестринство (ее организация стала известной под таким названием) являлось уникальным христианским служением. Все работники (включая европейцев) носили индийское платье, а дети получали индийские имена. Иностранные и индийские штатные сотрудники жили одной общиной. Детям давали образование и обеспечивали физический уход, особое внимание уделялось развитию их "христианского характера". Критикам, которые обвиняли ее в том, что она уделяет слишком большое внимание вопросам удовлетворения физических нужд, получения образования и формирования характера, что, по их мнению, никак не соответствовало евангельскому духу, Эми отвечала: "...нельзя спасти душу и сразу вознести ее на Небеса... Души так или иначе прикреплены к телам... а поскольку нельзя вытащить душу и заниматься ею отдельно, нам приходится заниматься и душой, и телом".

Эми пожертвовала всем для Донашпура и ожидала от коллег подобной отдачи. Много лет назад, еще в Японии, она отреклась навсегда от жизни замужней женщины. Это было трудное решение, то, о чем она долго не могла писать. Только через сорок лет она поделилась горькими переживаниями по этому поводу в частной беседе с одним из своих приемных детей. Она призывала его принять такое же решение: "В такой же день, много лет назад, я ушла одна в пещеру на горе, называемой Арима. Я боялась будущего. Вот почему я пошла туда - чтобы побыть одной с Богом. Дьявол все время нашептывал: "Теперь-то все в порядке, но что будет потом? Ты будешь очень одинока". И он рисовал картины одиночества - они до сих пор у меня перед глазами. Я повернулась к Богу в отчаянии и сказала: "Господи, что мне делать? Как мне пройти до конца?", и Он ответил: "Тот, кто доверяет Мне, не будет одинок". С тех пор это Его слово всегда было со мной. Оно исполнилось во мне. Оно исполнится и в тебе".

То, что другие должны последовать ее примеру отречения от семейной и брачной жизни, было для Эми как практическим, так и духовным решением. Донашпурское сестринство нуждалось в работниках, которые могли бы полностью отдаться детям как матери и духовные наставники. Для этой цели она создала протестантский религиозный орден для одиноких женщин "Сестры общинной жизни". Это было добровольное объединение, состоявшее изначально из Эми и семи молодых индианок, связанных клятвами. Если бы они позже решили выйти замуж, то не могли бы оставаться в ордене.

Сестры стали для Эми семьей. Теперь одинокие женщины имели рядом тех, на кого могли положиться, и чувствовали ответственность за ближнего. Они не испытывали тоскливого одиночества, и их не мучила нескончаемая мечта о замужестве в неопределенном будущем. Идея эта была взята из истории религиозной общины XIV в. "Братья общинной жизни", основанной римским мистиком-католиком Гергардом Гроотом, и мистицизм стал неотъемлемой частью сестринства. Мистическое единство с Христом компенсировало отсутствие физической любви, и Эми и ее сестры испытывали глубокое и умиротворяющее чувство покоя. К 1950-м гг. существовало уже три группы "Сестер общинной жизни", но попытки создать параллельные братства провалились.

Несмотря на то чувство единства, которое давало общение сестер, Донашпурское сестринство, как и другие христианские организации, сталкивалось с внутренними и внешними проблемами. Хотя Эми писала об этом часто в туманных выражениях и избегала всяких подробностей, но она намекала на периоды разногласий внутри братства и сама испытывала приступы обеспокоенности и напряжения. Донашпур не был идиллической утопией, которую видели посетители, но был замечательной организацией, развивавшейся и руководимой замечательной женщиной. Хотя последние двадцать лет (после серьезного падения) она прожила инвалидом, Эми не прекращала писать книги и молиться за дело своих дорогих детей. Она умерла в Донашпуре в 1951 г. в возрасте восьмидесяти трех лет.