Iii языческий и христианский миф: сопоставительный аспект

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3

Христос победил смерть! Человек верующий, православный (другие христианские конфессии рассматриваться не будут, так как их догматическое богословие имеет несколько иной взгляд по данному вопросу) утвержден в том, что телесная смерть побеждена: «Последний же враг истребится – смерть» (1Кор.15:26). И евангельские события свидетельствуют, что когда Христос умер (здесь уже обозначена потенция Его Воскресения), то многие тела усопших святых воскресли: «Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух. И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим. Сотник же и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и все бывшее, устрашились весьма и говорили: воистину Он был Сын Божий» (Матф.27:50-54). А Альберт Швейцер, не противореча здесь православной догматике, говорит так: «Besteht die Erloesung nun in dem ewigen Leben als solchem, so ist sie der in der hellenistischen Froemmigkeit erstrebten gleichartig geworden. Das spezifisch Christliche ist nur in der Betonung der Auferstehung des Fleisches gewahrt. Darin, dass die ganze menschliche Persoenlichkeit zur Unsterblichkeit eingehen soll, wirkt noch nach, dass es sich urspruenglich nicht um eine Rueckkehr des Geistigen in den Inbegriff des Geistigen handelt, wie im Hellenismus, um Teilnahme an einem Reiche <…> die Auferstehung durch die in den Sakramenten zustande kommende mystische Gemeinschaft mit Christo gewirkt» [115; 168]¹

Христос пришел, чтобы исцелить человечество. Он – Богочеловек, приняв на себя грех мира и человека, восстановил в человеческом естестве гармонию, исцелил человека от отчуждения, он сделал человека цельной личностью. Впрочем, совершенно естественно, что мы страдаем и болеем, но это уже наш свободный выбор: «Обещают им свободу, будучи сами рабы тления; ибо, кто кем побежден, тот тому и раб» (2Пет.2:19); «Неужели вы не знаете, что, кому вы отдаете себя в рабы для послушания, того вы и рабы, кому повинуетесь, или [рабы] греха к смерти, или послушания к праведности?» (Рим.6:16).

Господь наш Иисус Христос воспринял плоть человека («что не воспринято, то не уврачевано» «to, gar avpro,slhpton avqera,peuton» (свт. Григорий Богослов).

Именно в христианстве человек имеет неизменную надежду на наследие жизни вечной, поскольку сам Христос, Богочеловек, победил смерть и обещал побеждающим (то есть тем, кто борется с о «смертью духовной», с грехами, пороками и т.д.) с Ним наследие жизни вечной: «Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам: побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия» (Откр.2:7); «Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его» (Откр.3:21); «И будете ненавидимы всеми за имя Мое; претерпевший же до конца спасется» (Матф.10:22); «Претерпевший же до конца спасется» (Матф.24:13).

Он, победив силу ада, дал возможность и человеку победить ее: «Человек умирает только раз в жизни и потому, не имея опыта, умирает неудачно. Человек не умеет умирать, и смерть его происходит ощупью, в потемках. Но смерть, как и всякая деятельность, требует навыка. Чтобы умирать вполне благоразумно, надо знать, как умирать, надо приобрести навык умирания, надо выучиться смерти. А для этого необходимо умирать еще при жизни, под руководством людей опытных, уже умиравших. Этот опыт смерти и дается подвижничеством. В древности училищем смерти были мистерии (мнение о. Павла (Флоренского)» [5; 448-450].

Вообще, если говорить об архетипах матери и воскресения, то они являлись чаяниями того, что получило христианство в Откровении (что мы уже неоднократно отмечали). Они являются предчувствием той реальности, которая раскрывается для православного в мифе посредством символа. Об этом говорят богословие и религиозная философия (особенно русская).

Идея воскресения в античной мифологии, как мы уже упоминали, не вполне исторична. Она связана, как правило, с природными явлениями, со сменой времен года, т.е. с внешним миром. У человека же нет ни перспективы, ни надежды, ни целостности. Личностями являются только боги. Языческий миф «зациклен», он не имеет прогрессии, его будущее и прошлое не историчны, а парадигматичны. Его реальность – это земная жизнь. Идея воскресения проявляется только в природе, человеку она недоступна.

Иначе в христианстве. Во-первых, учитывается реальная историчность, т.е. все происходящее имеет прошлое, а следовательно, и будущее. Да и вообще вся история человека разворачивается от момента Творения к будущему Воскресению, проходя стадию смерти. Нужно отметить, что для христианина реальной является более жизнь будущая, нежели настоящая. Во-вторых, важно понимание человека как личности, которая обладает действительной свободой. Велико значение дела Христа, ибо, как мы видим, дохристианский мир томился надеждой на Воскресение и жизнь вечную. Обетование, некогда данное Богом, воплощается в реальной истории человечества. Христос воскрес и исцелил естество человеческое, Он дал возможность спасения всякой твари, которая через грехопадение человека страдает и мучается, ожидая избавления. «Символ веры» запечатлел это ожидание следующими словами: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века» (11-12 члены). Именно поэтому Христово Воскресение ставится в центр догматической системы христианства, однако же сам праздник Пасхи считается наиглавнейшим только в православии (об этом свидетельствует Н.В. Гоголь, а за ним Л.П. Карсавин). На Западе же как главный праздник почитается Рождество.

Подведем итоги сказанного. Одна из важнейших загадок, категорий, феноменов в жизни человека – миф! Почему загадка – да потому, что до сих пор не выработана общая теория мифа. Однако несомненно, что категория мифа – одна из самых важных и значительных в жизни человека.

Можно выделить три уровня анализа мифа:

1. Рассмотрение мифа в классических традициях, как древнего народного сказания о богах и героях: мифология первобытного общества, древнегреческая мифология, языческий миф вообще.

2. Понимание мифа как явления современности, как средства политического воздействия на массовое сознание. В сознании обывателя фактически присутствуют только эти два вышеназванных определения.

3. Философское, религиозное, сущностное понимание мифа. Именно такой подход к мифу позволяет рассмотреть его не ограниченно, а во всей полноте и глубине.

Языческий миф во всем своем многообразии не дошел до истинного понимания мироустройства, он оставался ущербным даже при самых глубоких своих интуициях. Он так и не получил полного диалектического развития, не имеет абсолютной исторической достоверности, личность в языческом мифе не приобретает феноменологического утвержденности в бытии. Все эти качества мифа с надлежащей полнотой проявляются именно в христианском мифе. Действительно, языческий миф также имеет практически все эти особенности, но они неполноценны так, как они полноценны в мифе христианском.

Христианский же миф имеет следующие особенности. Он:

1) впервые полностью достоверен и историчен;

2) глубоко онтологически символичен;

3) мистичен;

4) чувственно-конкретен;

5) проявляется в субъект-объектной структуре, но и трансцендирует ее.

Если языческий миф присущ определенной эпохе и сейчас мы находим лишь его отражение в культуре (поэзия, живопись, музыка и пр.), то христианский миф, являясь универсальным и историческим, носит характер вневременности и абсолютной полноты откровения. Христианская мифология не просто существует как таковая, но выражается в культе. Миф каждый раз заново рождается в молитвенном откровении и вовлекает человека методом трансцендирования в область бытия Божественного. Культ и молитва также присущи язычеству, но они не дают единения с Безусловным.

Говоря о мифологии вообще, мы не можем избежать вопроса о современной мифологии. Современная мифология имеет корни в мифологии античной в плане типологического родства и в смысле общности механизмов создания мифа. Миф ХХ века внес в историю мифологии определенную специфику. Если античные мифы в большинстве своем творились интуитивно, как природно-вдохновенные, то современная мифология практически всегда создается для каких-либо целей (чтобы завоевать власть, повысить авторитет, обеспечить безбедную жизнь не только внукам, но и правнукам). Попытка устранить символы и мифы не увенчается успехом, потому что они постоянно присутствуют в человеческом сознании. Один миф может уступить место другому, но устранить миф из духовной жизни человека невозможно, так как устранить механизмы и средства веры означало бы упразднить и саму веру. Буквальное понимание предметов веры приведет к краху религиозного сознания вообще.

Рассмотрев миф с диалектической точки зрения, мы пришли к выводу, что миф не есть выдумка или фикция, просто история или просто метафизическое построение. Миф не является вымыслом. Миф – это настоящая, подлинная, конкретная, действительная реальность (с той только оговоркой, что миф не является обыденным, он не тривиален, не повседневен). Больше того – это необходимая реальность, даже в сравнении с реальностью эмпирической.

Миф – это трансцендентно-имманентная, необходимая и неотъемлемая часть жизни, мысли и всего нашего бытия. Причем еще раз скажем, что миф конкретен. Абстрактное построение мифа недопустимо (не является верным подходом к проблеме мифа), иначе получается просто схоластика, эфемерность. Даже наоборот, миф практически не нуждается в интеллектуальном построении. Миф – это сама жизнь.

Миф всегда насущен, эмоционален, духовен, метафизичен, трансцендентален и реален. Больше того – миф является не объектом, но сам выступает в качестве субъекта. Он всегда действует как личность, впрочем, не являясь личностью как таковой, то есть миф не психологичен.

Миф не гипотеза и не возможность истины, он имеет фактическое основание, но фактам истории нужен миф. Далее, миф требует субъект-объектной структуры взаимоотношений, будучи субъектом. Миф находится по «ту сторону добра и зла», при этом он участвует в нашем бытии, оставаясь потусторонним (трансцендентно-имманентная структура). Можно даже сказать, что миф больше чувственен, нежели сверхчувственен.

Для мифического сознания все реально, действительно, ощутимо. Как бы духовно ни было христианское представление о Боге (Бытии как таковом, Самом Бытии) – не нужно забывать, что Бог неограничен и мы не можем даже ничего сказать о нем, ибо, когда говорим, уже ограничиваем Его. И когда мы говорим о Боге, то говорим, что Он трансцендентен миру, однако же имманентен нашему сердцу. Несмотря даже на такое духовное восприятие, причастность человека Богу всегда конкретна, вплоть до чувственной образности.

Однако не нужно забывать, что миф, будучи чувственной действительностью, является в то же время отрешенным от обычного хода событий, поскольку мистические планы бытия, сочетаясь с обычным течением событий, не могут являться обыденными. Как это ни парадоксально, но сочетание двух планов бытия – мистического и исторического – при реальном взаимодействии их не очевидно. И все же нельзя отрывать миф от исторического процесса, нельзя ставить жизнь отдельно и миф сам по себе. Их не нужно ни отождествлять, ни отделять, но воспринимать как сосуществующие. Мифическая отрешенность есть отрешенность от смысла и идеи повседневных фактов, но не от их фактичности. Миф фактичен, как и все остальные вещи. Мифическая отрешенность – это отрешенность от смысла вещи. Миф воспринимается символически. Миф не схема или аллегория, он прежде всего символ, но, уже будучи символом, он может содержать в себе схемы и аллегории. Он не является ни поэтическим произведением, ни метафорами первобытного образного мышления. Различие поэтического произведения и мифа проистекает из степени отрешенности. В мифической реальности нет обыденных повседневных вещей.

Миф символичен, он говорит на языке символов. Символ же, в свою очередь, свидетельствует не только о том, что существует иной мир, что бытие не замкнуто в нашем мире, но и о том, что возможна связь между двумя мирами, соединение одного мира с другим. Символ разграничивает два мира, но и связывает их. Вообще, запредельное для человеческого сознания, предельный интерес выражается символически, так как лишь символический язык способен выразить трансцендентное. В мифе, в противоположность схеме и аллегории, мы обнаруживаем полное равновесие между «внутренним и внешним», «идеей и ее изображением». Миф – не схема, не аллегория, но символ. В мифе используется символ, поскольку никакая конечная реальность не способна выразить мифологическую действительность буквально. Миф всегда символичен, он является сплетением символов. Когда мы говорим о вере, то неизбежно говорим и о мифе, то есть, поскольку миф исполнен символов, а вера говорит на языке символов, то всякий акт веры также насыщен мифологической действительностью.

В результате сопоставления понятий «миф» и «религия» можно прийти к выводу о том, что миф не представляется нам как специальное создание религиозного характера или даже как религиозная форма. Миф не религия, но религия есть мифическое творчество, жизнь и экзистенциально воспринимаемое действие. Мифология шире религии. Миф есть мистическая область, бытие реальное, выраженное в символах. Религия – лишь специфическая мифология, а также мифология жизни, жизнь как миф. Миф изображает личность, является ее начертанием, но это не сама личность. Миф не является догматом, наоборот – догмат является мифом.

Предполагая в мифе факт историчности, мы, однако же, не можем сказать, что миф есть просто историческое событие. Он охватывает как вещественное, так и спиритуалистическое (духовное). Миф не просто историческое событие, но «говорящее» явление. Он открывается нам, говорит для нас. Он есть откровение и реальность потустороннего плана бытия.

Миф очень похож на явление нам истории, но, не забывая о его метафизичности, мы говорим, что он есть чудо. Он вращается в сфере вещей и не выходит из нее. Естественное и сверхъестественное в мифе мы воспринимаем символически, как одну вещь, как соединение, для нас незаметное. Таким образом, можно сказать, что все в мифе чудесно, ибо все вещи двусторонни, они находятся по эту и «по ту сторону добра и зла», именно поэтому они чудесны и обычны во всякий момент и во всяком процессе того или иного временного промежутка.

Языческий миф остался предчувствием эпохи христианства, так и не став самостоятельным. В связи с типологическим сходством языческой и христианской мифологии (наличие похожих сюжетов, обрядов, традиций) возникает предположение о цикличности мифологии. Христианский миф также ошибочно включают в эту циклическую парадигму мифов. Истинным мифом в полной мере является лишь христианский миф, а языческий, как это ни парадоксально, складывался в предчувствии христианского, следовательно, цикличность не прямая, а обратная. Языческий миф цикличен в своей реальности, он не прерывается и не исчезает, он трансформируется, изменяет форму. Христианский миф имеет большое сходство с античным мифом: архетипы, формы выражения, символы, то, как миф представлен. Но христианский миф, имея некую внешнюю схожесть (форму) со всеми другими мифами, принципиально отличен от них. Другие мифы также сакральны, но их откровение частичное, неполное, зачастую ложное.

Воспоминание мифа, совершение ритуалов, священнодействий переносит человека в ту мифологическую реальность, в то мифологическое время, которое и является переживаемым мифом. Человек попадает в рамки мифа. Этот миф можно назвать архетипом.

Вообще, если говорить об архетипах, то все они являлись и являются чаяниями того, что получило христианство в откровении. Они являются предчувствием той реальности, которая раскрывается для православного в мифе посредством символа. Об этом говорят богословие и религиозная философия.

Архетип матери имел место и в языческой мифологии, но в христианстве почитание Божией Матери, Девы Марии имеет иное значение. Архетип матери свойственен сознанию человека с древнейших времен, он был данностью, категорией сознания вообще. Языческий мир почитал мать, но не имел возможности в полноте познать, совместить то, что стало достоянием мифа христианского в образе Пресвятой Богородицы, Божией Матери. В православном (лишь в полноценно православном ) христианстве Пресвятая Богородица становится воплощением раздробленных интуиций, связанных с архетипом матери в язычестве, но данное явление не является синкретизмом, поскольку восприняты было не все архитепические элементы, а некоторых не было в язычестве вообще. Ибо качество чистоты и непорочности, которого не имеет Мать языческих мифов, свойственно христианству. В язычестве матери не были свойственны такие эпитеты, которые использует христианство по отношению к Богородице: Милостивая, Утешительница, Заступница. Следовательно, и значение этого образа для человека радикально изменилось.

Новым содержанием наполняется в христианстве и архетип воскресения. В языческом мифе архетип воскресения реализуется в идее цикличности природы. Христианство принесло иное видение мира. Воскресение – центральное понятие в христианском богословии. Православно верующий утвержден в том, что телесная смерть побеждена, но когда придет неизбежная временная телесная смерть – остается загадкой, поэтому христиане возлагают свою надежду на Бога.

Именно в христианстве человек имеет неизменную надежду на наследие жизни вечной, поскольку сам Христос – Богочеловек победил смерть и обещал всем – побеждающим с Ним наследие жизни вечной.

Новизна архетипа воскресения в христианстве состоит в следующем.

Во-первых, христианское миропонимание ориентировано от прошлого к будущему (реально лишь будущее), т.е. от момента творения к воскресению, которое воспринимается, соответственно, как конец «земной» жизни человечества и начало нового бытия.

Во-вторых, важно понимание человека как личности, которая обладает действительной свободой. Велико значение дела Христа, ибо, как мы видим, дохристианский мир томился надеждой на Воскресение и жизнь вечную. Обетование, некогда данное Богом, воплощается в реальной истории человечества.

Христос воскрес и исцелил природу человека, Он дал возможность спасения всякой твари, которая через грехопадение человека страдает и мучается, ожидая избавления.

Сказать, что феномен мифа, особенно мифа христианского, важен в нашей жизни, – практически ничего не сказать. Миф «покорно сопутствует» нам на протяжении всей жизни, он является неотъемлемой категорией сознания и бытия нашего. Важно, какую мифическую корреляцию (православную или иную) человек для себя выберет; от этого зависит не просто его дальнейшая жизнь, но и как экзистенциальное, так и субстанциальное формирование. По нашему убеждению, лишь православная мифология вполне дает возможность личностного становления в бытии.

Примечания

¹ Если спасение (Erloesung) заключается теперь в вечной жизни как таковой, то оно уподобилось спасению, достигнутому в эллинистическом благочестии. Специфика христианства состоит только в особом выделении воскресения плоти. На то, что вся человеческая личность должна обрести бессмертие, оказывает влияние то, что изначально речь не идет о возвращении духовного в сущность духовного, как в эллинизме говорилось о соучастии в Царствии. <…> Воскресение совершается через осуществляющееся в таинствах мистическое единение с Христом.

Литература

1. Абдул-Хамид Кадри (доктор). Догматы Христианства. – Б.м., 1995. – 127 с.

2. Августин А. Исповедь / Пер. с лат. М.Е. Сергеенко. – М.: Канон; Реабилитация, 2000. – 464 с.

3. Аверинцев С. Поэтика ранневизантийской литературы. – М.: CODA, 1997. – 342 с.

4. Ален. Суждения. – М.: Республика, 2000. – 399 с.

5. Антонян Ю.М. Миф и вечность. – М.: Логос, 2001. – 464 с.

6. Афанасьев А.Н. Живая вода и вещее слово. – М.: Сов. Россия, 1988. – 512 с.

7. Белый А. Символизм как миропонимание. – М.: Республика, 1994. – 528 с.

8. Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания. Материя и память. – М.: Московский клуб., 1992. – Т. 1. – 325 с.

9. Бердяев Н.А. Диалектика божественного и человеческого. – Харьков: ФОЛИО; М.: АСТ, 2003. – 624 с.

10. Бердяев Н.А. О человеке, его судьбе и свободе: Избранные труды. – М.: Московский психолого-социальный институт: Флинта, 1999. – 312 с.

11. Бердяев Н.А. Философия свободного духа. – М.: Республика, 1994. – 480 с.

12. Бердяев Н.А. Философия свободы. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. – 351 с.

13. Бердяев Н.А. Философия свободы. – Харьков: ФОЛИО; М.: АСТ, 2002. – 732 с.

14. Бердяев Н.А. Смысл творчества. – Харьков: ФОЛИО; М.: АСТ, 2002. – 732 с.

15. Библия: Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. – Казань: Изд-во Татарского рескома КПСС, 1991. – 1376 с.

16. Большой энциклопедический словарь. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Большая Российская энциклопедия; СПб.: Норинт, 2000. – 1456 с.

17. Борохов Э. Энциклопедия афоризмов: В мире мудрых мыслей. – М.: АСТ, 2001. – 672 с.

18. Бубер М. Два образа веры. – М.: АСТ, 1999. – 592 с.

19. Булгаков С.Н. Избранные статьи. – М.: Наука, 1993. – Т. 2. –750 с.

20. Булгаков С.Н. Православие: очерки учения православной церкви. – М.: АСТ; Фолио, 2001. – 472 с.

21. Булгаков С.Н. Свет невечерний. – М.: Республика, 1994. – 414 с.

22. Вер Г. Якоб Беме сам свидетельствующий о себе и о своей жизни. – Челябинск: Урал LTD, 1998. – 302 с.

23. Вундт В. Миф и религия // История религии. – М; СПб, 2002. – С. 245-823.

24. Вышеславцев Б.П. Этика преображенного эроса. – М.: Республика, 1994.– 368 с.

25. Говорун С. Католицизм: язычество в христианстве. – Киев: Типография Киево-Печерской Успенской Лавры, 1997. – 32 с.

Blog

Iii языческий и христианский миф: сопоставительный аспект